***
Орион поприветствовал его слабой улыбкой, которую Мегатронус ценил всё больше. Он никогда не видел, чтобы Орион улыбался при других, — лишь здесь, в их маленьком машинном отделении. — Здравствуй! — Но улыбка растаяла, сменившись тревогой. — Тебя ранили? Я видел, как ты идёшь к Фарме в медотсек. — Ерунда, просто царапина. — Мегатронус поднял руку и показал свежий сварной шов на боку. — И здравствуй, Орион. Забота писаря отозвалась внутри странным чувством: тепло разлилось по топливопроводам, искра затрепетала. Он задумался, не сказать ли что-нибудь в ответ, может, сообщить Ориону, что он тоже беспокоился? Однако подходящих слов никак не находилось, и Мегатронус решил, что лучше перейти прямо к делу. — Вот, я подумал, вдруг тебе понравится. — Он порылся в субкармане и вытащил датапад. Нашёл его в разрушенном здании, в куче прочих датападов. Их Мегатронус, как и полагалось, отнёс к прицепам, но этот спрятал. Никто и не подозревал, что воитель заинтересуется книгой. Орион с почтением, как и всегда, бережно и умело принял датапад тонкими пальцами и смахнул с экрана пыль. Включил его — и вновь волна тепла захлестнула Мегатронуса при виде его охваченного благоговением лица. — Это же… — Орион в изумлении уставился на него заблестевшей оптикой. — Это ведь стихи! — Ну, мне показалось, ты скучал по ним, — отмахнулся Мегатронус. — И вообще, наболт Зету. Он едва не рассмеялся над лишившимся дара речи Орионом, который переводил взгляд с датапада на него и обратно. — Спасибо! — наконец выдохнул Орион. — Огромное тебе спасибо! — Он промотал страницы на экране. — И это не просто стихи, это сборник пьес! — Пьес? — В основном это истории, целиком рассказанные в стихах. Альфа Трион говорил, что когда-то их играли перед публикой особые боты-актёры. — Кто такой Альфа Трион? — Он был… моим наставником. Я с ним жил, раньше… До того, как меня привезли в Цитадель. — Он прервался и продолжил тихим, ровным голосом: — Когда-то я жил в Аяконе, в нашем с Альфа Трионом маленьком тайном убежище. Он был старик, писарь. Научил меня всему, что я знаю. А потом явились налётчики Зеты… Полагаю, тогда они впервые совершили набег на Аякон. Они уничтожили наш дом, убили Альфа Триона и забрали меня. Орион затих, и ненадолго между ними повисла тишина. — Мне жаль твоего наставника, — наконец проговорил Мегатронус. — И тебя. Нечто внутри готово было презрительно усмехнуться: «Сами виноваты, что не смогли защититься; слабые падут!» Но эта сторона больше не главенствовала в нем — и, по правде сказать, Мегатронус вообще сомневался, что хоть когда-то она в нем преобладала. Неважно, сколько раз он повторял про себя: «Выживает сильнейший, не можешь сражаться — заслуживаешь смерти», — неким образом он всегда понимал, что это ложь, заблуждение, которое помогает сберечь рассудок. Но вот перед ним сидел Орион — маленький, безоружный и печальный, бесконечно печальный… И Мегатронус знал, что Орион не заслужил тех ужасов, что с ним произошли. Воители могли сколько угодно испытывать отвращение к Ориону, презирать его за относительно безбедную жизнь и завидовать ей, но Мегатронус видел цену подобной жизни: поблекший шрам на животе — как раз над тем местом, где когда-то находилась т-шестерня, — как залог того, что Ориону не удастся сбежать; шрамы вдоль стыков интерфейс-панели, где ту накрепко заварили — самым драгоценным, единственным в своём роде рабочим Зеты не дозволялось ни с кем вступать в близкие отношения, им не следовало «отвлекаться» или находиться под угрозой вынашивания искорок. Орион считался лишь инструментом и лишился всех функций кроме тех, что Зета для него избрал. Когда-то Мегатронус был шахтёром. Он получше многих знал, каково это — служить лишь чьим-то инструментом. Орион тряхнул головой, отбрасывая воспоминания. — Хочешь, прочту тебе пьесу? — На губах Ориона вновь мелькнула та слабая улыбка: попытка прогнать печаль. — Кажется, эту я знаю, она хороша. Мегатронус улыбнулся в ответ. — Да, — мягко проговорил он. — Очень хочу.***
Мегатронус вскоре понял, что персонажи пьесы его раздражают. Все богатые, здоровые, никому не нужно работать, чтобы добыть горючее. Вообще-то, у них было столько горючего, что они могли себе позволить его разлить или отказаться пить! Даже слуги, похоже, не голодали и не страдали от побоев, а проводили время так же, как и их хозяева. Они жили в прекрасных домах, танцевали и перешучивались друг с дружкой, и даже битвы не походили на привычные Мегатронусу жестокие стычки, нет: устраивались «дуэли» с не поддающимися здравому смыслу правилами и оружием. И, несмотря на всё это, боты продолжали ныть и жаловаться на свои якобы «страдания». Однако чем дальше развивалось действие, тем глубже и глубже Мегатронус погружался в сюжет. Может, из-за того, как Орион читал: оптика сияла, голос менялся в зависимости от персонажа. Может, из-за напевного ритма стихов, где каждое слово свивается с другим, словно в сети, и все вместе усиливают своё значение. Мегатронус никогда не слышал, чтобы в повседневной жизни кто-то так разговаривал, но это не значит, что ему не нравилось. Сложные длинные предложения изобиловали изящными (пусть порой Мегатронусу и незнакомыми) описаниями, которые отчего-то находили в искре отклик и заставляли… переживать. Может, в итоге, дело оказалось в том, что Мегатронусу знакомы были некоторые из переживаний, о которых говорили персонажи. Ему знакома была месть, и горе, и тяга обладать тем, чем владеть не дозволялось. Так что когда Орион закончил читать, Мегатронус тихо попросил: — Прочтешь ещё одну? — Тебе понравилось? — просиял Орион, и Мегатронус подумал, что, возможно, гораздо больше наслаждался видом столь оживившегося Ориона, чем собственно стихами. — Я бы с радостью тебе всё прочёл, но не сегодня — времени нет. Что скажешь насчёт следующей встречи? — Договорились, — кивнул Мегатронус. Стоило бы возразить — учитывая, что из-за чтения пьес откладывалась учёба, но почему-то он ничего не сказал. Пусть Зета и был в чём-то прав: никаких полезных сведений в стихах и впрямь не найти. Но это не значит, что они бесполезны.***
Очередная ночь, очередная прочтённая во тьме старого и пыльного машинного отделения пьеса. Мегатронус позабыл о тревогах насчёт отложенной учёбы; когда Орион говорил за персонажей, те будто оказывались в комнате, и вдруг так получилось, что это важнее всего в мире. В большинстве пьес речь шла о любви — и Мегатронус не совсем понимал, что это такое, по крайней мере, в том виде, в каком она описывалась в книгах. Вот интерфейс он понимал — интерфейс приятен, да и легко привязаться к кому-то, с кем тебе хорошо. Может даже к производителю, хотя Мегатронус подобного не пробовал — лично он всегда полагал, что конкретно эта затея Зеты отвратительна. В тарнийских шахтах производителей не существовало: шахтёры интерфейсились и могли обрюхатить друг дружку. Детей выживало не очень много — вынашивание не освобождало от работы, однако всё лучше, чем племенной двор Зеты: обширная тёмная пещера, где меха и феммы на четвереньках прикованы к столбам, подобно скоту, безостановочно подвергаются коннекту, вынашивают и производят, а в воздухе висит густой запах трансжидкости и смазки из портов. Новички сперва отбиваются и молят о пощаде, но рано или поздно утихают, и оптика их мертвеет, как и у соседей. Создателями большей части рождённых в Цитадели искрят были воины — их интерфейсные панели не заваривались, однако Мегатронус не мог заставить себя наведаться на племенной двор. Когда требовалось снять напряжение, он обращался к товарищам. Коннектиться воинам не запрещалось, хотя вопрос, кто же кого сконнектит, выступал предметом для множества споров и драк: ни один воин не хотел вынашивать. Разумеется, бывали те, кто предпочитал подставлять порт, как и те, кто предпочитал коннектиться только с одним — выбранным — партнёром. Но в итоге никакого значения это не имело: Фарма готов был оказать небольшую услугу тем невезучим, которым требовалось прервать вынашивание. Вся эта любовь, как полагал Мегатронус, похожа на нечто подобное: настолько наслаждаться обществом определенного бота, что постоянно держать его при себе и время от времени коннектить — это он хотя бы мог понять. Но боты в пьесах не коннектились: они практически никогда коннект даже не упоминали! Вместо этого они говорили о поцелуях, о том, как хотят прожить вместе жизнь, о боли разлуки. Странно: в любви не было смысла, шансы на выживание у ботов от неё не повышались, и к их функциям она никакого отношения не имела. Может, поэтому она столь завораживала Мегатронуса. — Орион? — спросил он, когда пьеса подошла к концу. — Ты когда-нибудь такое чувствовал? — Что чувствовал? — Любовь, — Мегатронус указал на датапад. — Как в книге. Похоже, вопрос озадачил Ориона. — Я… — Антенны дёрнулись — подобное быстрое движение Мегатронус соотносил со смущением. — Нет, в таком смысле — нет. Ну, мне знакома любовь, я очень любил Альфа Триона, но, знаешь, не в романтическом плане, как в книге. — Он прервался, взгляд переметнулся на пол и обратно на датапад. — Хотя я о ней мечтал. Мне было интересно, доведётся ли мне её ощутить. По-моему… — Он поёрзал на месте и вздохнул: — Вряд ли теперь она существует. В нашем мире. Ведь нам о стольком нужно тревожиться, столького бояться… По-моему, лишь те, кто жил в стародавние времена, умели чувствовать нечто подобное. Мегатронус не знал, что сказать. — Как-то… очень нерадостно так думать. Орион не ответил, лишь с очередным вздохом пожал плечами. — Орион, — Мегатронус поразился тому, как дрожал голос: будто в груди нарастало давление и он боялся взрыва. Мысли роились в голове как инсектиконы, пытаясь выстроиться хоть в какое-то подобие порядка, но молчать он больше не мог. — Орион, это шлак какой-то! Как речи Зеты. Ты сам сказал, что любил Альфа Триона, и… И пьесы тебе нравятся, так ведь? — Когда Орион кивнул, Мегатронус продолжил, будто перешёл в наступление в своего рода сражении: — Значит, ты можешь понять, что чувствуют персонажи! Может, раньше мы подобного и не испытывали, но мы сможем научиться! Сможем научиться! — повторил он с пылающей оптикой. — Если что-то испорчено, всегда можно исправить! Слабая улыбка появилась на губах Ориона. — Как твой почерк? Какое-то время Мегатронус изумлённо глядел на него, а потом позволил себе коротко рассмеяться. Орион улыбался вместе с ним — а значит, он победил. — Да. Как мой почерк. — Надежда, — мягко проговорил Орион. — Альфа Трион сказал бы, что это надежда. «Нам ещё есть, на что надеяться, — повторял он. — Поэтому мы бережём знание: в надежде, что однажды оно кому-то поможет». Он опустил руки на колени, о чём-то размышляя, и Мегатронус осознал, что никогда не видел Ориона столь умиротворенным. Он никого не видел умиротворённым. — Знаешь, — Орион не поднимал взгляда, — у нас дома была книга. Вся покорёженная, половина данных нечитаема. Сборник стихов и пьес, похожих на вот эту, — он погладил краешек датапада. — В одной из пьес была песня; понятия не имею, на какой мотив она должна петься, но мне очень нравились вот эти строки… Вспоминая, он прикрыл оптику. — «Путь окончен, если встречей Истинной любви отмечен; Кто умен, тот это знает»*. Орион открыл оптику и в этот раз смотрел прямо на Мегатронуса. — Всегда было интересно, отчего они мне так нравятся. Теперь, полагаю, я понял: потому что в них говорится о надежде.***
Увенчанные куполами крыши и дугообразные автострады Аякона представляли собой привычную картину — команда Мегатронуса множество раз совершала набеги на город — но теперь их вид пробуждал некие новые чувства. Быть может, вину? Первое нападение на развалины древней столицы возглавлял предшественник Мегатронуса, но, как бы то ни было, когда он изучал окрестности, в топливных баках странно мутило. Которая груда обломков когда-то была домом Ориона? Которые из отобранных Мегатронусом у местных датапады — из разграбленного собрания старого Альфа Триона? Сколько ботов после его набегов разделили подобную или худшую участь? Пусть Мегатронус и не тот Военачальник, что убил Орионова наставника — но он мог им быть. Однако в нынешние времена набеги проходили иначе. Обитатели Аякона хотели жить и давным-давно осознали, что у них нет возможности защититься от сытых и хорошо подготовленных воителей Зеты. Так что они встречали Мегатронуса с отрядом на открытой местности и, пресмыкаясь, подносили лучшие сокровища из того, что им удалось откопать в грандиозных развалинах некогда великого мегаполиса. Разумеется, это не мешало подчинённым Мегатронуса обыскивать город и тайные подземные схроны падальщиков — чтобы удостовериться, что те не сокрыли ничего важного, — но в основном аяконцев оставляли в покое. Это сберегало время, жизни и драгоценный энергон. Кое-кто из воинов постарше ворчал и жаловался на «новые порядки», но всем хватало ума слушаться приказов Мегатрона. Те же, кто осмеливался не подчиниться, встречали смерть на острие его клинка или же с дымящейся дырой в груди, а тела их разбирались на запасные части. Мегатронус полагал, что эти самые запасные части послужат другим воинам напоминанием о его власти. Те же, кто жаждал славы в бою, могли урвать свою долю на обратном пути: тяжелогруженые транспортники представляли собой лакомый кусочек для пустынных бандитов. К несчастью, в каждой системе имеются недостатки, и система Мегатронуса со сбором дани исключением не являлась. После того, как выяснилось, что под тряпьём в доме вождя скрыт вход в туннель, аяконцы немедленно от него отреклись. Даже схватили членов его семьи, которые пытались сбежать, и одобрительными возгласами сопроводили передачу тех в руки воинов. Мегатронус предположил, что это закономерно: всяк за свою выхлопную трубу трясётся. Что не помешало ему почувствовать себя трусом, когда вместо того, чтобы наблюдать, как воины глумятся над узниками, он углубился в туннель. В помещении в конце туннеля его уже ждали двое командиров: лучший громила и лучший разведчик, из всех подчиненных Мегатронуса — самые послушные и чаще прочих заслуживающие похвалу. — Вот тут, Военачальник. — Массивный танкоформер в маске посветил фарами на стену. — Тут в основном оружие и боеприпасы. Во второй комнате ящик, но мы его без тебя не открывали. — Отлично сработано, Браул. – Мегатронус быстро оценил трофеи: вроде нетронуты. — Можете с Баррикейдом выбрать себе что-нибудь. По одному предмету. — Всегда мудро вознаграждать преданность. — Пойду гляну, что в ящике. — Спасибо, Военачальник, — хором ответили оба. Баррикейд был меньше Браула в два раза, и разница в их специализациях гарантировала, что они не облюбуют одну и ту же вещь. Мегатронус не желал распрей среди командиров. Мегатронус оставил их копаться в добыче и примеряться к трофеям и направился во второе помещение, которое при более близком рассмотрении больше походило на нишу в стене. Там стоял ящик или, скорее, сундук, но как только Мегатронус его открыл, то разочарованно скривил губы: ни одного датапада. Нечего привезти Ориону. — Сплошная ерунда, — пробурчал он, перебирая кучку когтистыми пальцами. Полезные инструменты он узнавал с первого взгляда, а в этих безделицах ничего полезного не было. Сплошь украшения: хрупкие, блестящие, только и годятся, что на похвальбу да мишень на себе нарисовать — точь-в-точь боты из Орионовых пьес. При мысли об Орионе Мегатронус улыбнулся. И в этот момент кончики когтей в чём-то застряли; Мегатронус, нахмурившись, согнул пальцы и выдернул из кучи незнакомый предмет. Это оказалась тонкая ромбовидная пластина из полосок металла, переплетающихся в сложном узоре; когти Мегатронуса застряли в промежутках между ними. Хрупкие с виду металлические ленты не мялись и не гнулись, с какой бы силой Мегатронус их ни сжимал, а светящиеся синевой детали, которые и сплетали полоски вместе, образовывали странный воздушный узор. Чем дольше он изучал пластинку, тем больше она его интересовала. Она походила на украшение, но Мегатронус не мог понять, как её следует носить. Не имелось ни цепочки (ни колечка, куда её можно продеть), значит, не медальон. Магнитной защелки, чтобы прикрепить к броне, тоже не было. Просто очень тонкая, хитросплетённая пластинка из серебристого металла, столь чистая и отполированная, что сложно поверить, будто она была погребена под грязной лачугой посреди развалин. А её мягкий и ясный голубой блеск походил на свет искры — или же чего-то живого. Она была прекрасна. Решившись, Мегатронус открыл субкарман и положил туда пластинку. Позади него Браул с Баррикейдом глубоко погрузились в обсуждение оружия и, похоже, ничего не заметили. Пусть Мегатронус и не принесёт Ориону из этого набега стихов, но, возможно, подойдёт и эта странным образом завораживающая вещица.***
При виде улыбки Ориона Мегатронуса охватило удовольствие, и воспоминания об опустошенном городе, где Орион когда-то жил, развеялись, словно унесённые пустынным ветром. Орион жив и здоров, он здесь, с ним. Только это и важно. — Я приготовил для тебя несколько занятий — и по чтению, и по письму. — Орион едва не подпрыгивал на месте. — Наткнулся в набеге на интересные надписи? — Нет, надписей не нашел. — Мегатронус окунулся в его воодушевление, словно в идеально теплую масляную ванну. — Зато принёс тебе подарок. — Ох… — у Ориона распахнулся рот. — Не стоило. Ты меня разбалуешь. — И вновь синие антенны смущенно дёрнулись. Мысленно Мегатронус решил, что они должны так дергаться гораздо чаще. — Но разве это не опасно? Скрывать добычу? А вдруг кто-нибудь узнает? — Не волнуйся, я осторожен, — отмахнулся Мегатронус. — Все так делают. — Он покопался в субкармане и вытащил пластинку. — Держи. Прости, не стихи, но вдруг тебе понра… — При виде выражения лица писаря он запнулся. — Орион? — Это же… — Орион уставился на серебристо-синюю пластинку широко, широченно распахнутой оптикой. Протянул руку, но та, дрожа, повисла в воздухе — он не смел коснуться. — Мегатронус, ты… ты вообще понимаешь, что это? — Нет, — напряжённо ответил Мегатронус, с возрастающим беспокойством глядя на свой подарок. Орион наконец-то посмотрел на него, и в оптике было нечто такое, от чего Мегатронус замер на месте. — Это, — медленно и торжественно проговорил Орион, — ключ к Вектору Сигма.