***
Когда нёсший его истребитель набрал высоту, Орион перестал вырываться. Песчаные дюны остались далеко позади, и, даже если удастся освободиться, бежать некуда — он разобьётся насмерть. Ну или его подхватят в падении. Поэтому Орион вцепился в летуна и попытался запомнить хотя бы тот путь, по которому его уносили: расположение солнца и любые ориентиры, что разбавляли однообразный пустынный пейзаж. Он мог лишь надеяться, что с Мегатронусом всё хорошо. Он помнил крик боли, раздавшийся как раз перед тем, как похитители взлетели. Но там остался Рэтчет, он обязательно позаботится о ранах Мегатронуса. Оглядевшись вокруг, Орион убедился, что схватили только его. Значит, остальные свободны… «А вдруг все мертвы? — коварно прошептал внутренний голос. — Вдруг несколько нападавших остались и сейчас разбирают их тела на запчасти?» Нет! Нельзя так думать. Насколько ему известно, с Мегатронусом и остальными всё в порядке. Ориону просто нужно сбежать и найти их. Но все мысли вылетели из головы, когда он заметил на горизонте чёткую точку, которая с каждым кликом росла. Истребители направлялись точно в ту сторону, и вскоре Орион уже различал в тёмной громаде стены и бастионы, сплошь из металла, вздымающиеся над скалистой грядой. Да, иная Цитадель — но пугающе похожая на ту, к которой Орион привык. Хотя по этой сразу было понятно, что она расположена над старой энергонной шахтой: на открытой местности за стенами Орион увидел склады и перерабатывающую станцию. Цитадель Зеты представляла собой одно колоссальное строение, защищённое со всех сторон; здешние же укрепления были возведены именно для обороны драгоценного сырья. На воротах была изображена огромная крылатая корона жёлтого цвета. Истребители пролетели над стенами, а мощные орудия на бастионах не выпускали их из прицела. При виде наведённых на него чёрных как смоль стволов, похожих на пустые глазницы, Орион вздрогнул. Он никогда не видел пушек такого размера. Возможно, в здешней шахте больше энергона, поэтому местные могут себе позволить настолько здоровенное оружие? Но когда они приземлились в центр странного круглого двора, походившего на стадион из древних книг, стало понятно, что размер орудий — далеко не самое удивительное в этой цитадели, ибо на балкон над ними вышел самый настоящий великан. Он возвышался над стражниками, каждый из которых в росте мог посоперничать с Тарном, а его гороподобное тело сплошь покрывали орудия. Оружейные стволы красовались повсюду: на коленях, запястьях, плечах, даже на голове, до смешного крошечной для столь громоздкого тела. Каждая пластина брони была разрисована изящными узорами, где сплетение красного с золотым создавало сложную гармонию. Орион никогда подобного не видел. Но тут его освободили от пут, а все налётчики трансформировались и поднялись на ноги. — Слава тебе, Сентинел Прайм! — вскричали они хором, и у Ориона округлилась оптика. Прайм? Этот мех тоже назвался Праймом? На миг ужас от похищения ослаб, сменившись непреодолимой потребностью закрыть лицо ладонью и расхохотаться. — Вы возвратились, дети мои, — проговорил с балкона Сентинел, как выяснилось, Прайм (о Праймас, он даже обращался к своим подданным в точности как Зета!). — Что вы принесли мне? — Гражданского, повелитель. — Мех, который, похоже, был у налётчиков главным, поклонился. — Его функция нам ещё не известна. Однако мы отбили его у чужеземных налётчиков, потому считаем, что от него будет прок. Любопытно. Похоже, налётчики старались не упоминать ни вездеход, ни Рэтчета. Возможно, им хотелось скрыть, что не удалось захватить ещё одного гражданского и богатую добычу? Вот и хорошо. Орион уж точно не собирался сообщать этому Прайму, что пленников могло быть и больше. Но Прайм оказался далеко не дурак. — Неужто эти чужеземные налётчики оказались столь могучи, что вернулась лишь половина моих воителей? Где же тогда тела? Главарь пал на колено. — Прости меня, повелитель. Они были и впрямь могучи, поэтому мы схватили их добычу и отступили. Но мы напугали их, и вряд ли они осмелятся вторгнуться в твои владения. — И впрямь? — Голос Прайма буквально сочился ядом, и Ориону даже стало жаль главаря налётчиков, хоть он совсем не знал этого меха. — Раз их добыча настолько ценная, неужели они за ней не явятся? Ты меня разочаровал. Пожалуй, тебе стоит доказать, что ты достоин возглавлять мои войска. — Он поднял ладонь, и стражники спрыгнули с балкона и схватили налётчика за руки. — Завтра на арене узнаем, есть ли от тебя польза. Когда вырывающегося главаря уволокли прочь, Прайм хмыкнул и вновь обратил взор на группу налётчиков. — А теперь покажите мне гражданского. Посмотрим, что в нём такого ценного. Орион вскрикнул, когда один из истребителей схватил его. Налётчик взлетел с ним на балкон и с глубоким поклоном поставил перед Праймом. Вблизи Сентинел Прайм оказался ещё огромнее. Всем своим необъятным телом он преграждал обзор и нависал над Орионом подобно неумолимому божеству. Макушка Орион поднималась лишь чуть выше его колена. — Итак, гражданский. Говори, какая у тебя функция. Орион помолчал, соображая, стоит ли подчиниться — от него ведь не избавятся, не узнав сначала функции, так ведь? — но сверху вновь прогремел голос Сентинела: — Берегись, дитя. Прежде чем свершить грех и восстать против бога, знай о небесной каре. Взгляни, до чего доводит кощунство! — И он шагнул в сторону, позволяя Ориону увидеть меха, прежде сокрытого в тени у него за спиной. Орион видел, что некогда тот был прекрасен — и следы былой красоты ещё сохранились на его точёном лице, но жёлтая обшивка, прежде яркая, потускнела, а переломанные, оплавленные и перекрученные ноги представляли собой два уродливых обрубка. Мех коротко и равнодушно глянул на Ориона и снова уставился в пол. — Это Санстрикер, мой любимый художник. Он тоже не желал следовать предначертанной богом функции, но то, что богом дано, богу и принадлежит. Теперь он познал урок, и узри, какое великолепие он создаёт! — Сентинел указал на собственную обшивку, но Орион, не в силах оторвать оптики от безучастного лица Санстрикера, совсем не обратил внимания на замысловатые узоры. — Не повторяй его ошибок, дитя моё. Скажи, какой функцией ты благословлён? — Чтением и письмом, — тихо ответил Орион, и, когда он наконец встретился с Сентинелем взглядом, лицо его выражало идеальную покорность. — Я писарь, мой повелитель.***
Спустя цикл методичных пыток захваченный налётчик выдал местонахождение своей Цитадели; к сожалению, на все остальные вопросы он отвечать отказался и лишь бормотал о «божественной каре», поэтому Мегатронус раздавил его искру. В голове всплыла просьба Ориона не убивать без необходимости, но исчезла столь же быстро, как и появилась: любое воспоминание об Орионе причиняло боль, и Мегатронус изгнал из головы все мысли о нём, сосредоточившись на устойчиво пылающей в груди ярости. Он знал, как обратить эту ярость в топливо для победы — он всю жизнь этим занимался. Сейчас он лежал на скалистой гряде и следил за дорогой, ведущей в крепость налётчиков. Ключ к Вектору Сигма покоился в субкармане, а вездеход был спрятан в лощине между двумя дюнами и укрыт вечерними тенями. Крепость представляла собой крошечное пятнышко на востоке, и на фоне заходящего солнца часовые, если таковые имеются, не заметят Мегатронуса, но дураку понятно, что это ненадолго. Ночь закончится, и в прозрачном утреннем воздухе любой летун его немедленно увидит. Мегатронусу требовался план — и поскорее. К несчастью, план подобраться незамеченным с запада применили против него самого: только когда в аудиодатчиках раздался шум двигателя, Мегатронус понял, что с той стороны кто-то приближается. Он вскочил со своего наблюдательного поста, поморщившись, когда резкое движение болью отозвалось в ране, и навёл пушку, но, разглядев колёсного, немного расслабился. Бело-красный фургон «скорой помощи» замедлился, Рэтчет трансформировался в робоформу и вскинул руки. — Пожалуйста, не стреляй! Я хочу поговорить. — Не о чем разговаривать. — Мегатронус отмахнулся пушкой. — Всё, что хотел, я уже сказал. Это ты виноват, что Ориона схватили. — Ты прав. — Теперь убирайся, пока я не… погоди, что? — Ты прав, говорю. — Рэтчет отвёл оптику, с лица сошло привычное выражение угрюмой уверенности. — Я повёл себя как идиот. Не послушал вас обоих, а теперь Орион расплачивается за моё упрямство. Но именно поэтому я здесь. — Крепко сжав губы, он вновь посмотрел на Мегатронуса. — Я хочу помочь спасти его. Пожалуйста. На клик повисла тишина, пока он изумлённо пялился на Рэтчета. Наконец Мегатронус опустил пушку. — Такого я не ожидал, — признался он, не найдя больше слов. Не то чтобы он Рэтчету обрадовался, но сейчас пригодится любая помощь. — Знаю. — По крайней мере, Рэтчету тоже было неловко. — Но я хочу помочь. И знаю, что могу. — Он показал на бок Мегатронуса, на покрытую высохшим энергоном треснувшую заплату. — Сейчас, только позову остальных, я велел им меня ждать… — Нет, — покачал головой Мегатронус. — Никаких искрят. Может, они и умеют драться, но в настоящем бою они сплошная обуза. — Согласен. — Кажется, Рэтчет успокоился, убедившись, что никто не потащит его приёмных детей сражаться. — Но я пообещал рассказать им, как пройдет наша с тобой встреча, и они, должно быть, уже забеспокоились. А потом я займусь раной. —Ладно. — Мегатронус глянул на темнеющее небо. — Но побыстрее. За ночь надо придумать план.***
Орион сидел на жёсткой платформе, обхватив руками колени. Синий свет оптики выхватывал каждую царапинку на обшивке. Здесь не было прозрачного потолка, как в комнате Ориона в Цитадели, и кромешную тьму не разгонял бледный звёздный свет. Часть самой настоящей шахты — крошечный закуток в каменно-железной громаде. Так вот каково приходилось Мегатронусу в шахтах? Скрипнув дентапластинами, Орион уткнулся лицом в колени. За Мегатронуса он волновался намного больше, чем за себя. Орион знал, что ему самому ничего не грозит, он же писарь, ценное приобретение. Этот здешний Прайм, Сентинел, испытал его — велел с помощью инструкции включить древний механизм. Свежее клеймо на плече до сих пор болело. Как раз поверх оплавленного шрама, на том же самом месте, что и метка Зеты, которую уничтожил для него Мегатронус. Праймас, как хотелось верить, что Мегатронус цел! С Орионом всё будет в порядке, но как же Мегатронус? Чем он теперь займётся? Попытается найти Вектор Сигма, не полагаясь на указания Ключа? Попробует… вернуть Ориона? В груди вспыхнула надежда, но Орион безжалостно её затушил. Нет. Лучше бы Мегатронусу не пытаться. Им повезло, что удалось сбежать из одной Цитадели, но нападать на другую? Безумие. Может, Мегатронус продолжит странствовать с Рэтчетом, поможет тому вырастить Арси, Балкхэда и Бамблби. А если Орион останется невредим и сумеет внушить Сентинелу, что он и впрямь мелкий покорный гражданский, то появится шанс сбежать. Пусть его заклеймили, но ничего серьёзнее не сделали. Возможно, у них нет медика наподобие Фармы, который мог бы проводить сложные операции? Тогда Рэтчету уже тем более стоит держаться отсюда подальше … Дверь скрипнула, и Орион подскочил на платформе. Сперва на фоне аварийных ламп из коридора ему померещилось чудовище, но потом оптика перестроилась, и Орион узнал Санстрикера. Это объясняло, почему фигура показалась такой странной: пропорциональный торс некогда высокого меха переходил в изуродованные ноги-обрубки. Дверь захлопнулась. Орион подавил дрожь при виде того, как художник мучительно ковыляет по комнате и с трудом карабкается на свою платформу. — Нравится зрелище? — резко и зло рыкнул Санстрикер, и у Ориона вспыхнули щёки. — Нет! Прости, я… — Трус. – Санстрикер коротко на него глянул. — Испугался, что на меня будешь похож, а, красавчик? — Орион не столько увидел, сколько ощутил глумливую усмешку. — Сразу выдал свою функцию. А теперь ты принадлежишь Сентинелу, будь ты хоть трижды красавчик. — Ты сопротивлялся, да? — мягко проговорил Орион. — Ты очень храбрый. — Я бы до последнего сопротивлялся, да только… — Санстрикер резко замолчал и отвернулся. Орион не стал продолжать расспросы.***
Часовые первыми заметили приближающегося меха, и они же первыми бросились докладывать Зете Прайму. Поэтому, когда Тарн наконец достиг ворот, половина Цитадели высыпала его поприветствовать. Ликовали даже Негодные, чьи убогие жизни освещало зрелище возвращающегося героя. Тарн остановил мотоцикл и поднялся на ноги. Каждое движение отдавалось болью. Мотоцикл тут же рухнул на землю и трансформировался в безжизненное посеревшее тело. Зрители ахнули, по толпе пронёсся шепоток. Некоторые уставились на труп, кое-кто указывал на почерневшую и оплавленную броню Тарна. Тарн ни на кого не обращал внимания, оптика его была устремлена лишь на величественный силуэт Зеты Прайма, ожидавшего у ворот. Как и всегда, это зрелище исполнило Тарна привычного благоговения: что бы ни происходило, какие бы испытания ни готовила ему судьба, Зета Прайм, лучезарный бог среди смертных букашек, стоял гордо и непоколебимо. — Мой Прайм! — Он припал перед владыкой на одно колено, и Зета склонил к нему голову. — С чем ты вернулся ко мне, мой Военачальник? Тарн замялся. Странно, но на протяжении всего пути домой он ни разу и не задумался, как же на этот вопрос ответить. — Я… — Нельзя было сказать «с победой». — Я предоставлю тебе самому судить об этом, владыка Прайм. Зета слегка приподнял надлинзовые щитки, и по толпе пронеслась новая волна шепотков, но Прайм одним-единственным жестом велел всем умолкнуть. — Идём внутрь, мой Военачальник. Я вынесу свой приговор. С колотящейся искрой Тарн последовал за ним.***
— Итак? Говори же, мой верный Тарн. Как вижу, Ориона Пакса с тобой нет. Ты хотя бы принёс мне голову предателя Мегатронуса? Сейчас Зета сидел на троне, а Тарн пал перед ним на колени, и с каждой секундой боль от ран всё сильнее разжигала пламя стыда, пожиравшего его изнутри. — Прости, мой Прайм, — прохрипел он. Голос срывался. — Я настиг их в Море Ржи и смертельно ранил Мегатронуса, но Орион Пакс напал на меня с оружием, какого я прежде не видел, — маленьким, но могучим. Оно выстрелило в меня синим светом. Предатели ускользнули, а я едва пережил кислотные бури Моря Ржи. Но вера в тебя, мой Прайм, вела меня и помогла уничтожить твоих врагов, банду Красных Клинков. Он коротко провентилировал и осмелился взглянуть вверх, прямо в бесстрастное лицо Зеты. — Знаю, что подвёл тебя, владыка, но зато я принёс тебе нечто ценное — оружие, какого прежде не видел мир. Не знаю, как именно, но думаю, что волшебство Ориона Пакса даровало мне его — оружие, чтобы служить тебе и преумножать славу твою. Теперь я по собственному желанию могу гасить искры голосом, без клинка и без прикосновения. На целый клик тронный зал погрузился в молчание. Наконец Зета заговорил: — Это правда? — Он не пошевелился, но оптика, внимательная как никогда, буквально сверлила Тарна. Коротким жестом он поманил одного из слуг подойти. — Покажи. Тарн уставился на дрожащего слугу. Стыд сменился надеждой. Неужто он и вправду может исправить неудачу? О, сколь же добр и любящ Прайм! Тарн с радостью бы отдал ему всего себя, всё существование посвятил бы воле божества! — Разумеется, мой Прайм, — негромко начал он, не сводя оптики с лица слуги. — Ибо жизнь моя, как и всё в этой Цитадели, принадлежит тебе. — Слуга ахнул, вцепившись в грудь, тщетно пытаясь нащупать пронзившее её лезвие. — Как должен принадлежать весь мир — и как в один прекрасный день будет принадлежать. Я стану твоим мечом, твоим гласом, и об одном лишь мечтаю — мчать в вечность рядом с тобой. — Слуга, широко распахнув рот, рухнул на колени, и Тарн ощутил, как искра меха расширяется, колотится с перебоями и сияет всё ярче и ярче. — Это мой дар тебе, мой Прайм! — И на этом восклицании искра слуги взорвалась. И вновь в комнате повисла тишина, лишь сереющее тело дымилось на полу. — Любопытно. Весьма любопытно. — Зета вновь повёл рукой, и стражи подошли убрать останки. — Ближе, дитя моё. Встань на колени предо мной. Тарн почти что бегом помчался к трону и распростёрся перед богом. Он прощён? Дар принят? Дозволят ли ему остаться подле Прайма, мчать рядом с ним и умереть во имя его? Зета смотрел на Тарна сверху вниз. Маска скрывала его лицо, но Тарн научился определять выражение по очертаниям оптики — и сейчас Зета не улыбался. Вместо этого он кивнул кому-то за плечом Тарна, и, не успел он ничего сказать, сзади обрушился тяжёлый удар. И всё потемнело.