***
— Славься, Владыка Мегатрон! Мегатронус лишь вздохнул, но поправлять не стал. Он и без того несколько дней подряд пытался научить местных своему имени, и всё впустую: первоначальное «Мегатрон» так к нему и прилипло. Или, может, всем просто трудно давалось устаревшее окончание. Однако с «Владыкой» дело вроде сдвинулось: чем дольше он вёл себя в обществе жителей крепости как обычный мех, тем сильнее они привыкали к тому, что он никакой не бог. Те, кто по-прежнему истово веровал в Прайма, покинули крепость после гибели Сентинела, зато оставшиеся пребывали в полном раздрае. Ну, хотя бы его не начали звать Праймом… — Сайдсвайп, прекращай уже. — Ладно, ладно, прости. — Мелкий паразит разухмылялся, значит, хотя бы поприветствовал не всерьёз. — Просто хотел кое-что спросить. Про битву с Сентинелом Праймом. Откуда ты узнал, что на нём доспех? — А, ты об этом. — Откинувшись на спинку стула, Мегатронус усмехнулся. — Орион разузнал и с помощью твоего брата передал мне послание. Я прочёл его на доспехе. — Прочёл? — Сайдсвайп вытаращил оптику. — Но… но как? Ты же не писарь? Так ведь? Мегатронус расхохотался, но идея в голове уже зародилась. — Да нет, конечно же. Я урожденный шахтёр. А читать научился. — Он подмигнул: — Не желаешь попробовать? — В смысле, «попробовать»? Читать? Но я же… я ведь не… — Ты не писарь, и я тоже не знал грамоты. Но я ей выучился. Вдруг и ты сможешь? — Мегатронус поднялся, энергон в топливопроводах так и бурлил. — Пойдём! Поговорим с Орионом.***
У Сайдсвайпа получилось. Мегатронус слегка расстроился, лишившись своей уникальности (втайне он ей сильно гордился), но в то же время пришёл в восторг. Это возможно! Он не ошибся! Меха способны научиться тому, что лежит вне пределов их функции! Он вне себя от радостного волнения смотрел, как Сайдсвайсп сидит на платформе Санстрикера и вслух, по слогам читает благоговеющему брату. Санстрикер радовался не меньше, хотя главным образом — из-за присоединённых к обрубкам новых ног. Рэтчет ещё с ними не закончил, и пока ноги представляли собой лишь голый каркас, но Санстрикеру (и прочим обитателям крепости) они и без того казались чудом. Большинство местных впервые видели дело рук настоящего медика. Мегатронус — или, как здесь его все называли, Мегатрон — с неожиданной теплотой вспомнил Фарму. Теперь, когда перед ним предстала вереница меха и фемм, у кого нет руки или ноги, у кого — оптики, и все обращаются к Рэтчету с опасливой надеждой, он прекрасно вспомнил, каково это: не иметь возможности получить медицинскую помощь. Единственными, кого не впечатлило неожиданное открытие, оказались Дэй Атлас и спасённая из шахт горстка выживших жителей Прибежища. — Разумеется, любой может обучиться грамотности, — фыркнул Дэй Атлас. — Это один из основных навыков, как и умение сражаться. — После войны знания об этом были утеряны, — дипломатично отозвался Орион, и Мегатронус мысленно его поблагодарил. Иногда он с трудом сдерживал желание придушить заносчивого главу Прибежища. — Как, по-видимому, и знания о Праймах. — Дэй Атлас покосился на Мегатронуса. — Угу, Рэтчет уже изволил осудить меня за то, что ношу имя Падшего, — ухмыльнулся Мегатронус. — Если оно тебя так раздражает, можешь звать меня Мегатроном. Я уже почти привык. — Мегатронус, не обязательно менять имя, если оно кому-то не… — начал Орион, но серый мех вскинул ладонь. — Не тревожься, Орион. Вообще-то, мне так даже больше нравится. — Стоило повернуться к Ориону, усмешка превратилась в искреннюю улыбку. — Это имя — только моё. Другого Мегатрона нет.***
— Нет другого Мегатрона, говоришь? — улыбнулся Орион, прикрыв за собой дверь их комнаты. — Хочешь, чтобы я остался Мегатронусом? — Нет, — с заблестевшей оптикой покачал головой Орион. — Ты прав. Ты такой один. Щёки Мегатрона невольно вспыхнули. Безыскусные похвалы Ориона отчего-то всегда грели сильнее хорошей масляной мойки. Но, когда писарь присел на платформу, его лицо переменилось. — Орион? Ты чего? — Я… я просто задумался об этой крепости. Когда-то она была логовом налётчиков, и теперь, когда Прайма больше нет, местные не знают, что делать дальше… И ищут совета у тебя. — На миг он замолчал, глядя на что угодно, только не на Мегатрона. — А что если… Как думаешь, что если мы тут останемся? Ненадолго? Немного передохнём? Орион потянулся к груди, где в субкармане покоился Ключ к Вектору Сигма, и Мегатрон всё понял. Эта проклятая миссия!.. Он совсем про неё позабыл, хотя сам несколько дней назад вернул Ключ Ориону. — Конечно, останемся, — с удивительной лёгкостью сорвалось с глоссы. — Согласен, передохнуть надо. Заодно поможем Дэй Атласу, Рэтчету и остальным обустроиться на новом месте. Здесь, конечно, не Прибежище, но, по-моему, они тоже подумывают остаться. Орион одарил его слабой улыбкой, и искра затрепетала. — Вот и хорошо. Вообще-то, я как раз собирался Рэтчета кое о чём попросить… — голос Ориона затих, будто тот задумался о чём-то далёком. Но уже через миг писарь стал прежним. И оптика у него разгорелась ярко-ярко. — И к тебе у меня тоже просьба. Мегатрон ждал, не перебивая. Орион глубоко провентилировал, шагнул ближе и положил руки ему на грудь. — Я хочу интерфейса. С тобой. Полноценного, с коннектором в порту. — Пальцами он ухватился за сочленения серой брони и потянул Мегатрона к себе. — Не знаю, что готовит нам судьба, но я хочу встретить будущее без сожалений. Кажется, я люблю тебя, Мегатрон Тарнийский. Как в древних пьесах. У Мегатрона перехватило вентиляцию, будто кто-то ударил его под дых. Но следом, стремительно и неотвратимо, его захлестнуло таким теплом, что он совершенно растерялся. Внутри разгоралось неистовое пламя, грозящее обернуться пожаром неодолимой силы. — Я не герой древних пьес, — с трудом выдавил он и не узнал собственного голоса. — Я гладиатор, налётчик и Военачальник. Как мне кажется… если в нашем мире и существует такая любовь, как в древних пьесах, то я тоже люблю тебя, Орион Пакс. — Он бережно накрыл ладони Ориона своими когтистыми пальцами и склонился ближе к нему, пока их лица едва не соприкоснулись. — И я польщён, что ты избрал меня для интерфейса. Настоящего, — добавил он с широкой ухмылкой. Орион не мешкал: он придвинулся вплотную и поцеловал Мегатрона с удивительной для сдержанного писаря страстью. Уж этому Мегатрона учить не надо было, и он с удвоенным пылом поцеловал его в ответ. Орион обхватил его лицо руками и притянул ближе, а Мегатрон усмехнулся, не прерывая поцелуя: интересно, что бы подумал Рэтчет, увидь он Ориона таким? «Но Рэтчет никогда его таким не увидит». Мегатрон прижал Ориона к себе и шагнул к платформе. Никто и никогда не увидит Ориона таким! Мегатрону, одному лишь Мегатрону принадлежит этот страстный и хитроумный маленький писарь! «Закрепись здесь, — промелькнуло в голове. — Положи начало племени. Зажги в нём искорку, с искоркой он никуда не уедет!» И тут же что-то в нём возмутилось: ведь это предательство, обман! Но Орион уже приглашающе раздвигал перед ним ноги, интерфейсная панель, которую сам Мегатрон и отремонтировал, скользнула в сторону, и он уловил отсвет синих биосветовых точек вокруг порта. Но Орион будет принадлежать ему, Орион сам хочет, чтобы его взяли! И ему понравится настолько, что захочет ещё. Мегатрон не особо-то умел доставлять удовольствие — опыт его главным образом заключался в поспешных и грубых фрагах с солдатами, к которым он никакой привязанности не испытывал, — но любой, у кого процессор не в выхлопной трубе, знает, чего уж точно нельзя делать. Например, резко вгонять коннектор в узкий нетронутый порт, если, конечно, не собираешься причинить боль. Поэтому Мегатрон терпеливо поглаживал и ласкал порт пальцами, внимательно следя, чтобы ничего не повредить смертоносными когтями, и сцеловывал с губ Ориона стоны. Орион всё же напрягся, когда навершие коннектора толкнулось внутрь, резко схватил ртом воздух, прервал поцелуй и упёрся в грудь Мегатрона руками, но, когда тот замер, изогнулся и прижался к нему. — Нет, — выдохнул он. — Не останавливайся… Я хочу… И Мегатрон исполнил его желание: медленно погрузил коннектор в тугой порт, чувствуя, как расширяется и раскрывается каждое кольцо. — Не больно? — пробормотал он (ничего более внятного он пока из себя выдавить не мог). Орион закусил губу, но покачал головой: — Нет… Да! Немного… Не останавливайся, прошу! Он цеплялся за Мегатрона будто утопающий, и Мегатрон, кажется, понял это непреодолимое желание, это стремление во что бы то ни стало продолжать и ускорить их единение. С пониманием в нём вспыхнула решимость: теперь он осознал, как поступить. И он фрагал Ориона, как тот и желал: уверенно, неторопливо и глубоко, так, что дребезжала платформа, пока Орион не закричал и не выгнулся, а Мегатрон наконец не излился в него. Но решимость никуда не делась, и Мегатрон пока не был полностью удовлетворён. Он не обманет доверия. Страсть — это не цепь, которой можно приковать к себе Ориона. — Ещё не всё, — пробормотал он, вытащив коннектор, и приподнялся над Орионом. — Если ты стал моим, то я тоже стану твоим. Орион сбивчиво запротестовал: — Мегатрон, это же не торговая сделка! Тебе вовсе не надо… — Но я хочу, — перебил Мегатрон. Во внезапной тишине щелчок открывшейся панели прозвучал чересчур громко. Его собственный порт был намного крупнее, особенно в сравнении с небольшим аккуратным коннектором Ориона, поэтому Мегатрон собирался просто опуститься на него сверху, но Орион схватил его за бёдра и удержал. — Нет. — Орион пристально взглянул на него с такой же решимостью. — Теперь мой черёд. Мегатрон позволил Ориону уложить себя на спину, но совсем не ожидал, что тот скользнёт вниз, пока лицо не окажется практически у самого порта, — и, когда губы коснулись его там, он едва не вскрикнул. Как… как непривычно. Такого он никогда не представлял, и никогда не видел, чтобы собратья-налётчики подобное вытворяли. Казалось, он должен ощущать беззащитность, а вместо этого почувствовал, будто он… сокровище, которое оберегают и ценят. Он будто плавился — но наслаждался каждым мгновением. Кто в здравом рассудке решился бы на такое с Военачальником Мегатронусом? Но здесь и сейчас Орион с невероятной нежностью и без капли стыда целовал и вылизывал его порт. «Неужто не он, а я ему позволил себя заковать? — на миг поразился Мегатрон, когда Орион поднял голову от порта и подтянулся выше. — Неужто это я обманут?» Но Орион толкнулся внутрь, и все мысли улетучились. Коннектор скользнул в разгорячённый влажный порт, будто клинок в ножны. И Мегатрон с наслаждением принял его.***
Очнувшись, Тарн увидел знакомый потолок — потолок медотсека Фармы, где множество раз приходил в себя после операций. Но, попытавшись пошевелиться, он в панике понял, что не может. Он прикован! Прикован к медицинской плите! Но зачем… — Итак, этот его новый дар спрятан в вокалайзере? При звуке этого голоса Тарн застыл. Самый важный для него голос, голос повелителя! Он завертел головой, пытаясь увидеть Зету, но тот, должно быть, стоял позади плиты. Тарн попробовал к нему обратиться, спросить, что стряслось, но системы не откликнулись на внутренний запрос: вокалайзер был отключен. Полностью. Прайм же на его лихорадочную возню не обратил ни малейшего внимания. — Да, мой Повелитель. — Этот голос тоже был знаком. Фарма шагнул вперёд, и теперь Тарн его видел. — Похоже, вокалайзер подвергся некоему воздействию, но, если вы желаете скопировать подобный эффект, мне потребуется время на изучение. — Нет. Никаких копий. — Тарн вздрогнул: так холодно прозвучал голос любимого повелителя! — Просто извлеки вокалайзер. Установишь его в меня. С остальным хламом поступай как пожелаешь, мне такие неудачники не нужны. Сделаешь, как я велю, Фарма, и получишь назад своё место. Всё тебе простится. — Да, мой Повелитель, — промурлыкал медик и глубоко поклонился. Медицинская плита сотряслась от тяжёлых шагов: Зета покинул медотсек. Тарн только и увидел, что его спину. Всё вокруг расплылось. Будь Тарн в состоянии издать хоть звук, он бы взвыл, но он, ослепнув и оглохнув от горя, только и мог, что лежать неподвижно. Но тут над ним вновь нависло лицо Фармы. — Ну, надеюсь, ты счастлив, Тарн, что вернулся к своему обожаемому Зете. Кто бы мог подумать, что он лишит тебя своего расположения, как только сочтёт, что ты стал опасен? — нараспев протянул Фарма, но в улыбке его не было ни капли веселья. — Плавилен ради, да ты плачешь! Плачешь! Видели бы тебя твои солдаты! — Фарма захихикал. — Дурак ты, что явился к Зете с такой силой. Понятия не имею, что изменило твой вокалайзер, но теперь он превратился в невероятное оружие! И знаешь что? Я тебя с радостью выпотрошу и оставлю подыхать, тупой ты оплавок! Фарма, склонившись над ним, последние слова практически выплюнул в лицо. Синяя оптика от гнева почти побелела. — Знаешь, что со мной сотворил твой драгоценный Зета? Знаешь?! На племенной двор отправил! Чтобы я вынашивал для его солдат, будто я какое-то низкорождённое ничтожество. — Фарма отступил и указал на свой округлившийся живот, где некогда туго прилегавшие пластины чуть разошлись. — Меня там приковали на четвереньках, а налётчики наперегонки торопились меня обрюхатить! Представляешь, как они радовались? — Фарма буквально кипел от злости. — И всё потому, что ты настаивал на наших шлаковых встречах, которыми меня потом шантажировали, пока ты мотался по поручениям своего дражайшего Прайма! Улавливаешь связь, Тарн? Ты во всём виноват! Тарн моргнул оставшейся линзой оптики, пытаясь вернуть зрению ясность, но с тянущей тоской в груди он совладать не мог. Искра бешено колотилась и ныла от боли. — А теперь Зета милостиво предлагает вернуть мне свободу. Если я передам ему твой волшебный голос, снова стану его медиком. Какая любезность! — прошипел Фарма. — Как будто он где найдёт второго такого медика! Как будто я должен выкупать свободу и привилегии! Однако ещё он предоставил мне шанс расквитаться с тобой… — Фарма покрутил в пальцах скальпель. — Ты всегда мечтал умереть ради своего драгоценного Прайма, Тарн. Надеюсь, ты счастлив, что наконец выдалась такая возможность.***
Некоторое время Тарн то погружался в стазис, то выходил из него: сказывалось отсутствие топлива. Иногда он слышал, как Фарма расхаживает вокруг или что-то бормочет, перебирая инструменты; иногда видел, как тот возится с его горлом. Тарна это не волновало: он был опустошён, в каком-то ступоре. Каждый раз, когда взгляд падал на изгиб живота Фармы, скорбь сменялась яростью. Он, он должен был разжечь в нём искорку! Раньше, лаская медика в их тайном закутке в тёмных глубинах Цитадели, он часто грезил, как Фарма вынашивает его потомство, но мечта так и не воплотилась. А теперь Фарма — его Фарма! — носит чужое потомство! Кто-то другой завладел им! Похитил у Тарна! От ярости почему-то становилось легче. Всё лучше, чем мёртвая всепоглощающая пустота, которую оставил в нём Зета Прайм. Всё лучше, чем погружаться в собственные бесполезность и убожество. Что угодно лучше этого. Но однажды ночью, когда Тарн очнулся, то в неуютной близости над собой увидел лицо Фармы. Пугающе спокойный медик улёгся на него сверху, и под его пристальным взглядом Тарн едва сдержал дрожь. — Знаешь, — прошептал Фарма низким доверительным тоном, в точности как тогда, когда они, бывало, лежали рядом после перегрузки. — Мне иногда кажется, что эти шлакососы, Мегатронус с Орионом, неплохо придумали. Ну отдам я Зете твой волшебный голос, а дальше что? Что ему помешает швырнуть меня обратно на племенной двор? Что же до тебя… Тебе ведь больше нечего терять, правда? — Его тонкий палец скользнул по краю полурасплавленной маски. — Я могу тебя отремонтировать… Включить твой вокалайзер. А потом прихватим немного топлива и умчимся отсюда. Навсегда. Мощь твоего голоса вполне способна расчистить нам путь, а потом с его помощью можно и банду сколотить. Я стану твоим личным медиком, и сможем фрагаться сколько пожелаем. Может, даже позволю меня обрюхатить. — Фарма склонил голову, поглаживая Тарна по изуродованному лицу. — А мне нравится, как ты теперь выглядишь, — шепнул он. — Шрамы тебя украшают. Хотя оптику я всё же починил, считай, что это подарок. Итак, что скажешь? С отключенным вокалайзером Тарн всё равно ничего произнести не мог. Поэтому он просто кивнул. Терять ему было больше нечего.