любовь.

— Серёж, я ж совсем забыл про открытку! — неожиданно подскакивает на месте Арс, когда поезд уже трогается. Матвиенко даже не сразу понимает про что он говорит, а потом вспоминает: день рождения Шастуна завтра. — Нахера ему твоя открытка? — устало спрашивает Серёга, доставая из рюкзака бутылку с водой. Он правда не понимает зачем Антону эта открытка, если Арс уже и без того охренительный подарок сделал. — Открытка всегда нужна, — возмущается Попов, обнимая его из-за спины. Сейчас канючить начнёт, без этого ж никак. — Ну, Серееееж. — Что «Серёж»? Тебе что, по жопе надо как маленькому давать, чтобы херня всякая в мозгах не оседала? — уже раздражённо бурчит Матвиенко, слыша в ответ: — Может и надо. Он вскидывает голову, отрываясь от копошения в рюкзаке и поворачивается к нему. Кто его вообще научил эти щенячьи глазки строить, ещё при этом улыбаясь так обезоруживающе, что хочется тут же сделать всё, что он попросит? Серёга стойкий уже к таким фокусам, но ведь если сейчас отказать в чем-то, то они потом недели две собачиться будут, пока не прижмет конкретно необходимостью друг друга. — Ладно, что ты хочешь, чтобы я сделал? Вот так вот и получилось, что сейчас из-за гребанного Антона Шастуна Серёжа носится по всему поезду в надежде найти хоть у кого-нибудь краски или карандаши, и конечно же альбомный лист. В их с Арсом купе он возвращается минут через пятнадцать, выгружая на нижнюю полку упаковку карандашей и пару свернутых листов. — Ты самый лучший, ты в курсе, да? — улыбаясь, говорит Арсений, тут же быстренько устраиваясь за столом. Матвиенко эти его перепады от «я сучковатый граф Арсений Попов» до «дяденька, вы зачем ребёнка из садика украли» не очень любил, потому что никогда не мог предугадать. Сейчас, например, перед ним сидел какой-то гиперактивный Арсюша, который что-то сосредоточено рисовал для своего друга на его день рождения, при этом высынув кончик языка наружу. Так же, конечно, лучше получается. Серёжа успевает перекусить, пролистать ленту инстаграма, когда наконец Арс торжественно оповещает его, что закончил. Открытку он ему не показывает. Крепко прижимает к груди, выуживая из своего рюкзака небольшой пакетик — подарок Антона. — Идём скорее, уже без десяти. И они, стараясь не шуметь, идут к купе, где сейчас спят остальные. Арс открывает дверь первым, подсвечивая себе экраном телефона, чтобы не навернуться случайно. Дима что-то бормочет, а потом отворачивается к стенке. Антон спит внизу, спасибо боже, поэтому Попов почти сразу же закорабкивается на его полку, тут же затыкая рот ладонью, а то вдруг орать начнёт. — Антон. Антошка, ну просыпайся, — довольно сильно трясёт парня за плечо Арс. В нем энергии через край просто. Ключом бьёт. Серёжа опирается спиной об стенку, наблюдая за тем, как подскакивает от неожиданости Антон. Серёжа думает: почему он не ревнует? Возможно, потому что Шаст сам спихивает Арса со своих ног. Возможно, потому что Попов возится с ним, будто со своим ребёнком, и это ни капли не похоже на любовные ухаживания. А возможно потому что Серёжа знает, что Арсу без него никуда, как бы сильно его не косоебило в самом начале Антоном. Симпатия эта в итоге перешла в очень крепкую дружбу, а Попов признался, что никогда бы не смог поцеловать Шаста, у него есть Серёжа, ему достаточно. — Бля, Арсений, долбоеб ты наш, сколько ты времени на это потратил? — шёпотом спрашивает Шастун, на что Арс гордо улыбается, почему-то оборачиваясь на пару секунд в сторону Матвиенко. — Ну, если бы Серёжа не отвлекал, то я и за пару дней справиться мог. На худом запястье красуется какой-то мудрено плетёный кожаный браслет, на коленях Антона лежит футболка, с новым крутым принтом, а где-то сбоку, от стенки, та самая открытка, которую он должен прочесть только утром. — Хэппи бёздей, — начинает тихо завывать Арсений, вновь оборачиваясь на Матвиенко. И Серёжа, так уж и быть, подхватывает: — Хэппи бёздей ту ю. — Ещё слово и мы вас высадим! — шикает Дима, запуская подушкой-игрушкой, которую вечно таскает с собой, в Арса. Попов смеётся, обнимает Антона порывисто, говоря о том, что завтра они с Серёгой обязательно поздравят его ещё раз. — С днём рождения, шпала, — шепчет Матвиенко, встречаясь с ним взглядом, прежде чем утащить Арсения обратно в их купе. У него определённо самые лучшие друзья и самый лучший в мире мужчина, который может быть до жути разным, но в тоже время таким родным, что у Сережи от этого крышу сносит. Ну кто, кроме Арсения Попова, может два часа рисовать как маленький ребёнок открытку, а потом прогибаться и стонать в ладонь так, что сил никаких уже нет на него злиться?