***
— О, Юнги пожалуйста, пож…пожалуйста, да-а… Юнги-и!.. Его мягкое тело подаётся навстречу, его хочется мять, кусать, прижимать к себе. Юнги оглаживает его упругие бока и зад, мнёт, сжимает, а внизу живота всё сводит приятной истомой. С виска скатывается капелька пота, стекает вниз по шее, и чужой язык слизывает её, а пухлые губы настойчиво целуют, требуя внимания. — Давай, моя плюшка, давай, двигайся для меня. Юнги чувствует, как упругое тело под ним дрожит, видит его взмокшее с пунцовыми щеками лицо, чувствует запах омеги, усиливающийся с каждой секундой всё больше и от которого кружит голову, как после пятой бутылки пива. Ему так хорошо, наверное, не было ещё никогда. — Пусанина, дава-а-й!.. О да, да, двигайся, детка, работай для меня, ты так заводишь… Юнги не привык говорить такие вещи, но омега отзывается на них так чутко и ярко, что он будет говорить всё, что тот захочет. Движения в горячем нутре становятся резче и жестче, вскрики и стоны омеги — громче, Юнги чувствует приближение оргазма. Чувствует, как энергия скапливается, как всё тело гудит и жаждет разрядки, и… И он кончает, свалившись с кровати и больно ударившись об пол головой, запутавшись в одеяле как в кокон. — Твою ж… — выругивается Юнги, сжав зубы от боли и внезапно пронзившей всё тело судороги. Тело и руки до сих пор ощущают фантомные прикосновения к мокрой мягкой коже омежки, а в голове — его стоны, тёмные и желанные взгляды и имя, которое тот шептал, пока Юнги выцеловывал его живот и грудь. У Юнги честно — такое впервые. И от этого жутко как-то становится. Может, дело в том телефонном звонке двухнедельной давности, или же во всём виноват просмотр порно на пару с пивом и собственной рукой вчера вечером? И что вообще его может привлекать в этом забитом, глупом и уродливом омежке?! Пухлый, округлый, со складками на животе (Юнги видел, когда переодевались на физкультуре), с ляжками в форме куриных окорочков — сверху широкими и массивными, но с тонкой щиколоткой — и с огромным пышным задом. Как он любил эти булки за специфический звук, издаваемый, когда по ним бьешь ладонью со всей дури! Пусанина тонко взвизгивал и прикрывал задницу руками, а Юнги с Джуном и Чонгуком заходились в хохоте. Однажды они спрятали его одежду, и — о, да, это было незабываемо! Как омежка искал свои шмотки по всей раздевалке в одних трусах, весь красный, сопя как злобный ёжик. Прятал Юнги со знанием дела, поэтому искать Пусанине пришлось долго, но в конце концов он нашёл одежду и оделся, едва не плача от досады, что добавило к удовольствию Юнги еще несколько баллов. Так вот, лёжа на полу, завернутый в кокон из одеяла, Юнги думает о том, с какого момента этот пухляш стал привлекать его… в этом плане? Том самом, который только что был во сне и от которого он позорно кончил себе в трусы. Честно, Юнги и сам не знает ответа на этот вопрос. Но факт остаётся фактом — он понимает, что Пусанины ему катастрофически не хватает и что он действительно хочет, чтобы тот вернулся побыстрее из своей грёбанной Америки обратно в Корею. Именно поэтому этим же утром Юнги подходит к классному руководителю после урока биологии и, дождавшись когда все покинут класс, тихо спрашивает: — Учитель, можно узнать у вас кое-что? — Да, конечно, — отвечает тот, — тебе что-то не ясно из новой темы? — Нет, — Юнги мнётся пару секунд. — Я хотел спросить, а… когда Пусани… то есть Чимин, когда он вернётся? Ни для кого не секрет, в том числе и для преподавателей, что у Юнги с Чимином отношения очень, слишком, вообще не ахти какие дружелюбные. Слышать такой вопрос от Мин Юнги о Пак Чимине людям как минимум странно, как максимум — подозрительно. — А почему ты спрашиваешь? — с ноткой той самой подозрительности спрашивает учитель. Юнги игнорирует его вопрос нетерпеливым: — Ну так что? Когда он вернется? Или он там навсегда останется? Учитель устало вздыхает и не отвечает ничего, оставив Юнги в раздражающем неведении и желании немедленно позвонить самому омежке и спросить, когда он уже притащит свою пухлую задницу обратно на родину. Ему потом не одну ночь почему-то снится его неуклюже-зажатое, некрасивое, неповоротливое тело. Такое уродливое по сравнению с изящными, стройными омегами их класса, сидящими на модном фитнесе и правильном питании. И то ли Юнги — больной извращенец, то ли Пусанина обладает в довесок к своему жиру какой-то магией, но приходить к нему во сне омежка повадился регулярно. И то, что он делал там, просто нельзя описать никакими приличными словами…***
Хосок долго не может решиться спросить у своих друзей то, что волнует его последние несколько дней. Не то чтобы ему действительно важно знать мнение своих друзей о своём истинном, но всё-таки ему нужно этот момент выяснить. Пять свободных минут перед началом танцевальных тренировок, пожалуй, самый подходящий для этого момент. — Народ, а что вы думаете… о Чимине? — нервно спрашивает Хосок, отведя взгляд в сторону и не в силах смотреть в глаза друзьям. Они ни сном ни духом о том, что он как-то связан с Чимином, и пока что так и должно оставаться, на всякий случай. За его вопросом тут же следует ряд встречных вопросов: — Это кто? — Ты о ком? — Это тот, который недавно к нам перевелся из… Пусана, да? Откуда-то из Кореи, я помню. — Пухленький такой? Вечно в толстовках ходит? — Да, тот самый… — растерянно отвечает Хосок, снова отводя взгляд. — Что вы о нём думаете? Просто интересно… — Он толстый, — отвечает один. — Он омега, что тут думать? — отвечает другой. — Интересно, а у него есть истинный? — Он вроде не кажется особо дружелюбным, — хмыкает третий, альфа, как и сам Чон. — Не нравится он мне, странный какой-то, и запаха у него нет. — Ну, а если бы… а если бы его истинным оказался я, например? — Хосок старается говорить как можно безразличнее, чтобы не выдать себя. Вроде, пока что получается. — Что бы вы сказали на это? Просто ну, чисто теоретически. — А это так? — неверяще переспрашивает альфа. — Если вы истинные, тогда я тебе могу только посочувствовать. Да и, вряд ли это могло бы оказаться правдой, вы же, ну… Вы слишком разные оба. Он толстый, ты худой. Он неуклюжий, а ты — наш главный танцор, король нашей сцены. Он страшненький, а ты красавчик. Хотя, может противоположности притягиваются, но я не могу представить вас вместе. Не могу, точно. — Да, чувак, никак, — качает головой один из танцоров. — Вы как красавица и чудовище, только красавица здесь ты. — Да ладно вам… — Хосок закатывает глаза. — Ну да, он немного неуклюжий и полноват, но не страшный же! Он… милый даже. — О-о-о, кто-то запал?! — Все начинают посмеиваться, и Хосок чувствует, как предательски краснеют щеки. — Он тебе нравится, что ли? — Нет! — выкрикивает Чон. — Я что, сказал, что он мне нравится? Нет! — Отнекивайся, ага… — Прямо бы сказал, что он тебе нравится… — Да не нравится он мне! — цедит сквозь зубы Хосок. — Он не мой тип и вообще, у меня есть уже кое-кто… Я просто так про него спросил, забейте… — Хосок нервно поправляет волосы, пытается привести дыхание в порядок и утихомирить сильно бьющееся от волнения сердце. Он понимает, что выдаёт себя, что друзья могут подумать, что он действительно истинная пара этого… Этого. Чимина. Он не хочет, чтобы они хоть когда-нибудь узнали об этом. — Давайте начнём тренировку, хватит терять время! За работу! И забудьте всё, что я спрашивал. Это всё равно не имеет никакого значения…