***
Шум вокруг, какие-то голоса, писк и неприятное покалывание в руке будят Чимина посреди странного сна, смеси кошмара и реальности. Тяжело отличить то, что действительно было, и что было фантазией — ему снился сон о прошлом. О школе, о собственном отражении, о ненависти — чужой и к самому себе. И это чувство облегчения, когда просыпаешься и понимаешь, что это был просто сон… Отголосок радости в сердце смешался с чувством непонимания того, где он вообще находится. Чимин открыл глаза и тут же прикрыл их из-за слепящего света ламп. Больница. Это точно больница. Это странно, потому что последнее, что он помнил, это как он бежал прочь от Хосока, не обращая внимания на толпу. И он видел Юнги, да, это тоже странно. — О, ты очнулся? — к постели подошел какой-то парень с зелеными волосами и присел рядом. — Как ты? У тебя это вообще часто бывает? Ну, обмороки? Слишком много вопросов от незнакомца для его слишком больной головы. — А ты кто? — сипло спросил Чимин. Он не хотел грубить, но из-за голоса как-то так само получилось. — Дин, — парень протянул руку для пожатия, и Чимин позволил ему обхватить своей широкой ладонью собственную пухлую и маленькую. — Дин Морган. На самом деле, я беспокоился за тебя, так что решил подождать, когда ты проснешься. Как самочувствие? Плохо, честно. Плакать хочется. Воспоминания потихоньку заполняют мысли, так что — да, для грусти есть повод. — Спасибо, — пробормотал Чимин, — спасибо, Дин, что помог. Мне уже получше, вроде… А с тобой не было никого другого с зелеными волосами? Чимин вспомнил о своем видении Юнги, и как ни странно, в глубине души (где-то совсем глубоко) он всё-таки надеялся… Глупо надеялся. Да и сам Юнги его ненавидит. Сложно объяснить то, что он чувствовал одновременно желание увидеть его и ненависть к нему. И если ненависть объяснить можно, то надежду на встречу Чимин пока списывал на то, что здесь, в Америке, он так и не нашел себе друзей, и что увидеть знакомое лицо из прошлой жизни было бы здорово. Хосок другом теперь тоже не считается. Все мысли вон. Чимин повертел головой, чтобы избавиться от роя глупых мыслей, и снова обратился к парню. — Это неважно, в принципе. Я, наверное, что-то перепутал. — Ничего, — смущенно улыбнулся Дин. — Кстати. Врач сказал, что ты перенес сильный стресс, и я подумал… у тебя что-то случилось? Я могу помочь?.. — Нет, ничего не нужно, спасибо за помощь. Чимин решил, что не обязан рассказывать первому встречному о своих проблемах. Никому доверять больше нельзя. Он даже истинному своему не может верить, а что тогда ждать от чужих?.. — Мне нужно домой. — Подожди! Капельница, — парень указал на иголку в его руке. — Дождись, пока она закончится и поговори с врачом. — Мне нужно домой, папа, наверное, уже волнуется… — упрямо заявил Чимин. — Пожалуйста, — попросил Дин, придержав его за руку. Чимин вздохнул, но послушался. Этот парень, совершенно обычный бета, с зелеными глазами и милой улыбкой, такой добрый и внимательный. Чимин искренне удивлялся такому отношению к совершенно незнакомому себе. Они посидели еще некоторое время, пока не прокапала до конца капельница, затем пришел врач, и, объяснив Чимину причину его обморока и что делать, чтобы этого больше не повторилось, отпустил домой. Когда они уже стояли на улице напротив дверей больницы, Дин, взяв Чиминовы руки в свои и мягко сжав, заглянул в глаза и сказал слова, которые Чимин навсегда запечатлел в своей памяти. — Всё у тебя будет хорошо, Чимин, не переживай. Ты красивый! Красивые люди не должны плакать. Ничто в мире не стоит твоих слёз, помни об этом всегда, когда кто-то обидит, предаст, бросит. Ничто в мире не стоит твоих слёз. И после этого Чимин еще несколько минут стоял перед больницей, глядя вслед уходящему незнакомцу и слыша эхо его слов в своей голове. — Да, ничто не стоит моих слёз, — прошептал Чимин самому себе. Но это не значит, что он все-таки готов увидеться с Хоби снова.***
Прошла неделя с тех пор, как Чимин не появлялся в школе. Хосок так и не смог догнать его тогда в парке, а на звонки и сообщения Пак не отвечал. Хосок как-то пришел к нему домой, стучал в дверь, но тот так и не открыл. Единственное, что его успокоило — это черная макушка и знакомые глаза, мелькнувшие в окне на втором этаже. Значит, он хотя бы жив и просто заперся дома. Хосок понял в тот момент, что до этого очень сильно переживал за него. — Чимин, пожалуйста, открой! Давай поговорим? — крикнул он, задрав голову в сторону окна на втором этаже. Но всё безрезультатно. Но в конце концов, Чимин все-таки пришел в школу. Осунувшийся, бледный, похудевший. Он ни с кем не здоровался, не улыбался, как будто всю неделю его кто-то мучал. Хосок понимал, что это всё из-за него. — Чимин, прости меня! — Альфа взял его за локоть и уволок в угол под лестницей. Чимин заметил, как некоторые на них косятся, но никто ничего не говорил. — Чимин, посмотри на меня. Посмотри, прошу! Извини меня, а? Я виноват, я не хотел, ты понял всё неправильно! Я только лишь… — Я согласен. — Чимин отвел взгляд и вырвал локоть из чужой хватки. — Давай удалим отметины, я не против. — Но… — Мне не нужен альфа, который меня не хочет, — перебил Чимин. — Как бы то ни было, насильно заставлять тебя быть моим альфой — глупо. Я всё обдумал, и я согласен. — Но Чимин!.. — Сделаем это сегодня. — Он кивнул, самого себя уверяя в этом. — У тебя уже проявилась твоя метка? — Д-да, — Хосок растерянно указал на такое же солнышко под своей левой ключицей. Пак лишь мельком взглянул на неё. — Но Чимин… — Тогда, — вздохнул он, — тебе тоже придется через это пройти. Я слышал, это больно… Ничего, я потерплю. Не страшно. — Чимин, пожалуйста, выслушай! — Хосок схватил его за плечи и встряхнул. Чимин посмотрел наконец на него, но Хосок, встретившись с ним взглядом, увидел в ответ только тоску, боль, а еще — решимость. Твердую и непоколебимую. Тогда он разжал руки и отпустил его. Чимин отошел от него на два шага. — Сегодня. После уроков, — четко сказал омега, поправив съехавшие лямки рюкзака на плечах. — Пойдем вместе. А разойдемся порознь. Хосок кивнул, провожая взглядом его понурую фигуру. Он так много хотел сказать, так долго выстраивал слова в своей голове, но так и не смог вставить ни слова в этом разговоре. Но он соврет, если не скажет, что слова Чимина в какой-то степени принесли ему облегчение и… чувство благодарности. Он готовился к тому, чтобы извиниться, чтобы заверить Чимина в том, что он погорячился и что готов принять его и жить с ним, а тут — Чимин сам всё решил. Хосок действительно благодарен ему за это.***
— А может, все-таки не будем этого делать, а, Чимин-а? — напоследок решил спросить Хосок. Чимин лишь молча покачал головой и двинулся в сторону места назначения, а Чон, вздохнув, пошел за ним. По пути к тату-салону, в котором, как Чимин узнал на сайте, так же удаляют метки, оба парня старались друг к другу не прикасаться. Шли на расстоянии друг от друга, молчали. Каждый думал о своем. Хосок — о сожалениях, вине и о том, правильно ли они поступают сейчас. Чимин же думал о том, что ему не нужна чужая жалость. Что Хосок, из каких бы добрых побуждений он ни пытался все-таки отговорить, потом будет жалеть об этом. Чимин решил, что найдёт еще своё счастье, а вот жить счастливо с альфой, который принимает истинного только из жалости — невозможно. — Ну, мы пришли. Когда они остановились напротив черных дверей тату-салона, Чимин затормозил, чтобы собраться с духом. Хорошо, он готов. Просто немного потерпеть болезненные ощущения и — свобода. Хосок ведь мечтал о свободе? Ну так, пусть получает свою свободу. — Да, пришли… — пробормотал Хосок. — А ты точно ув… — Я пойду первый. — Чимин сделал шаг вперед и открыл дверь, звякнувшую колокольчиками. Хосок проводил его взглядом и решил пока остаться на улице.***
Чимин спустил до середины бедер джинсы с боксерами и лег на живот на специальной кушетке. — Вы абсолютно уверены в своем решении? — в сотый раз спросил мастер, надевая маску и перчатки. Уже приготовлены все приборы, в воздухе пахнет дезсредством. — Новая истинная отметина больше никогда не проявится. Чимин опустил голову на руку перед собой и с шумом втянул воздух. На пару секунд задержал дыхание и выдохнул. — Уверен. Пожалуйста, сделайте это как можно безболезненнее. — Я обработаю кожу местным анестетиком, но всё равно это будет достаточно больно… — Хорошо, я потерплю. Начинайте, пожалуйста. Чимин почувствовал, как место метки протерли чем-то холодным, затем намазали гелем, от которого кожа начала немного покалывать, а затем неметь. Пока нет боли — всё хорошо. Но когда мастер начал буквально выжигать метку с кожи специальным прибором, Чимин заплакал горючими слезами так отчаянно, что пришлось прерваться. Парень принес ему стакан воды, нанес еще анестетика на кожу. Чимин знал, что это мало поможет, но собрался и всё равно попросил продолжить. По крайней мере, не он один будет переживать эту боль, Хосоку предстоит то же самое. Чимин терпел, сжав зубы и кулаки, плакал и поскуливал, шумно дыша, пока отметина миллиметр за миллиметром исчезала с его кожи. С ней же исчезало и желание быть с кем-то, иметь пару. Он вполне может справиться и один. Зачем нужен кто-то, кто может принести в жизнь новую боль?.. — Готово. Мастер отложил машинку, снова чем-то намазал ноющую рану, на месте которой раньше была метка солнышка. Заклеил большим пластырем. Чимин не сразу понял, что всё кончено. Лишь когда парень похлопал по плечу и спросил, всё ли в порядке, — тогда Чимин потихоньку поднялся с кушетки и стал собираться. Напоследок мастер предложил ему еще стакан воды, в который были подмешаны какие-то успокаивающие капли, и выпив его, Чимин наконец покинул заведение. На улице Хосока не оказалось. Возможно, он решил пойти к другому мастеру и они разминулись. Что очень хорошо. Чимин вернулся домой опустошенный, но понимал, что сделал всё правильно. «Ничто в мире не стоит моих слёз…» Ни Хосок. Ни метка. Ни собственная внешность. Ни что-либо или кто-либо еще. Только эта мысль помогла Чимину быть собранным и держать себя в руках. Начало для новой жизни положено, осталось только сделать шаг в завтра, а там…