***
Чонгук размашистым шагом идет по коридору в сторону одного из филиалов ада на земле. В последнее время он старается как можно реже туда наведываться, так как родители ясно дали понять, что ему пора бы улучшать своё поведение, выпускник всё-таки. Поэтому Чонгук честно старается не попадаться. Но никто не говорил, что козел охранник не будет палить его и их компанию за школой, сволочь такая. — Итак. — Директор смотрит поверх очков даже как-то устало. — Мне стоит вызвать твоих родителей, Чонгук? Это уже третий твой прокол за два месяца, ты же понимаешь. — Не стоит, пожалуйста… — опустив голову, почти виновато бормочет Чонгук. — Последнее предупреждение, Чон, — вздыхает, — и чтоб больше я не слышал, что вы с Мин Юнги и Ким Намджуном курите за школой, бьёте кого-то или вытворяете ещё что-либо, нарушающее дисциплину, которую каждый ученик обязан соблюдать в здании и на территории школы. Я понятно объяснил? — Да, — коротко отвечает Чонгук. — Можешь идти, — машет в сторону двери и возвращается к кипе бумаг на своем столе. — Но с завтрашнего дня и всю неделю в качестве наказания ты остаешься после занятий на час в кабинете математики и помогаешь учителю Киму разбираться с завалами устаревшей документации в шкафах. Твоим друзьям я также определил наказание. И чтоб больше никакого курения на территории! Не вынуждайте меня идти на крайние меры. — Понял, — кивает Чонгук и спешит поскорее выйти из кабинета, пока директор не придумал что-то поизощреннее. Кулаки сжимаются сами собой от злости. Такое ощущение, что уж в этом году ему точно спокойной жизни не будет… Он кусает губу и смотрит себе под ноги. Юнги и Намджун тоже получили выговор, после чего благополучно свалили с уроков, а вот Чонгуку нужно было ещё задержаться, так что он своё получил только сейчас. Вообще, если бы не Юнги, он бы и не начал курить, но получилось так, что он эту привычку тоже перенял. Не то чтобы это помогало побороть нервозность, на самом деле, но отвлекало от суетных мыслей — это да. Но больше всего Чонгуку обидно за то, что у него на эту неделю были свои планы. Которые теперь придется двигать из-за долбанного наказания! Он чувствует, как закипает кровь, как щеки горят от злости, в голове сумбур. Нужно остыть, успокоиться, взять себя в руки. В конце концов не первый же раз его наказывают. Чонгук сворачивает от лестницы к ближайшему туалету, чтобы умыться и сбить горячку, и не обращает внимания на значок «для омег». Он рывком тянет на себя ручку двери и… — О! — панический вскрик, а перед глазами резко темнеет от боли в носу.— О, прости! Извини, я не заметил тебя! — М-м… — только и может ответить Гук, всё ещё жмурясь от пульсирующей боли. Так больно, что даже в глазах от слёз щиплет. — Твою ж мать… — Прости, я случайно! Я просто… Ах, что же делать, как так?.. У тебя кровь идет! Боже… Теплая рука хватает его за запястье и тянет за собой, пока Чонгук всё ещё не может открыть глаза, жмурится и думает только о том, как же, сука, больно. — Убери руку и запрокинь голову, — просит парень и Чонгук выполняет, после чего слышит шум воды и чувствует, как влажной салфеткой ему промокают подбородок, шею и пострадавший от удара нос. Который всё ещё до слёз болит и ноет. — Убью, гад… — шепчет альфа, запрокинув голову и пока так и не взглянув на этого смертника. — Прости, пожалуйста, я просто не заметил тебя, — снова оправдывается парень, продолжая протирать его кожу, а Чонгуку этот голос точно знаком, но пока не может вспомнить откуда. Он пытается вспомнить, пока парень возится с чем-то, а после прижимает к его носу что-то холодное, и боль тут же затихает и становится легче. Это оказывается свернутая в несколько слоев салфетка, пропитанная ледяной водой. Чонгук до сих пор жмурится и дышит чуть рвано, и внезапно осознаёт, что эта боль и сама ситуация, как ни странно, помогли ему отвлечься от гнева, ещё минуту назад кипящего в мозгах. Он наконец чуть опускает голову и смотрит на своего горе-помощника. — Извини, правда, — закусив губу, шепотом просит прощения знакомый омега, Тэхён. Он всё ещё придерживает тонкими длинными пальцами ледяной импровизированный компресс к его носу, а вся злость куда-то в этот момент испаряется. Другой рукой он неосознанно касается его щеки и быстро стирает скатившуюся по ней слезинку. Чонгук в шоке, иначе бы ни за что не позволил себе такое проявление слабости от боли, тем более от банального удара в нос. Хотя он-то знает, что не только боль тому виной, но и обида тоже. Но не говорить же об этом омеге… — Ты… — собирается рявкнуть Чонгук, но стёртая чужими пальцами вторая слеза мигом обрывает его гневную тираду. — А, ладно, неважно, — выдыхает он и отстраняет от себя чужие руки. Тэхён в замешательстве кусает губу и не отводит боязливого взгляда, ждёт какой-то реакции, криков, обвинений, а возможно и удара по лицу в ответ. Чонгук тоже смотрит пристально, решая, как поступить. Тэхён нервно вздыхает, опускает взгляд в пол и поправляет лямку рюкзака, отчего большой открытый ворот его свитера сползает в сторону и на ключице мелькает пятнышко… — Подожди, что это? — тут же спохватывается Чонгук и тянет омегу на себя, оттягивает воротник свитера, чтобы лучше рассмотреть чужую метку. Она вызывает странные чувства чего-то знакомого. Чего-то родного, заставляющего сердце сжаться. Чонгук замирает ошарашенный, с открытым ртом и полной пустотой в голове. Тэхён в его руках замирает тоже, а когда альфа чуть дрожащими пальцами касается пятнышка, по форме похожего на язычок пламени, омега не может сдержать рваного вздоха. — Не может этого, блять, быть…***
Затяжка. Едкий дым обжигает язык. Выдох… А с выдохом — попытка выпустить из головы воспоминания о сне, что послужил причиной его раннего пробуждения. Уже третья подряд, в комнате душно и дымно, а он всё лежит на полу и пытается понять — себя в первую очередь. Пусанину во вторую. Дымит в тёмный потолок, прикрыв чуть глаза и лежа прямо на голом полу. Голый пол — это холодный пол. Холодный пол — это лучшее, что он может сейчас придумать после той вакханалии, что приснилась ему с час назад. Нет, Юнги честно пытался. После того дня, когда он увидел Чимина, которого к себе прижимал этот похотливый самечик Вонхо, и то, как Чимин к нему сам прижимался, что-то екнуло в груди, перемкнуло, надорвалось. Юнги отступил тогда, не стал напирать и драться за омегу. Времена рыцарей давно прошли, а Чимин не то чтобы принц, запертый в башне, да и Вонхо не дракон. Он отступил, сказал себе взять перерыв, но, тем не менее, сны с участием Пусанины не прекратились. Изменился только сам главный герой, теперь он выглядел так, как есть — стройный, если не худощавый, рыжий, с тонкой изящной шеей и упругими бедрами. На столе в классе, в подсобке спортзала, на кровати или в ванной… И все эти сцены упорно засели в голове и убираться не собираются. То ли сказываются годы одиночества, то ли это «влюблённость», но выхода из этой ситуации Юнги найти пока не может. А разобраться в себе так и не получается. После того раза, своего первого раза он решил, что теперь всё будет прекрасно — но он не мог понять, что же всё-таки не так. Почему Пусанина ну никак не хочет понять, что именно от него требуется? Всего-то — стать прежним собой. И в то же время, новый Чимин с каждым днём нравится всё больше, а тот несуразный омега, полноватый, неуклюжий, не пахнущий как все другие омеги — он забывается, стирается из памяти, заменяется новым образом. Стройный, гибкий, и пахнущий персиками омега куда как лучше прежнего. Непривычно только, но это дело времени. Новая затяжка. Новый виток мыслей. Он тушит сигарету в пепельнице, закрывает от усталости глаза и …его кожа такая приятная на вкус. А целовать эти губы так сладко, и весь он такой — всё равно мягкий, желанный, его хочется.***
Месяц спустя
Чимин не замечает, как всё становится в какую-то новую колею. Юнги отступает, перестает мелькать перед глазами или пытаться насильно вести за собой. Он просто не трогает его. Вообще. И это так странно, что даже пугает. Но в конце концов Чимин привыкает. И ещё больше привыкает к вниманию двух альф, что с того дня на уроке физкультуры почти каждую перемену сопровождают его, делятся какими-то новостями, шутят, дружат. Это настолько непривычно, что поначалу пугает. Потом воспринимается как данность. Так как Юнги больше не пристает со своим маниакальным желанием обладать им, то и смысл в обольщении и использовании Вонхо и Джухона как-то отпадает. И да, они интересные альфы, с ними здорово и нескучно, но Чимин, честно, предпочел бы остаться один. После всех приключений с Юнги и вынашивания плана мести, в котором теперь нет смысла, он устал. Хочется тишины и чтоб оставили в покое. Чимин замечает, что пока он был погружен в свои мысли, альфы о чем-то тихо переговаривались между собой. Он успевает расслышать только «на пустыре» и «после уроков». — Вы о чем это? — Да неважно, — тут же лучисто улыбается Вонхо. — Правда, Хон? — Ага, это мы о тренировках, — Джухон отмахивается, но как-то нервно, что не укрывается от глаз Чимина, и тут же пытается перевести тему: — Слушай, а ты пробовал… Джухон начинает трещать о каких-то тренировках, которые Чимину могут понравиться, и Чимин видит то, как альфы пытаются скрыть от него что-то. И хорошо, ладно, раз они считают нужным или и правда они говорили о тренировках после уроков на пустыре — неважно. Пусть так. После занятий, уже у самых ворот школы парни извиняются, что не могут его проводить из-за «важного дела», на что Чимин кивает и мило улыбается, отмахиваясь, мол «да и сам доберусь, идите, ничего страшного». И сначала он и правда собирается поехать домой. Тем более нависшие темные тучи грозятся вот-вот пролиться ливнем. Но любопытство вперед Чимина родилось. Так что он, отставая от альф на добрых метров триста, идёт на тот же пустырь за ними. На пустырь, где школьники обычно собираются вовсе не ради тренировок…***
Подходя к одному из гаражей, Чимин слышит знакомые голоса. Один из них — тот, с которым связаны тонны отнюдь не веселых воспоминаний. — Я думал, струсишь, — усмехается Юнги. — С чего бы? — фыркает в ответ Вонхо. — Ты позвал, я пришел. Бояться тебя? Смешно. Тебя никто не боится уже года два, кроме, разве что, омег. Намджуна и Чонгука, которые за тебя, хлюпика, вступятся, сейчас здесь нет. Ты один, что ты мне сделаешь? Посмотри на себя, да я в двенадцать больше был, чем ты сейчас! — Это ты от страха такой болтливый? — хмыкает Мин и откидывает окурок в сторону. Вонхо бычится, но ничего не отвечает. Чимин прячется за одним из гаражей так, чтобы его не было видно, а высокий куст как нельзя лучше помогает ему в этом. Идеальная точка для наблюдения за тем, как Мин Юнги сейчас надерут задницу. Оба замирают, и Чимин тоже. Юнги вдруг хохочет, откидывая голову назад, а Вонхо отшатывается, сбитый с толку. Но это дает Мину возможность тут же резко напасть. Он делает выпад и резко хватает Вонхо за ворот толстовки, притянув к себе и ударив коленом под дых. Вонхо выше и крупнее, но это не мешает Юнги опустить его и заставить смотреть на себя снизу вверх. Чимин даже вздрагивает от неожиданности и ждет ответного удара от Вонхо, но его не следует — Мин что-то говорит альфе, столкнувшись нос к носу, и так тихо, что Чимину ни слова не слышно. Вонхо замирает, смотрит неверяще в глаза Юнги. — Ты врешь! — вдруг кричит он. — Врешь, сука, не может этого быть! Он бы не… — Спроси у него сам, — шипит Юнги в губы напротив и снова что-то шепчет, отчего у Вонхо лицо покрывается гневными красными пятнами. — Падла… Кулак Вонхо с сопровождающим удар яростным рыком прилетает Мину аккурат в скулу, да так, что тот от неожиданности чуть не валится с ног. — Ни хрена себе ты резкий! И ты не откажешься от него даже после этого?! — смеется он и, не растерявшись, тут же в ответ метко бьет в живот. Вонхо не успевает ответить ничего, отлетает назад и падает, а Юнги нападает, бьет со всей силы, с диким огнем во взгляде. Чимин кусает губу от волнения, но не отворачивается и смотрит. Вонхо быстро приходит в себя, прикрывает руками лицо и в один момент, когда Юнги делает короткий перерыв, чтоб отдышаться от тирады ударов по его рукам и голове, нападает снова, валит на песок и давит весом, зажимает руки Мина своими коленями. Ему не вырваться. Чимин со странным удовлетворением наблюдает за тем, как врага всей его жизни прямо сейчас превращают в отбивную. Вздыхает нервно и не может оторвать взгляд, глядя, как тщетно Юнги пытается вырваться из-под альфы, хрипит от боли, выкрикивает ругательства и дергается, пытаясь вырвать руки и ответить. Вонхо не щадит, бьет с размаху и по лицу. Чимин не видит всего за этим кустом, старается остаться незамеченным, но и того, что у него перед глазами, вполне хватает. Наконец Вонхо замирает с занесенной для последнего удара рукой. Чимин замирает вместе с ним и даже дыхание задерживает в напряжении. — Чтоб я тебя больше рядом с ним не видел, ты понял меня? — рычит Вонхо в чужое лицо. — Понял, урод?! Отвечай! Юнги только хрипло смеется на это. Безумным, сиплым, леденящим душу смехом вперемежку с кашлем, отчего у Чимина мурашки по спине и руки чуть дрожать начинают. Рёв Вонхо в ответ на это ледянит душу ничуть не меньше, чем безумный смех Юнги. Он бьет последний раз, и смех обрывается. Вспышка молнии на секунду озаряет всю сцену, и Вонхо кажется таким огромным и мощным, а Юнги под ним — таким тощим, слабым и беспомощным, что Чимин чувствует, как всё удовольствие от только что произошедшего возмездия над Мин Юнги куда-то испаряется… Победивший альфа поднимается и отряхивает одежду от песка. Тяжело дышит и трясёт руками с отбитыми до крови костяшками. Поворачивается лицом аккурат в ту сторону, где прячется Чимин, и у омеги замирает сердце от страха, что его всё-таки заметили. Но нет, Вонхо не видит его. Зато Чимин видит, как пострадала его челюсть и бровь, рана на которой кровит и пачкает лицо. Альфа шипит, прикасаясь к ране, но затем просто отмахивается, оглядывает себя, поднимает с земли свой рюкзак и уходит. Вот так просто. Чимин прослеживает его путь из своего укрытия, видит, как из арки между домами неподалеку выбегает Джухон, они переговариваются взволнованно и уже вместе уходят в сторону автобусной остановки. Молния второй раз разрезает небо. От грома закладывает уши. Первые капли орошают пустырь, а спустя минуту начинается настоящий ливень. Листья куста немного сдерживают силу дождя, но Чимин уже чувствует, как начинают намокать его плечи и макушка. Но уйти не решается. — Ну… — шепчет он, гипнотизируя взглядом лежащего на земле альфу. — Вставай, мразь… Поднимайся… Не мог же он вырубить тебя совсем? Но Юнги, кажется, никуда вставать не собирается. Лежит так и дальше, не двигаясь, медленно промокает до нитки. Дождь смывает с его лица кровь, скатываясь на песок розовато-красными дорожками по вискам и подбородку. — Ну же, блять… Чимин кусает губу от волнения и разрывается между тем, чтобы бросить Юнги как есть или попытаться всё-таки помочь этому ублюдку. И это, наверное, самое сложное решение в его жизни. С минуту он напряженно вглядывается в тщедушную фигуру альфы, распростершуюся на мокром песке. Он же дышит? Дышит вроде. Значит очнется, рано или поздно.А если будет именно поздно?..
Не будет! Эта мразина заслуживает и чего похуже!Но вдруг он здесь умрет?
Не умрет.А вдруг молния в него ударит?
Не ударит. И вообще, самому домой пора, пока совсем не промок.Но…
Аргументы в пользу «помочь» заканчиваются и Чимин кивает самому себе. Юнги заслужил. За всё, что сделал ему, за жизнь, поломанную и покореженную той болью, из-за которой Чимин едва не убил себя. Месть свершилась, когда Чимин и вовсе бросил даже думать о ней. Справедливо? Достаточно. Так что, с задушенной совестью омега разворачивается и идёт прочь, не оглядываясь.