***
— Я не хочу никуда идти. — Чимин вздыхает так тяжело, что Хосок прыскает от смеха. — Черт, я просто хочу уже быть дома. Я хочу в душ. Поход был дерьмовой идеей. Хосок с ухмылкой глянул на него одним глазом. — Зато ночью было весело, а дома ты бы на такое не решился, — заключает он, кивнув. Юнги в их разговор не вклинивается, идя чуть позади, но внимательно слушает. — Это эффект как… как в отпуске, знаешь? Обстановка вокруг новая, теснота, нам было жарко и… На такое решаться надо либо по пьяни, либо вот так, спонтанно. Ты бы не решился на такое дома. — Я бы и сейчас не решился. — Кто знает, — пожимает плечами альфа. Юнги наконец решает присоединиться к обсуждению, в конце концов, они все трое вчера участвовали в этом. — Я бы тоже не решился. Блять, я же поцеловал тебя вчера. Прямо в губы. Ты же альфа. Как? Вот же ж… фак. — Твой американский такой корейский, — поддел Хосок, пихнув его в плечо. Играючи, но Юнги ответил ему более сильным толчком, ехидно надеясь, что Чон всё-таки упадет. Не упал, засранец. — По-твоему я не могу сказать фак как настоящий американец? — Неа. — Иди ты на хер. Факинг дикхы, вот ты кто. — Дик, а не дикхы. Говорю же, твой американский слишком корейский. — Придурок. — Да-а, я придурок, которого ты вчера обтирал салфеточками с алое и поцеловал, чувак. — Да как я… Как?! — В который раз за утро недоумевает Юнги. — Я же альфа! Ты тоже! Я не понимаю ни черта, но я точно всё ещё тебя ненавижу! Мудак ты. Но… — Но-о? Юнги вздыхает. Отрицать он не будет. — Но ты не такой уж плохой мудак. — Ну, эм, спасибо? — Чон выгибает бровь. — Ты, наверное, тоже. — Я не согласен, — вставляет Чимин. Юнги отмахивается от него. — Но я не хочу больше втроем. — Как скажешь, — кажется, Хосока это не задело ни капли. Он выглядит до ужаса самоуверенным, и, вот же ж, Юнги бы хотел научиться этому у него. По крайней мере, хотел, пока Чон не ляпнул: — Мне и одному с Чимином очень даже неплохо. — Да черт, заткнись нахуй! — Юнги, знаешь, что. — Хосок втягивает воздух со свистом, и почти физически Юнги чувствует волну агрессии и силы от него. А он не такой уж простой фрукт, каким казался. — Захлопни варежку, потому что ещё одно вот такое дерьмо в мой адрес, и ты не жилец. Мы убьем друг друга в этом лесу, и Чиминни останется один. Возможно, он будет этому и рад. Потому что я настолько же дерьмовый вариант для него, как и ты. Я его бросил. Ты его прессуешь. Нам обоим надо сказать стоп. И честно, Хосок, он… странный. Он раздражает своей раскрепощенностью, своими паучьими руками, которые вечно лезут к Чимину, своими шуточками вечными и нытьем по поводу того, что нет интернета, но он, вроде как… правда неплохой. Не понятно до конца — бесит он больше или нравится. Раздражение внутри кипит, потому что Юнги не стал отвечать на его выпад, но он всё равно неосознанно злобно скалится на каждую попытку облапать его Пусанину и усмехается, когда Хосок запинается об очередной корень, рискуя разукрасить морду о землю. В конце концов, он падает. Юнги сдерживается оттого, чтобы не пнуть его под зад вдовесок. — Под ноги смотри, Хоби-хён, — ворчит Чимин, помогая ему подняться, а Хосок неловко улыбается и ловко в очередной раз лапает его. И снова этот тихий рык в голове. А может самому стоит упасть, чтобы Чимин вот так же подал руку и поворчал на него? Хотя он скорее толкнет его назад и посмеется. Вместе с Хосоком, конечно. Как-то неутешительно это. Юнги сникает и раздраженно подтягивает сползшие лямки рюкзака. — Лес, видно, не моя стихия, — сетует Чон, отряхивая коленки. — Корея — не твоя стихия, чувак… — бурчит Юнги, смахивая с волос паутину. Чертовы пауки, чертов лес, чертов поход. Хорошо, что они возвращаются домой. Провести ещё одну ночь втроем в тесной одноместной палатке — спасибо, нет. Мурашки по спине от одной только мысли. Вот если бы вдвоём с Пусаниной… На какое-то время все затихают, даже Хосок, который с самого начала их пути домой почти не затыкался, а Юнги чувствует, как обрывки ночи вспыхивают в голове, и осенний лес перед глазами подменяет темнота, звуки, вздохи. У Чимина потная горячая спина, жесткие волосы на затылке, сухие, но так приятно их трогать, хотя не видно их цвет в темноте. Губы тоже не видно, хотя наверное они припухли и блестят от слюны и поцелуев. У него мягкий зад, который хочется мять, как тесто, щупать, сжимать. А у Хосока напористые губы, холодные пальцы и, кажется, Юнги может вспомнить, как его ресницы щекотали щеки и… — Блять! — Острые корни под коленками совсем выбивают из колеи, а подбородок больно встречается с кучей сухих листьев и камнями под ними. Юнги отплевывается, разглядывая не пойми откуда взявшуюся землю перед глазами, а от вкуса вонючей гнилой листвы во рту хочется блевануть. — И этот туда же, — раздраженно вздыхает Чимин и подает руку. Не оттолкнул. Он не оттолкнул, смутно осознает Юнги, хватая его за теплую ладонь и поднимаясь. Чимин отходит на пару шагов, а Юнги отряхивается, всё ещё слишком растерянный. Пусанина подал ему руку. Хосок сочувственно, но едко усмехнулся и двинулся вперед, подхватив Чимина за локоть. Пару секунд Юнги разглядывает их. Чем он хуже Хосока? Из-за чего Чимин не выбирает его? Он некрасивый? Или слабее Хосока? Может, подраться с Чоном, чтобы доказать, что он сильнее? Или, может, Хосок умнее? Что в нем есть такое, что Чимину в нем нравится?.. — Чего стоишь, пошли! Нам идти ещё несколько часов, не задерживай! — кричит Хосок, махнув рукой. Подбежав, Юнги идет рядом с ними, продолжая думать о драке. Может, это хорошая идея. А может и плохая. Он уже дрался с Вонхо, и пусть он тот бой проиграл, но капельку Чиминовой заботы всё-таки ухватил. Было приятно. Может, и в этот раз сработает? И стоит ли оно того? Хосок же наверняка скоро уедет. Всё вернется на круги своя. Должно вернуться…***
Домой к себе Чимин не пустил и ушел с Хосоком, всё ещё поникнувший и бурчащий под нос свои разочарования. Не то чтобы Юнги внутри грызло чувство вины, но где-то на задворках сознания это всё-таки чувствуется. Хотя виноват во всём всё равно Хосок: если бы его не было, Чимин бы взял палатку, и план удался. Во всём виноват этот чертов Хосок, вечно шумный, такой не в тему, что бесит ещё сильнее, рушит планы, дружит с Чимином, живет с ним, получает его, а тот и рад. Зависть колет прямо куда-то в грудь. Вдруг Чимин захочет уехать с ним? Вдруг прямо сейчас Хосок уговаривает его? А ведь он может и согласиться, один раз он же уже сбежал. Может и второй. Аж зубы скрипят оттого, как сильно сейчас хочется оказаться на месте Хосока. Пусанина его, и всегда был, и свою первую течку Чимин провел с ним, пускай и по телефону, но Юнги чувствует внутри удовлетворение, думая об этом. Он был рядом в этот момент, он заставил его кончить, он управлял им, и как сейчас Пусанина смеет отказывать ему, не пускать домой, их же столько связывает?! В конце концов, Пусанина был у него первым омегой! Первым и пока единственным. И Юнги надеется, что так и останется. Какое-то внутреннее чувство хочет его, жаждет его, желает быть рядом и захватить его, заставить Чимина думать только о нем. Хосок здесь не должен вписываться. — И не будет! — кивает Юнги своим мыслям, когда злость нарастает до той степени, что он пинает попавшуюся на глаза бутылку. Она разбивается о забор с оглушающим, но таким умиротворяющим звуком. Как будто это разбились мечты одного смешливого альфы, который положил глаз на то, что принадлежит ему. То, что всегда принадлежало ему и только. Почти довольный собой и думая о том, как разукрасит лицо Хосока о свои кулаки, Юнги заходит в свой подъезд и ждет наступления завтрашнего дня. Сегодня он слишком задолбался, чтобы драться, да и есть охота.***
Чонгук старался. Готовился долго, много читал сайтов о сексе, просмотрел вдоль и поперек кучу статей про анатомию омег (и альф заодно, и даже открыл для себя много интересных вещей, о которых почти краснел вспоминать), смотрел порно, представлял всё в деталях, и он считает, что полностью готов. На все сто процентов. На все двести! Но в ожидании Тэхёна, который побежал отдать свою запасную палатку Юнги, он жутко нервничает. В тысячный раз поправляет волосы, брызгает освежителем для рта, от вкуса которого уже тошнит, и неосознанно тянется к клубнике из маленькой корзинки, которую он купил для романтической ночи вдвоем. Палатка стоит на достаточном расстоянии, чтобы их ночные игры не были услышаны. Всё готово. Он готов. Его сейчас вырвет от волнения. — Я вернулся! Тэхён появляется так внезапно, что Чонгук вздрагивает, а кусок клубники попадает не в то горло. Черт, это так больно! И он кашляет и задыхается, а перед глазами всё плывет, испуганный возглас Тэхёна звучит как из воды. Он задыхается! Чонгук старается выкашлять эту несчастную клубничину, плачет и сжимает пальцами свое горло, он совсем не может дышать! А потом Тэхён обхватывает его сзади, и его кулак впивается в живот и давит так сильно, что кажется, как будто он хочет сломать ему кости. Чонгук почти повисает в его руках, болтается как кукла, когда Тэхён, внезапно такой сильный, дергает его на себя и давит на живот, прямо под грудью, и когда от очередного сдавливания из горла вылетает здоровенный кусок клубники, Чонгук закашливается и валится на пол. И, Боже, воздух никогда не был таким сладким. — Ты в порядке?! — с беспокойством всего мира в глазах спрашивает Тэхён, сидя на коленях рядом, панически ощупывая его шею и плечи и стирая слезы с его щек. Всё это было бы до боли мило, но сейчас Чонгук может думать только о том, чтобы дышать. — Как так получилось? — Х-хотел… сюрприз… Это клубника… — выдавливает Чонгук слова. — И вот… — Дурак, — выдыхает Тэхён. — Напугал меня ужасно. — Прости, — Чонгук не может ничего, кроме как смущенно улыбнуться и снова начать кашлять. Уже больше оттого, как сильно болит в горле. — Ты зачем принес это? — Тэхён кивает и опасливо косится на теперь уже зловеще красные ягоды. Чонгук тоже глянул на них, только больше со злостью. Глупая клубника чуть не убила его. — Это был сюрприз, — повторяет Чонгук. Он облегченно вдыхает, выдыхает, вытирая слюну с подбородка и мокрость под глазами. — Для романтики, ну, понимаешь. — У меня аллергия на клубнику. И пару секунд Чонгук просто смотрит на него, не веря своим ушам. Видимо, истинность не затрагивает вопросы здоровья, потому что Чонгук просто обожает клубнику (и почти ненавидит её теперь, но всё равно она вкусная), а у Тэхёна оказывается аллергия… И мало того, что сам чуть не подавился сейчас, так ещё и чуть Тэхёна не отравил. — Прости-и-и… — заныл он, качнувшись вбок, и упал лицом аккурат Тэхёну на колени. — Я не знал. Я просто хотел, чтобы всё было красиво и… И Тэхён, милый, нежный Тэхён, понимающе гладит его по голове и чмокает в лоб. — Не волнуйся, всё хорошо, — успокаивает он. — Знаешь, это плохо, что ты подавился, но я рад, что мои навыки в оказании первой помощи пригодились. — Что? — Это должен уметь каждый. — Тэхён пожимает плечами. — Если бы я подавился, например, или отравился, или сломал себе что-нибудь, что бы ты делал? Чонгук хлопает глазами, перебирая в уме эти опасные сценарии, и всё, что приходит на ум, это вызвать скорую. — Скорая не всегда может успеть, Чонгук, а вот ты можешь быть рядом и успеть спасти жизнь. Чонгук всё ещё не может ничего сказать, но только молча кивает и поворачивает голову на его коленях, утыкаясь носом между его бедрами. Так вкусно пахнет. Всегда. Корица и сейчас с запахами леса на ткани его штанов. Он мог бы уснуть так. — Ты прав, — шепчет он, грея теплым дыханием его бедра и своё лицо. Слишком приятно, чтобы отрываться, но Тэхён щекочет кончиками пальцев его подбородок и заставляет поднять голову. — Когда вернемся из похода, обязательно запишемся на курсы первой помощи. Тебе это не повредит, а я хочу обновить знания. Согласен? — Согласен, — коротко кивает Чонгук и тянется вперед, чтобы клюнуть его в губы, но Тэхён закрывает его рот ладонью. — Не трогай меня своими клубничными губами, романтик. Антигистаминные у меня с собой, но я не хочу портить поход аллергией. Вымой рот и почисти зубы. — Да, командир, — хмыкает Чон, но не может удержаться, чтобы не чмокнуть его в теплое бедро. — Я быстро. — Я тебя жду. Тэхён оставляет бархатный след своей ладони на его щеке и отпускает, и возможно Чонгук никогда не чистил зубы и умывался так быстро, как сейчас.***
В его руках Пусанина такой неправильно тощий, но такой правильно его. Юнги никогда не чувствовал себя альфой больше, чем сейчас. Губы сливаются с губами, Чимин льнёт и постанывает так сладко, а Юнги терзает его губы зубами, ловит болезненные вздохи, и пока Чимин не отталкивает — он будет мучить его. Пока он не скажет нет, или уйдет, закричит, ударит, — Юнги ждет этого каждую гребаную секунду, но Чимин… он не делает этого. Юнги толкает его к дереву за его спиной, Чимин охает, распахнув растерянно глаза, но Юнги валится на него в ту же секунду и прижимает собой, чтобы чувствовать ещё лучше — его трепет, дрожь, сорванное дыхание и бешеное сердце, долбящее в груди. Пьяно мазнув по щеке и закрытым векам, он снова хочет его губы, хочет съесть их, сожрать его всего. Альфа внутри него ревет от удовольствия, жадно вдыхает запах омеги, текущего сейчас только для него и из-за него. Он держит Чимина за плечи и присасывается к его мокрой шее, вдыхает и лижет размашисто по выпирающей мышце, кусает горло и целует там, где теперь легкая краснота и следы зубов. Чимин там над ним задыхается, а Юнги слышит его, чувствует его, и всё внутри просто горит от жажды по нему, и Юнги… он слишком поздно понимает, что сейчас с ним происходит. Слишком поздно. Чимин не должен узнать. — Повернись, — командует он, рывком разворачивая его. Он хнычет, но снова не убегает. Юнги считает это четким и очевидным да. — Так течёшь по мне? — шепчет он, ловя то, как Чимин вздрагивает от голоса у своего красного ушка. — Тебе мало было вчера? Такой ненасытный? Как вообще жил все эти годы… Вчера? Это было вчера… Когда это было? Чимин снова хнычет, но… Ох, Юнги не может сдержать рычащий вздох, когда он виляет задом и приглашает его. Жар в груди, в животе, во всём сводит с ума и заставляет вцепиться Чимину в его мягкую задницу и сжать её так, как он сделал бы со своим омегой, как если бы он был его альфой. — Эй, ребята, как дела!!! И это прерывается так внезапно, как и началось. Юнги садится на кровати с бешено стучащим сердцем и, кажется, сейчас он ненавидит Хосока ещё больше. Даже в гребаных снах от него нет покоя! — Свали. В свою. Америку. Просто, блять, свали, — шепчет он с закрытыми глазами его громкому раздражающему голосу в своей голове. — Свали. Он падает назад и кричит ругательства, заткнув себя подушкой, но легче не становится. Пора с этим кончать. Да и кончить тоже было бы неплохо.