leave me here forever in the dark

— Я смотрю, в прошлом месяце у нас совсем не было проблем со своевременной отгрузкой. Мэй, ты выше всех похвал, хотя это и не совсем твой круг обязанностей, но я люблю, когда сотрудники становятся многозадачными. Брайан, приняв скромное выражение лица, покивал шефу. Ещё бы, он, и правда, чуть ли не каждый день появлялся на складе. Естественно, дело было не в том, что ему доставляло удовольствие контролировать работу нерасторопных грузчиков. Он просто сильно привязался к Роджеру. Если, вообще, можно привязаться к тому, о ком практически ничего не знаешь, и с кем не перекинулся толком и десятком слов. Ему нравилось смотреть, как Роджер близоруко щурится, читая этикетки с коробок, чтобы найти нужную. Или как он курит на крылечке, забавно дёргая кончиком носа и пиная пыльными кедами истёртые каменные ступеньки. Брайан тихонько пристраивался рядом, борясь с желанием попросить сигарету для себя, исподтишка наблюдая за молчаливым Тейлором. Тот больше не производил впечатление умственно отсталого. Просто, будто был весь в себе, в болоте одному ему виденных образов и мыслей, иногда выныривая оттуда, чтобы блеснуть светлыми глазами в сторону Брайана и робко улыбнуться. Брай узнал, что ему почти двадцать и что добрая Мэг, оказывается, приходится ему какой-то троюродной тёткой. Она души не чаяла в своём грустном племяннике, постоянно приносила ему сладости и действительно водила на все общественные мероприятия, видимо, надеясь хоть как-то отвлечь Роджера и вернуть к обычной жизни. Но Мэй понимал, что этой заботы слишком мало. Её не хватит для того, чтобы зажечь свет, способный стать маяком, который поможет выбраться из бесконечных скитаний в пучине тоски и холодного отчаяния. Брайан даже узнал, как именно звучит эта тоска. Первый раз это случилось спустя неделю после знакомства. Мэй уже привычно пробирался среди стеллажей, когда до него донеслись протяжные волнующие звуки. Странная, немного неправильная, но трогающая до самой глубины души мелодия. Брай медленно двинулся на звук и обнаружил Роджера, который сидел на полу, прислонившись спиной к обшарпанной стене, и играл на маленькой губной гармошке. Увидев Мэя, он прекратил своё занятие, настороженно глядя из-под коротких бровей. А Брайан почему-то подумал, что на его губах остался металлический вкус от верхней планки. — Прости, — он осторожно протянул руку к смутившемуся Роджеру, — я не хотел тебя пугать. Просто… Это было очень красиво. «И ты тоже очень красивый», — вдруг захотелось добавить. Но Брайан благоразумно промолчал. Во-первых, он не привык делать парням подобные комплименты, а во-вторых, Роджер виделся ему кем-то вроде младшего братика, который вызывал желание оберегать и заботиться, и было бы странно вдруг начать оценивать его внешность. Хотя, он на самом деле был красив, несмотря на отстранённое выражение лица, болезненную худобу, и вечные круги под глазами. Было в его внешности что-то такое, что взглянув один раз, хотелось посмотреть снова. Ещё через неделю Мэй раскопал в кабинете отдела кадров тонкую серую папку с личным делом Роджера М. Тейлора. На первом листе была приколота зернистая очень плохого качества фотография, но даже там Роджер М. был прекрасен, с его утомлёнными глазами и маленьким скорбным ртом. Волосы тогда были короче, торчали из-за аккуратных ушей рваными прядками, придавая ему вид беспризорного мальчишки, который целыми днями крутится на заправке, выпрашивая монетки, стреляя сигареты и пытаясь стащить из магазина сладкую булку. Брайан огляделся по сторонам и воровато спрятал фотографию во внутренний карман пиджака. Это была его первая в жизни кража. Сердце билось как никогда, стоило провести пальцами по невзрачному кусочку бумаги с плохо пропечатанным изображением. Было такое чувство, будто он присвоил себе не просто фото, а самого Роджера. Тот, кстати, уже привык к Брайану настолько, что перестал испуганно дёргаться при его появлении, и даже иногда играл свои пронзительные мелодии прямо при нём, что в глазах Мэя виделось высшей степенью доверия. — Ты сам придумал? — спросил он однажды, когда Тейлор закончил выдувать из своего нехитрого инструмента особо пронзительные, завораживающие звуки. — Придумал? — повторил Родж, будто силясь вспомнить значение этого слова. — Эту музыку, — уточнил Брайан. — Я не при… думал. Она всегда была. Здесь, — он упёрся указательным пальцем себе в грудь, и наклонил голову, будто прислушиваясь к тому, что происходило у него внутри. Брайан понял. Протянул Роджеру подкуренную сигарету. Тейлор вытянул её из пальцев Мэя, слегка коснувшись своими прохладными и быстрыми. Сердце зачем-то опять забилось слишком отчётливо. Брайан удивлялся сам себе. Он ведь начал курить, потому что это был повод, чтобы подольше посидеть на крылечке рядом с новым знакомым. А теперь вот эти внезапные эмоции от случайного прикосновения. Почему это происходит? У него были давно устоявшиеся взгляды на отношения. Человек может нравиться, только если с ним есть о чём поговорить. Долго и интересно. А плотское влечение и прочие случайные вещи — это всё несерьёзно. Проходящее. Так почему же его словно на аркане неумолимо притягивает этот немногословный Тейлор, который вряд ли способен поддержать беседу даже о погоде, не то что на интересующие Брайана темы, вроде Теории струн или экономической ситуации в стране. Но рядом с Роджером неизменно было хорошо и тепло. Что-то схожее с тем, когда гладишь кошку. Ведь она тоже не слишком разносторонний собеседник. Наверное, кощунственно сравнивать человека с животным. Брай мысленно хлопал себя по лицу, но всё никак не мог успокоиться, пытаясь понять — от чего ему так сильно хочется постоянно видеть Роджи. А больше всего хотелось вытащить его куда-нибудь с пыльного, пропахшего сухим картоном и старым сургучом склада, поглядеть, как он будет вести себя в другой, далёкой от рабочей обстановки. И сразу вспоминалась та вечеринка, где Тейлор одиноко торчал у окна, вздрагивая из-за громких звуков. Если уж и пригласить его куда-то, то место должно быть уединённым и спокойным. Пригласить… Это что, свидание? Брайан задумался и не заметил, как сигарета догорела почти до фильтра, обжигая чувствительные подушечки пальцев. — Чёрт! — он отбросил от себя окурок и тут же встретился взглядом с расширившимися глазами Роджера. Тот неуловимым движением схватил ладонь Мэя и поднёс к своему лицу, прохладно подув на обожжённые пальцы. Брайан поперхнулся от таких откровенных жестов, но был не в силах отдёрнуть руку. Просто смотрел на склонившийся светлый затылок и сухо сглатывал. — Больно. — Не спросил, просто констатировал Тейлор и легко мазнул сухими, тоже прохладными, губами по ноющей коже, — у всех боли, у Брай-а-ана не боли. Он снизу вверх поглядел на застывшего от изумления Мэя и улыбнулся. После чего, легонько выпустил его руку, вновь усаживаясь на верхнюю ступеньку, и вертя в пальцах свою губную гармошку. Брайан сообразил, что в расшатанном сознании Тейлора есть образы из детства, якорями прикованные к каким-то определённым жизненным моментам. Он живо представил, как маленький Роджер падает с велосипеда и хнычет над разбитыми в кровь коленками. А его мама наклоняется над ним и заговорщицки произносит то самое «у кошечки боли, у собачки боли, у всех боли». — Спасибо, Роджи, всё прошло, — подыграл ему Брайан. В ответ Тейлор посмотрел на него так пристально и долго, что была бы на его месте та самая Дженни, Брай бы точно решил, что это сигнал для поцелуя. Но сейчас просто с усилием заставил себя отвернуться и уставиться на припаркованные у склада фургоны. — Смотришь на машины? — прозвучало сбоку. — И на них тоже, а что такое, Родж? — Они плохие, — Тейлор уткнулся носом в собственное плечо. Пытался то ли не рассмеяться, то ли не расплакаться. «Автокатастрофа» — вспомнил Мэй. Вот оно что. Подходящий ли это момент, чтобы задавать уточняющие вопросы? Но ему нужно было знать. — Почему? Родж? Брай повернулся к нему и увидел, как лицо Тейлора искривилось в детской гримасе сдерживаемого плача. Короткие брови поднялись домиком, нижняя губа закушена так сильно, что стала белой. «Какого хрена ты делаешь, Мэй?» — Тихо, тихо, — он метнулся к Роджеру, обнял его, повинуясь порыву, ровно за секунду до того, как хрупкое тело затряслось от вырвавшихся рыданий. — Плохие, плохие. Плохие! Родж бился в его руках, повторяя одно и то же слово, а Брайан с отчаянием прижимал к груди светловолосую голову, ненавидя своё любопытство, которое стало причиной случившейся истерики. — Пожалуйста, Роджи. Пожалуйста! Всё хорошо. Я тут. Успокойся, — он бормотал эти никчёмные слова, совершенно не зная, как помочь Роджеру прогнать прочь нахлынувшие воспоминания. Но что-то (слова или объятия) возымело своё действие. Тейлор затих, горячо и влажно дыша Брайану в шею. Мэй продолжал поглаживать его по волосам, машинально удивляясь их мягкости и бормотать уже еле слышно: — Больше ничего не будет плохого, я обещаю, я же здесь. Роджер в ответ всхлипывал, крупно вздрагивая всем телом. На Брайана накатило очень сильное желание правда заботиться, помогать, излечить поломанное сознание Тейлора от кошмаров. И почему-то он твёрдо был уверен в том, что это получится. Надо нанять хорошего психолога, надо расспросить Мэг, надо забрать его с этого унылого склада с грубыми быдловатыми грузчиками, которые постоянно отпускали в адрес Роджера мерзкие сальные шуточки, от которых у Брайана внутри клокотала чёрная ненависть. Роджеру здесь точно не место. Но кто он такой, чтобы так резко вмешиваться в жизнь по-сути чужого ему человека? Вряд ли окружающие поймут его порывы. Брай легонько отстранил от себя вроде бы успокоившегося Роджера. — Всё хорошо будет, — криво улыбнулся он, глядя в заплаканные глаза, и ненавидя себя в этот момент, — мне нужно идти. Тейлор ожидаемо ничего не ответил.