Кислород

      Проржавевшая дверь мерзко громыхнула за спиной экземпляра, оставляя в воздухе продолжительное эхо гула и горький осадок где-то в нутре, обжигающий и ядовитый. Клон вжал голову в плечи, растопырил пальцы, уподобляясь дикому, разъяренному зверю, ногтями царапая шершавые промежутки камней, затем принимаясь за собственные руки, оставляя красные тонкие полосы, раздирая кожу шеи и щёк, оттягивая нижние веки и процеживая воздух черёз плотно сжатые зубы. Издав тугой неясный звук, он поднял голову кверху и крепко сдавил, путая скрюченные пальцы в пышных слипшихся прядях. В уголках глаз собрались блуждающие искорки. Экземпляр 2.4 склонился над размытым отражением и напряг кулаки. - Как я мог!.. - Хрипло ненавидел он себя, мысленно все ещё находясь на поле тестов, переживая те мучительные секунды, повторяя нерешительные отрывистые движения, вспоминая тот смиренный взгляд и сопротивляющиеся руки. В тот же момент ком застрял в горле. Жар выступил на лбу тонкими струйками. Сердце подпрыгнуло, медленно пятясь в толщ рёбер, следовало лишь осознать, что... Нечёткими движениями он поднёс ладони ко рту. 2.4 поймал на себе пристальный, пустой взгляд сокамерника. Эти бездонные, чёрные, как пепел, зрачки, суженные и впивающиеся, обследующие каждую клеточку тела, вытягивающие самые потаённые уголки сердца, выведывающие в своём собрате предателя, притворщика, мошенника, преступника! и девианта. Это недрогнувшее лицо того, кто сейчас принял стойку, вытягивая кончик носа в его сторону. Казалось, что через секунду, выгнув гибкую спину, приопуская уголки пасти и обнажая поблескивающие ряды зубов, по-волчьи взвоет, загоняя добычу в угол норы. Экземпляр плавно, незаметно смахнул предательски подступающие слезы и, как можно старательнее высекая каменную маску, замерел в ожидании худшего. Но сокамерник лишь перевёл взгляд в сторону, и худшего не последовало. 2.4 как можно тише выдохнул и с минуту вновь карал себя за неосторожность. В голове мгновенно вырисовался сокамерник, который, удерживая самого 2.4 за запястья, подавляя хоть какие-то попытки сопротивления и повинуясь чипу, медленно, растягивая момент, играет на потрепанных струнах, поочерёдно и мучительно обрывает каждую нитку, связывающую его с жизнью путанными узлами. "Не выдавать себя, не выдавать себя!" - Гудело и давило в ушах у экземпляра. Секунды кружились в бальном танце с секундами, подзывали друг друга, сплетали ладони, сливались воедино; минуты кружились в бальном танце с минутами, подзывали друг друга, сплетали ладони, сливались воедино; часы кружились в бальном танце с часами и кружились, кружились, кружились... Так проносились в изящных пируэтах вечности, но ничего не менялось. Но, стоит сказать, 2.4 считал вечностью лишь то время, проведённое в бездействии, то время, что, такое необходимое, быть может только для него, быть может и для кого-то большего, пролетало с неимоверным размахом. Его пылкий нрав и желание действовать полностью контрастировали с его же предосторожностью и, честно, мешали спокойному существованию. Сам бы он в ответ на подобные изъяснения скорее бы поглядел сверху-вниз и с едва заметной горчинкой в голосе заявил, что его спокойному существованию мешают лишь чрезмерные наблюдения и окружающие со всех четырёх сторон немые сторожи. А потом добавил бы что-то про себя, смущаясь и гордо отворачиваясь от любых заносчивых взглядов. Как можно удобнее расположившись на койке, положив руки за голову, экземпляр раздумывал о чем-то своём, бегая глазами по камере и изредка задевая ими дверную ручку, проворно выгибаясь и выскальзывая в тени бесконечного коридора, обследуя каждую оставленную царапинку, порывистыми движениями подбираясь к злосчастному повороту, за которым скрывалось нечто поистине ужасающее, визжащее и скалящееся, дикое и безумное, но при этом столь манящее и желанное. Прикрывая потяжелевшие порывами мечт веки, он прислушивался к незримым стонам и содроганием рассыпчатых стен, едва сдерживающих доселе никому не показывающихся чудовищ, скрытых в темнейшем корпусе людьми в белых халатах. А затем он вновь возвращался к знакомым осветленным камерам, оглядывал клонов, сохраняющих на выбеленных лицах неестественную невозмутимость, клеймо покорности, отмеченное в каждом замеревшем сердце, смиренность, потрясающую и вызывающую очередную толпу негодующих мурашек. Послушное во всём стадо, медленно ждущее своей кончины и свирепая, нечеловеческая, но гордая и величественная стая. В каком-то смысле, к последним 2.4 относился с уважением. Вернулся к реальности девиант лишь к вечеру, когда вместо тысячи обжигающих ламп зажегся свет гигантского табло над полем для симуляций, по совместительству и для тестов, уже лениво лизавший поблескивающие плиты. Первым делом оглядевшись и найдя сокамерника под номером 2.3 спящим, он присел на корточки перед койкой и, протягивая руку под неё, шарил по полу в надежде отыскать заветный тайник. Спустя пару секунд пальцы нащупали острый продолговатый предмет, холодевший под прикосновениями тёплой кожи. Глаза 2.4 загорелись искрой азарта. Потянув лезвие на себя, он оглядел драгоценную шпагу со всех сторон, будто опасаясь, что она могла повредиться. 2.4 вытащил припрятанную за пояс заточку и принялся осторожно, с лёгким трепетом точить лезвие, даже не опасаясь разбудить сокамерника. Он пристроился на краю койки и, вслушиваясь в приятный неприхотливому слуху скрежет, тихонько поглядывал на выстроенные вокруг зоны тестов камеры, за стенами которых мирно посапывали некоторые экземпляры. Остальные же, немногие, кто дожидался гудка, бессмысленно глядели в пол, потолок, стены или на собственные руки. Наслаждаясь поблескивающими краями шпаги и нудной, угловатой рукояткой, 2.4 сначала и не заметил плывущее на краю большого зала тёмное пятнышко. Как только его взгляд вновь обратился за пределы камеры, его руки ослабли и чуть было не выронил дорогое сердцу оружие. Стараясь не выдавать своего замешательства, хотя заметить его было некому, он запустил пальцы в неухоженные волосы, почесывая затылок и стараясь успокоиться. Тёмное пятно постепенно обрело очертания человеческой фигуры. Следовало 2.4 подумать о том, что это мог быть запоздавший на смену лаборант и уверить себя в естественности происходящего, как силуэт на долю секунды повернул голову в его сторону, открывая под чёрным плащом лицо клона. Вперившись выцветшими зелёными глазами в ночного гостя, экземпляр привстал с койки. Клон даже и не думал оглядываться или хоть как-то остерегаться. Он шёл величаво, широко расправив плечи под накидкой, вместе с тем грозно и будто прихрамывая на одну ногу. Он имел больше вид оглядывающего бескрайние владения владыки, чем заблудившегося в лабиринте враждебных коридоров. На секунду экземпляру даже показалось, будто тот небрежно опирался на царский скипетр. 2.4 чуть было не подпрыгнул на месте, как только раздался отрывистый гудок, предвещающий комендантский час. Кинув мимолетный взгляд на таинственную фигуру и зрительно запомнив направление, в котором та двигалась, он послушно отложил шпагу и уже было подошёл к койке, но... - Это же мой шанс! - Чуть не вскричал он и, резким движением прихватив респиратор, выскочил из камеры под сопровождение автоматического сигнала сразу как только его нога переступила порог - дверь заперли. Он несся, позабыв о кислороде и осторожности, позабыв о сокамернике, который, стоит ему проснуться и не увидеть 2.4 на месте, забьет тревогу, поднимет на ноги дозорных, активирует тысячи зорких пытливых камер по всему корпусу и, быть может, всей лаборатории, станет безжалостной смертью, оборвет все пути к свободе. Только подобная мысль смела зародиться у экземпляра в сознании, как он сейчас же, не без тени на лице, грубо комкал её в руках, сжимал её, растягивал и рвал, не позволяя сомнениям разрастись и застелить плотной пеленой глаза, заставить бросаться в гнев и слезы. Он несся по извилистым коридорам, ведомый неизвестной ему рукой, указывающий путь и освещающей темень и мрак, повиновался инстинкту, полностью доверившись шестому, потаенному чувству. "Я найду его! Найду!" - глухой дробью отдавалось в ушах, разливалось по всему телу. С левой стороны моргнул кусочек света. Слегка оторопев, он затормозил на скользкой плите и, зацепившись кончиками пальцев за косяк, резко развернулся и кинулся к этому крошечному белому огоньку. Минуя потрепанные, сложенные в пирамиды коробки и торчащие отовсюду оголенные провода, 2.4 с силой толкнул приоткрытую дверь склада. Могильный ветер тут же обдал раскрасневшиеся щеки, пуская на лицо пыль и крупицы песка. Леденящий и жаркий одновременно, путался в волосах и заглядывал в раскрытые от восхищения и страха глаза, блуждал, утекая сквозь пальцы и пронизывая тонкими иглами тело. Ветер блуждал по равнинным, выцветшим землям, гоняя от скуки и одиночества млечные звезды, прижимаясь к темным окнам, подслушивая загробный шепот тишины, изредка сменяющийся когтистым скрежетом металла и загадочным ядовитым всплеском, гонялся на перегонки сам с собой, собирал и раскидывал почерневшие от времени, высохшие тучи. Он примчался с неба. Далекого, спящего и часто пустого, которое, завидев ночного гостя в своих владениях, набросило ярчайшее из королевских одеяний, расшитое немеркнущими камнями, ослепляющими наивные и поэтические взгляды. Польщенное немым восторгом, обожающее купание в ласках и преклонениях, небо пустило по ночной глади свою ярчайшую сонату... 2.4 кротко отступил на шаг и, расправив руки, приподнял голову, желая вдохнуть свежий, свободный воздух. Он сомкнул веки и, в ожидании, когда наконец его легкие наполняться чистым, непорочным кислородом, почувствовал, как все его внутренности сжались. Заплетающимися движениями клон подключил баллон к респиратору и, прижав тот к лицу перед тем, как все вновь помутнело, взглянул полными обиды глазами на поблекшее для него лунное светило. Здесь не было кислорода.