On a bet.

      Чимин никогда не напивался до состояния «я ничего не помню, не трогайте меня», но, видимо, пришло время. Яркое осеннее солнце пробивается сквозь полоску темных плотных штор, и блондин щурится от неприятных ощущений. Стараясь приоткрыть левый глаз, Пак осознает одновременно несколько вещей. Во-первых, его мучает дикий сушняк, и голова невыносимо раскалывается. Во-вторых, комната явно не его, ибо кровать, на которой он лежит, находится около окна, а не у шкафа, как в их с Тэхёном домике. И в-третьих, ему отчего-то тяжело дышать и чертовски жарко. Чимин пыхтит и смотрит вниз, туда, где его обнаженный торс скрыт одеялом. Туда, где его талию поверх тонкой белоснежной ткани смятой простыни обхватывает правая татуированная рука.       — Вот же черт, — карие глаза чуть не вылезают из орбит, когда блондин вспоминает, чья эта татуировка и чья это рука.       Чимин старается выползти из объятий друга, одновременно пытаясь понять, болит ли у него поясница и ягодицы. Однако попытки практически бесполезны, так как хватка младшего крепче камня, и сильная грудь все также упирается в паковскую обнаженную спину. В голове рой мыслей, одна из которых, что он невероятно влип, но он гонит их прочь, намереваясь слинять отсюда как можно скорее и никогда не вспоминать об этом ужасном вечере. Его рука тянется к прикроватной тумбочке, стараясь найти мобильник или что-то вроде того, но она пуста. Парень вновь скользит по простыням, и у него почти получается выскользнуть из объятий младшего, но тот неожиданно прижимает Пака крепче к себе и низко сипит в ухо:       — Прекрати ерзать, хён.       — Ч-чонгук? — Пак осторожно поворачивает голову к черноволосому, что морщится от ярких солнечных лучей, и легонько отстраняется от тонсена. Пытается, — Почему я здесь?       — Прежде, чем ты начнешь что-то выдумывать себе, — выдыхает Чон и приоткрывает один черный глаз, но руку не убирает, — хочу тебя успокоить: твою девственность я, как и обещал, уберег, — Чимин облегченно выдыхает, — но нервы ты мне потрепал знатно, хён.       — Я… я что-то натворил? — Чимин закусывает пухлую нижнюю губу, все также косясь на младшего через плечо. Чонгук хмыкает ему в лопатку и переворачивает блондина на спину, удерживаясь на руках и смотря на оголенное тело под собой, — Не мог бы ты объяснить мне, почему я в таком виде. Я ничего не помню, — щеки трогает легкий румянец от смущения. И немного от осознания, что Чонгук разглядывает его полуобнаженного.       — Тебе с самого начала или опустить детали? — улыбается Чонгук и смотрит в шоколадные глаза напротив, коря себя за то, что не успел налюбоваться на них вчера. Чимин наверняка начнет вести себя сдержаннее после рассказа, так что придется довольствоваться минутами близости сейчас. — Ты явно не умеешь пить, Чимин-а.       От хриплого чонгуково «Чимин-а» у старшего все в узелок завязалось внизу живота и губы моментально пересохли. Младший явно держал себя в хорошей форме и регулярно ходил в зал, ибо такие кубики было невозможно не заметить, особенно когда Чон Чонгук нависает сверху, но Пак сдерживал себя, чтобы не наглеть и не рассматривать младшего так же нахально, как это делал Чонгук сейчас. Блондин сипло выдохнул и неловко кивнул, чем вызвал снисходительную улыбку черноволосого.       — Что ж, — Чонгук улыбается и легким движением смахивает ресничку с румяной щечки, сразу же убирая руку и не переходя грань дозволенного. Пальцы моментально начинает покалывать, а сердце издает непонятный сильный и одинокий удар, — после того, как ты попробовал все на столе, ты захотел танцевать. Я старался не упускать тебя из виду, но ты явно хотел поиграть со мной в прятки, раз мне пришлось вставать на твои поиски шесть раз, хён, — Чонгук откровенно хмыкает, веселясь с растерянного Пака, и обнажает ряд белоснежных зубов.       Пак по-детски хнычет и надувает губки. Он попал. Так опозориться перед своим тонсеном, напиться до белочки, хорошо, что еще содержимое его желудка цело. Наверное. Чимин переводит взгляд на жилистые руки младшего, спускаясь взглядом по линиям голубых вен ниже, к ладоням и длинным пальцам, но его взгляд цепляется за разбитые костяшки. Цепко хватая Чона за запястье, он дергает его за руку на себя, едва не заставляя младшего упасть на него всем весом, и пораженно начинает осматривать ссадины. Сердце Чонгука издает еще один гулкий звук и затихает.       — Что это? Еще вчера этого не было, — Чимин хмурится и ведет пухлыми коротенькими пальчиками по огромной руке, осторожно обводя ранки, — Ты дрался?       — Не совсем, — улыбается Чон, рассматривая сосредоточенное лицо перед собой и невольно спускаясь взглядом на пухлые розовые губы. Блядство, — Скорее, я защищал твою девственность, хён.       — Ты делал что?! — Чимин резко поднимает голову, расширяя глаза от удивления и заставляя Чонгука залиться смехом. Звонким и красивым, чуть хриплым из-за раннего пробуждения, но определённо ласкающим слух.       — Ты не дослушал историю, Чимини-хён, — улыбается Чонгук и плюхается на кровать рядом, чуть накрывая Пака простыней. Чимин игнорирует попытки заботы и продолжает пялиться на Чона, подкладывая руку под голову, — Я искал тебя шесть раз и на седьмой нашел около лестницы. С каким-то отморозком, что приставал к тебе, — на этом моменте младший непроизвольно напрягся, хоть и старался оставаться спокойным, но Чимин хорошо видел его играющие желваки на скулах, взбухшую венку на шее и напрягшиеся мышцы плеч, — Он не хотел понимать, что ты со мной, поэтому я разобрался по-своему. Не волнуйся слишком сильно: мои костяшки еще живы, как видишь, — «к сожалению, его челюсть тоже» остается неозвученным.       — Тебе не следовало, — Чимин тупит взгляд и вновь смотрит на руку младшего, что покоится рядом с его собственной. Желание коснуться ее просто непреодолимое, так что Чимин невесомо проводит указательным пальцем по ранкам с запекшейся кровью и переворачивается на бок, чтобы повнимательнее рассмотреть красивое лицо перед собой.       Чонгук был действительно красив и хорош собой. Его черные, цвета ворона, волосы заметно отросли с момента их первой встречи и вились после сна. У него были большие для азиата глаза глубокого кофейного цвета, которые имели свойство чернеть, если их обладатель был чем-то недоволен. В лучах восходящего солнца цвет его кожи был более оливковый и смуглый, что делало его немного старше своего возраста. Совершенно очаровательная россыпь веснушек, так не соответствующая образу бед-боя, несколько покрасневших следов от подушки и две милые родинки: под нижней губой и на кончике носика. Чимин невольно задержал взгляд на губах: тонкие, розовые, аккуратные и чуть шелушащиеся от постоянных покусываний. Младший был идеален в своей естественности, и Чимин даже расстроился, что не проснулся несколько раньше, чтобы рассмотреть Чона поближе и подольше.       — Следовало, хён. Думаю, эта встреча станет хорошим уроком для него. Ненавижу, когда трогают мое, — Чонгук усмехнулся и откинул край одеяла, и, о господи, нет, Пак Чимин, отведи оттуда взгляд! Блондин неловко начал рассматривать обстановку в комнате, только чтобы не видеть точеную фигуру друга, что сейчас натягивал спортивки на свои черные короткие кэлвины. — Не встаешь?       Пак переводит взгляд на парня, что неловко почёсывает затылок, пропуская длинные худые пальцы через смольные волосы, и хлопает глазами несколько раз, чтобы прийти в себя. Чонгук тянется к футболке на стуле и кидает ее в старшего.       — Я не твой, Чон Чонгук. И где моя одежда? — Пак вопросительно смотрит на ткань цвета хаки и сжимает ее в руках, — Почему я вообще голый спал здесь?       — Ты в моей комнате, хён. И ты не голый, ты в белье, — Гук проверяет время на телефоне, а потом вновь обращает внимание на друга, — Полседьмого утра, Чимин-а. Я собираюсь на пробежку. Ты как?       — Я давно не бегал, — Чимин хмурится, — но однако где же все-таки моя одежда?       — Боюсь, что в мусоропроводе, хён, — Чонгук невинно улыбается и присаживается на край кровати, — Видишь ли, ты немного… подпортил ее, — Чон улыбается шире, видя, как начинает краснеть старший, — Уверен, Тэ-сомбэ тебя простит за нее. Возьми мою пока.       — Нет, — тянет Пак, зарываясь лицом в ворох одеял и скуля от смущения и стыда. Не может быть, что бы он так опозорился, — не говори, что мне стало плохо вчера…       — Тогда я лучше промолчу, хён.       Утро явно не бывает добрым.

***

      Чонгук возвращался в дом совершенно довольный после легкой утренней пробежки. Наедине с Чимином. Этот маленький хён действительно делает его счастливым просто своим присутствием, и Чон не мог понять: что же в нем такого особенного, что с каждым разом сам Гук все больше к нему привязывается. В блондине определенно есть некое очарование, и причем это не из-за маленького роста или пухлых коротких пальчиков, из-за которых Чимин так негодует… Это что-то внутреннее: что-то вроде ментальной связи между ними или сильной харизмы, исходящей от старшего, притягивает Чонгука, как магнитом. Ему нет дела, парень рядом с ним или девушка, но вот когда с ним рядом Чимин, ощущения иные абсолютно. Это лишь подогревает к нему интерес.       — Видел вас из окна. Хорошо смотритесь вместе, — брюнет даже не заметил стоящего на лестнице Хосока с чашкой кофе в руках, — смотри, не влюбись, Дориан Грей, ни то испортишь нам план, мой юный гедонист.       — Хён, ты же знаешь, что отношения не для меня. Мы довольно сблизились с Чимином в последние недели, но это не значит, что ты можешь выдумывать себе черт возьми что, — лицо озаряет привычная усмешка, а руки тянутся к синей кружке, отнимая ее у Чона-старшего и позволяя их обладателю обжечь горло горячим горьким кофе.       — Ну-ну, смотри, Гуки. Я конечно же не буду напоминать тебе о вчерашнем вечере и о том, каким собственником ты был в отношении Пак Чимина, — Хосок никогда за словами не лез в карман, — но напомню, что осталось две недели, а мне нужна информация, что наш ангелочек стал падшим. Тик-так, малыш, время-то капает.       — Не волнуйся, хён, и готовься к операции по донорству почки. Я присмотрел себе хороший Дьюк, но не могу определиться между ним и Дэвидсоном, — Чонгук улыбается, получает по плечу от хёна и его привычное «это мой мальчик», а на душе становится нехорошо. То кратковременное солнечное счастье, что подарил ему Чимин, увядает внутри.       Осталось всего две недели.