Лев Николаевич, простите

— Слушай, это наши там стоят? — Катя кивнула в сторону толпы девочек, стоявших за углом школы, которые на повышенных тонах что-то выясняли. — Похоже, Базаева с Рыковой, — подтвердила я, ёжась от февральского холода. Этих двух между собой все называли «сучками». Даже не из-за схожести фамилий, Базаева — Борзая, а Рыкова — рычит, с братьями нашими меньшими, а потому что они были грубыми и дерзкими и как бы свысока смотрели на остальных. Но теперь одноклассницы стояли, поджав хвосты, и Базаева еле слышно оправдывалась перед окружившими их пятью девчонками из параллельного класса. — Какой-то кипиш творится. Подойдём? — предложила Катя, и мы неторопливо подошли к группе возмущённых девиц, настороженно вслушиваясь в спор. — Хватит строить глазки и крутить своей толстой жопой перед его носом! — выплёвывая слова, с неприязнью говорила размалёванная старшеклассница в коротенькой курточке, одетая совсем не по погоде. — Вообще-то, это он ко мне подкатывает, — увидев подошедших нас, чуть смелее стала отвечать Базаева, — может, ему надоела твоя тощая задница?! — Не пиз*и, видела я, как ты на него вешаешься. Мы уже два месяца встречаемся, и у нас всё замечательно! Не смей портить! — Так замечательно, что он шепчет мне непристойности, страстно зажимая в раздевалке? — Гонишь! Он любит меня и хочет быть со мной! А тебя использует, тупая ты сука! — Что ж, мне он говорил обратное, — мерзко ухмыляясь, проговорила Базаева, — когда его язычок исследовал моё тело, а его дружок подрагивал в моих руках. Так кто теперь здесь тупая сука? — Ах ты, шлюха! — толкнув соперницу, прокричала та, трясясь, то ли от гнева, то ли от холода. Остальные угрожающе шагнули вперёд. — Эй, эй, давайте без рукоприкладства, — подходя ближе и вставая на линии огня, сказала я. — А вы чё сюда припёрлись? Валите на хер, — еле сдерживаясь, глядя из-под бровей, злобно бросила обманутая любовница. — Мы бы с удовольствием, но, похоже, у вас тут намечается неравная схватка, — заметила я, окинув взглядом пять гневно настроенных девушек с одной стороны и двух противостоящих им. — Я сказала — пошли отсюда. Это не ваше дело! — чуть не брызгая слюной, визжала девица. — Согласна. Не наше, — я взглянула на испуганную Катю, меня и саму уже потряхивало нехило, но оставлять двух своих, хоть они и были мне неприятны как люди, нельзя. — Давайте мирно разойдёмся по домам и забудем об этих размолвках. — Если эта шлюха отцепится от моего Костика, то можете валить, куда хотите. — Сама вали, сука конченая. Он будет со мной! О, Боже, они делят Торчка! Торковского Костю, который, в принципе, не уважает женщин и перемацал уже полшколы. И на фига я вмешиваюсь в это противостояние двух идиоток? — Вам не кажется, что глупо делить парня, который одновременно встречается с вами двумя и ещё с десятком других баб? Не удивлюсь, если он ведёт журнал своих побед. На хер вам сдался этот кусок дерьма? — удивлённо-косые взгляды полные презрения упёрлись в меня, будто я чудило и сказала что-то невообразимое. Было такое ощущение, что они все готовы наброситься на меня и отстоять честь своего избранника. При чём и свои, и чужие. — Не тебе, лесбуха, рассуждать об отношениях между мужчиной и женщиной, — мерзко выплюнула размалёванная девка, от слов которой я потеряла дар речи. Меня словно окатили холодной водой и голышом выставили на обозрение толпы. Что?! Почему она меня так назвала? С чего она взяла, что я лесбиянка? Я ещё никогда и ни с кем не была замечена, чтобы можно было на меня навешивать ярлыки. Лесбиянка. От этого слова я отшатнулась, как от хлёсткой пощечины. То презрение, с которым кинула его в меня обидчица, заставило сжаться и брезгливо поёжиться. Словно оно было грязным и липким. А может, она права? Я же влюбилась в женщину. Но как она узнала? Откуда? Я никому не говорила. Даже моя лучшая подруга не знает. И это же просто школьная влюблённость, а не то что эта уродина закладывает в смысл брошенного ею слова. Я запуталась. Наверно, я действительно лесбиянка? — Чё ты несёшь, больная? — молчавшая до этого Катька резко вступила в разговор, прерывая хаотичный поток моих панических мыслей. — Чё слышала, то и несу. Может, и ты, того… лизунья. Вы же такие подружки, всё время вместе. Катькиному возмущению не было предела, а я стояла как вкопанная, не в силах ни двинуться, ни что-либо сказать. — Что за бред? Совсем крыша поехала на фоне ревности? — Зачем Костику врать? Ах, это Торчок слухи пустил?! Вот гондон! Из-за того, что на дискотеке Последнего звонка я пресекла его недвусмысленные намёки с распусканием рук? Решил отомстить, пустив слух, что я по девочкам, так как признать, что ему отказали, выше его гордости?! Страх моментально преобразовался в злость. А мне ещё тогда польстило, что первый дон Жуан школы позарился на меня. Тьфу, мерзкая личность. — Значит, что ты сосёшь физруку нам тоже верить? — настолько яростно выдала подруга, что все окружающие ошарашенно уставились на опешившую старшеклассницу, которая безмолвно открывала и закрывала рот, покрываясь красными пятнами. Она вдруг кинулась на Катьку, но я стояла рядом и успела прикрыть её своим телом, получая кулаком в плечо. Стоящая поддержка массой навалилась на нас, я только и успевала отталкивать их. Катюха размахивала рюкзаком, нанося без разбора удары по агрессивным школьницам. Базаева и Рыкова несколько мгновений нерешительно глазели, а потом включились в потасовку. Драка длилась всего пару минут, прибежавшие на шум ребята и взрослые быстро разняли нас, так что мы отделались легко. Особо никто не пострадал. Две порванные куртки, несколько синяков, подранные волосы и царапины. Ничего криминального. Больше нам досталось на собрании по неподобающему поведению, где всех участников отчитали вдоль и поперёк, пригрозив исключением из школы, если хоть кто-то позволит конфликту вновь разгореться. — Кать, а ты откуда знаешь, что эта грымза физруку сосёт? — шагая после школы по заснеженной тропинке, озадаченно спросила я, рисуя перед глазами образ Олега Эдуардовича и истеричной девки. — Ниоткуда, — покачала она головой. — Сказала первое, что на ум пришло. Надо же было как-то за тебя заступиться, а то херню какую-то несёт. — Катю-ю-юха, — я притянула её к себе и крепко обняла, — ты же знаешь, как я сильно тебя люблю. — Или не херню, — вдруг остолбенев, с сомнением произнесла она. И через миг захохотала, почувствовав, как я напряглась. — Дурочка! Я же от чистого сердца. — Да знаю я, — обняв в ответ, сказала подруга, — и я тебя люблю!