Есть что-то злостное в матерях. С рождением малыша они напоминают какого-то неодолимого зверя, ласкающего и рычащего, безвредного и защищающего, сильнейшего и беззащитного. Существуя благодаря любви, эти хищницы, не желая делать зла другим, расправятся со всяким, кто посмеет задеть их чада.
По-настоящему любящий мужчина опаснее. По крайней мере так казалось мадам Помфри. Всю любовь, которую от природы своей утаивает от окружающего мира, он направляет в защиту самого дорого. Он плюёт на условности, на нормы и на принятые правила, злится, пугает и жертвует всем ради защиты возлюбленной. Он рычит как зверь, но оберегает не своё сердце, и один Мерлин ведает, какое пламя сжигает его изнутри, это же мужчина.
Однако что-то подсказывало Поппи, что пламя это посильнее яда, и потому-то не оставалось и сомнений: Северус Снейп выкарабкается. Каждый час она проведывала пациента и просила мисс Грейнджер прилечь хотя бы на минуту. Та предсказуемо отказывалась. Если Гермиона и спала, то отрывками и только при условии, что силы сами покидали её ослабший организм. Ни в какую сон не одолевал её. Уговорам она не подчинялась. Упрямилась. Мадам Помфри ничего не оставалось, как переклеить надписи с флакончиков зелий и вместо Животворящего подсунуть Сон без сновидений.
Обман раскрылся поздно, пришлось поддаться. Гермиона лишь заботливо укрыла Снейпа очередным одеялом и, покоряясь сну, легла на соседнюю кушетку.
Зелье действовало, но медленно. Его эффект усилился и тем, что Гермиона ничего не знала о приходе Драко и её мысли не занимали лишние тревоги. Сегодняшним утром Малфоя уже не было в Больничном крыле.
Мадам Помфри вздохнула, ощущая тяжесть, которая проникала всё глубже к сердцу. С виной так всегда: сначала трусость, затем оправдание, а в конечном итоге всё обрушивается невыносимой ношей и жалом впивается в душу. Поппи полагала, что самым тяжёлым для неё был день отравления Северуса, но, к большому сожалению, она ошибалась. То была ночь. Сегодня произошло не менее отвратительное утро. После такого не сразу отпускает. Поппи порой даже потряхивало.
Северус не приходил в себя, а Гермиона голодала и мало спала. Драко Малфоя, выглядящего похуже старика, увели ещё до рассвета, и об этом, к несчастью, знала только Помфри! Мальчишка нуждался в лечении, и, по правде говоря, вид его не предвещал ничего хорошего. Он вновь становился призраком.
Но кого волновало состояние юноши, кроме неё? Северус и Гермиона даже не знали о приходе Драко, а Шарль, в чьих руках замирала судьба школьника, считал его состоявшимся преступником. Этот аврор оказался жестоким и категоричным. И что могла поделать Помфри, обычный колдомедик, против профессионала с многолетним стажем? Казалось, многое, но, как ни прискорбно признавать, противостоять Шарлю Поппи так и не решилась — дорожила должностью.
Неслучайное подслушивание Шарля и Драко дало преимущество: Поппи соединила всё воедино, и включила благоразумие. Становиться врагом новой системы ей не хотелось.
Еще несколько лет назад гуманные колдоврачи из Мунго прислали бы кровь незамедлительно, даже не поинтересовавшись, кому она требовалась, а фестивали, соревнования и праздничные мероприятия создавали сами школы и не по приказам.
Раньше газеты выполняли одну функцию — информативную, они не манипулировали. За считанные годы знакомая ей система изменилась. Поппи не знала, кто за этим стоял, но несомненно за ним стояло еще и Министерство. Когда бледного Малфоя увели, в кабинете колдомедика ещё долго слышались всхлипы.
Ближе к вечеру, когда Гермиона ещё спала под властью зелья, а мадам Помфри находилась в кабинете, спокойное дыхание Северуса нарушилось, веки дрогнули и он открыл глаза. Странное онемение прокатилось вдоль его тела, когда он попытался привстать, но слабость в этой прихоти отказала — он не смог пошевелиться. Разве что лицо ощущалось да уловимо покалывало. Обычному человеку показалось бы, что парализованность останется с ним навсегда. После такой порции, какую выпил Снейп, нужно радоваться, что жизни не лишился, а рассчитывать на что-то большее — глупо. Видимо, именно об этом подумал и Северус. В чёрных омутах проскользнул гнев. Снейп вопреки разрушающей слабости дёрнул головой, с презрением выплюнул волшебные дыхательные трубки и замер. Вся ярость тотчас иссякла, стоило его взгляду задеть соседнюю койку. Он изумился, позабыв о том, что и руки, и ноги, и корпус не поддаются контролю. Впервые Северус понял, что не разучился удивляться.
Она здесь.
Утихомиренный и покоренный, он опустил голову на подушки.
Снейп долго вглядывался и едва уловимо хмурился, не понимая, откуда взялось очаровательное создание. Неужели любимый ангел вновь находился рядом и опять ожидал его? Северус не поверил и скептически осмотрел потолок и стены, нахмурился, но вновь обратил к ней полный нежности взор. Не сон — реальность! Наконец-то, выпал шанс полюбоваться чарующей девушкой без лишних свидетелей; насладиться вдоволь лицезрением запретной нимфы и сколь душе угодно насытиться! Видит Мерлин, в таком случае Северус не жалел о выпитом яде!
Гермиона безмятежно спала, и пока ничто не выдавало её внутренних переживаний. Северус прислушивался к тихому сопению. Уголки его губ слегка приподнялись.
Какое, должно быть, ужасное состояние — быть растроганным! Быть гранитом и позволить себя обточить! Быть изваянием, отлитым по установленному сдержанностью образцу и вдруг ощутить в бронзовой груди что-то непокорное и безрассудное! Быть льдом — и растаять! Соответствовать вечной строгости — и улыбаться просто так, потому что угодно душе!
Это какое-то безумие!
В такие минуты сливается всё самое доброе и злое, совершается великое и трагическое. Это время опасно. Никогда в мгновения, переполненные забвением и трогательностью, не стоит терять голову, иначе жди беды. Утраты нагрянут неминуемо. Придётся платить цену. Жертвовать.
Долгие годы врезали в душу и память Северуса это правило, оставляя глубокие, уродливые шрамы. Он поклялся, что никогда больше не нарушит жестокого закона, не переступит границы, не увлечется, не привяжется, не полюбит. Чувства — вот враг разума. Через такой жалкий инструмент, как эмоции, они разрушают броню. Они бьют. Они калечат.
Вопреки всему Северус улыбался.
Он глядел на мисс Грейнджер, позабыв обо всём. Глядел упоительно, жадно, нежно, страстно. Так, засмотревшись на обворожительных вейл, мужчины проигрывали войны, соревнования, турниры. С таким же взглядом за Елену Парис вручил яблоко Афродите, а Орфей, любуясь Эвридикой с той же теплотой, проиграл сделку Аиду. Этот взгляд, полный бурлящих чувств, делал Северуса чуть больше мужчиной и вместе с тем чуть меньше. В нём танцевали любовь душевная и страсть физическая.
Он терялся от полета и к небу, и в бездну одновременно, и всё равно продолжал созерцать.
— Северус, ну наконец-то! — воскликнула тихо Поппи, пришедшая на шум упавших трубок. Тотчас Северуса вернуло из завороженности: он резко переменился, губы превратились в тонкую нить, а меж бровей залегла глубокая морщина. Несмотря на это, Мадам Помфри посветлела в лице, тактично отвела глаза, но аккуратно подошла и померила ладонью температуру. — Я уж думала, ты и впрямь не жилец! Лежи, лежи…
Сначала ничего из сиплой, режущей слух и горло речи было не разобрать. Снейп оставил эти тщетные попытки и глубоко выдохнул. Его серьёзный взгляд сосредоточился, но всё равно то и дело возвращался к Гермионе.
Поппи улыбнулась сардонически и с видом точно знающей работу поднесла флакончик к губам пациента. Она почти не выдавала волнения: смотрела прямо, дышала спокойно. Чуящий подвох Снейп всё же вскинул бровь. Сухожилия её руки сжимало напряжение, ногти врезались в этикетку — знак недобрый. Своим пристальным взглядом он как будто хотел запечатлеть вопрос в её мозгу. В нём зарождались опасения. А у кого не возникнет тревоги при виде невроза в повадках целителя?
Вместо ответа, Помфри потребовала принять зелье. Северус сделал несколько болезненных глотков. За это время побледнели не только его кожа, но ещё и губы. Мрачные теории атаковали ему голову. Снейп вновь перевёл взгляд на Гермиону, долго рассматривал, а затем едва слышно, с заметной хрипотцой проговорил:
— Её укрой.
— Не беспокойся, Северус. Она ещё та упрямица и…
— Укрой нормальным одеялом, — отчеканивая каждое слово, повторил с усилием он и подорвался встать. Не вышло и малейшего движения. Организм был крайне слаб. Поппи едва уловимо хмыкнула и невзначай, стаскивая одно из покрывал, бросила:
— Это бесполезно, всякое одеяло оказывается на тебе, стоит мне оставить мисс Грейнджер одну.
Его бровь вновь взметнулась вверх. Северус едва не фыркнул, но промолчал, продолжая осматривать Гермиону. Немного погодя, он произнёс:
— Ей холодно.
— Да нет.
— Дрожит.
— Ерунда, её греет твоя мантия.
— Будь мисс Грейнджер не холодно, она не складировала бы на мне одеяла, — к сожалению Северуса, он не огрызнулся, а только послал суровый взгляд. — Укрой.
Он медленно, насколько хватило сил, повернул голову к окну. В этот момент его посещали тяжёлые мысли. Какие? Поппи казалось, что Снейп догадался про визит Драко, потому как помрачел и нахмурился.
На самом деле Северус не знал о крестнике. В последний раз тот потерялся в коридоре и, как надеялся сам Снейп, умудрился сбежать. Что же до отравления, то ничего удивительного в нём мужчина не находил. Шарль нуждался в обыске, и вполне логично, что всё закончилось ядом в бокале. К незваным гостям он подготовился: тех в Подземельях ожидал порядок. Да и зачем думать обо всём этом? То было в прошлом. Северус смотрел вперёд, просчитывал ходы, и, как ни странно, все его мысли сейчас занимала Гермиона, а уже потом всё остальное, в том числе и собственное самочувствие.
На улице моросило. Пасмурное небо не пропускало солнце. Завывал и бился в окно ветер, а на лице Снейпа ходили желваки.
Он явно думал о чём-то плохом.
Когда Поппи укутала спящую девушку, то потревожила её чуткий даже под зельем сон. Гермиона пошевелилась и приоткрыла уставшие, покрасневшие глаза, с которых ещё не сошла пелена дремоты.
— Мадам… Скажите, с Северусом всё хорошо? Он же очнётся? Кровь прижилась, да? Скажите… — зашептала она сонно. Её голос принадлежал подсознательному, Гермиона ещё спала, но вот-вот была готова расплакаться, словно то, что тревожило её долгое время, проникло глубже и теперь остервененно точило сердце.
Помфри провела рукой по одеялу и ласково прошептала:
— Всё будет хорошо. Поспите немного.
Когда утешенная Гермиона вернулась в сон, колдомедик обернулась мгновением раньше ожидаемого. Северус неотрывно смотрел на девушку, а его взгляд излучал сияние звезды. Его словно лихорадило. Секунды для него казались счастливой и одновременно мучительной вечностью. В голове проносилось дивное эхо её нежного голоса, ласкающего его имя.
«Северус»
Поппи была готова поспорить на Феликс Фелицис, что увидела
такого Снейпа впервые. Ещё никогда в жизни она не замечала, что в чёрных, казалось бы, цвета тьмы глазах может греться неизъяснимая нежность. Вид Северуса в эту секунду произвёл неизгладимое впечатление, и Помфри почему-то показалось, что вот-вот он подорвётся к спящей Гермионе и по-хозяйски загребёт в охапку, а там его тёплые губы найдут её, замерзающие; он отогреет её, разбудит, вырвет из царства мрака и печали, и тогда они сольются в ещё более чувственном поцелуе, чем тогда, на сцене.
Как жаль, что всё это могло ей просто показаться! Как печально, что о поцелуе сценическом она знала лишь понаслышке! Когда Поппи вышла из фантазий, вопросительный взор Снейпа был устремлён уже на неё.
Пойманная, она завела отвлекающую тему:
— Ты же обо всём догадался, верно?
Северус не отвечал. Его глаза, еще минуту назад оживившиеся, стали опять такими же, как и раньше — нечитаемыми, с ледяным блеском. Он снова ушёл в себя, точно не слышал вопроса, заданного изумлённой колдомедиком; вновь внимательно прислушивался к тому, что происходило в нём самом, размышлял. Его губы разомкнулись как бы случайно, и тихо, как вздох, прозвучало:
— Как давно?
Северус попытался двинуться плавнее и управиться с телом. Его изящные кисти лишь сжали тяжёлые одеяла.
— Не пытайся. Ты обездвижен не из-за дюжины покрывал. Но это не проблема. Главное — кровь прижилась и ты с нами… Пару часов, Северус, может быть, вечер, и власть вернётся к телу. Как ты догадался?
Северус прищурился, не сразу понимая контекст, и чтобы разобраться, о чём идёт речь, солгал:
— Загадка не так сложна. Замешаны парализатор и змеиный яд, в результате чего… — Снейп прокашлялся, — я жив, но обездвижен.
— И кровь, — дополнила наивная Поппи, которая хоть и понимала, что пациента тревожить не следует, не видела смысла утаивать. Он же всё знал. Очевидно, уже догадался.
— Большая доза, — прошептал Северус, — вызывает внутреннее кровотечение…
Слабая улыбка не придала радости её глазам. В них читалось сожаление. Она поднесла новое зелье с какой-то меланхолией, окончательно выдавая себя. Ясный взгляд Северуса врезался в дальние заправленные койки, с опаской скользнул под дверьми, метнулся к белым ширмам — других пациентов не было. Снейп окончательно пришёл в себя, и на его лицо нашла мрачная тень понимания. «Драко», — чуть не сорвалось с языка.
— Не старайся искать донора, Северус. Этот герой воскрес, спас тебя и… — всё ещё в раздумьях Мадам Помфри в последний раз замялась и помедлила. Выжидающий взгляд Снейпа помог ей сделать выбор. Будучи болтушкой от природы и мечтая найти управу на Шарля, уже спустя секунду с присущим возмущением она всё же затараторила:
— И… и ныне пойман мистером Шарлем. Да, Северус, Драко Малфой, твой крестник, наш мальчишка пойман! И кем? Пригретой на шее змеёй! Пиарщиком! Ты представляешь, он, оказывается, изначально аврор! Ох, ну и негодяй же! Видел бы ты, как этот… «актеришка» игрался с мисс Грейнджер в благородство! Вот нахал! Шарль подло выжидал, когда она свалится от усталости! А она всё не спала, а травилась животворящими. Нет, ты только посмотри, сколько флакончиков! Она даже послала Невилла за запасами Воодушевляющего, но, благо, я увидела и запретила ставить в стенах Больничного крыла такие эксперименты! В конце концов я помню, чем закончился ваш урок. Ну, а Шарль? Всё это время уродец караулил, хотел тебя кандалами сковать, ну знаешь… редкие ленты, от которых, ну, никуда! Я-то сопротивляться не могла, а мисс Грейнджер уже сознание теряла от истощения, да пришёл твой благодетель! Мне следовало бы догадаться, что он жив, да… Послушай, Шарль увёл его под конец ночи. Уже с ленточным браслетом. Он был категоричен. Даже до утра не мог потерпеть! А Драко-то куда вести? Ему в моём крыле ещё недельки две бы отлежаться!
Северус слушал, сохраняя спокойствие, которое давалось всё труднее.
— И куда?
— Полагаю, в Азкабан. Этого доходягу и туда, к дементорам и психам! Шарль сказал, что у Драко был шанс без проблем явиться на суд, но поскольку тот подорвал министерское доверие, его уже и не отпустят! Ох, и поплатится же наш мальчик!
— Сколько крови ты взяла? — спросил хриплый голос.
— Достаточно, чтобы спасти тебя, а его заставить осушить и твои, и мои запасы кровоостанавливающего. Но они всё равно не помогают так быстро, ты же знаешь. А он… Он слаб, и… Ай, впрочем… не стоит об этом! Поздно… Хотя бы тебя Шарль оставил в покое. Теперь ты чист…
Снейп непоколебимо посмотрел в окно, уже смеркалось.
«Да и теперь я чист…» — подумал Северус и поджал губы. Одна из двух партий проиграна. Теперь он в силах помочь разве что мисс Грейнджер.
Прошло несколько часов. Он не засыпал, всё думал и параллельно возвращал власть над телом. Мышцы покалывало, как после судороги. Первые чувствительность обрели пальцы, затем, постепенно удалось совладать с руками и даже сесть. Не поддавались ноги. Спустя полчаса усилий Северус опустил ступни на холодный каменный пол. Он вроде бы и встал, и медленно прошёлся, да ног до конца не ощутил. Так бывает, когда затекают мышцы. Чувствительность притупляется, и опасность такого состояния таится в том, что болевые уколы пронзают тело в самый непредсказуемый момент. Когда к Северусу вернулось физическое самообладание полностью, повезло, что рядом оказался подоконник. Он вовремя схватился и опёрся о него. Несмотря на то, что по телу промчалась резкая слабость, мужчина медленно выдохнул.
Одной проблемой меньше.
За окном резвились дети. Хагрид что-то тщетно объяснял им. В другой стороне ребятня под шефством мадам Трюк с мётлами в руках шли на квиддичное поле. Вдали светился аппарационный портал и попарно принимал детей с чемоданами. В самом конце стояла с горделивой осанкой женщина. В ней смутно узнавалась мадам Клэр. Снейп изогнул бровь и пригляделся, уткнувшись лбом в стекло. Похоже, это действительно была она. Чуть ближе к замку, у главных ворот, он увидал ещё двух женщин. Ему не составило труда узнать длинную кривоватую шляпу Макгонагалл и ядовито-зелёную мантию Скиттер. Журналистка эмоционально жестикулировала, а вокруг, как планетарный спутник, летало навязчивое прыткопишущее перо. Кроме скупых кивков, ничто Минерву не отличало от статуи.
Одним ударом в голову Северуса влетело воспоминание статьи из жёлтой прессы. Он обернулся и через плечо покосился на спящую Гермиону.
Волшебный мир отличен от маггловского. Помимо магии, необычной моды и иного мировоззрения, здесь царствует власть репутации. Будь основоположник пиара магом и притом живым, в руках его сосредоточилась бы вся власть. Нигде на свете так не важны общественное мнение и связи, как здесь. Именно в магическом мире кишели, подобно опарышам, сплетни, а осуждения и пересуды заволакивали гнойным туманом объективный взгляд. Скандалы вспыхивали молниями всем на потеху. В этом обществе люди доверяли разговорам и газетам больше, чем собственным глазам. Вот почему Скиттер и подобные ей не теряли работы. Вот почему рейтинг школ имел колоссальное значение. Вот почему Шарлю удалось завлечь на спектакль толпу. Вот почему Джиневра Уизли воспользовалась именно газетами.
Пресса — помощник власти. Хотите улучшить торговлю — реклама послужит магическим заклинанием. Желаете усилить популярность — создайте определённый имидж, и вас начнут обсуждать. Есть прихоть кому-то насолить? Переверните известные факты об этом человеке так, чтобы гадливый второй смысл въелся капитально, как жирное пятно на белой блузке.
Люди чаще склонны к агрессии да вере в худшее и отвратительное. Лучше уж кривиться заранее и не разочароваться, говорят они, чем таить надежду и получить болезненный укол. Дай им самый прекрасный цветок и скажи о заразности червей, ползающих у его корней, как на нежные лепестки полетят плевки. Они действительно поверят.
Не знающая всего это младшая Уизли каким-то необъяснимым инстинктом вступила в игру пиара. Газеты трубили о распущенности Грейнджер, а также о беспутном романе со Снейпом, о двусмысленных фотографиях и о пагубном влиянии маггловского Шекспира. Всё это порочило Гермиону, но в том была лишь часть опасности.
В магическом мире на репутацию бросалась не тень. В неё намертво влетал нож. Для лучших академий мира имело огромное значение доброе имя будущих студентов. Учреждения не рисковали своей безупречностью, а потому оценивали людей не по достижениям, а по предписанию. Так надёжнее.
Северус понимал это отдалённо, но уже с особой тоской. Когда Гермиона проснулась, то лишь прибавила ему хандры своей светящейся улыбкой. Она, захваченная радостью, изумлённая тем, что проспала пробуждение профессора, захохотала, защебетала. Ещё никогда она так непосредственно не выдавала шутку за шуткой и никогда так смело не рассматривала его. Впервые в этой гриффиндорке кипела дерзкая непринужденность! И Северус понимал, почему.
Ничего не подозревающая Грейнджер будто не замечала ни странных взглядов, бросаемых им, ни дилемм, избивающих ему душу. Не переставая размышлять о власти репутации, Снейп надолго задерживал странный взгляд на Гермионе, проглатывал каждый раз совестные и бессовестные вопросы и не находил на них правильного ответа.
Она не пересекала границ, не флиртовала, но и не спешила уходить. Ненавязчивое присутствие девушки топило Северуса сильнее шторма. Не могло быть так, чтобы луч света пробивал металлическую броню, скалу проламывало перо нежности, а сияние счастья рассеивало тьму в душе. Но так бывало.
Гермиона Грейнджер трагично влияла на него.
В кого он превращался? Северус не отвечал, но точно знал одно: радушие Гермионы соблазняло его погубить всю её жизнь. Какого гербариста не привлечёт прекрасный цветок?
Северус был близок ненавидеть себя. От безысходности его единственным желанием стало одиночество. Он мечтал об уходе мисс Грейнджер и о скорейшем завершении бездарного дня. Свобода от душевных мук — вот, в чём нуждался он, как в глотке свежего воздуха, чего хотел и ожидал.
Его терпение было вознаграждено. Когда Гермиона заметила излишнюю молчаливость профессора и поняла важность покоя для него, собралась. Она была довольной, умиротворённой и счастливой. Ей думалось, что наступала самая сладкая пора её жизни, когда бедствия кончаются, а счастье уже мелькает на горизонте. В такие приятные мгновения рациональную холодную логику лишают всяких прав.
В отличие от неё, Северус удерживал здравый смысл. Поппи верно размышляла о противоположном поле. Если матерям для благополучия своих чад необходимо находиться рядом, то мужчинам это вовсе не обязательно. Порой случается, что для счастливой жизни предмета своей любви необходимо отступить, отдалиться, оставить её в покое. Такой поступок под силу только по-настоящему любящим мужчинам.
Северус понимал: её репутация была важнее всего. Мисс Грейнджер необходимо отпустить, и, несмотря на это, он считал шаги маленьких ножек. Он не оборачивался и клялся не общаться с ней как прежде. Спектакль окончен. Они друг другу никто. Репетиций нет. Минерва права: роман преподавателя и студентки недопустим — подобные отношения ставят девушку в затруднительное положение. После выпускного она поступит в академию. У неё не возникнет проблем, и потому-то не осталось никаких поводов задерживать её. Это их последняя личная встреча.
Северус прикрыл глаза.
Больничное крыло служило им отдельным миром, отрезая толстой каменной стеной от вульгарного общества. Изолированные они не знали, чем живет Хогвартс, и вместе с тем, никто не знал, о том, что происходило здесь. Переступив порог, ни о чём не подозревающая Гермиона навсегда превратится в студентку и старосту Гриффиндора. В «мисс Грейнджер», которая навсегда останется для него царицей.
Она оказалась у двери и коснулась нежно ручки, надавила и хмыкнула своим невинным мыслям.
— Мисс Грейнджер, постойте… — окликнул девушку Северус и обернулся.
Гермиона развернулась, и Снейп пристально всмотрелся. В лучезарном взгляде плясали искорки кокетства и озорства, какие могут быть только в молоденькой девушке, обещающей стать обворожительной женщиной.
Северус молчал.
— Профессор, не расстраивайтесь! Я приду завтра, обещаю!
Он усмехнулся, покачал головой и шагнул ближе к собеседнице, неотрывно следя за прекрасной улыбкой.
— Неужели, мисс Грейнджер?
Гермиона облокотилась о дверь, следя за тем, как Северус приближается, и в шутку серьёзным тоном проговорила:
— Да что вы, плохо знаете меня? Даю слово!
— Упрямая гриффиндорка, — растянул насмешливо Северус, подходя ближе. — Вам не позволят. Что тогда?
— А кто мне помешает, сэр? — возмутилась Гермиона, рассматривая горящие глаза.
— Несомненно, многие. — Снейп остановился в полушаге от Гермионы. — За годы моей работы в этой школе не было и дня, чтобы кто-нибудь не рассек губу, не сломал нос и не ушиб колено, мисс Грейнджер, однако пациентов, кроме нас, я не заметил. Ваш первый враг — тот, кто охраняет дверь. Второй, пожалуй, Макгонагалл, которая не навестила нас по причине загруженности. Вот увидите, как вам напомнят об обязанности старосты, забывчивая гриффиндорка. А третьего вам стоит опасаться более всего. Что вы сможете сделать, если выбора вам не предоставлю я?
— Ах, ясно! — засмеялась девушка. — Профессор Снейп вновь снимет баллы и назначит отработки… Так не беда! Два месяца и выпускной! Подумаешь, баллы!
Он жадно впился в неё взглядом, пытаясь как можно отчётливее запечатлеть в сердце этот нежный образ: свежий румянец, дерзкий взгляд, ямочки от светящейся улыбки, — всё то, что переворачивало внутренний мир Северуса и разбивало в прах его самоконтроль. Словно вирус, мисс Грейнджер овладевала его сознанием, заполоняла мысли, крушила планы. Снейп невольно протянул руку и почти невесомо провёл по бархатной щеке. Весь игривый настрой девушки рассеялся. Она замерла и затаила дыхание, ощущая те же чувства, что и он. Его пальцы закололо магией, и чёрные глаза затмила пелена зачарованности. Это был конец. Не смея совладать с собой, Северус склонился к ней.
Его дыхание коснулось её губ. Ещё одно мгновение, и он бы тронул их страстным поцелуем, но дверь отворилась и девушка едва не упала. Снейп рывком подтянул Гермиону к себе и приобнял. Их сердца бились в унисон.
— Ах, Северус, у тебя постельный режим! Зачем ты встал? Ай, уже поздно: ходи давай, всё равно тебя не удержишь! Милая, прости меня, ты не ушиблась? Знаешь, у нас двери такие…
Снейп отошёл к окну и посмотрел поверх Запретного леса. И какой зверь укусил его? Отчаяние? Нежелание её отпускать? Или виной тому жажда обнять девушку, как только она пробудилась? А может быть, его манил незабываемый вкус нежных губ?
Он точно спятил.
— Мисс Грейнджер уже уходила, — бросил Северус, не слыша их болтовни.
Помфри фыркнула и посмотрела на раскрасневшуюся девушку.
— Нет, нет, об этом не может быть и речи! Только не сегодня!
— Почему? — поинтересовалась Гермиона, даже не догадываясь о том, что ей ответят фразой, о которой попросила Минерва Макгонагалл и которую предложил, в свою очередь, Квентин Шарль.
— Уйдя отсюда, вы подставите меня, дорогая моя. Между прочим, я напела Мунго, что вы порезали вены! Разве так быстро поправляются, а? Хотите проблем своей спасительнице, добрейшей мадам Помфри? Вот и помогай людям! Ну уж нет! Как минимум два дня вам следует пробыть в Больничном крыле, а не возвращаться в башню Гриффиндора! Я настаиваю.
— Мисс Грейнджер — староста и живёт отдельно, не втягивай её в эту авантюру, — проговорил сухо Северус.
— В любом случае ей не стоит показываться другим студентам.
— На то существуют камины.
— Увы, камином пользуются и другие старосты, заметят. А мне, знаете ли, никакой пиар не нужен.
— Мадам Помфри, это нелепо.
— Брось, Северус! Между прочим, кровь нужна была тебе.
— Между прочим, — передразнил Северус, — мисс Грейнджер и так достаточно долго «прожила» в Больничном крыле.
— И что? Вены-то «порезала» она недавно.
— Я "против".
— А я "за".
— Мисс Грейнджер, — Снейп развернулся и строго посмотрел на неё холодным, колючим взглядом.
— Профессор, — произнесла Гермиона без лукавства и обратила тёплый взор на него, — вы же знаете, как важна в магическом мире репутация. А иначе выйдет так, что мадам Помфри дала ложные показания…
— Мисс, она пыталась добыть кровь мне. Вы ни при чём. Мадам Помфри никто не тянул за язык.
— Да, я понимаю! — согласилась Гермиона и выдохнула. — Понимаю, что министерство руководит Мунго и всё такое. Это лишь усложняет положение мадам Помфри, ведь она лгала ради вас, сэр! А если они узнают?
— Меня уволят, — влезла Поппи.
— Мадам Помфри, если для вас это важно, то я останусь.
— Очень, мисс Грейнджер! Очень! Выбирайте любую койку — из двадцати четырёх все ваши!
Северус смерил Помфри тяжёлым взглядом, а в голове опять образовались совестные и бессовестные вопросы относительно мисс Грейнджер.
***
Магический мир жесток. Он не терпит ошибок. Для Драко Малфоя родина, магическая Британия, представляла равнину, где ни деревца, за которым укрыться, ни землянки, где переждать. Министерству открыт любой камин. Оно, как огромный паук, распластало нити паутины по всей стране, и любая семья окажется под угрозой, вздумай она помочь беглецу, да ещё и преступнику.
Надежда Драко на побег померкла.
Аврорский браслет, больше походящий на наручник, недружелюбно сжимал холодное запястье, юноша спокойно смотрел вперёд. Они покинули Хогвартс, когда остальные спали. Свежесть начинающегося дня морозила. Под ногами шелестела сонная от тающего снега трава. Они аппарировали сначала на один пустырь, затем на другой. Рывок за рывком кружили голову. Драко объяснял их странный путь тем, что аврор стремился как можно тише завершить порученное «дело». Министерские шестёрки вполне могли наложить на всех увидевших воскресшего Малфоя обливейт, и поскольку в алиби Снейпа они не нуждались, то и жизнь Драко Малфоя не имела никакой ценности.
Драко осознавал: его убьют. О нём забудут. Его имя сотрут с лица земли.
Малфой шёл, утирая пот с висков. Одышка заглушала мысли. Организм только начал восстанавливаться, и Драко сожалел лишь о молодой жене, которая скоро облачится в траур, и о ребёнке, которого она носит под сердцем. Тот никогда не увидит отца. На лице Малфоя мелькнула горькая ухмылка. Он сам лишал себя семьи. Выбор сделан. С кем угодно можно поступить иначе: бросить, ускользнуть и поскорее сбежать; но только не со Снейпом. Крёстный слишком много сделал для него: рисковал, спасал, лечил. Неужели Драко бы позволил умереть своему защитнику? Ответ очевиден: нет. Он сдался аврору, отдал кровь и выдумал историю. Малфой сделал всё, что мог, а остальная судьба в руках провидения.
От благородной мысли слабая горечь затрепетала в сердце. То было чувство самоуважения. Впервые в жизни Драко не сомневался, что поступил правильно.
Чтобы не ощущать страха смерти, пленник отвлекал себя, размышляя о Шарле. Он пытался понять, почему они аппарируют и так остерегаются, куда спешат, а главное — от кого? В такую рань вероятность повстречать человека в лесу равнялась нулю. А убить и закопать — дело нехитрое.
— Догадываюсь, что вы опасаетесь газет, мистер Шарль. Напрасно. Репортёры ещё спят, а я ваш и никуда не денусь. К чему нам осмотрительность?
Шарль покосился на позолоченный брегет в руках, сверяя время, затем схватил преступника за локоть. Опять от рывка скрутило живот. Они очутились в странном лесу, среди берёз и сосен. Морозная свежесть заставила поёжиться. Здесь пели птицы.
— Мистер Малфой, — протянул Шарль и вгляделся в горизонт, — газеты в нашем мире имеют прямое влияние на взгляды народа. Они манипулируют общественным мнением, иногда ломают жизни, а иногда их защищают. Репутация — наше всё, мы же не магглы, потому и опасаюсь… Кстати, кажется, это ваше… — Шарль залез в карман и извлёк маленькую шкатулку с вырезанными рунами. Как только та перешла в руки к Малфою, то засветилась и засияла. Драко растерянно опрокинул крышку. В трёх странных витражах, ничем не примечательных, отражались серые облака.
— Что это?
— Чёрт знает. Однако и поэтому я попрошу вас отойти. Вот так. Не двигайтесь.
— Мистер Шарль, к чему такие странности? — заволновался Драко, наблюдая, как аврор достаёт палочку и направляет на него. Он рассчитывал как минимум на последнее желание.
— Я попрошу вас о трёх вещах, мистер Малфой.
Драко остолбенел от предчувствия смерти.
— Мистер Шарль…
— Нет, мистер Малфой, ни слова!
— Но, сэр, я имею право на желание или хотя бы речь! Дайте надышаться! А лучше пообещайте, что защитите профессора Снейпа всеми силами!
— Мистер Малфой, ей-Мерлин, замолчите…
— Нет, пообещайте! Вы не имеете прав отказывать мне!
Шарль опустил палочку и всмотрелся в юношу. От его безжизненного взгляда Драко думалось, что перед ним воплощение смерти, а сам он видит её из гроба. Вдоль позвоночника прошёлся холодок. Как человек тонущей барки осматривает спокойное море и ищет землю, так и юноша сканировал лес, ища спасение. Куда ему бежать? Он слаб. Запястье сковывает браслет. Магии на аппарацию вряд ли хватит, да и упустит ли его такой здоровяк, как Шарль?
Драко выдохнул сквозь зубы, прощаясь с жизнью и вспоминая семью, но аврор не позволил ему даже этого и заговорил. Когда обречённым на висельницу отсрочивают смерть, они думают, что спасены. В Малфое загорелась слабая надежда. Он жадно запоминал каждое слово, произносимое Шарлем напоследок.
— Не моя задача спасать Снейпа, мистер Малфой, однако вам, как никому, должно быть известно, кто сможет это сделать. Итак, первое — замолчите навеки о том, что сейчас произойдёт. Второе — поймите, насколько важны сенсации для газет, а третье — простите, что опорочу вас ещё больше. Не двигайтесь!
Шарль взмахнул палочкой и прошептал проклятье. Чёрный луч вырвался хищной птицей и кинулся прямо на Драко, но уже через секунду отразился. Квентин упал на землю и аппарировал. В его плече застрял один из витражей, вышедший на защиту. Когда Драко попытался двинуться к аврору, браслет с него слетел и исчез.
Шарль свалился на землю с глухим стуком. Он оказался в одном из лесов Британии, но на сколько именно миль хватило аппарационной магии, оставалось неизвестно. Тело ему сжевала судорога. Его вскрик подошёл к подножью утёса, засыпанного тающим снегом. Тяжело дыша, Квентин выдохнул и прикрыл глаза. Собственное заклятье он как-нибудь перенесёт. Минуту погодя, следуя штамповым инструкциям, он бросит с остатков магии запрос на помощь, расскажет историю аврора, столкнувшегося с сильным упивающимся и едва не погибшего от хитрости артефакта. Они со скепсисом рассмотрят руну на витраже, проведут магический анализ ранения, затем просканируют палочку и выяснят одну и ту же магию. К тому времени Малфой найдёт семью и продолжит бега. Во всяком случае, Квентин надеялся на это.
Когда пришло время, на помощь он не позвал, так как на горизонте возникла маленькая точка. Она вырисовывалась с каждым пройденной милей и отвлекала. Вскоре появились крылья и морда министерской почтовой совы. Неужели начальство уже узнало?
Шарль как можно скорее сломал изящную сургучеву печать и развернул письмо. То был ответ на недавний запрос.
«Здравствуйте, мистер Шарль!
К сожалению, Ваше предложение мы вынуждены отклонить. Напоминаем, Ваше задание — поимка Северуса Снейпа, на остальное не стоит уделять время. Призраками и подставным воровством займутся другие служащие.
Вам необходимо доказать вину бывшего упивающегося, советника Того-чьё-имя-нельзя-называть. Не забывайте: он убийца. Не отходите от курса.
С уважением, Министр ***»
Задул лёгкий ветерок. Снег заблестел, словно его гладила юная и прекрасная весна. Шарль громко засмеялся и вновь перечитал строчки, содрогаясь горьким весельем. Теперь он видел контекст, как зрячий видит небо. Министерству плевать на убийства, на невинных жертв и на будущую опасность. Им важен факт поимки Снейпа! Не будь подозрений в убийствах, они всё равно нашли бы повод. Они одержимы им, как охотник, ловящий ястреба, не замечает бешеных и голодных крыс, угрожающих плодовитостью пожрать всё на своём пути. Шарль смотрел на почерк того, кто принимает законы, и не верил собственным убеждениям.
Когда-то слово министра для него было нерушимым. Квентин всю жизнь вверялся справедливости и закону, и куда он пришёл? На перепутье, где поймать Драко Малфоя и Северуса Снейпа означало сломить справедливость, совершить преступление против неё; где отпустить преступников на свободу равнялось нарушению закона и преступлению против него же. Доказать виновность бывших пожирателей — ударить по своему принципу. Пойти вопреки закону — тоже. Какой бы выбор ни произошёл, существовал один непоколебимый факт, который заслонял для Шарля всё остальное, — он совершил бы тяжкое преступление.
Такая правда разрывала его. Он действительно был слепцом! От этого даже полегчало! Неужели он мог сделать иной выбор, предаться суду и отказаться от правды? Неужели позволил бы закону перерезать глотку совести?
— Совести?! Что?! Мисс Грейнджер, Мерлин, так вы права! — вновь захохотал Квентин с неверием. — Это совесть, чёрт возьми! Совесть!
С этого момента в нём сокрушился один принцип, а на его место воздвигся новый, а вместе с тем и новая цель.
