Начало фрагмента.
Мы называли его Критиком, хотя по логике должны были бы Висельником, ведь что может быть логичнее, чем называть убийцу по его любимому способу убийства. Но это звучало неправильно, как-то тривиально, почти убого, и мы не стали. Он не был образцовым исполнителем в широком понимании, скорее энтузиастом, как бы страшно это не звучало в контексте специфики нашей работы. Его шутки отдавали желчью, из его отчётов сочилась концентрированная ненависть, и я не назову второго такого курильщика, как и не назову человека более трудоспособного и полезного секретной службе. Характер у Критика, правда, был нелёгкий. Его сложно было назвать хладнокровным или хотя бы беспристрастным, он проникался к своим жертвам настоящей ненавистью, прежде чем привести приговор в исполнение. Удушение принято считать довольно гуманным способом убийства, но, пожалуй, не в его случае. Неизвестно, что он пытался доказать себе подобной жестокостью, но одно можно сказать точно: после появления в его жизни Руслана Усачева, вспышки агрессии если и не уменьшились, то, во всяком случае, обрели более узкую направленность.Конец фрагмента.
***
Катя. — Ты там поосторожнее с парнями в этом своём телецентре, — вещал из телефона заботливый мамин голос, пока Катя резала себе салат на утро, — А то отца удар хватит, если приведёшь домой какого-нибудь скандалиста вроде Руслана Усачева, упаси Господь… — Ну что ты, мам, — сказала Катя, — Где я, а где Усачев… Ладно, мне пора бежать, передавай папе привет! — она отключилась и бросила на Руслана короткий взгляд, — Даже не начинай. — Я и не начинаю, — с удивительным смирением отозвался Руслан. — Раз уж ты выбрала «ври, пока не сможешь больше врать», как жизненное кредо, то смысл спорить? — Достал, — огрызнулась Катя. — Расскажу им, когда буду готова, что в этом непонятного? — У нас в июне годовщина, — сказал Руслан. — Год как живём вместе и три года, с тех пор, как вся эта мешанина началась. — Если бы ты список продуктов помнил так же хорошо, как даты, то мне не пришлось бы сейчас делать огуречный салат с одним единственным огурцом. — Ты дуешься, потому что знаешь, что я прав, — сказал Руслан со спокойной уверенностью. — Твои родители не тираны, не ортодоксы, не отшельники, они тебя любят… Почему ты думаешь, что они не примут твой выбор? Хотя нет, спрошу по-другому… Что тебя больше волнует — то, что я скандалист или то, что нас у тебя в два раза больше, чем должно быть? — Всё вышеперечисленное, — мрачно отозвалась Катя. Не было никакой нужды резать единственный огурец, помидоры и листья салата так мелко и тщательно, но поворачиваться к Руслану лицом отчаянно не хотелось. Был, конечно, вариант сделать так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты: показать родителям только одного своего бойфренда, очаровательного, обходительного Жеку, о котором не стыдно рассказать соседям, с которым легко представить свадьбу, дом, детей и умолчать о втором, о том, который скандалист, либерал и прочие пакости. Вариант-то был, но шанс на то, что Руслан, узнав о нём, смертельно обидится был тоже, и Кате вовсе не хотелось рисковать. Потому что Руслан, пускай скандалист и головная боль, но без него Кате уже никак, совсем никак. Без него ей не пишется и не спится, без него кровать-квартира-жизнь кажется пустой, без него, даже с Женей, не хватает штриха, детали, чтобы всё было хорошо и правильно. Катя научилась жить вдали от семьи и дома (потому что если уж журналистом, то в Центре), Катя отказалась от собственной свободы слова (потому что ты теперь знаешь слишком много, так что будь уж добра, подпиши здесь, здесь и здесь), Катя отказалась от мечты завести собаку (потому что у Жени аллергия на собачью шерсть). Катя не смогла бы отказаться от Руслана, даже если бы очень захотела. Женя… Женя же просто убивал людей, с Женей было проще. Катя познакомилась с ним, когда проходила практику в газете, с которой сотрудничал её журфак. На первом же кофе-брейке младший редактор, которого назначили ей в кураторы, рассказал ей о чудике, который чуть ли не каждую неделю приносит им разогромные рецензии на новые фильмы и даже не просит гонорара. Катя, которую как раз приставили к колонке кинематографа, очень скоро встретилась с чудиком лицом к лицу и поразилась, как у такого милого и душевного парня получаются статьи, которые сочатся холодной злобой. Но дело было даже не в контрасте, потому что чудик, Женя, был в своём деле энтузиастом, а Кате всегда нравились энтузиасты. Возможно, потому, что сама она металась между несколькими областями, которые ей нравились, и никак не могла решить, во что же хочет вложить свой труд и душу. Именно Женя открыл ей глаза на то, что снимать ей нравится больше, чем писать, и с его подачи перешла из своего тихого и мирного направления печатной прессы на шумное и токсичное направление телекоммуникаций. Правда тогда Женя ещё был просто Женей, любителем хорошего кино, курьером вечерней смены и Катиным ухажёром. А потом… потом была удача. Потому что вместо термоядерных однокурсников, готовых идти по головам, на стажировку в телецентр отправили Катю, мало того, что новенькую, так ещё и совершенно не амбициозную. (Катю не прельщала карьера журналиста-разоблачителя, она хотела снимать красивое и писать хорошее). — Мне сказали отправить того, кто не будет создавать проблем. Ты — не будешь, — сухо ответил ректор на её закономерное «зачем». — Принесёшь мне хотя бы один положительный отзыв — получишь автомат за тележурналистику, мы друг друга поняли? Катя, которой по тележурналистике светила четвёрка в лучшем случае, немедленно согласилась. Почему нужен был кто-то, кто не стал бы создавать проблем, она поняла почти сразу. На верхнем уровне телецентра происходили перестановки, которые интересовали всех. Во-первых, на место заступал новый главный журналист — популярный ведущий новостей, организатор кучи каких-то благотворительных фондов и вообще видная фигура на медиа-арене, которого Катя видела, может, пару раз по телевизору ещё когда жила с родителями. Во-вторых, открывалось первое, со времён прихода консерваторов к власти, оппозиционное шоу, которое должен был возглавить публицист-самоучка Руслан Усачев, чьё разоблачительное интернет-шоу почти год назад снискало бешеную популярность, но быстро закрылось по очевидным причинам (профессиональный бугурт на власть никогда не заканчивался хорошо). Но все эти большие перемены происходили на недосягаемой высоте третьего уровня доступа, а Катя должна была работать на первом, там, где снимались, в основном, простенькие кулинарные шоу и передачи для детей. Катя была не против, в конце концов, она не собиралась подлизываться к власть имущим в надежде на хорошее место, а положительный отзыв в портфолио ей мог написать любой сотрудник. Только вот странная удача-неудача не желала её оставлять, и в первый же день Катя столкнулась с переменами лицом к лицу. Потому что пока лениво зевающий — было около восьми утра, Катю предупредили, чтобы она пришла пораньше, — сотрудник отдела кадров проверял её документы, в тихий, сонный офис ворвались двое, из-за которых сразу стало тесно и шумно. — Морозов, подготовил? — спросил первый у кого-то из сотрудников. Голос показался Кате смутно знакомым, — Благодарю. Вот, держи, — теперь он обращался к своему спутнику, — Здесь полный список наших младших сотрудников, можешь выбрать себе… — Засунь себе этот список знаешь куда!.. — отозвался второй. Его голос тоже был знакомым, не так, как мамин, например, но как голос актёра из любимого фильма, — Что во фразе «я хочу независимого ассистента» тебе было не понятно? Я не хочу твоего человека, мне нужен свой! — Катя, которая сидела к говорившим в пол-оборота, скосила глаза, потому что поворачивать голову и откровенно пялиться было бы неприличным. Второй стоял к ней спиной, а в первом она узнала новоиспечённого ведущего журналиста, Николая Соболева. Выглядел он неважно, усталый, раздражённый вид и тёмные круги под глазами. Судя по всему, он не приехал на работу пораньше, а попросту с неё не уезжал. — Я не могу позволить тебе привести человека со стороны, — сказал он и потёр висок с таким видом, словно собеседник вызывал у него головную боль. — Я предлагаю тебе выбрать любого из ассистентов… чёрт, да это физически невозможно, чтобы они все работали на меня. Проведи собеседование, поговори, выбери того, кому сможешь доверять… — Я никому здесь не доверяю, — сказал второй и почему-то эта фраза прозвучала хлёстко, как пощёчина. — Никому, кто проработал бы здесь хоть день!.. — Тогда возьми того, кто не проработал, мне нас… Мне плевать. Только давай решай быстрее, а то у меня, — он бросил взгляд на часы, — Через двадцать минут планёрка. А я и так с тобой всю ночь проваландался. Второй не слушал. Он заметил Катю, а перед ней, на столе, — новенький бейджик с надписью «практикант» и махнул на ведущего журналиста рукой. — Привет, — сказал он, поймав её взгляд. — Ты приехала на практику? — Типа того, да, — отозвалась Катя. Теперь, увидев его лицо, она поняла, почему голос показался ей таким знакомым. — Давно? — Первый день. — В конкретном отделе? — Сказали — куда возьмут. Он протянул ей руку. — Будем знакомы, я — Руслан. — Катя. — Очень приятно, — и, не выпуская её пальцев, повернулся к работнику отдела кадров, который готовил её документы, — Эм… — он нашёл глазами табличку с именем и должностью, — Сергей Иванович, запишите эту девушку ко мне в ассистенты. — Сочувствую, — сказал Кате ведущий журналист. — С ним нелегко. — Зато не скучно, — пожал плечами Руслан. — Иди давай, приведи себя в порядок, а то выглядишь… краше в гроб кладут. — Спасибо на добром слове, — сухо отозвался ведущий журналист и исчез за дверью. Так Катя попала на третий уровень. Ни за какие-то особые заслуги, не из-за большого таланта или большой хитрости, а просто потому, что оказалась в нужном месте в нужное время. Совесть помучила её недолго, слабенько так, без особого энтузиазма, и быстро перестала. Потому что ведущий журналист не соврал, с Русланом действительно было нелегко. Он не был самодуром в прямом смысле этого слова, но угодить ему было нелегко. Он видел в своей голове чёткий план своего будущего шоу и не позволял отступать от этого плана ни на шаг. Было почти болезненно очевидно, что он привык работать один — Катя едва язык себе не стёрла, объясняя ему, что коллективного разума, пока, не существует и работники студии не умеют читать мысли. Но если все симптомы одиночки в нём были налицо, то отчаянную неприкрытую социофобию Катя разглядела в нём не сразу. Зато, когда разглядела, то смогла наладить хотя бы какое-то подобие системы. Руслан объяснял ей, что хочет в итоге получить, — к ней он быстро привык, и наедине маска капризной селебы облезала, как старая кожа, — а она уже передавала его слова работникам студии. Руслан был, безусловно, энтузиаст. Кате всегда нравились энтузиасты. Спустя две недели практики она неожиданно поняла, что при абсолютно нулевом статусе обрела в студии «Пора Валить» нехилую такую власть, только вот поделиться этим осознанием было решительно не с кем — родителям не стоило знать, что она работала с оппозиционером, а подружки с журфака приняли бы её слова за хвастовство. Был, правда, ещё один вариант. С Женей они продолжали видеться даже когда она ушла из газеты. Поначалу заходили за блинчиками в кофейню возле редакции два-три раза в неделю, когда выдавался свободный вечер. (Для курьера у Жени было неожиданно щадящее расписание, он оправдывал это тем, что часто берёт ночные смены). Потом, на какой-то мелкий праздник — день книгопечатанья? — взяли пиццу на вынос и у Жени дома устроили марафон хороших фильмов, Катя тогда впервые осталась на ночь, просто потому, что если у фильма три части, то нужно смотреть все три. В следующий раз она осталась на ночь уже без «потому что». Когда она рассказала Жене про то, что теперь работает на Руслана Усачева, тот удивился, но как-то запоздало, словно знал обо всём заранее и должен был изобразить удивление, но забыл. Катя не предала этому особого значения. Катя думала о том, что описания любви в книжках — это самая мутная в мире ебень и сверить новые, малознакомые чувства не с чем. С Русланом они говорили об искусстве и политике, несмело мечтали о будущем и готовили шоу, которое Катя заранее считала своим любимым. С Женей они смотрели старые фильмы, готовили блинчики (некрасивые, но вкусные) и занимались любовью. В какой-то момент она окончательно опустила руки в попытках понять себя и решила попытаться понять своих мужиков. Женя на её робкий рассказ о том, что Руслан ей симпатичен отреагировал совершенно спокойно. — Я смотрел пару его видосов, — заметил он с едва заметной улыбкой. — Мне он тоже нравится. Харизматичный парень, да? Это была ещё одна странность, которой Катя тогда не придала значения. Женя был ревнивым, даже несмотря на то, что отношений как таковых у них не было, но её рассказы о Руслане не вызывали у него ничего кроме улыбки. С Русланом же было по-другому. Он знал, что у Кати кто-то есть, и этот кто-то, о котором он ничего не знал, ему заранее не нравился. Он не любил, когда Катя упоминала этого «кого-то», когда уходила пораньше, чтобы с ним встретиться, но в какой-то момент, видимо, что-то для себя решив, попросил Катю рассказать о нём побольше. — Знай своего врага? — пошутила тогда Катя. — Именно, — с пугающей серьёзностью отозвался Руслан. Катя уже рассказала о любви к фильмам и чёрной одежде, когда поняла, что Руслан сидит как-то очень тихо, и тронула его за руку. Он поднял на неё лицо — бледное, зрачки в глазах казались точечками, — и произнёс с нарочитой небрежностью. — Слушай, а у тебя есть фотка? Сбитая с толку Катя достала телефон. Фотка у неё была — селфи, которое она сделала вместе с Женей после того, как утром нарисовала себе особенно удачные стрелки. Он попросил никуда не выкладывать, сказал, что не любит светиться в соц.-сеточках, и она не стала, просто оставила как воспоминание. Руслану хватило одного взгляда, чтобы вернуть её телефон и выматериться сквозь зубы. — Кать… — сказал он. — Кать, ты знаешь, кто это? — Кать… — сказал Руслан — настоящий Руслан, а не тот, из воспоминаний, ужасно молодой и ужасно бледный. — Кать, я, кажется, знаю, что можно сделать. — Удиви меня, — отозвалась она. — Что если… Что если ты покажешь родителям только Женю? Вот, мол, мой мужчина, смотрите какой классный, любит хорошее кино и лысых кошек, клёво, да? А обо мне им знать, в общем, и не обязательно. — Ты так думаешь? — спросила Катя, с трудом скрывая облегчение. — Блин, это вариант… А ты… ты точно не обидишься? — Да какие обиды, это же я придумал, — отозвался Руслан, а потом уже был рядом и обнял её за плечи, — И оставь в покое салат. У нас не молекулярная кухня. — Да… Да, ты прав, — она стряхнула получившееся крошево в миску и погладила Руслана по руке. (От того, как легко и быстро всё разрешилось кружилась голова). Она бросила взгляд на часы, — Как думаешь, имеет смысл сегодня ждать Женьку, или можем ложится спать? — Ах да, о Женьке… — отозвался Руслан. — Сегодня… Сегодня его можно не ждать.***
(Интермедия. Саша.) Когда тот парень, Женя, с ним закончил, Саша был готов вырубиться прямо там, на ковре, в гостиной, в луже собственного пота и спермы, но Женя не дал ему такой возможности и Саше пришлось встать. Колени ужасно ныли, и каково же было его удивление, когда он обнаружил, что Женя, который так легко скрутил его и подчинил своей воле, который был везде, словно многорукий Шива, который умудрялся одним прикосновением причинять и боль, и удовольствие, был почти на голову ниже и раза в два уже. Женя взял его за локоть и куда-то повёл. Саша надеялся, что в кровать, но Женя просто вывел его в коридор — яркий свет белых лампочек больно резанул по усталым глазам, — и поставил перед зеркалом в полный рост. Саша заморгал. Ссутулившаяся фигура, пошатывающаяся от усталости, с чёрной полосой ошейника на шее, с зачатками синяков и следами подсохшей спермы на животе, не ассоциировалась у него с самим собой. А рядом стоял Женя, полностью одетый и лишь слегка растрёпанный, с жестоким, насмешливым лицом, весь в чёрном. В свободной руке у Жени была верёвка, видимо, та, которой он стягивал Саше руки, с каким-то мудрёным узлом. Саша вдруг вспомнил, что видел такую в каком-то старом фильме про грабителей. Как же она называлась?.. Точно — удавка. — Не туда смотришь, — сказал Женя. — Это, — он слегка приподнял руку с удавкой, — Не для тебя. Пока что. Лучше посмотри на себя, — он поймал в отражении Сашин взгляд. — Похож ты на убийцу, Курицын? Саша помотал головой. Женя раздражённо выдохнул. — Словами. — Нет, — услышал Саша собственный голос. — Не похож. — То-то же, — Женя отпустил его локоть и отошёл, а Саша стоял и смотрел, не в силах поверить, что это и вправду он. Ошейник мешался и не только потому, что раздражал кожу и не давал вздохнуть полной грудью, но ещё и потому, что портил привычную картинку, которая должна была отражаться в зеркале. Саша поднял руку и попробовал отыскать застёжку. — Руки убрал! — Женино отражение снова появилось в зеркале. На этот раз он был с рюкзаком и в кожанке, до этого его вещи, наверное, валялись где-то в гостиной. — Не снимай, — он отвернул Сашу от зеркала и повернул на себя. — Вообще не снимай. Понял меня? — он посмотрел Саше в глаза. Саша, наверное, кивнул, или как-то ещё показал своё согласие, и Женя улыбнулся. Это не была ласковая улыбка или улыбка искренней радости, скорее дежурная, из тех, что используются вместо «я тебя понял», но она на мгновение изменила его хищное, недоброе лицо, плеснула ярких бликов в холодные глаза и разгладила морщины на лбу. Саша подумал, что хочет запомнить его таким, а не тем холодным, жестоким мудаком, который разложил его на полу в гостиной. — Ты в курсе, кстати, что у тебя в аптечке только пластыри и слабительное? Я, короче, оставил кое-что на раковине — смажь с утра все повреждения. А сейчас иди-ка спать, ты на ногах не стоишь, — он сказал это с таким спокойным участием, словно не сам довёл Сашу до этого состояния. — Я за собой закрою, до скорого. Саша уже почти засыпал, когда его внезапно настигло осознание двух важных вещей, которые Женя вбросил в последней фразе. «Я за собой закрою» — у него есть ключи. «До скорого» — он придёт опять.***
Катя. «- Сегодня в нашей студии человек со звучным именем, Александр Невский, актёр и культурист, который достиг внушительных результатов как в бодибилдинге, так и в качестве автора нескольких телепередач и книг о спорте и здоровом образе жизни, — кадр немного сместился и кудрявая журналисточка, которую Катя пару-тройку раз встречала в телецентре, повернулась к человеку, сидящему напротив. — Я очень рада, что вы смогли к нам присоединиться, Александр, ведь, насколько я знаю, съёмки фильма сейчас отнимают всё ваше время.» « Ну, во-первых, большое спасибо за приглашение, мне очень приятно быть у вас в гостях. И я с удовольствием повторю для наших зрителей то же, что я сказал тебе при входе — то, что ты выглядишь потрясающе. Как настоящая кинозвезда». — Подлизывается? — спросила Катя. Руслан пожал плечами. «Спасибо, — журналисточка кивнула, принимая комплимент, но не смутилась. — Александр, давайте поговорим о вашем фильме «Один день из жизни Убийцы», который скоро появится на экранах. По вашим словам, задача фильма — развинтить образ хрестоматийного для Города героя на большом экране». «Это так». «То есть, вы считаете, что Убийц не существует?» «Разумеется, они — не более, чем городская легенда, — Курицын улыбался с экрана хорошо поставленной, профессиональной улыбкой, которая, наверное, должна была внушать доверие, но у Кати вызывала только желание закатить глаза, — В которую многие, к сожалению, верят. Когда мы только начинали съёмки, мне часто присылали страшилки из интернета про то, что творят убийцы, и спрашивали, действительно ли я хочу сыграть одного из них, но я считаю, что вместо того, чтобы создавать лишние поводы для ночных кошмаров, лучше, чтобы персонажи подобных историй были хорошими и Город спал спокойно. Поэтому вместо того, чтобы олицетворять собой зло, мой герой с ним борется. В жизни ведь всегда есть добро, и есть зло, просто добро должно побеждать, — Курицын явно вошёл во вкус и не собирался останавливаться. Катя заметила, как журналисточка едва-заметно сдвинула аккуратные бровки и, судя по всему, искала повод сменить тему, — Очень важно ещё и то, что у моего героя нет ни мутаций, ни суперспособностей, он просто хорошо развит как умственно, так и физически. Этим я хочу показать подрастающему поколению Города, что, если заниматься спортом…» Руслан щёлкнул клавишей, и видео остановилось. — Дальше он просто базарит про спорт и здоровый образ жизни. Долго базарит. Короче, ты примерно поняла, что это такое. Несколько месяцев назад нам, в телецентр, пришла заявка на фильм про убийц. Ну, не в первый раз, конечно, суицидников хватает, мы с Колей разбираться не стали, кинули цензурщикам и забыли. — А потом? — А потом вышел трейлер. Типа две минуты нарезочки из эпичных фраз и поджатых губ, но этого хватило для того, чтобы у Жени загорелось то, что пониже спины. Сама понимаешь, первое кино про убийц, и вот тебе, пожалуйста… — А как цензура вообще его пропустила? Это же прямая дискредитация, там, все дела… — Цензура не нашла там ничего предосудительного. Ни одного реального факта, ни слова о секретной службе… Забавно, кстати, что сказки сочиняют только про горстку исполнителей, а всех остальных агентов, типа двойников или шпионов просто игнорят… Но я отвлёкся. Позавчера была премьера, и мы с Женей и Мефисто, разумеется, туда пошли. С одной стороны — жаль, конечно, что тебя с нами не было, а с другой — ржали мы как кони, тебе пришлось бы за нас краснеть. — Так смешно? — Скорее глупо и абсурдно. Жалкие попытки показать Убийц эдакими Бэтменами местного пошива. Нет, ну ты вдумайся, в фильме нет ни одного настоящего убийства! Один галимый пафос и дешёвая мораль в конце. А каждый герой второго плана должен хоть раз восхититься его телосложением, тем, какой он крутой, сильный, накаченный и так далее, и тому подобное. Катя скептически посмотрела на экран ноутбука, камера, как раз, отъехала для общего плана, так что Курицын был виден целиком. — Он слишком большой для исполнителя, — заметила она. — Поправь, если я ошибаюсь, но исполнители должны быть… Ну… Больше гимнастами, чем силачами. Как Женя. Как Мефисто. Сто-Пятьсот высокий, но он очень пластичный, это даже по походке видно. А этот… Кстати, какая у него специализация? — Катя знала, что у каждого исполнителя была своя специализация: Женя, например, душил, Двадцатка предпочитала яды, а Макс Сто-Пятьсот — огнестрел. Ей не пришло в голову, что абсолютное большинство жителей Города не знакомы с внутренней кухней отдела исполнителей и про специализацию ничего не знают, слишком долго она прожила в кругу посвящённых. — Специализация… Действовать на нервы. Говорю тебе: в фильме ни одного убийства, только разговоры и слоумо. А про массу… Ты права, отдел кадров на него бы и не посмотрел. Но для кино это, наверное, хорошо, девушки ведь пускают слюнки на мускулы. И рост. Выскажи, вот, своё экспертное женское мнение, тебе, разве, никогда не хотелось почувствовать себя… Как там говорят в любовных романах… «Лёгкой как пушинка в сильных мужских руках»? — Хотелось, наверное, — сказала Катя после секундной заминки. Руслан, иногда, так резко включал журналиста, что она не успевала подстроиться. Журналист-Руслан был парнем, конечно, терпимым, но всё-таки неприятным, смотрел цепко и пытливо, задавал неудобные вопросы и обязательно добивался ответа, благо Катя давно уже к нему привыкла и больше не впадала в ступор, просто отвечала честно и развёрнуто, как по учебнику, а если Руслан после этого не приходил в себя, то подкрепляла слова лёгким подзатыльником, — Я всегда… Всегда хотела парня, с которым буду чувствовать себя в безопасности. — И что, ожидания оправдались? — Руслан смотрел на неё с холодным, беспардонным любопытством, совершенно неуместным поздно вечером в постели любимой девушки. — Оправдались, — сказала Катя, подавляя раздражение, — Он, может и не поперёк себя шире, но я точно знаю, что с ним мне ничего не грозит. Правда есть ещё и второй… — И что второй? — нет, это всё-таки был уже Руслан — не было у вредного журналюги таких тёплых, смешливых искорок в глазах. — Пидор редкостный, — искренне сказала Катя, — С вопросами всё время лезет, кофе ему мой не нравится, одеяло всегда отжимает… Ужас. — Кошмар, — подтвердил Руслан, — И как же ты его терпишь? — он словно забыл и про включённый ноутбук, и про изначальный предмет разговора. — Понятия не имею, — Катя потянулась к клавиатуре и щёлкнула клавишей, — Что-нибудь ещё интересное нам скажут? Но ничего интересного больше не сказали. Курицын продолжал нахваливать свой фильм, а Руслан часто вздыхал и морщился, словно упоминание «прекрасной операторской работы» и «мастерской актёрской игры» приносило ему физическую боль — у Жени понабрался, не иначе, — и когда интервью закончилось очередным призывом заниматься спортом, свернул видео со вздохом облегчения. — Думаю, теперь ты понимаешь, кто это такой, и что он снял. — Понимаю, — согласилась Катя, — Только ты так и не объяснил, куда сорвался Женя. — Понимаешь… — неуверенно начал Руслан, и его лицо приняло растерянное выражение «ну как тебе объяснить, если я сам хуй знает что происходит», — Просто… Так, ладно, зайдём издалека и двинемся по наклонной, хорошо? Хорошо. Ты ведь знаешь, как Женя относится к кино, да? — Все знают. Он же даже рецензии на фильмы пишет… и пихает везде, куда возьмут. — Ну вот. И ты знаешь, как он относится к своей работе, — Руслан замолчал на пару секунд, Катя придвинулась ближе и положила голову ему на плечо. Да, она знала, как Женя относился к своей работе. И знала, что если бы не случайность, удачное стечение обстоятельств, то Руслана, на тот момент ещё независимого журналиста, устранили бы уже после первого выпуска его ныне заброшенного бунтарского шоу «Вредное кино». Женя тогда придумал, как приспособить его к общему делу; возвышение вчерашней оппозиции до прайм-тайма было сделано красиво, на публику, и никто, кроме непосредственных участников, не знал, сколько было слёз, угроз и крови между «меня мама не на помойке нашла» и «я согласен с вами работать». Никто, кроме непосредственных участников и Кати. — Де-юре, Курицын чист, разрешение на съёмки у него есть, фильм одобрен цензурой, да и нет там ничего, что можно было бы не одобрить, ни имён, ни событий — ничего. А вот де-факто, это актёр, который при частичном государственном финансировании снял дерьмовый фильм про Женькину работу. Шаришь какое комбо? Катя кивнула. Она начинала понимать, к чему всё идёт. — Но ведь уже поздно что-то менять, — осторожно сказала она, — Фильм снят, фильм в прокате… Что тут можно сделать? — А ничего, — Руслан немного съехал вниз по спинке кровати, чтобы Кате было удобнее и погладил её по волосам, — Он не собирается ничего менять, а хочет просто… Выпустить пар, что ли. — Выпустить пар, говоришь? — медленно повторила Катя. Ей не хотелось об этом думать, с этой стороны она Женю не знала и надеялась никогда не узнать, — А он переживёт это вообще? Ну, в смысле, Курицын? — Переживёт, — сказал Руслан, помолчал и добавил, — Я же пережил.***
(Интермедия. Саша.) Никогда раньше он не задумывался о том, что чувствуют те яркие мальчики и девочки-куколки, которых он трахал без всяких нежностей, просто, чтобы сбросить напряжение. Далеко не все они были опытными шлюшками, было и несколько клубных бабочек, и пара-тройка фанатов, кто-то под градусом, кто-то трезвый в стёклышко, но большинство всё равно оставались в постели поломанными игрушками, когда Саша уходил. Дальше о них заботилась охрана — она же пресекала всю возможную огласку. До этой ночи он даже не осознавал, как сильно нижним бывает больно, и, как страшно бывает отдаваться, вверять себя в чужие руки, особенно почти незнакомому человеку. Женя не был с ним жесток так, как мог бы быть, — в этом Саша не мог ему отказать — и остановился вовремя, а потому, в каком-то ужасающем смысле, оказался лучшим человеком, чем сам Саша. Эта мысль выводила из себя. Саша заёрзал в кресле; стильное кожаное сиденье теперь казалось далеко не таким удобным как раньше, рельефный узор впивался в следы от ремня сквозь тонкую джинсовую ткань. Ещё утром он, в приступе злости, выкинул в мусорный бак мазь, которую Женя так красноречиво оставил на раковине в ванной комнате. В попытке отвлечься Саша встал и подошёл к большому, от пола до потолка, окну. Средний или, по-другому, второй уровень телецентра изобиловал маленькими студиями с большими окнами и дорогущей мебелью, хватаясь за любую возможность подчеркнуть своё превосходство над первым, где снимались передачи для детей, прогнозы погоды и прочие незамысловатые вещички, не способные принести ни славы, ни денег. Саше нравилось на среднем уровне, в атмосфере роскоши и привольства, среди сытых степенных людей. На верхних этажах студии он никогда не был, да и не особо стремился. На третий уровень вообще попадали немногие, там снимались и транслировались вещи, которые будоражили умы и вызывали общественный резонанс. Это было что-то из того мира, от которого Саша старался отдалиться, что-то из мира панельных домов-муравейников и людей облечённых настоящей, не иллюзорной властью. Нет, Саше определённо нечего было делать на верхних уровнях, хотя любопытство не давало ему покоя всякий раз, когда он видел лифт под номером три — единственный лифт, который поднимался на верхний уровень, и тех людей в дорогой, неброской одежде, которые стояли перед ним. Окно, как и все остальные окна телецентра снаружи было односторонним, так что Саша мог расслабиться, не опасаясь щелчка какого-нибудь назойливого фото-дрона, и полюбоваться пейзажем, не беспокоясь об отсутствии причёски и не закрывая воротником следы на шее. Наощупь стекло оказалось совсем холодным, и Саше пришла идея. Он повернулся к окну спиной и достал телефон, с видом человека, которому пришло не слишком важное, но всё же интересное сообщение, а сам незаметно прислонился спиной и задницей к холодному стеклу. Это было почти так же хорошо, как оргазм. Не та вымученная, болезненная малая смерть к которой его привёл Женя, а нормальный, хороший оргазм, как от чьих-нибудь пухлых губок или наманикюреных пальчиков. Саша, забыв о том, что изображает чтение, уронил руку с телефоном вниз и прикрыл глаза. Несколько секунд ему было просто до одурения хорошо. Когда он открыл глаза, охранник — Ваня? Рома? Лёша? смотрел на него с лёгким недоумением. — Я… Я, пожалуй, пойду прогуляюсь, — нашёлся Саша и сунул телефон в карман. — Далеко? — деловито уточнил Ваня-Рома-Лёша, который, сука такая, не додумался надеть бейджик, как будто не знает, на кого работает. — Во внутренний сад, — бросил Саша. Ваня-Рома-Лёша кивнул и остался на своём месте. Во внутреннем саду охрана действительно была не нужна, в него приходили подышать свежим кондиционированным воздухом самые звёздные звёзды Города, так что единственной опасностью в нём было заблудиться в лабиринте цветочных кустов и карликовых деревьев. Дорожки не имели никакой структуры и оплетали сад причудливым кружевом. Голографическое небо соответствовало облачности и времени суток, но плохой погоды как таковой во внутреннем саду не бывало никогда. В зависимости от настроек на браслете пользователя, в саду можно было бродить часами и не встретить ни души или спустя пару поворотов наткнуться на группку дизайнеров из какого-нибудь шоу, решивших устроить пикник. У входа в сад Саша переключил браслет на «поиски вдохновения», и теперь тишину одинокой тропинки, усаженной яблонями, нарушал только редкий, едва заметный шелест листьев. Саша шёл неторопливо, избегая резких движений, и старался ни о чём не думать, хотя получалось не слишком успешно. Боль не была для него в новинку, после долгих тренировок мышцы, бывало, и не так ныли, однако, впервые вместо удовлетворения от проделанной работы он чувствовал унижение. Все мысли сводились к одному: Убийца-Женя поимел его как саба, как нижнего, как сучку, отодрал ремнём, нацепил ошейник, заставил умолять. От воспоминаний кровь приливала к щекам и учащалось сердцебиение, но возбуждение было каким-то вялым, смазанным, словно Убийца выкачал его досуха и, наверное, так оно и было. Саше было почти физически больно думать даже о дрочке, не то что о каком-либо половом контакте. Погружённый в свои невесёлые мысли, он не сразу заметил, что больше не один. Человек, который стоял перед ним выделялся из окружающего пейзажа как битый пиксель выделяется на экране с высоким разрешением. Он был чужой в этой пахучей яблоневой пасторали, холодный и отстранённый, словно слепленный из острых углов и смелых росчерков. Единственным намёком на мягкость в нём был длинный цветастый шарф, почти неуместный на фоне однотонной, хотя и явно недешёвой одежды. — Надеюсь, не помешал? — в его голосе не было ни намёка на беспокойство или извинение, — Руслан Эдуардович, третий уровень доступа, — он протянул Саше руку, не разрывая зрительного контакта. Его лицо казалось смутно знакомым, но Саша не мог припомнить, где он его видел. — Александр Александрович, — сказал он с улыбкой, которую считал обаятельной, — Думаю, вы и сами знаете кто я, — сказал он не без гордости, втайне надеясь, что незнакомец ответит «нет» и можно будет перечислить ему длинный список своих достижений. А пальцы у Руслана оказались сухими и ужасно холодными. Любому другому симпатичному парню Саша немедленно предложил бы «погреть пальчики в своих больших ладонях», но в этом было что-то резкое, смущающее, рядом с ним заранее хотелось извиняться и оправдываться. Саша побаивался таких людей и предпочитал пересекаться с ними пореже, но у этого был третий уровень доступа и, чего уж скрывать, он был слишком хорош, чтобы лишать себя его общества. — Знаю, возможно даже больше, чем хотелось бы, — сказал Руслан, и Саша неожиданно понял, где он его видел. Еженедельное шоу Усачева и Кшиштовского «Пора Валить», в котором обсуждались самые каверзные вопросы современной политики! Шоу, которое ждали больше, чем зарплату или возраст продажи алкоголя! Шоу, которое, по самым достоверным слухам, крышевали самые влиятельные люди Города, а потому оно всё ещё держалось на плаву, не смотря на всю свою дерзость по отношению к власти и религии! И вот теперь тот-самый-Усачев рассматривал Сашу неторопливо и обстоятельно, со всем возможным вниманием. Саша ухмыльнулся и поиграл мускулами на руках, но на Руслана это, казалось, не произвело никакого впечатления. Только одна идеальная бровь едва заметно дёрнулась. — Понравился? — спросил Саша, уже предчувствуя положительный ответ. — Не особенно, — флегматично ответил Руслан и поднял голову, чтобы посмотреть ему прямо в глаза, — Где Ваш ошейник, Александр Александрович? Мне казалось, Жека попросил Вас не снимать его. Саше показалось, что воздух загустел у него в лёгких. Он хотел было что-то сказать, может даже возмутиться, но способность говорить связно не желала возвращаться. — Ч-что… К-как? — Я так смотрю, вы сейчас не в лучшей форме, — продолжал Руслан, не замечая его растерянности, — Правда не знаю, винить ли в этом Жеку или это Ваше нормальное состояние, но я бы определённо посоветовал вам больше ходить и пить поменьше всякой дряни, — он произносил словно «дрянь» с каким-то особенным, едва уловимым северным акцентом, который только добавлял ему привлекательности. Казалось, ему доставляло удовольствие смотреть, как Саша сжимает и разжимает кулаки в бессильной злости, — И это человек, который написал три книги о здоровом образе жизни!.. Главное, не позволяйте снимать Вас в высоком разрешении и с близкого ракурса, иначе становится видно Вашу отвратительную кожу… А если вы ударите меня, то Жека, скорее всего, пустит вам пулю в лоб. — Скорее всего? — проскрипел Саша. — Возможно, не пустит, — пожал плечами Руслан, — Скорее всего не пустит. Не его стиль. Просто удавит верёвкой, может быть, ремнём. Или, например, распорет живот и будет наблюдать за агонией. Он вообще довольно… изобретательный. Так что позволю дать вам совет: наденьте ошейник и не выёбывайтесь. — С чего такая забота? — С того, что я знаю Жеку, — он развязал шарф и провёл пальцем поперёк шеи, — И с того, что сам носил такой же. Довольно унизительно, правда? — Саша не знал что сказать, не знал, нужно ли что-то сказать, вообще мысли в голове смешались в цветастый водоворот, а Руслан, тем временем, продолжал, тем же снисходительно-небрежным тоном, — У Жеки есть… Пунктик, на счёт таких вещей. Своё он метит, в лучшем случае — так, а про худший вам лучше не знать, а то вдруг удар хватит. Так что будь я на вашем месте, я бы уже мчался домой и нацеплял эту фигню себе на шею. Саша вспомнил кожаные обрывки у стены спальни и почувствовал, что бледнеет. — Выкинули? — спросил Руслан. — Порвал, — не своим голосом отозвался Саша. В глазах Руслана впервые за всё это время промелькнуло что-то похожее на сочувствие. Он помедлил немного, словно раздумывая, прежде чем достал что-то из внутреннего кармана. — Жека, конечно, поймёт, что это не тот, но лучше, чем ничего. Саша смотрел на аккуратно свёрнутый ошейник — почти такой же как был, разве что на цвет немного другой — и пытался поймать убегающую мысль за хвост, пока Руслан наматывал шарф обратно. — Зачем ты пришёл? — выпалил он наконец. Руслан не стал торопиться с ответом; довязал свой мудрёный модняцкий узел, на котором, наверное, было очень удобно вешаться, и только потом поднял на Сашу глаза. — Мне стало интересно, — сказал он с неожиданной искренностью, — Жеку, конечно, несложно вывести из себя, но так, как у него на тебя горит… Это надо, конечно, постараться. Он пожелал удачи, прежде чем исчезнуть так же загадочно, как и появился. Саша, не приходя в себя, спрятал ошейник в карман и только добравшись до своего этажа понял, что расстался с Усачевым на «ты». И это определённо стоило записать в его список достижений.