***
Егор стоял у зеркала в ванной и старательно замазывал морщины на лбу и в уголках глаз. Возраст пощадил его — с этим было тяжело спорить. Он был в отличной форме, сохранил слух и мог позволить себе не носить очки, но вены на руках проступали вполне отчётливо, у локтей начали формироваться пигментные пятна, а у глаз, помимо привычных синяков, собрались незаметные на первый взгляд морщинки. Седина в волосах у него проступила уже в тридцать, после целого месяца бессонных предвыборных ночей, и заметил её не Егор, а кто-то из его бывших коллег по отделу двойников — эти ребята привыкли подмечать мелкие детали. Независимый наблюдатель легко дал бы ему тридцать, а может и двадцать семь. В Городе было немало юнцов, рано постаревших от нервов, недосыпа и тяжёлой работы, но Егору нужно было изобразить золотого мальчика, который о подобных проблемах разве что в книжках читал. От услуг гримёра, тоже из служебных, он отказался — руки ещё помнили, как разводить порошки и накладывать краску. +100500 и Илья Соболев, объединив усилия, помогли с одеждой. Егор, который предпочитал в одежде если не практичность, то хотя бы строгость, и модные магазины обходил за три версты, позволил им накупить ворох ярких и бесформенных тряпок. +100500 увлёкся настолько, что в каждый пакет вложил записку с подробным описанием того, как, с чем и куда можно носить ту или иную вещь. Егор разбирал пакеты, читал и чувствовал себя очень старым. В этом меланхоличном состоянии его обнаружил Лиходей, ещё тёплый и взъерошенный со сна. — Ты как Юра, — заметил он, колдуя над кофеваркой, — Он тоже над новыми вещами всегда страдает. Ему волю дай, он так до смерти в спортивках и проходит. Я раньше думал, что Кира сложно привести в порядок, но Кир, оказывается, был просто подарком небес, его даже в пиджак иногда удавалось запихнуть… У тебя молоко есть? — Не знаю, — признался Егор и почесал в затылке. С каждой мелкой бытовой проблемой идея отпуска нравилась ему всё меньше и меньше. Тянуло в родную, обжитую квартирку, знакомую до последнего таракана, — Продукты Соболев покупал. Я ему сказал только, чтобы еды было как у избалованного юнца с Запада. — То-то я смотрю… — голос Лиходея теперь звучал откуда-то из-за дверцы холодильника, — Что у тебя тут сплошные злаковые. О, молоко… Кокосовое. Будешь? — Боже упаси. — Согласен, — Лиходей поставил пакет на место и закрыл холодильник, — Но на Западе сейчас политика сокращения производства натурального молока и мяса. Не забывай радеть за неё при каждом удобном случае. — А пить кокосовое молоко для этого обязательно? — хмуро спросил Егор. — Нет, конечно. Есть ещё миндальное, гречишное… Опять же, соевое. Нестареющая классика. — Мне не нравится, как много ты об этом знаешь. — Юра услышал в школе незнакомое слово и пришёл спросить, — Лиходей нашёл в сушилке несколько разномастных чашек, которые Илья, видимо, притащил из дома и поставил две на барную стойку, — «Безлактозное». А когда я объяснил «что», то он спросил «зачем» и, в итоге, мы полвечера читали западные исследования на счёт того, как разведение коров плохо влияет на окружающую среду… Тебе сколько сахара? Одну ложку? Хорошо. Так вот, Юра так впечатлился, что даже решил перестать есть молочные продукты и говядину. Ну, я отговаривать не стал, просто подождал, пока он поймёт, что в половине его любимых блюд есть или то, или другое. Короче, через пару дней вопрос уже был закрыт. Кофе готов, кстати. Совместными усилиями была выбрана одежда, дорогая, но не слишком броская. Телефон Егор оставил свой, как и часы, которые были куда более навороченными, чем большая часть новомодных безделушек, и выглядели вполне пристойно. Разве что потёртый ремешок пришлось заменить на новый, пластиковый. — Я вчера не заметил, — сказал Лиходей, — Ты закрасил седину. — Какую седину? — сказал Егор, не открывая взгляда от своего отражения в зеркале. Юнец с нахальными глазами смотрел исподлобья, недоверчиво, — О чём ты, дядь? Мне двадцать семь. — Хорошо выглядишь. Только не сутулься. Егор выпрямил спину и вскинул голову. Лиходей похлопал его по плечу.***
Чак. Чак стоял у зеркала в ванной и пытался понять, стоит ли ему побриться сегодня, или борода ещё не перешла из стадии «пышной» в «запущенную». В итоге махнул рукой. На работе никто к нему лезть не станет, а Диночка, которая следила за тем, чтобы он выглядел соответствующе своей должности и зарплате, две недели назад собрала вещи и уехала к подруге, оставив после себя только запах клубничного шампуня и горсть счастливых воспоминаний. В их разрыве не было ничего драматичного. Не было ни ссор, ни измен, ни упрёков — просто они дошли до той точки, когда нужно было или расходится, или создавать семью, и оба приняли решение разойтись. Несколько дней привыкали к этой мысли, успокаивали друзей и собирали вещи, а потом Чак помог Диночке отнести сумки в машину, поцеловал её в щёку на прощание, и вместе со шелестом шин, услышал, как рассыпаются прахом три счастливых года. Диночка была замечательной. Чак считал так, когда они были вместе, и не перестал, после того как они расстались. В меру властная и в меру женственная, с чувством юмора. Её не смущало то, что Чак много времени проводит на работе, что у него когда-то были не только девушки, но и парни, что он увлекается вестернами и вообще-то хотел поступать на режиссёра, но как-то не сложилось, и теперь он ведущий специалист по логистике, хотя, до сих пор бредит старыми фильмами и читает все статьи некоего Жени Баженова, критикующие современное кино. Не смущало Диночку и то, что Чак был двухметровым бородачом — она умела смотреть глубже, видела за фасадом серьёзного мужика мальчишку, который никогда не хотел быть первой скрипкой. Который продвигался за счёт таланта и упорной работы, а не лидерских качеств и способности выгрызать себе место под солнцем. Диночка знала его лучше, чем он сам. Умом Чак понимал, что расставание было верным шагом для них обоих. Да, им было хорошо вместе, но влюблённость прошла, а любовь так и не заняла её место, и последний год они жили, скорее, как пара хороших друзей, одновременно не позволяя себе смотреть по сторонам, в поисках кого-то особенного. Умом Чак понимал, а в душе ужасно боялся остаться один. Правильные отношения или неправильные, здоровые или нездоровые — хоть какие-нибудь. Чтобы знать, что дома тебя ждут, что поймут и поддержат или, если уж на то пошло, обругают и отговорят. Он не признался в этом Диночке, но даже любви он хотел меньше, чем банально не быть в одиночестве. Не признался, потому что не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой, чтобы волновалась, покидая его. Диночка была полна оптимизма, смотрела в будущее широко открытыми глазами. Чак возвращался домой и включал свет во всех комнатах, потому что в отсутствии второго человека темнота становилась… Слишком тёмной. Тёмной настолько, что это приносило дискомфорт. В их отделе не было строгого дресс-кода, а необходимый официоз обеспечивался тёмными штанами и светлой рубашкой. Пиджак и галстук требовались только во время немногочисленных проверок с участием Мэра, но о таком сообщалось заранее. Сегодня ничего такого не планировалось. Вообще, никаких из ряда вон выходящий событий не ожидалось: ни перекрытия дорог в связи с ремонтными работами, ни очередной делёжки территории между кланами. Разве что накануне, один из «связных», осуществляющих связь между отделами, сообщил, что под его руководство скоро поступит новичок, присланный с дружественного Запада, но это не должно было занять много времени. Почти в каждом министерстве был один такой мальчик или девочка, которому выдали случайную, малозначимую должность, чтобы угодить его отцу, матери или государству. Спрос с них был небольшой, да и работу они делали номинальную, к которой ни особого инструктажа, ни пояснений не требовалось. Новичка привёл всё тот же связной. Чак только и успел, что запустить компьютер и достать из рюкзака папку с планами, которую забирал для перепроверки домой. Часть документов уже можно было цифровать и пускать в оборот, часть требовалось вернуть составителям и заставить их переделать. Связные, все, как на подбор, были незаметные и неулыбчивые. Никто не знал, толком, к какому отделу они принадлежат и, как называется их профессия, поэтому шептались, что они работают на секретную службу. Может быть это и было так — Чак не знал, да и не особо интересовался. Связные приходили и уходили, сменяли друг друга, следуя своей неочевидной логике, а секретная служба была так далеко, если и была вообще, что уж точно не могла иметь к Чаку никакого отношения.***
У новичка было удивительно живое, но, при этом, такое же незаметное, как у связных, лицо, словно у хорошего актёра. Если бы Чак не увлекался кино, он бы, наверное, не заметил, но за бездумной, вежливой улыбкой новичка чувствовалась если не фальш, то сосредоточенность. — Егор Будз, — он протянул руку, с сильными ухоженными пальцами без колец. Чак пожал ему руку и назвал своё имя. Нервно поправил криво сидящие очки. Получил от связного папку с личным делом и чистенькую трудовую книжку с яркой западной обложкой, без стыдных, но неизбежных для обычных людей записей вроде «уборщик в кафе» или «кассир в супермаркете». Чаку намекнули, что парень — сын какой-то знатной шишки, которого услали подальше от конфликтов, а потому он если и работал, то только в родительском офисе, и то, очень условно. Знакомство и введение в курс дела, которые по представлениям Чака должны были занять от силы час, растянулись на половину дня. Егора интересовало всё, начиная версией антивируса и заканчивая тем, где «мистер шеф» купил такие клёвые наклейки на крышку ноутбука. Его любопытство утомляло, но не раздражало, настолько улыбчивым он был, настолько непосредственным. На обеде Чак обнаружил его за своим столом, где обычно он сидел с друзьями из других отделов, если у них пересекались расписания. — Я тут никого кроме вас не знаю, — посетовал Егор, вешая на спинку стула пиджак, который, наверное, стоил как вся одежда Чака вместе с часами и запонками, — А какое здесь молоко? Обычное? Ох, это грустно. Понимаете, у меня на родине в государственных учреждениях давно используют аналоги. Что значит «зачем»? Вы разве не знаете, как сильно разведение коров вредит окружающей среде?.. В этом западном мальчике было что-то удивительно молодое и свежее. В его вежливой, убедительной речи, в его разрозненных знаниях, в его начитанности — Чак редко встречал таких. Среди богатой городской молодёжи друзей у него не было, сам он стал обеспеченным уже будучи взрослым человеком и до сих пор не представлял, что ему с этой обеспеченностью делать, а молодёжь среднего класса очень рано вырастала из максимализма и филантропии. Если среди студентов ещё встречались замыленные глаза и пылкие речи, то выпускники уже поголовно были практичными, перманентно-усталыми циниками. Чаку нравились люди, которые много знали и многим интересовались, которые жили в огромном и красочном мире книг, фильмов, музыки и последних новостей, но он понимал, что при всём желании не сможет за ними угнаться. Что если такой человек и обратит на него внимание, то его интерес быстро угаснет, потому что мир меняется с огромной скоростью, а Чак — Чак остаётся прежним.***
Только через несколько дней Чак, с удивлением и восторгом, обнаружил, что с ним флиртуют. Что не из скуки и праздности Егор постоянно рядом, что не просто так садится рядом за обедом и улыбается ему особенно ярко, так, как никому другому в офисе. Будь Егор девушкой, Чак, наверное, заметил бы быстрее, но им ещё никогда не интересовались парни. (Тогда, на первом курсе, когда он ещё верил, что в жизни стоит попробовать всё, именно он был инициатором и не представлял, какого это, быть по ту сторону.) Будь Егор девушкой, Чак, наверное, вспомнил бы о том, что сравнительно недавно вышел из отношений, а потому не должен пока отвечать на чужие авансы. Девушкой Егор не был. Не был он и беспринципным карьеристом, готовым запрыгнуть в постель к вышестоящему начальству, в расчёте получить должность поприличнее. Егор был видным и небедным парнем, который мог бы получить любого, но хотел почему-то Чака и это льстило чуть больше, чем Чак был готов признать.***
— Почему тебя называют Чаком? — спросил Егор, когда в конце дня они вместе спускались к парковке. За неделю знакомства это вошло у них в привычку, как и то, что вне рабочих часов они переходят на «ты». — Прозвище, — осторожно ответил Чак. Не рассказывать же о том, как друзья из дизайнерского растрепали всему офису про его старый псевдоним, и так этим достали, что он уже и сам о себе по-другому не думает, — Старое. Не я выбирал. Кстати, раз уж зашла об этом речь… Егор — не самое западное имя. — Родители — эмигранты, — легко отозвался Егор, — Оба переехали из Города. Я и язык знаю потому, что мы на нём дома говорим, — он говорил чисто, с едва заметным акцентом, порой задумывался, подбирая слова, но, в целом, если не знать о его происхождении, его можно было бы принять за местного, — Ваш язык грубее нашего. И падежей многовато, если честно. Но зато сколько полезных слов! — Да, — не слишком уверенно сказал Чак, — Много. — Ты никогда не увлекался языками? — Нет. — У нас в институте многие брали второй язык в качестве факультатива. Я в эту игру играл с читами — взял Городской, который и так знал, просто чтобы получать хорошие оценки. А ты не ходил на факультативы? — Ходил, — сказал Чак и, поняв, что этого недостаточно, добавил, — Не языковые. У искусствоведов был факультатив кинематографии… Вот я к ним и прибился. Мы в основном кинокритикой занимались. — Кинокритика? Слушай, может ты тогда слышал про Женю Баженова? Он очень круто пишет про современное кино… — Ты шутишь! — Да нет, я серьёзно. Что-то не так? — Да нет, просто… — лестница закончилась, они зашли в гулкий коридор перед парковкой и Чак понизил голос, — Встретить другого фаната Жени Баженова, это как… Не знаю. Как встретить другого человека, которому нравится сырой имбирь или ещё что-нибудь в этом роде. — Да, Женя не для всех, — с улыбкой заметил Егор и вдруг нахмурился, — Погоди секунду… Я, кажется… Я, кажется, идиот, — он похлопал себя по карманам пальто, порылся в рюкзаке, а когда поднял лицо, то выражение его из беззаботно-улыбчивого стало тоскливым, — Говорю же — идиот. Оставил телефон на зарядке. Девятый этаж… — последние слова он почти простонал. — Ты же в курсе, что не обязательно идти пешком? — Чак счёл своим долгом это уточнить, — У нас есть лифт. Его на ночь не закрывают. — ЗОЖ — это жизнь, — непримиримо отозвался Егор и закинул на плечо рюкзак, — Я и так которую неделю спортзал прогуливаю. Ладно, тогда прощаемся. — Я могу подождать, — бросил Чак, сам не зная, на что надеется. Всё равно они оба на машинах и едут в разные стороны. — Боже упаси, — сказал Егор и, помолчав с секунду, добавил, — Очень мило с твоей стороны, но правда, не стоит. Может лучше… — он взлохматил волосы на затылке и прикусил губу, подбирая слова. Чаку почему-то показалось, что на этот раз дело не в маленьком словарном запасе, — Может лучше как-нибудь соберёмся и просто сходим поужинать после работы? Я приглашаю. Угощаю. Устраиваю. Не знаю, какое слово здесь лучше подходит, — он развёл руками и неловко улыбнулся. — Типа… Свидание? — спросил Чак, который решил сразу расставить все точки над «и». Если сейчас Егор скажет «нет», то он перестанет думать о всякой хуйне. — Типа да, — отозвался Егор. Он, кажется, даже не моргал, так напряжённо ждал ответа. — Я свободен в пятницу, — сказал Чак, предчувствуя то, как с минуты на минуту прозвенит будильник и всё это окажется всего лишь предрассветной дрёмой. — Отлично! — Егор выдохнул и улыбнулся от уха до уха, — Я знаю одно классное место… Тебе нравится итальянская кухня?.. Спустя несколько минут Чак завёл машину и выехал из подземной парковки. Снежинки плясали в свете фар — снег таял, подлетая к земле, зима ещё не успела вступить в свои права. Будильник не прозвенел.***
Многие считали Чака чистоплюем, но уборка была для него своеобразной формой релаксации, вроде вязания или макраме. Работа требовала от него полной сосредоточенности и после длинного дня, наполненного картами, таблицами и мелким шрифтом, приятно было занять руки и освободить голову. Он разгрузил посудомоечную машину, которая выключилась ещё днём, вымыл вручную грязную чашку из-под чая, а затем и раковину — тщательно, с чистящим средством. Затем стряхнул несуществующую пыль с кухонных шкафчиков, высыпал остатки сахара в сахарницу и сделал пометку в листочке для покупок, который висел на холодильнике. Раз в несколько недель они с двумя-тремя друзьями выбирались в большой торговый центр, где закупались всем, чем можно, от стирального порошка, до розмарина. Торговый центр представлял из себя целый район под одной крышей, где мебельные и хозяйственные магазины занимали целые кварталы, а вдоль центральной улицы, сверкая яркими прилавками, выстраивались всевозможные кафе и ресторанчики. Кинотеатр тоже был, но там крутили, в основном, большие, кассовые картины, а Чак был (или, во всяком случае, считал себя) тонким ценителем. Через знакомых по университету он добывал билеты на закрытые показы авторских лент, а потом взахлёб обсуждал их с такими же «тихими психами» как их ласково называла Диночка. Она ходила с ним пару раз, потом перестала — ей это было не интересно, и Чак не настаивал. Полка с дисками была в идеальном порядке, как и книжный шкаф. Ведёрко для бумаги под рабочим столом не заполнилось ещё даже до середины. В холодильнике на нижней полке второй месяц куковала непочатая банка маринованных огурцов. Чак взял её, чтобы переставить на другую полку и освободить место для кастрюльки, и почему-то вспомнил Егора с его западными вкусами. Он наверняка нашёл бы что сказать по поводу этих огурцов — мол, стекло плохо держит температуру, доля уксуса высокая, и вообще консерванты вредны для желудка. Чак, конечно, тоже это знал, просто ему было плевать. Решив, что сегодняшний день не хуже любого другого, он достал из ящика для приборов открывалку.***
Первую половину следующего дня Чак проходил с приятным ощущением тайны, а вечером пришло сообщение о взрыве на автомобильном КПП у въезда в бизнес-район Центра, и следующие два дня промелькнули перед глазами молнией, в суете изменения маршрутов и разбора полётов. Кажется, Чаку приносили кофе, и он глотал его, либо не открывая глаз от монитора, либо в перерывах между совещаниями. Про Егора говорили, что он из солидарности с другими сотрудниками, тоже остаётся на дополнительные часы после работы, хотя его, как новичка, никто и не просил. Было ли это так на самом деле, Чак не знал — Егора он видел мельком и не успевал даже улыбнуться. В среду, вместе с представителями ещё нескольких министерств, он отправился на место оценить ущерб. Это была скорее формальность, его самого интересовал только срок, на который необходимо будет перекрыть оживлённое шоссе. Все люди, въезжающие в бизнес-районы на машине, подвергались обязательной проверке документов, поэтому многие, кто там работал, предпочитали метро, чтобы не стоять в очередях. Это было сделано в том числе и для того, чтобы не перегружать парковки — машин в Центре и так хватало. Взорванное КПП выглядело жутко, как что-то из фильмов про конец цивилизации. От арок со сканерами остались только ввинченные в асфальт основания; всё остальное, судя по всему, или исчезло совсем, или превратилось в мелкий мусор, который, вместе с остатками машин и людей, уже начали убирать. — Вот здесь была третья арка, — объяснял работник КПП в форменной фуражке, — Арки с первой по третью покрывают движение в район, с четвёртой по шестую — из него. Был вечер, поэтому на первых трёх машин было совсем мало. А с той стороны была очередь в три-четыре, наверное. Выжившие есть на шестой линии и на четвёртой — там человек только подъезжал. С этой стороны, понятно, никого… — Сколько вам понадобится времени, чтобы всё заново отстроить? — тихо спросил Чак у Никиты, знакомого из отдела техобслуживания. — Арки готовые есть, установить и настроить успеем за день, — так же тихо ответил тот, — Но, сам понимаешь, тут не всё от нас зависит. Арки-то будут, но надо же ещё асфальт переложить. И разметку покрасить. А пока следственный комитет добро не даст, приступать нельзя, место преступления всё-таки. — Мне через это место преступления нужно по пятнадцать тысяч пропускать в каждую сторону, — сказал Чак, — Убьёмся, но к понедельнику надо открывать дорогу. Там же, помимо прочих радостей жизни, ещё и глав-офис службы безопасности сидит. — А то я не вижу, — отозвался Никита, — Говорят, этот чел со взрывчаткой туда и ехал. — Да ну? — Ага. Мне тут шепнули, что у безопасников вчера совещание планировалось вечером, и что туда, вроде как, даже мадам мэр собиралась заглянуть. — Это бы многое объяснило. Хотя, чёрт его знает, конечно. Может просто сплетни. — Я тебе больше скажу, — Никита оглянулся и продолжил, — Я пораньше приехал — созвали-то нас в одно время, а я ближе всех, так вот, я когда приехал, здесь Прусикин был, шаришь? Ну, а с ним, понятное дело, полдюжины ребят в форме. — И чего он? — Да ничего — ходил, смотрел, этого вот, — он кивнул на работника КПП, — …о чём-то расспрашивал. А как наши подтягиваться стали, сел в машину и уехал. Так что может и не сплетни. — Дела-а-а, — протянул Чак.***
На дороге он проторчал до самого вечера. Полевое совещание было организовано в палатке следственного комитета. Договорились до того, что в течении двух-трёх дней следователи свернут поиски и дадут отмашку ремонтникам, а там уже по отработанной схеме — покраска, установка, оснащение. В машину Чак садился с чувством выполненного долга. Всем нужным людям он представился, все необходимые телодвижения совершил, план на перевозку асфальта и тяжёлых механизмов одобрил. Проезжая мимо родного министерства транспорта, он вспомнил, что, уезжая утром, не взял с собой ноутбук. Не то, чтобы на нём было что-нибудь особенно важное, просто планшет, с которого Чак обычно смотрел кино, на днях накрылся медным тазом, а из других экранов дома был только циферблат на электронных часах. Поэтому, решив, что ему всё равно по пути, он заехал на пустынную парковку и на лифте поднялся на девятый этаж.***
— Я больше ничего не знаю, клянусь, я просто… — в их офисе была неплохая звукоизоляция, но в оглушительной тишине пустого коридора Чак слышал происходящее за дверью так, словно сам был в кабинете. Умолял Серёга, охранник, который вот уже год как работал в министерстве и совсем недавно дослужился до второго уровня доступа. — Ты так уже говорил. Двадцатка, тебе не кажется, что у него осталось слишком много зубов?.. — голос принадлежал Егору, и, словно бы не ему вовсе. Исчез симпатичный, едва-заметный акцент, исчезли смешки через слово. Тон — как ледяная вода. — Кажется, — бодро отозвалась девушка. Её голос тоже показался Чаку знакомым — кажется кто-то из отдела кадров. Только вот Чак никогда не слышал, чтобы кто-то называл её Двадцаткой, — Подправить? — Не здесь. Ковёр запачкаешь, — Чак почувствовал, как от этого неестественно спокойного голоса у него холодеют руки, — Вырубай, продолжим в допросной. Ничего срочного он нам не скажет. Послышался глухой звук удара, который был хорошо знаком Чаку из боевиков, а затем что-то тяжёлое повалилось на ковёр. — Сама до лифта дотащишь? Мне тут нужно закончить кое-с-чем. — Без проблем, босс. Для того, чтобы попасть в лифт, им придётся открыть дверь, под которой он стоит. Осознание прошило Чака с ног до головы, бросило в холодный пот. Он с трудом взял себя в руки и даже спину выпрямил. Хрен он позволит им похитить человека! Может даже получится застать их врасплох — всё-таки это они вломились в его кабинет, а он здесь вполне законно, да и с компьютера можно поднять тревогу и вызвать охрану, которая, почему-то, прошляпила драку в одном из отделов министерства. Но зачем Егору похищать охранника? И откуда он знает девочку из отдела кадров? Он не успел положить руку на дверную ручку, когда дверь распахнулась и перед его лицом промелькнула чья-то рука, сжимающая что-то напоминающее флакончик для духов, а в следующую секунду наступила темнота.***
Он проснулся с головной болью и отвратительным привкусом во рту. Он лежал на диване в своём кабинете — куртка была свёрнута и заботливо сунута ему под голову на манер подушки, а Егор сидел в его кресле и общался с кем-то по видеосвязи. — …не думаю, что он ещё что-то знает. Никто не доверит исполнителю… — он встретил ошарашенный, расфокусированный взгляд Чака и оборвал себя на полуфразе, — Лазаренков проснулся. Не уходи далеко, я тебе перезвоню минут через пять, окей? — он бросил планшет на стол и встал, потягиваясь. Он выглядел куда взрослее и опаснее, чем ещё пару дней назад. Юношеская лёгкость сменилась плавной грацией человека, который хорошо знает собственное тело. Он подошёл ближе и присел на корточки, чтобы их лица были вровень. — Живой? — спросил он доверительно. — Живой, — отозвался Чак, напряжённо думая о том, как бы отвлечь его внимание, а самому незаметно вызвать охрану, но непослушный язык жил своей жизнью, — Ты ведь не Егор, да? — Смотря с какой стороны посмотреть, — Егор вручил ему бутылку воды, за которую Чак поблагодарил кивком, но открывать не стал, — Моё ли это имя? Да, моё. Тот ли я Егор, который сын западного богатея? Нет. — И кто ты тогда? — Чак с трудом сел и потёр холодными руками виски. Шторм в голове мало помалу утихал. Егор смотрел на него, слегка наклонив голову к плечу. — Я из секретной службы, — выдал он наконец. Чак фыркнул и попробовал приложить холодную бутылку с водой ко лбу. Стало гораздо легче. — Ты извини, что пришлось приложить снотворкой, — продолжил Егор, — Мы вычислили крысу, которая успешно сливала информацию горячим головам из Аптауна. Вчерашний взрыв на КПП — их работа. Хорошо ещё, что мы подозревали такую атаку, и усилили систему охраны, а то счёт погибших шёл бы далеко не на десятки, — он сел рядом с Чаком, почти касаясь его колена своим, устало провёл ладонями по лицу. Чаку ужасно хотелось ему поверить. И тому, что секретная служба существует, и тому, что Егор на самом деле хороший, а не просто преступник, который сочиняет сказочки, чтобы он не поднял шум. Что Егор искренне был в нём заинтересован, а не пытался втереться в доверие. — Наш человек работает здесь под прикрытием, — продолжал Егор, — Ты, может быть, знаешь её. Она первая засекла крысу, но не смогла вычислить — он очень хорошо запутал следы. Один раз даже попытался подставить другого человека, — он помолчал немного и добавил, — Тебя. Поэтому меня отправили под твоё руководство. Я должен был выяснить, действительно ли это ты, и если так, то обезвредить и отправить на дознание… Но я сразу понял, что ты тут ни при чём, — он снова замолчал и поднял на Чака ничего не выражающий взгляд, — Ты ведь мне не веришь, правда? — Я очень хочу тебе поверить, — сказал Чак, чувствуя, как внутри всё сжимается от тоски и досады, — Правда. Но всё это звучит как бред сивой кобылы. — Именно этого я и ожидал, — Егор встал и потянулся за планшетом, — Но думаю, что слова главы службы безопасности тебя убедят. — Ты про Прусикина? — осторожно спросил Чак и тут же замотал головой, стараясь придушить вспыхнувшую было внутри надежду, — Голос и видео можно подделать. Прусикин человек известный, куча записей того, как он говорит. Егор замер с планшетом в руках и смерил его долгим взглядом. Чаку даже показалось, что сейчас в него снова прыснут «снотворкой», и в следующий раз говорить будут уже совсем другими интонациями, но Егор сунул в ухо наушник и с кем-то связался. — Да, я… Нет, планы изменились. Слушай, ты же ещё не дома? Может проедешь мимо минтранспорта? Заодно и подбросишь пострадавшего до дома. А то сам знаешь, после снотворки за руль лучше не садится… — собеседник от такого предложения был явно не в восторге, потому что следующую фразу Егор сказал с подчёркнутой вежливостью, — Заранее спасибо, ты меня очень выручишь, Илья. До встречи.***
— Я сошёл с ума, — сказал Чак своему отражению в зеркальной стенке лифта, когда он, Егор и глава службы безопасности, Илья Прусикин, муж первой леди Города, спускались из отдела логистики на парковку. Было около полуночи, скоро должна была пройти пересменка охраны, но что-то подсказывало Чаку, что по пути они не встретят ни одного человека, не посвящённого в происходящее. — Ещё нет, — отозвался Прусикин, — Вы, мой друг, наоборот, нормальный на редкость. Будем надеяться, — они с Егором обменялись взглядами, которые Чак совершенно не понял, — Что таким и останетесь. — Если я не сошёл с ума, то сплю, — упорствовал Чак, — Утром у меня была нормальная жизнь. Сейчас — сраный триллер. — Я думал, тебе нравятся триллеры, — заметил Егор. — Нравятся в кино. Они вышли на парковку, и Егор деликатно тронул Прусикина за плечо. — Мне бы с непосредственным начальником кое-что обсудить… Подождёшь минутку? — То есть я сегодня не просто таксист, а таксист с оплатой за ожидание? — Именно так, — на Егора это не произвело никакого впечатления, — Хватит кривляться. Вам всё равно в одну сторону. Чак подумал, что сегодня у него уже физически не получится удивиться. Вчерашний эмигрант-стажёр командует мужем первой леди с таким видом, словно в мире нет ничего естественнее. — Хуй с тобой, жду в машине, — два приметных джипа службы безопасности на пустой парковке создавали гнетущее впечатление. Вспомнились слова Никиты о полудюжине ребят в форме — один стоял у водительского окна, видимо, в качестве дежурного, другие, очевидно, распределились по машинам, — Только ты учти, Мефисто, бесплатное время ожидания — четыре минуты. Он сунул руки в карманы и ушёл к машинам, а Чак повернулся к Егору. — Мефисто?.. — Прозвище, — мрачно отозвался тот, — Старое. Не я выбирал. Чак рассмеялся, надеясь, что смех не перерастёт в истерику. Его изрядно колотило. — Ты что-то хотел спросить? — выдавил он наконец. — Два вопроса. Во-первых — как ты, — Егор смотрел на него с ласковой внимательностью, — У тебя был долгий и сложный день. Не хочешь взять завтра отгул? Чак помотал головой. — Я в порядке. Спасибо, что беспокоишься, все дела, но у нас работы выше крыши. — Хорошо, тогда… — Егор помедлил, — Я пойму, если после случившегося, ты захочешь отменить наше свидание. В конце концов, тебя звал стажёр, а не агент секретной службы. Но если я повторю приглашение, ты согласишься? Свидание! В безумной карусели событий этой ночи Чак успел забыть об этом. Действительно, обстоятельства успели неплохо так изменится с момента первого приглашения бесконечные два дня назад. Чак понимал, что согласиться будет полным безрассудством. Чак ужасно хотел согласиться. — Я… Я не знаю, — сказал он честно, — Я правда не знаю. Ты хочешь, чтобы я ответил сейчас? — Конечно, нет, — отозвался Егор, — Я тебя не тороплю. Делай, как считаешь правильным.