Беглец или Ловушка для разума

Но я лишь необходимый компонент, Чтобы проистек эксперимент. Снова здравствуй, мой жестокий мир, Между нами до сих пор война. Все обычно, я всегда один, И, если надо, я дойду до дна. Ну и кто я? Ну и кто ты? Идиоты, идиоты.

Глеб сидел в холле и бессмысленно пялился в экран телевизора. Транслировали вечерние новости. Сидевшие рядом больные возбужденно обсуждали каждую фразу диктора, а Глеб зевал, поглядывал на потолок и собрался уже было вернуться к себе в палату, как услышал вдруг: - Сразу после выпуска Новостей смотрите концерт легендарной группы «Агата Кристи», приуроченный к выходу их нового, одиннадцатого по счету альбома. А я с вами прощаюсь. До новых встреч! Глеб замер, не веря собственным ушам. «Агата Кристи»? Так все это ему не почудилось в больных фантазиях? Все это реально? И Вадик не только существует, но даже записал новый альбом под их общим брендом?! Глеб пересел поближе к телевизору, и когда кто-то из пациентов попытался переключить на другой канал, яростно цыкнул и подался вперед, не сводя взгляд с экрана. Заставка, огромная надпись до боли знакомым шрифтом… И на сцену вышли двое. Глеб напрягся. Вадима он узнал сразу, но рядом с ним шел кто-то знакомый – неуклюжий, худой, в громоздких ботинках на высокой платформе… Несколько секунд Глеб бессмысленно смотрел, как музыканты устраивались у микрофонов и брали первые аккорды, а потом повернулся к соседу: - Кто это, а? – спросил он его дрожащим голосом. - «Агата Кристи», кажется, - пожал тот плечами. - А зовут их как? - Вадим и Глеб вроде… - Я тоже Глеб. - Ну мало ли Глебов на свете… - Я похож на него? – Глеб встал и ткнул пальцем в экран. - Ну… - задумался псих. - Ты в психушке, а он в Олимпийском. Сам-то как думаешь? - Да плевать! Я внешне похож на него? - Понятия не имею. Спроси чего полегче. - А ведь это я! – отчаянно выдохнул Глеб. – Я написал эти песни. Я стою там сейчас. Он где-то раздобыл моего двойника! Он и тут меня подставил! Так вот как я оказался в психушке! Он нарочно все это провернул – прикинулся пропавшим, заманил меня сюда, бац, и нет больше младшего брата! Глеб подошел к телевизору и со злости пнул его ногой. Тот покачнулся. Глеб пнул еще раз, и телевизор рухнул вниз, обдавая Глеба волной осколков. Он поскользнулся на одном из них, не удержался на ногах и упал прямо на покореженный пластиковый корпус, больно ударяясь головой. Перед глазами все поплыло, Глеб цеплялся за потрескавшуюся пластмассу, царапая ее обломанными ногтями, но в следующую секунду понял, что хватается за воздух. Он открыл глаза в попытке осмотреться и подняться на ноги, но увидел перед собой лишь удивленный карий взгляд. - Ты?! – выдохнул прямо у него над ухом знакомый голос. – Ты?! Откуда ты здесь взялся?! Глеб накрыл лоб ладонью и застонал. - А ты что здесь делаешь? Постой, тебя тоже госпитализировали? Но я тебя здесь раньше не видел! - Госпитализировали? – глаза Вадима округлились. – Глеб, ты чего? Паш, такое возможно с перепоя или передоза? Или он…? Паш, он жив вообще?! Как он мог здесь оказаться?! - Да не, - раздался откуда-то издалека голос, который Глеб не смог идентифицировать, - тут проще все. Он каким-то образом нас разыскал. Точнее… - и голос осекся. В голове все плыло, перед глазами стояли лишь два темных зрачка, и как Глеб не пытался отстраниться, они все равно оказывались прямо у его лица. Наконец, Глеб не выдержал, отчаянно замотал головой и закричал. - Уберите его! Уберите, уберите от меня! Вколите мне что-нибудь! Позовите Хакимова, пусть он сделает тот укол! Я не желаю этого больше видеть! Что происходит?! - Паш, да в чем дело-то? Как его угомонить? Убери ты его отсюда вообще! Как он попал-то сюда? - Прости… - только и произнес голос. Глеб продолжал визжать в надежде, что сейчас прибегут санитары, скрутят его, вколют галоперидол или еще что-нибудь, и видение исчезнет, но лицо Вадима по-прежнему качалось прямо у него перед глазами, словно ничего в мире не существовало кроме этого ненавистного лица. - Да ты угомонишься или нет? – взревел Вадим, и Глеб ощутил, как в его мозгу взрываются тысячи звезд. – Паш, успокой его уже. Или убери отсюда! Кто-нибудь мне может объяснить, что тут происходит?! - Это ты мне объясни, что происходит! У меня опять глюки! Где Кормильцев? Где Хакимов? – Глеб чувствовал, как в его голове нарастает вихрь страшной силы. Все в его сознании смешалось в один плотный клубок – прошлое с Агатой, настоящее в психушке Асбеста. Он уже не понимал, когда и что происходило в его жизни, было ли у него прошлое вообще, и только перед глазами плясали два темных зрачка, да губы искривились в издевательской ухмылке. - Знаете что, Самойловы? Разбирайтесь-ка вы сами в своей свистопляске, - снова раздался этот голос, на этот раз уже показавшийся Глебу знакомым. - Паша? – напрягся он. – Это не Кузнецов ли случайно? - Он самый. Как догадался? - Значит, мое предположение было верным. Значит…. Ну тогда я вообще ничего не понимаю. Пистолет, научный трактат, Глебка… - Ах, Глебка! – в голосе Вадима мелькнуло понимание. – Вот кто ему помог! Паш, ты это слышал? Но ответа не последовало. Кажется, Кузнецов и вправду решил оставить братьев на время одних. - Но психушка… - продолжал бормотать Глеб. – Как?.. - Какая психушка? - Я был в психушке буквально пять минут назад. Там в холле стоял телевизор, и по первому каналу транслировали наш концерт. Точнее… твой концерт с кем-то другим. Группа все так же называлась «Агата Кристи» и якобы представляла свой новый – одиннадцатый, Вадик! – альбом. Это какой-то театр абсурда. - Погоди, погоди, - голос брата напрягся. – Паша, черт побери! Это все твоих рук дело, да? Ты не предупреждал, что так будет! Если бы я только знал… - То что? Не пошел бы сюда со мной? – усмехнулся голос откуда-то издалека. – Да и откуда мне было знать, на чем именно ты зациклишься и как именно тебя можно будет вызволить. Пришлось действовать по обстоятельствам. - И поэтому ты приволок сюда его, так? Это твоих рук дело? - Ну… - замялся голос. – Не без моего вмешательства, да. Глеб сделал все, что от него требовалось. Ты зря на него гонишь, что он пропил все мозги – все с ним в порядке. - Так, - тихо подал голос Глеб. – Кто-нибудь что-нибудь объяснит мне? Ну или галоперидол вколите уже, наконец! Мне надоело слушать голоса в голове и ни черта не понимать. - Ладно, Глебсон, раз уж ты здесь… - тяжело вздохнул Вадим. – Но тебя здесь быть не должно, все вышло случайно… - Случайно? – усмехнулся Кузнецов. – Нет, все более чем закономерно. И мне следовало это предвидеть, прежде чем тащить тебя за собой. Я должен был предугадать, что именно этим все и кончится! - В общем, Паша сделал кое-какое интересное изобретение, действие которого мы с ним решили опробовать на себе. Стать первыми добровольцами, так сказать. Все началось с того… Паш, ты же не против, если я все ему расскажу? - Валяй. Все началось с того, что у меня умер сын, а вслед за тем моя жена сошла с ума. Тогда-то я впервые и задумался о роли разума и сознания в теле человека. И о том, можно ли их разделить, чтобы спасать людей и от безумия, и от смерти. Проще говоря, о феномене души – существует ли она, можно ли ее как-то извлечь, изучить, трансформировать, а потом вернуть назад в тело – свое собственное, чужое или вообще на какой-то совсем иной носитель вроде винчестера. На создание ловушки для разума у меня ушли долгие годы, за это время жена моя ушла из жизни, и к моменту, когда аппарат был готов, экспериментировать мне было уже не на ком, кроме как на самом себе. Ну и Вадим изъявил желание также стать добровольцем… - Ловушка для разума? – протянул Глеб. – А подробнее можно? У меня в голове полный салат. Исчезновение Вадика, Глебыч с пистолетом, психушка… Где мы сейчас? - Хм, придется тебе все же объяснить принцип действия. Вадик, ты не против? Или просто выдворим его отсюда да и дело с концом? - Паш, да рассказывай уже. Раз сам его сюда притащил, пусть узнает все. - В технические подробности вдаваться не стану, они слишком сложны для гуманитариев, - в голосе Кузнецова послышалась явная насмешка. – Созданный мной аппарат формирует некое, скажем так, поле – больше информационное, чем материальное – к которому и подключает разум добровольца при непосредственном контакте с ним. Связь между разумом и телом временно ослабевает, при необходимости ее можно разорвать и вовсе, что неизбежно повлечет за собой физическую смерть. Если же планируется в дальнейшем все же вернуться в телесную оболочку, то переход лучше совершать где-нибудь подальше от цивилизации, чтобы ваше бездыханное тело никто не обнаружил, не вздумал попытаться откачать, отправить в больницу, подключить к ИВЛ и т.д. Так что, ты, Глеб, сейчас очень рискуешь. Тебя ведь сын отправил сюда прямиком из твоей квартиры, так ведь? - Последнее, что я помню, Глебыч пришел и приставил мне ко лбу пистолет. Я успел только зажмуриться, и тут же оказался в психушке, где пробыл несколько недель, прежде чем увидел по телевизору тот концерт Агаты и вот… - Подожди, - перебил его Кузнецов, - давай обо всем по порядку. Когда я понял, что существование подобного аппарата никак не противоречит законам физики и не нарушает их, я стал задумываться над конструкцией: он должен был быть компактным и иметь форму всем знакомого предмета, но при этом не вызывать лишних подозрений… - Пистолет? – осенило вдруг Глеба. – Это пистолет-то не вызывает подозрений?! - Согласен, но это была исключительно экспериментальная модель, очень метафоричная по форме. Я просто не мог удержаться и не использовать эту метафору перехода из мира материи в мир идей. В дальнейшем планируется все же доработать ее. На данном этапе меня пока интересует исключительно практическая польза, о форме мы подумаем позже, когда будем представлять ее на суд научной общественности. - Ну и в чем же польза? – съязвил Глеб. – Что-то я не ощущаю никакой особой разницы – в теле или вне его… - Бытие определяет сознание – сказано давно и очень верно. Наши гормоны, физиологические потребности и то, как мы их удовлетворяем, неизменно сказываются на нашем разуме, мышлении. Тело привязывает разум к себе, и когда оно умирает, мы лишаемся доступа и к разуму умершего. Незначительные повреждения мозга – и разум снова не может адекватно взаимодействовать с окружающим миром – инструмент-то поломан. Здесь же, в информационном поле, куда и засасывает нас ловушка, наш разум существует в чистом виде, в своем ничем не ограниченном естестве. В перспективе, если мы научимся «записывать» разум на другой носитель, мы сможем воскрешать умерших, исцелять безумных, не говоря уже о решении куда более простых проблем взаимопонимания людей. - Какой еще другой носитель? Тело другого человека что ли? - Как вариант. Правда, в данном случае мы столкнемся с целым рядом этических запретов. Поэтому в идеале можно было бы использовать винчестер. А если проблема клонирования будет-таки решена… - Дурдом какой-то, - пробормотал Глеб. – Я-то тут причем? Я-то тут как оказался? Павел печально вздохнул. - Когда с теоретической частью мне стало все более-менее понятно, я поделился своим открытием с Вадиком, с которым периодически общался все эти годы. Захотелось по старой памяти узнать его мнение. Посетовал, что добровольцев на такой эксперимент мне точно не отыскать, а тестировать аппарат на одном себе не иллюстративно… И он тут же вызвался быть вторым добровольцем, когда аппарат будет готов. - И когда это произошло? – насторожился Глеб. - Да вот примерно с год назад где-то… - То есть, ты уже год назад начал планировать этот побег? – возмутился Глеб. - Да, - голос Вадима прозвучал на удивление спокойно и отстраненно. - И даже мне ничего не сказал? - А ты забыл, как мы общались? «Мам, передай Вадику, что он мудак!» «Привет, мам! И ему того же!» Да и что тебе за дело до моей жизни? - А ничего, что на меня уголовное дело завели и по допросам таскали? Ничего, что все поклонники считают, что это я тебя грохнул, чтобы наследие Агаты окончательно к рукам прибрать?! - Так ты именно поэтому искать меня взялся, братик? А не потому, что безумно соскучился? – голос Вадима звучал по-прежнему странно спокойно – не насмешливо, не даже печально. - Пф! С чего бы мне скучать-то по тебе? - Так, Самойловы, еще одно слово, и я выдворю вас отсюда обоих! - Давай, продолжай, Паш, я молчу, - смиренно отозвался Вадим. - Так вот, Вадим вызвался быть добровольцем. Ну и я велел ему начать готовиться к уходу, поскольку последствия действия ловушки были непредсказуемыми – мы могли тут застрять без возможности вернуться назад в тело. Поэтому в своей жизни надо было подчистить все хвосты. Такая перспектива отчего-то его совсем не напугала, и он с энтузиазмом принялся за дело. Но тут ему, наверное, лучше самому обо всем рассказать… - Да. Первым делом я решил развестись с Юлей, чтобы не обрекать ее в случае чего на соломенное вдовство. Потом мне необходимо было где-то раздобыть денег, чтобы рассчитаться со всеми долгами и выкупить квартиру, чтобы жене было где жить после моего ухода. Я выскреб все свои сбережения, Паша добавил из денег, вырученных за продажу квартиры. Но и этого оказалось слишком мало. Вот тогда-то мы впервые и опробовали действие ловушки без прямого подключения к ней своих разумов… - Дело в том, - продолжил уже Кузнецов, - что это так называемое информационное поле не столько формируется самой ловушкой, сколько делается заметным исключительно благодаря ей. Она выполняет функцию лампочки, фонаря, освещающего и без того уже существующее пространство. - Коллективное бессознательное? – едва ли не спинным мозгом догадался Глеб. - Ну Юнг под этим термином имел в виду совершенно другое явление, но по сути именно об этом и идет речь. Если так будет понятнее, можно называть это астралом, впрочем, я никоим образом не разделяю веру во все эти эзотерические бредни. Это как раз больше по части Вадика. Только чистая наука и ничего более. Импульсы головного мозга воспринимаются ловушкой, преобразовываются ей в чистую энергию, и с этого момента энергия эта начинает существовать на принципиально ином уровне, вне четырехмерного пространства-времени. Если так будет понятнее, она возрождается в некоей параллельной реальности, где одновременно живут разумы и других людей. Однако, если эти люди живы, здоровы, не под кайфом или не пользуются ловушкой, их импульсы для этой реальности находятся в неактивном состоянии. Общаться с ними здесь невозможно, они подобны теням – заметны, но безмолвны и не обладают никакими характеристиками. Чтобы разбудить их здесь, необходимо усыпить их там. Самый простой способ сделать это – ловушка. Да, кому-то может помочь алкоголь или прием психотропов, ЛСД и прочих стимуляторов, но здесь результат непредсказуем и неустойчив – разум может попасть в информационное поле, а может просто словить глюки. К тому же по окончании действия веществ он снова вернется в тело носителя. Ловушка же фиксирует тебя здесь, ты полностью контролируешь ее и в любой момент можешь вернуться, если не оборвал окончательно все связи с телом. - Я что-то не пойму, как все это помогло вам найти денег для Вадика, - Глеб попытался вернуть беседу в нужное русло. - При том, что хоть и общаться со спящими, теневыми энергиями других людей здесь невозможно, воздействовать на них не так сложно. И это одна из причин, по которой мне пока не хотелось бы обнародовать свое открытие… Если показать его людям вот в этом сыром виде, преступность достигнет небывалых масштабов… - Вы что, внушили тени Абрамовича, что ему необходимо раскошелиться для выплаты долгов Вадика? – опешил Глеб. - Ну, почти, - нервно рассмеялся Кузнецов. – Не в точности так и не конкретно Абрамовича, но суть ты уловил. Для того человека эти деньги были сущими копейками, да и он посчитал, что выписывает их на благотворительность… - Вадик, так ты ограбил какого-то миллиардера, чтобы вернуть мне долг? – расхохотался Глеб. - Ты предпочел бы, чтобы я этого не делал? Да и не должен я тебе ничего, так, решил финансовую помощь оказать страждущему… - Что?! Ты опять за свое?! - Так, Самойловы, ругаться будете потом, когда я закончу, - рявкнул Павел. – Так вот, одним словом, деньги были найдены, получены и использованы по назначению. Вадик тщательно подготовился к уходу, записал видео для матери, дочери и жены… - Но не для меня! – снова подал голос Глеб. - О боже, Глебсон, думаешь ли ты вообще о ком-нибудь в этом мире, кроме самого себя! – в отчаянии возопил Вадим. - … оформил развод с Юлей в одностороннем порядке, написал дарственные на все свое имущество. И со спокойной душой мы отправились в закат. - Куда, кстати? – вновь перебил его Глеб. – Где вы сейчас физически пребываете? - А вот это не твоего ума дело! – встрял Вадим. – То, что ты попал сюда – это чистая случайность. Сейчас мы тебя вышибем отсюда и продолжим спокойное существование, какое и вели до этого момента. - Ну… - протянул Кузнецов, - тут ты, конечно, сильно перегибаешь палку. Но Глебу место нашего пребывания и впрямь знать необязательно. - Ну должен же я хотя бы убедиться в том, что вы живы! - Мы живы, - голос Павла прозвучал успокаивающе и отрезвляюще, - просто поверь мне на слово. Пока еще живы. И пока еще просто тестируем прибор. - А я-то как здесь очутился? - Если ты не будешь каждую минуту меня перебивать, у меня есть шанс рассказать тебе и об этом, - в голосе Кузнецова мелькнула насмешка. – Так вот, закрыв все дела, мы добрались до места назначения. И воспользовались ловушкой. Тогда-то все и началось. Когда я еще только работал с теоретическими выкладками, я уже начинал осознавать, что все не будет так просто, как кажется. Что ловушка способна не только решить какие-то проблемы, но и создать новые. Посуди сам: твой разум, очищенный от телесной оболочки – по сути впервые в жизни! – сталкивается с самим собой, таким, какой он есть. И между ним и его опытом, его воспоминаниями, ощущениями и чувствами, нет больше ни единой преграды в виде физиологии. Если раньше ты мог выпить, чтобы расслабиться и не думать о чем-то, мог посмотреть кино, съесть что-нибудь вкусное или пойти пообщаться с кем-нибудь, кто поможет тебе забыться, в информационном поле этих преград попросту нет. Тут все твои чувства обнажаются до предела, а проблемы – обостряются до пика. Особенно при первичном вхождении, когда ты еще не готов к тому, что произойдет с тобой впоследствии. Ты видишь свой мир, свою жизнь, свои чувства такими, какие они есть в реальности, и ты не можешь спрятаться от всего этого, загородиться. Поэтому твой разум начинает спешно возводить преграды доступными ему способами – создавая иллюзии, формируя ложное восприятие. Когда ты уже более-менее адаптируешься к новому состоянию, иллюзии трескаются и осыпаются. Как правило. Но если проблемы у тебя действительно серьезные, неразрешимые, то и блокировку восприятия разум использует цикличную. Иначе говоря – огораживает себя со всех сторон иллюзиями, ты зацикливаешься на этом мире, считая его реальным, и это чревато тем, что в нем ты и останешься до конца дней, пока твое тело не сгниет в коме. Именно это и случилось с Вадимом после того, как ловушка сработала. Мне тоже поначалу грезилась моя семья – живой сын, здоровая супруга, но постепенно из мира иллюзий я все же вышел к свету реальности и увидел рядом с собой зациклившегося Вадима. Вокруг него витали тени его самого и… тебя – вас обоих на сцене Олимпийского, выступающих с одиннадцатым альбомом Агаты… Конечно, я пытался пробиться сквозь эту иллюзию, но тщетно, она кристаллизовалась, если можно так выразиться, защищая себя тем самым от любого внешнего воздействия. - И тебе не пришло в голову ничего лучше, чем притащить сюда еще и Глеба! – разочарованно выдохнул Вадим. - Он был объектом твоей иллюзии. Главным объектом. Ради примирения с ним ты в этой своей иллюзии убил даже собственную мать, полагая, что только это может способствовать восстановлению ваших отношений. Я логично рассудил, что если кто и вытащит тебя из зацикленного бреда, так это сам Глеб. - И не мог предположить, что сам Глеб точно так же начнет бредить после попадания в информационное поле? - Конечно же, мог. И предположил. Но также я предположил, что две ваших кристаллизованных фантазии уничтожат друг друга при личном взаимодействии. Что, собственно, и произошло, - удовлетворенно хмыкнул Павел. - Постой, я другого не пойму. Как ты притащил-то его сюда? - Для начала просто выбрался из ловушки и оставил ему несколько подсказок. Чтобы попасть сюда, ему необходимо было самому вникнуть в ее принцип действия. Ну или прибегнуть к помощи сына, у которого все-таки техническое образование. Я составил подробную инструкцию по сбору ловушки с объяснением базовых принципов действия. Свою, как ты понимаешь, я отдать ему не мог – она контролировала наше пребывание в информационном поле. Оставил инструкцию у себя на даче на видном месте – больше нигде засветить ее просто не мог, она ведь могла попасть и в чужие руки. Дальше была задача посложнее – как-то навести Глеба на мысль, где ее искать. Для этого пришлось немного подкорректировать видео, записанное для Юли. Подкараулить момент, когда она ушла из дома, открыть квартиру твоими, Вадик, ключами, которые по-прежнему лежали в кармане твоей куртки, ну и немного поколдовать над видео, добавив туда пистолет, который записан на мое имя... Я рассудил, что рано или поздно Глеб попытается пробить номер, выйдет на меня, вспомнит меня и доберется-таки до рукописи. - Глеб? Видео предназначалось Юле! И именно она могла первой добраться до рукописи, а Глеб мог вообще не узнать об этом! - Да брось, Вадик. Юля – любящая женщина, которая во всем видео уловила только одну мысль: ты ее бросил. К тому же к моменту, как я туда вклеил пистолет, она уже неоднократно просмотрела его. А вот то, что в твоем исчезновении в первую очередь обвинят Глеба, было логичным и предсказуемым. На это предположение я и опирался, когда делал подлог. Я был уверен, что как только Глеба обвинят в твоем убийстве, он сам начнет разбираться в вопросе, стрясет с Юли видео, пойдет с ним к ментам, там они вместе увидят пистолет… - …и вместе отправятся к тебе на квартиру, а потом и на дачу! - А вот на это у них не было никаких полномочий. Ни ордера, ни даже заявления о твоем исчезновении. - Как-то у тебя все слишком гладко вышло, - задумчиво протянул Вадим. – Все прямо четко по твоим предположениям… Меня терзают смутные сомнения… - Ну хорошо, сознаюсь. Это я вложил в голову следакам мысль о виновности Глеба. Это единственное, на что мне удалось повлиять в той ситуации. - Погоди-ка, а Устланд и эти его штучки случайно не твоих рук дело? – осенило Глеба. - Увы. Там ты все сделал сам. - А ты откуда про Устланда знаешь? – насторожился Вадим. - Был у него, - буркнул Глеб. – Пока тебя искал. - Так, - в голосе Вадима прозвучали стальные нотки. – У кого ты еще был? - Догадайся с трех раз! Первым делом к нему заглянул! - Что?! - Так, Самойловы, вы мне уже осточертели со своими разборками, ей-богу. Дайте мне договорить хотя бы! Так вот, все произошло именно так, как я и планировал: Глеб нашел рукопись, передал ее сыну, т.к. сам ничего в ней не понял. Глебычу удалось собрать ловушку, но вряд ли он отнесся к этой затее серьезно, иначе не отправил бы отца сюда так быстро. Приставляя пистолет к твоему лбу, он наверняка просто шутил, не задумываясь о последствиях. И вот – ты тут. - Э, нет! Тут я очутился спустя несколько недель пребывания в психушке. - А это как раз то, о чем я и говорил – кристаллизовавшийся цикличный бред впервые попавшего в ловушку. Вадим спрятался от своих проблем и своей боли в иллюзорном мире, где вы с ним снова вместе, а ты выбрал мир без Вадима. Но у тебя и тут ничего не вышло. Ты, вероятно, хотел оказаться единственным выступающим без балласта по имени Вадим. Единоличным носителем концепции «Агаты Кристи». Но твой любящий разум протестовал против этой иллюзии как мог – вот и вышло так, что в ней действительно не существовало Вадима – ни для кого, кроме тебя самого, по-прежнему помнившего свое прошлое, которое диссонировало с происходящим. В этом нелогичном бреду ты и зациклился. А телевизор с концертом Агаты и презентацией одиннадцатого альбома… - По ходу дела, это и был мой бред, да? – задумчиво протянул Вадим. - Да, именно в тот момент и произошло столкновение и взаиморазрушение. Итак, теперь, когда все карты раскрыты, нам нужно вернуть тебя назад, Глеб. - С какой это стати? – взвился младший. - А чего тебе здесь делать? Возвращайся, катай туры с Агатой, собирай стадионы и радуйся жизни, - сквозь зубы процедил старший. - Значит, вы мной тут мило так воспользовались для своих целей, душу мне перепахали, уйму времени и сил отняли, а теперь выбросить хотите, как использованный гондон? Не выйдет! - Ладно, Самойловы, разбирайтесь пока, дам вам немного времени. А у меня тут свои дела есть, - уже издалека послышался голос Кузнецова. - Глеб, ну что ты как маленький. Ну да, Пашка, может, не вполне корректно по отношению к тебе поступил, но сейчас ты можешь вернуться домой, да и страдания твои с лихвой окупятся: у тебя теперь куча денег, Агата в единоличном пользовании, и главный раздражитель в моем лице отсутствует! Живи и радуйся! Ты получил все, о чем мечтал! - Да что ты знаешь о моих мечтах! Ты их испоганил и растоптал, даже не заметив этого! - Вот отчасти именно поэтому я и ушел. И не понимаю твоих теперешних претензий ко мне. Я отдал тебе все, что мог, я исчез из твоей жизни, но ты все равно отчего-то недоволен. Что опять не так, Глеб? Никто больше не поет твоих песен на Донбассе, никто не якшается с Сурковым, выдавая себя за «Агату Кристи». Теперь есть только ты и твои поклонники. Наслаждайся этим моментом! Что мне еще нужно сделать, чтобы ты угомонился? Застрелиться? Погоди пока, не все сразу. Вот докрутит Паша ловушку, тогда мы и уйдем сюда уже навсегда. Думаю, вопрос решится в течение года, но и в этот год обещаю не появляться ни в твоей жизни, ни в жизни этого мира вообще. - Как ты смеешь? – едва слышно выдохнул Глеб, внезапно ощутив, что если бы у него было тело, оно бы сейчас совершенно точно разрыдалось. - Я же вижу, как ты ненавидишь меня. Знаю, как насмехаешься надо мной с твоими матричными дружками. И я устал от всего этого. Устал от потоков дерьма, изрыгаемых твоими верными фанатами, которыми ты так дорожишь. Устал читать гадости от Алеси. Устал постоянно бороться и убеждать себя, что ты все еще мой младший брат. Устал напоминать себе, что когда-то у нас все было хорошо, и мы любили друг друга. Я не могу так больше существовать, Глеб. Если ты хочешь и дальше поливать меня помоями – делай это, но не заставляй меня присутствовать при этом, если, конечно, в тебе осталась хоть капля любви ко мне. Нет, не так – хоть капля воспоминаний об этой любви… - Капля?! Воспоминаний?! Ненавижу?! – Глеб задыхался все сильнее. - Да, только я не понимаю, за что. Я ведь должен выглядеть жалким в твоих глазах – ворую твои песни, сам будучи бесталанным творческим импотентом… Почему эта мысль не греет тебе душу? Будь я на твоем месте… - Но ты не на моем месте, Вадик! В этом вся проблема! – вскричал Глеб. – Испытывать к тебе жалость? Жалеть можно только тех, кого не любишь, не уважаешь! А тебя… ты прав, пожалуй, тебя я ненавижу. Но, что ты сбежал оттуда из-за меня… мне многие об этом говорили, а я не верил, и теперь… - Не из-за тебя. Безусловно, это было одной из причин, но не основной. Одно лишь желание избавиться от тебя не заставило бы меня так радикально порвать со всей своей жизнью. Глеб, я ведь ничего не могу уже как музыкант: песни не пишутся, а бесконечно мотаться по стране с Агатой глупо и недостойно уровня ее создателя… А здесь такое обширное поле для деятельности, для вдохновения! Когда мы с Пашкой научимся тут существовать, общаться с другими разумами, нам ведь все тайны мироздания откроются! Можно будет побывать в жерле вулкана, в другой галактике, в сингулярности, не вовлекаясь в материальный мир при этом. Мы познаем законы суперструн, да мы Теорию Всего узнаем, Глебсон! Как только Пашка мне это рассказал, я понял, что просто должен ощутить все это на себе. Я прожил полвека не самой скучной жизни, но то, что мне еще предстоит познать и ощутить в разы превосходит по значимости все, что уже со мной происходило! - И ради этого ты бросил Юлю и отказался от Агаты? – с горечью процедил Глеб. - Со мной она так и оставалась бы бездетной тенью известного музыканта, неспособного подарить ей ребенка да и полностью отдаться ей. И если бы не было рядом безнадежно влюбленного в нее Каплева, моей решимости бы безусловно поубавилось… Но я верю в него, верю в них. У них все получится. - У них уже все получилось. Она уже устроила свою жизнь без тебя. Это Агаты без тебя нет, а Юля твоя прекрасно без тебя обходится. И Сурков твой не вспоминает про тебя! Если бы не я, он бы палец о палец ради твоих поисков не ударил. Стоило так плевать на группу ради этих двоих временщиков… - Глеб, люди всегда были и будут друг для друга лишь временными попутчиками в поезде жизни… Возвращайся и попробуй все-таки обрести, наконец, счастье… - А ты так ничего и не понял, братик. И уже поздно пытаться что-то объяснить. Если до тебя еще тогда не доходило, то сейчас и тем более все бессмысленно. Давайте, крутите свою шарманку, возвращайте меня назад. Домой хочу. Кузнецов словно бы ждал этих слов – образ Глеба постепенно становился все более блеклым, почти прозрачным, пока, наконец, вовсе не исчез из поля зрения друзей. - Ну вот и все, - улыбнулся Кузнецов. – А теперь за работу! - Я ничего не понял, Глеб? – пробормотал Вадим себе под нос. – Боюсь, малыш, это как раз ты так и не понял ровным счетом ничего…