***
С одной стороны, Неро не собирался лгать семье. С другой — как он должен был сообщить, что его проклял ведьма, и теперь в нём прорастало чёрт-те что? Так что рассказать пришлось. Не сразу он решился, только через пару дней, и то… когда кашель стал совсем уж странным. То и дело он выплёвывал кусочки гриба. Пока без крови, но болело в лёгких страшно, так что это, видимо, оставалось вопросом времени. И самым странным были даже не изредка проскакивающие в мокроте колючки, а то, что семья совершенно не удивилась. Отец и дядя только переглянулись, а бабушка поджала губы. Наверное, они просто решили, что Неро шутил. Он продолжал каждый вечер возвращаться в чайный магазин, и чем дальше, тем больше пластырей появлялось на руках Ви, и ниже опускались его плечи. Тёмные круги залегли под глазами. Ви смешивал травы для Неро, но в них не было никакого волшебства — просто чтобы облегчить состояние, здравничество, не колдовство. Порезы Ви не заживали. Неро хотел бы облегчить его боль тоже, но, как и Ви, был неспособен на это. Он почти смирился через пару недель. Человек ко всему привыкает, и постоянный кашель… ну, можно и с этим жить. Но к концу ноября в откашлянных им кусочках гриба появились вены и… наверное, это были осколки зубов. Пряди волос. Неро рвало вместе с кашлем, и совсем не оставалось сил. Он возвращался в магазинчик снова и снова, хотя после ухудшения бабушка коршуном следила за ним перед выходом из дома. Никогда, впрочем, не пыталась остановить.***
Ви нужен был перерыв хотя бы на один вечер. Его так выводило собственное бессилие, что ещё одна ночь бесплодных попыток — и он бы случайно проклял весь город. Если что и выдал ему гримуар, так это идею того, что всякая магия должна быть личной. Очевидно, Ви проклял Неро через свои смеси. Значит, нужна была смесь сильнее, ярче, с правильным рецептом и из правильной, личной посуды. Многие детали его жизни начали складываться теперь. Не только бабкино недовольство (и обещания отдать его в приют, спасибо, что мама умерла позже), но и то, что мать учила его лепке. Бабушка никогда не ела с ними из одной посуды, только из своих корявых тарелок и пиал. Мамины были красивее, такими… волшебными, и это она пыталась разделить с Ви. Как теперь он понимал — вопреки бабкиной воле. Но его пальцы помнили пластичность глины, и насколько влажными должны быть руки, и температуру, при которой лучше разминать будущую чашку. Где-то в кладовке валялся гончарный круг, но это бы не подошло. Нужен был огонь, жаркая печь, и Ви накинул пальто, наскоро просмотрев объявления мастерских. Он пришёл как раз к концу группового занятия — какая удача — и попросил разрешения поговорить с управляющим. Много слов не понадобилось, только приличная сумма, чтобы ему позволили занять мастерскую допоздна и в одиночестве. Одного поворота круга хватило, чтобы он почувствовал силу, которой в детстве с ним не было (или она скрывалась до поры?). Одного поворота и тысячи страниц гримуара, мелькающих в его голове, казалось бы, бесполезных, но на деле бесценных. Первые чашки отправились обратно в ванну, полную глины. Ви нужно было больше. В посуду он мог вложить удачу, исцеление или что-то ещё. А если он мог это сделать — не было ни единой причины ограничиваться малым.***
Первые дни декабря выдались бесснежными. Это было Неро на руку — всю прошлую неделю он ходил с большим трудом, но к вечеру снова собрался к Ви. В проклятии Неро не винил его — никто не властен над своими чувствами. Сам Неро тоже не мог приказать сердцу; именно оно звало его снова и снова отправляться в путь, на перекрёсток, где над мостовой покачивалась вывеска чайного магазина. Но этим вечером ему не суждено было выйти за порог. У самой двери он пошатнулся, попытался вцепиться в косяк, но не преуспел; ногти содрали дерево, но боли он не почувствовал. По крайней мере, ничто не могло быть хуже огня в его груди. Кашель скрутил его, но не было сил даже повернуться на бок. Секундой позже он почувствовал, как его поднимают на руки. Его окружил знакомый запах. Отцовский одеколон? Средство для бритья? Неро бессильно уронил голову на его плечо, закрывая глаза. Голоса звучали издалека, как через толстый слой ваты. Дядя обронил: — Кажется, нам пора убить ведьму, как полагается. Отец опустил его на кровать, матрас ударил в спину. — Я поговорю с ведьмой. И только бабушкин голос прозвучал ясно и чётко, будто ничего кроме не было важно: — Я сама. Неро рывком вдохнул и вцепился в своё горло, боль ошпарила его, но всё, о чём Неро успел подумать: у Ви даже не было телефона, чтобы Неро мог его предупредить. А потом мир погас, забрав с собою все звуки.