Snap queen

— Ты красивая... — смущённо улыбаюсь в ответ на его комментарий, пряча взгляд в пол. — И знаешь, это напомнило мне, как ты впервые осталась у меня.       Мы ждали в гримёрной, уже одетые и накрашенные, до начала съёмок оставалось минут пятнадцать. Низкий старт. Я не находила себе места: то садилась в кресло, то на софу, то мерила шагами небольшую комнатку, заглядывая в зеркало, чтобы убедиться — я в порядке. Неожиданный комплимент отвлекает, и я вновь занимаю место рядом с ним на диванчике. — Я же постоянно ношу твои футболки, в этом нет ничего необычного.       Образ выбирал Илай, я только видела целый рейл чехлов с одеждой. И у него получилось подгадать именно то, что я бы сама надела. Яркие и вычурные шмотки от Gucci - это, конечно, хорошо, однако всего должно быть в меру... Так, футболка из мерча группы, твидовая мини-юбка в складку, кеды и волосы, собранные в две французские косички — вот что должно сделать меня более трогательной и милой для зрителей, по мнению пиарщика Лето. Совсем другое дело после театрального и пафосного Met Gala.       Интересно, Анна Винтур смотрит это шоу? Чёрт, зачем я об этом подумала?.. И вновь тяжёлое ощущение её присутствия рядом опустилось на плечи, давя на мышцы, и так сведённые нервным напряжением. Казалось, это было совсем давно, а на самом деле вчера. Её голос звенел в голове: «Ведь кто вы, если рядом нет мистера Лето?»       А кто я?       Подружка, удостоившаяся шанса подняться с опоры его рук или же самостоятельная единица, которая ничем не хуже, а может, даже и лучше? Пока не знаю, не могу понять, кем я себя сейчас считаю. Хочется быть вторым, но судить не мне. Я могу вообразить себя кем хочу, даже Президентом, но одно лишь самомнение не даст мне властный пост. — Просто у тебя было такое же выражение, как сейчас, — испуганное, — он приобнял меня за плечи и подтянул моё лицо наверх, заставляя взглянуть себе в глаза, но я отвернулась, продолжая рассматривать кафельные полы комнаты. Раз трещина, два трещина... — Ты так волнуешься? Я думал, что после вчерашнего тебе больше ничего не страшно.       Ещё как страшно. Я никогда не чувствовала такой ответственности, в данный момент от всех этих выходов в свет, эфиров зависела вся моя жизнь. То, как я двигаюсь, как разговариваю и как выгляжу сейчас, оказывает огромное влияние на то, как ко мне будут относиться люди. Кажется, будто я схожу с ума. Мне не доводилось испытывать такого напряжения. — Я не могу сосредоточиться: теперь всё время думаю о Саймоне и одновременно переживаю, как бы не запороть эфир и не отрезать тебе ухо этой дурацкой машинкой. — Максимум, что ты сделаешь — это рассечёшь кожу, — пожал плечами Лето, — и то, если ты эту бритву мне в лицо кинешь. Ну, подумаешь, зашивать придётся. Кому не накладывали швы?  — Мне. Я никогда ничего себе не ломала и не травмировалась так, чтобы приходилось зашивать, — ответила я. В детстве я была аккуратным ребёнком, а вот брат, наоборот, набивал себе столько шишек и ссадин, что в местных клиниках нашу семью обычно знали в лицо. Его руки и ноги исчерчены шрамами, тёмными отметинами на бледной коже, напоминающими о сорванцовском детстве. — В общем, я постараюсь быть аккуратной... Просто грустно прощаться, понимаешь? — С волосами-то? Или с кем ты там пытаешься прощаться? — Джаред засмеялся, видимо, не понимая, что я имела в виду на самом деле.       Мне казалось, будто я на минном поле: один шаг в сторону, и вновь всё резко поменяется. А я никогда не любила изменения. Каждый переезд, новые дома, новые комнаты и школы, учителя и одноклассники — мучение. Колледж — пытка, дополненная неверно выбранной специальностью. Побег в Калифорнию был криком души, вызванным обстановкой в семье и кризисом во мне, не будь ситуация таковой, я бы никогда не решилась на него.       С появлением Джареда моя жизнь стала меняться слишком стремительно. Начиная с того, как стали друг за другом выползать мои эмоции и страхи, и заканчивая внешними обстоятельствами, связанными с тем, что Лето — человек непростой. Я не поспевала. Но и остановиться не могла, по инерции продолжая двигаться вперёд.       В глубине души я понимала, что он сам не станет другим человеком, избавившись от патл Иисуса, однако чем ближе был эфир, тем больше я опасалась обратного. Было какое-то дурацкое ощущение того, что изменится не только его причёска. — Ладно, глупость сказала, — признала я. Вспомнила, как мы недавно по кофейной гуще гадали, а затем и смысл этого ритуала — люди хотят видеть знаки. Для меня изменения — это чаще плохое, чем хорошее, поэтому априори всё новое будет иметь негативную окраску. — То-то же, — он лишь усмехается в ответ, качая головой, а я наматываю пока ещё длинную прядь его волос на палец. Гляжу на него, и в голове всплывает всё, что было за последние месяцы между нами. От невинного до самого пламенного момента.       Приятное тепло заполняет дрожащее от страха тело, стоило уставиться во льдисто-голубые радужки дольше, чем на несколько секунд. Кажется, он тоже почувствовал эту магию, уголки его губ слегка изогнулись в улыбке, а в глазах появился блеск. Воздуха в душной гримёрной и так не хватало — плохо работала вентиляция в старом здании — а сейчас и подавно, голова закружилась. Рука скользнула под юбку по левому бедру, не прикрытому колготками, но совсем далеко заходить не стала, щекоча кожу прикосновениями подушечек пальцев, а вторая, лежащая на талии, притянула ближе к себе.       Его губы накрывают мои, и с мурашками по спине накатывает долгожданное чувство облегчения, даже всё равно, что мы на студии, и вот-вот кто-то может войти в комнату. Каждый раз, когда я начинала истерить и переживать пока мы скрывались от папарацци в его доме, Джаред делал так же — обнимал меня и целовал, отвлекая от дурацких мыслей. Потом я просекла фишку и пользовалась этим, желая получить такую необходимую дозу окситоцина и эндорфина.       Он аккуратен, зная, что мы оба в тонне телегрима. Моя помада вряд ли сотрётся: неяркая, стойкая и матовая, её растворит жирный буритто, ну, или двухфазка, однако Джаред всё равно делает всё предельно нежно и невесомо, будто и не хочет оставить ни единого свидетельства нашей маленькой шалости. Потом с губ переходит на шею, и здесь уже позволяет себе чертовщинку — оставляет цепкий укус на чувствительной зоне на дюйм выше ключицы. — Ты же не собираешься?.. — и всё же лёгкое сомнение насчёт того, что могло бы произойти дальше вырывается из меня, когда его пальцы оказываются ближе к белью. Я-то и не против, только вот съёмки... — Неа, — короткое прикосновение дразнит, но в следующее мгновение же Джаред убрал ладонь из-под юбки. Он как будто понял, что сейчас произойдёт, — в дверь постучали. — Через пять минут начинаем! — раздался женский голос снаружи. Никто врываться не стал. —Хорошо, — громко отозвался Лето, но из-за двери уже никто не отвечал. — То есть мы не... — я остаюсь немного растерянной, мне жарко и, кажется, от этого макияж может пострадать. Оборванное возбуждение остаётся на коже, будто опутывая её наэлектризованными проводами. Хочется ещё. — После съёмок, в гостинице, исполню любое твоё желание, — заговорщически подмигивает он и первым поднимется с кушетки, поправляя брюки. Облегающий фасон не скрывает эрекцию, а наоборот, подчёркивает впечатляющий размер. — Сама видишь, я хочу тебя, но нехорошо срывать съёмки, так ведь? — Угу, — соглашаюсь с ним и тоже встаю. Чёрт, ноги подрагивают. Но эта дрожь была приятной в отличии от нервного тремора десятью минутами ранее. — Пойдем.       А визажистка потом всё же ругалась. Правда, на сломанную сплит-систему и то, что нам не поставили хотя бы вентилятор в гримёрку. Ей пришлось наложить дополнительные слои пудры, чтобы лицо не блестело на камере.       И вновь ощущение из вчерашнего вечера — абсолютная нереальность происходящего. Как будто сейчас сосед опять разбудит меня сверлом, и я проснусь на своём старом неудобном матрасе. Только вот этого не случится. Я зажмуриваю глаза секунд на пять, открываю и снова вижу то, что и есть на самом деле: студию, зрителей, съёмочную группу, ведущего. На футболке прицеплен микрофон-петличка, а в ухе — наушник, чтобы слушать команды режиссера.. Джимми нас объявил, мы вышли из-за кулис, взявшись за руки, и зал взорвался в овациях. Я огляделась и заметила, что многие были с плакатами. Как так быстро съёмочная группа организовала фанаток Лето?!       Наверное, адреналин всё-таки собирает меня воедино, иначе никак нельзя объяснить, что рот сам застывает в улыбке. Я уже не сжимала ладонь Джареда с такой силой, как это было минутами ранее за кадром. В голове, конечно, вертелось всякое, но тело не выдавало волнения. И, честно говоря, это не так страшно, как казалось: аудиторией управляет специальный человек. Парень стоял перед небольшой трибуной, и показывал, в какой момент людям хлопать и кричать, а когда молчать. Всё было под контролем. Как у меня, когда я снимала себя. Нет места чему-то экстраординарному.       Приветственная мелодия от джазового-бэнда, который был визитной карточкой шоу, смолкла, нам надо было пройти примерно фут до гостевых диванов. Мы с Джаредом остановились по пути, чтобы ещё раз поприветствовать зрителей, помахать в камеру. И в этот момент случилось то, чего я не ожидала. И наверное, мало кто мог предположить подобное.       Послышался громкий свист, вся съёмочная группа обернулась в сторону трибуны. — Эй, Софи, каково это — продаться за секс? — кто-то крикнул с задних рядов. Из-за освещения я не смогла рассмотреть лицо этого человека. Я почувствовала, как щёки тут же налились жаром. И сейчас я не могла ничего на это ответить. Джаред потянул меня за руку назад, чтобы я не стояла столбом возле зрителей, а села.       Несмотря на то, что я многим обязана Лето, наши отношения никогда не были товарно-денежными. Мы оба это прекрасно знали... Однако слова какой-то незнакомки так ранили, что я сразу начала оправдываться у себя в голове.       Затеялась возня — девушку, нарушившую дисциплину на съёмочной площадке пыталась вывести охрана. Она сопротивлялась, норовя аргументировать свой поступок тем, что в стране свобода слова, и они не могут  ограничивать её мнение. Казалось, будто всё застыло, кроме них, никто больше не смел и звука издать, безмолвно наблюдая за развитием ситуации. Секьюрити вопреки протестам моей обидчицы справились быстро, выпроводив её за дверь студии. — Всё в порядке? — обратился ко мне Джимми, стоявший рядом со своим столом, а я даже не сразу поняла, что он именно меня спросил. — Может, тайм-аут? — А, нет, нет. Давайте продолжим, — хоть и было безумно обидно, мне не хотелось прятаться и реветь от несправедливого обвинения. Да, неприятно, но её уже здесь нет, и вряд ли кто-то из присутствующих решится даже шепоток пустить. — Может воды? — предложил теперь уже Лето. Я понимала, он сейчас безумно за меня переживал. Он знал, что мне и так было неспокойно, а это всё могло лишь усугубить моё волнение.       Отрицательно мотаю головой. Хочу, чтобы об этом больше никто не говорил, и всё. Я спокойна, я спокойна, я спокойна... — Тогда второй дубль, начнём с самого начала.       Во второй раз сердце уже не колотилось, как в первый. Аплодисменты только показались громче, но всё равно я избегала прямого зрительного контакта с кем-то из зала, смотрела в проход между рядами, чтобы ненароком не наткнуться на чей-нибудь укор. Я опасалась только, что могу начать нести чушь с перепугу, однако и этого не случилось. Когда интервью началось, поток слов полился естественно, без заиканий и запинок.       Мы рассказали, как именно я упала на ступеньках, а потом даже это продемонстрировали. Без очередных казусов не обошлось: я больно ударилась об подлокотник дивана бедром, хоть виду не подала, хотя в этот раз синяка мне точно не избежать. Зал время от времени взрывался хохотом и аплодисментами. А потом ведущий плавненько подвёл нас к главному событию, резонно спросив, а что мы будем делать дальше. Ну и Джаред начал рассказывать, что сейчас работает над новым материалом, что свежий сингл выйдет уже в следующем месяце... Удивительно, но он назвал меня своим вдохновением. Я даже не знала, над какими именно песнями он сейчас работает, боясь лишний раз его отвлечь. Всё же творческий процесс — дело тонкое, если бы Лето попросил меня быть рядом, естественно, я бы находилась с ним. А так, видимо, моя роль музы заключалась в том, чтобы не мешать творцу творить.       Джимми продолжал раскручивать тему — ведь где сингл, там и альбом, Джаред умело сыграл свою роль: сначала отнекивался, мотивируя тем, что хочет представить миру идеальный альбом, а потом всё-таки "сдался", и сообщил, что пластинка выйдет осенью. — И ты знаешь, Джимми, — говорил Лето, — к каждой новой эре нашей музыки я меняю свой стиль. Думаю, настало время сделать это! Прямо здесь и сейчас! — Джаред, тут тебе не барбершоп, — Джимми с растерянным видом начал рыться в ящиках своего стола. — Боже, надеюсь, я не выкинул её...       Наконец он извлёк оттуда ножницы, машинку для стрижки и специальный пеньюар, чтобы волосы не летели на одежду. — Тебе безумно повезло, что мой парикмахер забыл свои вещи у меня, — с облегчением сказал он. — Только моего парикмахера тут нет, поэтому нам придётся как-то справиться самим. — Ты же стриг мне бороду пару лет назад в этой студии, — пожал плечами Лето, будто бы это было чем-то обыкновенным. — И получилось очень даже неплохо. — Да, и я готов повторить. Но знал ли ты, что твоя девушка прекрасно обращается с ножницами? И тебе было совершено необязательно приходить сюда, чтобы постричься. Сам посмотри.       И на экране появился фрагмент моего видео, где я показывала, как постричь чёлку самой себе. Ролик получился хорошим, и новая причёска смотрелась неплохо. Только вот мой сосед решил, что самое время что-то посверлить, поэтому пришлось писать звук отдельно. — У Софи много талантов, каждый день узнаю что-то новенькое, — усмехнулся Джаред, погладив меня по коленке. Забавно, это не было для него сюрпризом, а он так умело делал вид, что впервые слышит о моих soft skills. — Что ж, подровняешь мне кончики? — Конечно, — киваю, кокетливо улыбаясь ему.       Джимми отпустил шутеечку о том, что в этой студии только не происходит и пригласил нас пройти в другую часть павильона, где уже был приготовлен стул. Джаред сел, я накрыла его пеньюаром и после этого я почувствовала, что руки начали дрожать. Всё же просто говорить легче. — Итак, что делаем? — спросила я. — Покороче. — Насколько покороче?       Джаред показал пальцами расстояние примерно в 11 дюймов. Зал ахнул.       Я собрала его волосы в низкий хвост, чтобы было проще срезать длину и уже взяла в руки ножницы, как Джимми отвлёк меня своей ремаркой: — И опять мне достанется борода... — с сожалением произнёс он. — О, это можно исправить! — я стянула маленькую силиконовую резинку со своей косички и сделала из одного хвостика два. Пришлось испортить и работу моего стилиста, потому что резинка  была только одна. — Джимми, ты можешь первым это сделать. — Дамы вперёд! Джаред, скажи, сколько лет ты отращивал эти космы? — Наверное, с две тысячи тринадцатого, может, даже раньше, я не помню, — пока он отвечал на вопрос, я уже занесла лезвия над прядью и вот-вот была готова сжать рукоятку, но не решалась. Как будто себе собиралась волосы обрезать. А свои я бы никогда не отрезала. — Ты можешь передумать, просто ска... — в последний раз напомнил он, но было уже поздно: я всё-таки сделала это. Без предупреждения, чикнула, и всё — пучок волос остался в моей ладони, я победно его подняла вверх, продемонстрировав зрителям, — .. жи. О боже!       Зал зашумел. Я видела, как у девушек в первом ряду выпучились глаза от шока. Да, всё это - слишком резкая смена имиджа. — Твоя очередь, Джимми, — наконец, я передала ему инструмент и отошла на шаг в сторону, чтобы не заслонять обзор. — Ты так лихо это сделала, Софи, — восхитился ведущий. — А ты стригла кого-то кроме себя? — Вообще-то да, — мне вспомнилась вдруг такая подходящая история. — У меня есть брат-двойняшка Саймон. Когда нам было лет по десять, мне очень нравился его друг, и, естественно, я рассказала Саймону об этом. По секрету. А он на следующий же день выболтал все ему. Я так разозлилась, что прокралась в его спальню и канцелярскими ножницами отрезала ему волосы, точнее... Помнишь, была популярна у мальчиков стрижка, когда на затылке оставалась длина, и её заплетали в косичку или хвостик? Это так по-дурацки выглядело. Ну и я обрезала эту самую косичку, пока он спал. Ты бы слышал, сколько крику было наутро. — Тебя в итоге наказали? — поинтересовался Джимми, примеряясь ко второй пряди, чтобы отрезать её ровно. — Нет. Маме его причёска тоже не нравилась, поэтому она посчитала, что я сделала только лучше.       Впрочем, и братишка дулся недолго. Всё забылось: и обида, и моя мимолётная детская влюблённость. Друг Саймона переехал в другой штат тем же летом, поэтому и про него мы не вспоминали.       Я перевела взгляд на Джареда. Теперь он выглядел совсем иначе, хоть мы ещё не закончили работу. Джимми взял бритву и довёл дело до конца под бурный смех и охи наших зрителей. Лето в шутку подливал масла в огонь, то и дело, напоминая, что ему надо лишь концы освежить. Я же уверяла, что слишком коротко не будет. Это было весьма забавно.       Когда мы закончили преображать Джареда, из-за кулис вынесли большое зеркало, чтобы он смог оценить новый образ. Мне показалось, что он тоже не ожидал, что результат будет таким: сразу выделились чёткие скулы и глаза будто ярче заиграли голубым. Не похож, совсем не похож, но я привыкну, куда денусь. А ещё, волосы не зубы — отрастут быстрее, чем я вновь об этом задумаюсь. — И как, нравится? — задаёт финальный вопрос ведущий, также придирчиво оглядывая получившийся результат. — В следующий раз можно ещё на полдюйма короче, — изрёк Лето, поглаживая бритую макушку. Там, может, осталась одна восьмая дюйма длины, не больше. Короче только - это если состригать скальп.       И всё кончилось. Джимми ещё раз напомнил о скором выходе сингла, и мы попрощались со зрителями. Запись кончилась, и я мысленно выдохнула. И честно говоря, на некоторое время я вообще перестала замечать камеры. Пусть был казус в начале, я собралась и выдала, что от меня просили.       Я справилась.