НИКname

Я понимаю сразу, прочитав короткую фразу – «нас с тобою наебали». Но как-то окончательно, точно главную истину в жизни, когда паркуюсь по адресу, у магазина «Фурнитура», с вывеской, больше подходящей похоронному бюро. Я не злюсь только потому, что помочь выбрать прикроватную тумбочку мне улыбается значительно больше, чем, например, сделать операцию на остановленном сердце. Еще очень утешает в сторону совершенной незлости – представлять его нагое тело, лежащее на земле, в средней траве, которая еще не доросла до цветения, и как это прекрасное тело клюет птеродактиль. За дело, конечно. Сбоку – прикроватная тумбочка. В ней – сердце. Да. В конце концов, я ведь взрослый человек, которому делать нечего, и совершенно не злюсь. Смотрю на часы в телефоне – час пятнадцать на то, чтобы помочь всем. Филиппов, Филиппов. Есть смысл прочитать молитву и застрелиться. Это, конечно, больше поможет. Потому что. Ладно. Черт с ним. Захожу внутрь. Внутри – он. Но не так – сразу, чтобы вошел и нате. Как в заднице. А так, что сначала пройдешь подвесы, потом – фасады, потом – мойки, и вот теперь только – нате. Странно, что над ним не мерцает неон: пидорпидорпидор безобеда безвыходных 24часа выскажитечувствацветами Впрочем, одет он в пальто по колено – асфальт, в шапочку и очечки – ведьминские зрачки, все остальное – уголь: шорты (как у футболиста, странно мягкие), под ними что-то, чему я не знаю названия, черные какие-то – лосины, блядь? – заставляющие меня думать, что я безнадежно отстал от поезда, кроссовки, как коробки огромные. Робот. Хуев. Он сам, как неон. – Привет, – говорю я. Он поворачивается и так радуется, как будто мы женаты три месяца, но жизнь меня угнала в Гваделупу, и вот – возвращение: счастье, любовь отныне до зари и до гроба, клятвы, яйца в мешочек. В общем, эта радость так феерична, что на лице продавщицы сразу же появляется эта – улыбочка. Все ненавидят пидоров. Я, конечно же, очарован, так очарован, что даже не пытаюсь отстраниться, когда он повисает на мне и начинает манерно болтать руками, умоляя выбрать, потому что сам не справляется. Я даже пытаюсь прислушиваться к аргументам. – Знаешь, я тут смотрел видос, а там чувак уверяет, что словил счастье в икее. Реально, припер туда и все, говорит, почувствовал. Ну я тоже пошел, счастья нету там никакого, зато есть шкаф. Все в нем прекрасно, но он такой какой-то банальный. Не могу смотреть на эти ручки. Тоска. Я совершенно безутешен. Тимура бы удар хватил. Смотрю на часы. Смотрю на него. Красивый, блин. Даже с этими странными жестами, которых прежде как будто не было, а теперь, как родные, где он их вообще взял? Мы выходим с ручками, которые не я ему выбрал. Мои – остались лежать в коробке, ждать своего часа. – Подбросишь? Я смотрю на часы. Сколько времени – сразу же забываю. Смотрю на его руку. – Где часы? – Загнал. – А где жигули? – Ты злопамятный, да? Вообще, да. Но сейчас – нет. – Так подбросишь? Я смотрю на часы. – Нет. Он улыбается, глядя на меня. Так странно улыбается, что жопа начинает ощущать что-то. Что-то предчувствовать. Он фыркает. И уходит. – Спасибо за помощь. Кричит метров через пятнадцать. Угу.