«Что прибавится — не убавится. Что не сбудется — позабудется... Отчего же ты плачешь, красавица? Или всё это мне только чудится?»
Странам редко снятся сны. Возможно ещё и потому что несколько суток обходиться без сна им проще, чем обычным людям. Возможно потому что вместо снов в их сознании проносятся когда-то пережитые события или всего лишь краткий миг, ловко продёргивающий нить между вчерашним и завтрашним днём. — Нельзя так вести себя, Ваня, — сказала ему Украина, пока он натягивал на себя чистую поняву*. — К нам послы важные пожаловали, а ты изволил явиться прямо с коня, грязный, запыхавшийся, — она укоризненно покачала головой. — Ну, послы! — отмахнулся Иван. — Не диковинные звери какие-нибудь. Понимают, наверное, что всякое случается... Что же, совсем не являться надо было? Ольга вздохнула, безнадёжно махнула рукой и поднялась с лавки. Подойдя к брату, она провела рукой по его влажным волосам. — Вот так вот. А то вовсе пепел к рукам лип. Заметив лукавый взгляд Ивана, она спросила: — Чего улыбаешься? Парень улыбнулся шире. — Анисья-то, постельница, — он привстал, что-то оживлённо зашептал сестре на ухо. На его голову приземлилось мокрое полотенце. — Тьфу ты! Анисья у него! Лучше бы о делах государственных подумал. — Бестолковый ты, — уже беззлобно добавила она, не в силах удержаться от улыбки. — Только вот не пойму, неужели он меня не узнал?..***
Когда английские послы приехали в Русское царство, уже в царских палатах им пришлось ждать довольно долго, только лишь потому что одной необходимой персоны не оказалось; да ещё и ускакала она в неизвестном направлении в поле. Но вот, под окнами послышалось ржание загнанной лошади, за ним раздались поспешные шаги, и в чертоги влетел сам виновник ожидания. Растрёпанный, в одежде опричника, щека его, кажется, была измазана в саже. Он вбежал и, не заметив никого, ещё не отдышавшись, обратился к царю: — Звал, государь? Когда он подошёл ближе, можно было учуять, как от него пахнет костерищем. Повернувшись в ту сторону, куда кивнул царь, он наконец увидел стоящих послов и Артура среди них, и звонко хлопнул себя по лбу; видимо, он забыл об их приезде. Потом опомнился, приложил руку к груди и поклонился в пояс. Кёркленду он показался смутно знакомым, но стоило ему взглянуть в его глаза, как Англия понял, что ошибся. Человека с такими глазами он ни разу в жизни не видел. А если бы увидел, то обязательно запомнил бы — не каждый день встретишь такого человека, у которого в глазах цветёт шафран. А спускаясь из царских палат, он снова услышал его голос. Иван бежал по двору, наискось ко дворцу, подбегая на пути к темноволосой девушке в длинном сарафане, со смехом подхватывая её и, визжащую и колотящую его по спине, проносил на плече ещё с десяток шагов. Когда же девушка вновь почувствовала почву под ногами, то, красная и возмущённая, недолго думая, обхватила его шею своей косой, видимо, собираясь немного придушить в отместку; но что точно произошло в тот миг, когда она потянула парня на себя, вряд ли было известно кому-то ещё, кроме них самих. А в следующую секунду на Ивана опрокинули ушат с холодной водой. Под удаляющуюся трель девичьего смеха, оторопевший Иван вытер лицо рукавом и оглянулся. На секунду их взгляды встретились. Артуру показалось, что этот жест он уже когда-то видел: близко к сгибу локтя провести рукой от глаз вверх по лбу, убирая налипшие пряди волос. И зрительный контакт прервался — русский, уперев ладони в бока, посмотрел вслед убегавшей с пустым ведром девушке, с каждым шагом которой длинная коса ударяла по спине и, кажется, Кёркленд слышал, как, облизав губы, он восхищённо произнёс: — Огонь-девка! С другого конца двора послышался истошный вопль. Брагинский нахмурился и громко спросил: — Кто кричит? — Неплательщик, — ответили ему. И тому, кто оказался между ними, показалось, будто его сжали тисками посреди двух таких противоположных чувств, которые так легко уживались здесь совсем рядом.***
Сегодняшний день показался Брагинскому подарком свыше, не иначе. Во-первых, не надо было подхватываться и нестись на другой конец света ради бестолкового собрания. Во-вторых, на собственной территории их было всего три. В-третьих, — это было самым приятным пунктом — Гилберт объявил, что на несколько дней уезжает к Западу, якобы навестить, чтобы не расслаблялся. Иван ничего не сказал, но рукой помахал вполне сердечно. На самом деле, причина была вполне очевидна. У Пруссии появились первые признаки простуды, и он на это время решил удалиться из дома России, однажды уже испытав на себе всю прелесть русской народной медицины. Поэтому неудивительно, что Байльшмидт предпочёл принять определённую таблетку с определённым интервалом в определённое количество часов, нежели сидеть над картофельным отваром, накрыв голову полотенцем, полоскать горло и литрами вливать в себя попеременно настой ромашки и чай с лимоном, имбирём и малиной. Нет, спасибо, таблетка проще да и вызывает больше доверия, чем чай, в который намешали чёрт знает чего и заявили, что это очень полезно и быстро поднимет его на ноги. При таких заявлениях Гилберту постоянно казалось, что всё будет как раз-таки наоборот. Особенно, когда это звучало из уст Брагинского. У него, знаете ли, юмор порой очень специфический. Вот что русские, что англичане, ей-богу, нашли панацею в чае. Как они ещё на этой почве не сдружились на долгие века? Ну, а в-четвёртых, заглянула в гости Беларусь, видимо, учуяв, что прусского духу в его доме сегодня нет. Не сказать, что Россия был до безумия рад её приходу, но всё же после ссоры с Украиной к привязанности младшей сестры и всем её проявлениям стал относиться намного терпимее. Да и Наталья, признаться, под конец двадцатого столетия стала несколько сдержанней. Сказалась и война, и перестройка. — А что, Гила нет? — прищурившись, недоверчиво спросила она. Иван покачал головой, пропуская сестру в дом. — К Людвигу умотал.***
« — Магия появляется из страданий. Чем хуже тебе на душе, тем сильнее ты магически. — Ужасная система. Почему она не может развиваться на любви или... кокаине?» Волшебники
— Арти!.. Что ты здесь делаешь один и... Почему ты плачешь? Что случилось, Арти?..***
Шахматам его научил Шотландия. Схватил за шкирку, посадил перед доской с чёрно-белым квадратиками; огненно-рыжие пряди то и дело падали на ярко-зелёные, точь-в-точь как у Артура, глаза, и стал расставлять фигурки. Артур молча переводил взгляд с доски на брата, не понимая, с чего это он вдруг, но стоило ему раскрыть рот, чтобы задать вопрос, как тот тут же цыкнул на него. Мальчишка поджал губы и замолчал, рассматривая Скотта. Казалось, тот никогда не выпускал трубку изо рта, зажав её между зубов. Часто Скотт и Кёркленд старались проводить время порознь, не слишком питая друг к другу братские чувства, но порой Шотландия брал парня с собой в лес или на озеро и рассказывал о чём-нибудь. Или вот — посадил перед шахматной доской. — Это король... Молчи! — он предупредительно поднял вверх указательный палец, сосредоточенно глядя на доску, и смахнул с лица рыжий вихор. — Всё объясню. А это королева. Подперев кулаком подбородок, Англия задумчиво переставлял фигурки по клеткам. На другом конце доски их будто двигал кто-то невидимый. Ну, точнее, для Артура этот кто-то был ещё каким видимым, и сейчас он, похоже, нагло собирался обыграть англичанина. Это и понятно: последний глубоко ушёл в свои мысли и почти не следил за ситуацией на доске. А играли они, к слову, на правду. Кто проиграет — должен честно ответить на любой заданный вопрос. — Мат, — летающий кролик усмехнулся. — Я слушаю тебя. — Ты кого-нибудь любишь? Артур хмыкнул. — Какой глупый вопрос. Нет, разумеется. — Какая глупая попытка соврать тому, кто очень хорошо чувствует ложь, — передразнил его кролик, качнувшись в воздухе, и засмеялся. — Попробуй ещё раз.