Я не признаюсь тебе в этом

«Я узнал, что существа, которых считают опасными или злыми, просто очень одиноки и не знают, как им выжить в этом мире». Большая рыба

— Здравствуй, Россия, — опасливо протянул Кёркленд, открыв дверь. Он окинул неожиданного гостя изучающим взглядом и всё же отошёл в сторону, пропуская русского в дом. — Что-то случилось? — Да ничего особенного, просто решил тебя навестить, узнать о самочувствии.       Англия вскинул бровь и ещё раз смерил Брагинского взглядом. — Не ждите, не дождётесь, — усмехнулся он. — А, на самом деле, мне в это как-то не верится. — Ну, знаешь ли, нормальные люди столько не болеют.       Артур проводил Россию в гостиную. Подозрения подозрениями, а этикет по расписанию. — Так со мной всё нормально, — возразил он. И, как назло, зашёлся в сильном приступе удушающего кашля. — Я вижу, — мрачно кивнул головой Россия. — У тебя нет температуры?       Кёркленд отрицательно помотал головой. Иван стянул с руки перчатку и приложил ладонь ко лбу англичанина. Артур заметил, что руки у него были исполосованы белыми линиями — тонкими следами от ран. — У тебя температура, — констатировал он.       Англия убрал от себя руки Брагинского. — Это не у меня температура, это у тебя руки холодные, — проворчал он.       Русский наклонился к нему и прежде, чем Англия успел что-либо осознать и предпринять, коснулся его лба губами; а после, не обращая внимания на покрывшиеся румянцем чужие щёки, передразнил: — Нет, это не у меня руки холодные, это ты горячий. — В любом случае, мы с тобой не приятели и, тем более, даже не друзья, чтобы тебе было до этого хоть какое-то дело, — буркнул он.       Иван вздохнул. И почему с Артуром всегда было так сложно? Карма, что ли, такая? — Ну, предположим, мы с тобой коллеги. Ещё могу прочитать тебе лекцию об исключительных особенностях русской души или отшутиться, что боюсь заразиться. Что ты предпочтёшь? — Если бы ты боялся заразиться, то тебя бы здесь не было, — сухо отрезал Кёркленд, подняв руку в предупреждающем жесте. — Хорошо, закроем эту тему, — примирительно предложил Россия. — Где у тебя кухня? — Зачем тебе? — Тебе надо выпить чаю. — Да ну? — иронично переспросил Артур. — Предположим. Я и сам могу его сделать, если мне будет нужно. — Ты не понял, — терпеливо заметил Иван. — Тебе нужен особый лечебный чай. — И я не могу его сделать? — Нет, судя по тому, что ты до сих пор болеешь. — А вот это уже звучит, как вызов, знаешь ли! — Так где у тебя кухня? — с простодушной улыбкой напомнил русский.       Кёркленд с не самым любезным выражением лица молча указал рукой направление, пропуская Россию вперёд. — Вот чай, вот чайник, — опуская ладонь на то и другое, всё так же хмуро осведомил его Артур. — Что-то ещё? — Лимон, имбирь, малину и мяту.       Выслушав этот список, англичанин посмотрел на Брагинского в некотором замешательстве. — Что же... Вот мята, — он поставил на столешницу небольшую жестяную баночку, — вот лимон... и имбирь. А малины у меня нет. — Жаль, — сокрушённо качнул головой Россия.       Кёркленд достал ещё и чашку. — Боюсь спросить, — начал он, присев на стул и наблюдая за тем, как русский, набрав воды в чайник и поставив его кипятиться, нарезал лимон. — Ты собираешься всё это положить в чай? — Да, — Иван кивнул и в подтверждение своих слов высыпал нарезанный мелкими кусочками имбирь с лимоном в чашку из китайского фарфора. Артур нервно сглотнул и просто медленно выпадал в осадок. То есть перед ним, самым лучшим за всю историю, да, в общем-то, единственным воплощением Англии, перед ним сейчас творили с чаем — священным напитком! — чёрт знает что, причём совершенно спокойно. — Слушай, а варенья у тебя нет? — Чего? — не понял Кёркленд, с трудом приходя в себя. — Джема, — поправился Иван, даже не обернувшись и, увы, не увидев живописного лица Англии. — А... Есть.       Брагинский повертел в руках протянутую баночку, по-видимому, клубничного джема... И положил пару ложек прямо в чашку с дымящимся чаем. Англичанин очень неуверенно взял ее из рук России, недоверчиво разглядывая плавающие на поверхности кусочки имбиря.       Воцарилась тишина.       Брагинский сел напротив и подпёр ладонью голову. Первый порыв Артура на этой прекрасной ноте выпроводить Брагинского со своей территории сменился другой мыслью, которая подсказала, что такая возможность поговорить с русским наедине навряд ли ещё представится. Англия сделал глоток этого не внушающего доверия чудо-чая. Имбирь неприятно обжигал горло. — Могу я тебя спросить? — чуть поморщившись, сказал Артур. — Да, разумеется, — Иван облокотился о спинку стула. — Как зовут ветер?       Брагинский поднял на него взгляд аметистовых глаз с примесью удивления, но по серьёзному выражению лица Англии ясно можно было понять, что он не шутит. — Ветер зовут ветром, Артур. И это не какое-нибудь божество, а самое обычное явление природы.       Кёркленд молчал, опустив глаза в чашку. Сколько веков он хотел задать этот вопрос? И что услышал? То, чего боялся больше всего: просто ветер. — Я понимаю, что ты имел в виду, — нарушил тишину Иван. — Не думал, что ты помнишь ту нашу встречу.       Англия посмотрел на русского. «Помню», — сказал он одними губами. — Я понимаю, о чём ты, — повторил Брагинский, — но слишком много времени прошло, много чего изменилось. От чего-то люди отреклись, во что-то перестали верить, что-то уничтожили.       В глазах Ивана расплылся сиреневый дым, отчего казалось, что он смотрит не на Артура, а куда-то мимо, сквозь него. — Есть Стрибог и Ярило, но люди давно называют их ветром и солнцем. Есть реки и моря, но для людей их голоса — лишь плеск воды, который ни о чём им не говорит. — А для тебя? — Что для меня? — Для тебя реки говорят? — Для меня их голоса стали тише, но я их всё ещё слышу. — Значит, Альфреду ты насчёт магии соврал? — губы Англии тронула лёгкая усмешка. — Почему? — А что такое слышать голос моря, если не магия? — Я так не считаю. Это то, что мы знаем с нашего появления и что неотъемлемо от нас. У меня — потому что это история, предания. У тебя — потому что море для тебя всегда было чем-то особенным. А волшебство — это то, чего у тебя не было, но ты развил сам: научился, нашёл источник энергии, изобрёл. Иначе волшебником можно назвать любую страну, в мифологи которой есть существо или человек, обладающие некими сверхъестественными способностями. То есть, каждую страну без исключения. Но далеко не каждая страна знает, что эти мифические создания существуют на самом деле, не говоря уже о том, чтобы использовать их силу. А её, к слову, можно использовать только на своей территории и невозможно направить на кого-то другого; разве что только в том случае, когда кто-то вторгается. То есть энергия, даже если назвать её условно волшебной, заключена внутри самого государства. А тогда какая же это магия? — Допустим, — Кёркленд неопределённо пожал плечами. — А, прости за нескромный вопрос, какое для тебя имеет значение, слышу я голоса рек или нет? — Какое это имеет значение? — переспросил Артур.