***
Скопированные файлы оказываются золотой жилой. Перечисляются планируемые места расположения молодых гнезд; некоторые финансовые счета, которые Морган с Новаком анонимно помечают для организованной преступности; и очень длинный список реальных имен. Примерно половина — это пропавшие без вести. Судя по списку, не жертвы, а только что обращенные вампиры. Тем не менее, лидер Кейт не глупа. Гнезда, перечисленные в файлах, перемещаются, часто оставляя после себя свежие тела или, в некоторых обнадеживающих случаях, живых жертв. Дин хочет убить эту сучку, но надо ждать подходящий случай.***
Кастиэль задыхается от холодного воздуха, и ему больно. Морган все еще смотрит на пустое место, где всего несколько секунд назад был разъяренный призрак, но через несколько мгновений он встряхивается и ковыляет к парню. Открытое поле находится по меньшей мере в миле от любого другого места, и костер, сжигающий кости, расположенные в тени небольшого холма, вероятно, не привлечет особого внимания. Впрочем, они с Морганом не приняли никаких мер предосторожности, зная, что призрак похитил еще одного мальчика, и у них было всего несколько часов до того, как он убьет его. Рука Дерека на плече Кастиэля теплая. — Ты в порядке? Кастиэль кивает, но кряхтит, пытаясь подняться на ноги. — Мои ребра... Словно умираю. — Он оказался достаточно сильным, — говорит Морган, проводя руками по бокам, проверяя, нет ли сломанной кости у напарника. — Дин всегда говорил, что злые духи еще те твари, — криво усмехается Кас. Морган одаривает его быстрой улыбкой, затем оглядывается. — Нам лучше убраться отсюда. И придумай объяснение своему состоянию здоровья. — С твоей лодыжкой все в порядке? — Лучше, чем тебе, — отвечает Морган, подставляя плечо под руку Кастиэля. Это заставляет того заныть, но Дерек старается не сдвигать тело слишком сильно, все еще обеспечивая стабилизацию. Как можно было так сломаться? — Я только что понял, что мы все еще застряли здесь, — внезапно говорит агент, на полпути к машине. — Мы даже не можем заверить их, что дело то закрыто. — Добро пожаловать в мою жизнь, — отвечает Кас. Морган смеется в темноту. Автомобиль — это, мягко говоря, приятное зрелище. Кастиэль осторожно плюхается на пассажирское сиденье, даже не пристегнувшись. Дерек садится за руль и заводит машину, отъезжая от пустыря. Новак обдумывает объяснение, почему он поскользнулся и упал на перила. Это, вероятно, идеальная версия ушиба. Так что Морган звонит Хотчнеру и рассказывает ему историю Каса, говоря, что он везет его в больницу, чтобы проверить на наличие перелома, как ребенка. — Рид ребенок. Я нет, — возражает Кастиэль. Морган просто смеется над ним, и парень скорее думает, что Дерек немного под кайфом от адреналина. После того, как скорая делает ему рентген и определяет, что ребра повреждены, но не сломаны, Морган садится рядом с больничной койкой и задумчиво смотрит на него. — Что? — наконец спрашивает Кастиэль. — Я знаю, ты постоянно думаешь, — говорит Дерек. — Так подумай вот о чем: тебе нужна была эмоциональная близость с Дином, чтобы выжить в бункере. Ты нуждался в нем. И я думаю, что ты все еще в ловушке того образа мыслей. Только вот на деле ты свободен и не связан с ним, Кастиэль. Подумай об этом. Кас недоуменно моргает. — Я просто хочу, чтобы ты не принимал поспешных решений. Восемнадцать месяцев были для тебя травмирующими. Это причинило тебе боль, и я думаю, что до сих пор причиняет. Просто проявляется по-другому. — Я понимаю, — мягко говорит Кастиэль. — Спасибо. Дерек кивает, и на этом разговор заканчивается.***
Кастиэль с головой ушел в работу, полностью избегая мыслей о Дине. Он все еще с ним обменивается сообщениями, но не просит о встрече, и, конечно же, Дин не настаивает сам. Кас должен сделать выбор. Либо рациональный, либо эмоциональный. Рационально он должен отделить себя от мужчины и жить нормальной жизнью, или настолько нормальной, насколько возможно. Смотря на статистику оскорбительных отношений, он должен уйти и никогда не возвращаться. Но эмоционально он хочет снова узнать Дина. Эта новая версия, эта более безопасная версия мужчины, которая понимает все, что он сделал, и хочет все исправить. К Дину вернулся его моральный дух. Он несчастлив, часто впадает в депрессию, но действует, потому что знает, что поступает правильно. Но что правильно для самого Кастиэля? Он знает, что правильный выбор — рациональный, но это не то, что ему нужно. Это безопасный выбор, но не тот, который он хочет. Это здоровый выбор. Почему он все еще хочет Дина? Солнце садится, когда парень, наконец, получает часть ответа. Он видел хорошее в Дине. Вот почему даже после всех сражений, после самого факта своего похищения, он никогда полностью не отвергал Дина. Он нуждался в человеческом контакте, даже на каком-то уровне физическом, но к концу своего плена его интимные отношения с Винчестером были единственным ярким моментом из всей этой прискорбной путаницы психологических страданий. Но достаточно признать, что Дин был его выбором, что Кас все еще делает тот же выбор — возвращается, несмотря на насилие. Может быть, он так и не оправился. Не полностью. Может быть, он все еще пойман в ловушку того мышления, что ему нужен Дин, чтобы выжить. Так вот откуда эта потребность? Так думает Морган. Кастиэль потирает лоб, наблюдая, как за окном вспыхивают городские огни. Блять. Есть еще один фактор. Дин боится снова быть отвергнутым. Боится, что после попытки завязать дружбу, Кас уйдет. Снова. И если так оно и будет, то это будет выбор, правда с последствиями. Новак встает и идет к уже знакомой кастрюле, пустой от пыли. Он включает телефон, но новых сообщений нет. После секундного колебания он набирает номер Дина:«Я хотел бы встретиться. Где ты будешь следующие две недели?».
Дин отвечает примерно через пять минут.«Поблизости. Вчера поймал pukwudgie*. Все еще жду дополнительной информации, чтобы продолжить работу с вампирами. Просто предоставь мне время и место».
Кастиэль колеблется.«Скоро. Сейчас заживают ребра. В следующий вторник. Ты сам выбирай место».
Через десять минут Дин пишет ему название мотеля. Кастиэль улыбается, довольный, несмотря ни на что, и кладет телефон обратно в кастрюлю.***
Жаркое лето превратилось в раннюю осень. Кас прогуливается по своему району в три часа ночи с пистолетом в кобуре под легким пальто. Несколько слабых звезд просвечивают сквозь городские огни, но легкая облачность создает ночные сумерки. Это напоминает ему о магическом часе, о вере в сверхъестественное присутствие определенного времени ночи. Он задается вопросом, насколько это верно. В интернете, возможно, был бы ответ. Он не вынимает телефон, чтобы проверить. Он засовывает руки в карманы и продолжает идти. С того октябрьского дня прошло три года и десять месяцев. Тогда было гораздо холоднее, чем сейчас. Кастиэль поймал себя на том, что думает о том дне гораздо больше, чем раньше. Первый ужас он испытал, когда Дин подошел к нему сзади и обнял за шею. Это не вызывает у него тошнотворного внутреннего ощущения, которое было раньше, это правда. Когда он вспоминает об этом событии, он думает не только о своем собственном опыте, но и о Дине, который был уверен во временном похищении без причинения вреда физически и психологически. Дин ошибся. Даже не подумал о том, что парень боялся умереть в тот момент. Но сильные эмоции оставляют след в памяти. Она спиралью тянется наружу ко всему, что с ней связано. Когда Кастиэль думает о десятом октября, он также думает о своих попытках побега. О том дне, когда он наконец сбежал. Он успешно справлялся с работой, сверхъестественной охотой и чем-то вроде общественной жизни в течение года, когда он позволил себе восстановить связь с Дином. Он чувствовал себя прекрасно. Даже эмоционально уравновешенно. Встреча с Винчестером вызвала мощную реакцию, как положительную, так и отрицательную. Новак полагал, что справится с этим так же легко, как и со всеми другими аспектами жизни, которые существуют. Но сам Дин — это совершенно другая проблема, чем то влияние, которое он оказал на Каса жизнь. Все эти эмоциональные связи и маркеры памяти все еще присутствуют, и они полностью проснулись в том горящем доме на ранчо. Но дело в том, что память может быть преобразована. Кастиэль не собирается менять ход событий, нет. Но ассоциации — да. Люди говорят о розовых очках. Парень смотрит на свое прошлое через призму, в основном отмеченную болью и борьбой, и хотя это достаточно верно, он предпочел бы зафиксировать эти темные линзы в чем-то более ясном. Менее окрашенными эмоциями того времени. Кастиэль поворачивается и идет домой.***
Этот мотель, расположенный в пятидесяти милях от агента, вероятно, самый странный из тех, что выбрал Дин. Половина огней в названии погасла, и само здание выглядит так, будто было построено в семидесятые годы и никогда не обновлялось. Жуткие клоуны нарисованы на боковых стенах, без видимой причины. Дин в номере в конце коридора, так что Кастиэль хорошо видит мрачно улыбающиеся лица. Он стучит в дверь. Винчестер отвечает почти сразу же, одарив его быстрой улыбкой. Одной из тех поддельных, что говорит о неловкости и отчаянной попытки это скрыть. — Привет, Кас, — говорит он и впускает парня. Две кровати. Кастиэль выбирает ближайшую и ждет, пока Дин сядет на другую, прежде чем сказать: — Я хочу изменить мои реакции на тебя. Дин моргает и замирает, чтобы попытаться успокоиться. — Ты хочешь чего? — У меня было воспоминание, потому что все мои воспоминания о тебе все еще сильно связаны со страхом и болью, — деловито говорит Кастиэль. — Я больше не хочу смотреть на тебя таким образом, это не соответствует настоящему, поэтому мне нужно перестроить свои реакции. — Так ты... ты все это интеллектуализируешь. На этот раз моргает Кастиэль. — В общем, да. — Мы, все это... Все пошло по пизде, Кас. Несколько долгих секунд Кастиэль не знает, что ответить. — Вот как работает мой мозг. Вот как я справляюсь. Дин поднимает руки. — Я не говорю, что это неправильно. Просто я чувствую, что ты хочешь отрицать то, что произошло. И знаешь, это нездорово. Я имею в виду, даже я осознаю это, и это похоже на... это серьезно, Кас. — Дин, — начинает Кастиэль. — Ты похитил меня, держал против моей воли, испортил к чертовой матери мою способность соглашаться с тобой на что угодно. Ты использовал сексуальное принуждение. Все это произошло. Я не могу этого отрицать, иначе это будет всплывать в воспоминаниях и кошмарах, а я этого не хочу, Дин. Как для себя, так и для поддержания контакта с тобой. Через мгновение Дин кивает. Он все еще выглядит встревоженным, но его глаза ясны, когда он спрашивает: — Чем я могу помочь? Кастиэль глубоко вздыхает. — Будь собой. И дай нам время и новые впечатления, чтобы переписать старые. Говори со мной, Дин. Позволь мне снова узнать тебя, а тебе меня. Дин смотрит скептически, но снова кивает. Он оглядывает комнату, дергаясь, потирая губу и постукивая себя по ноге, прежде чем, наконец, вернуться к парню. — Ты голоден? — Я бы не отказался от пиццы, — соглашается Кастиэль. — С курицей барбекю? — спрашивает Дин, подходя к столу и ища листовки, а затем хватая телефон, когда не находит то, что ищет. — Нет, с чем-то другим. Ничто не сравниться с твоей стряпней. Так что я пробую что-то новое. — Ну, — ухмыляется Дин, — несмотря на все мои недостатки, я чертовски хорошо готовлю. Кастиэль улыбается ему. — Да, это так. Странно, но Дин выглядит смущенным. Он одаривает Кастиэля еще одной быстрой улыбкой и переключается на экран телефона. — О, в этом месте есть несколько необычных блюд. Сливочный цыпленок песто? Тосканская курица с чесноком? Бекон куриный высшего сорта? — Последнее звучит неплохо, — говорит Кастиэль, и это правда, но он все-таки не отказался бы от пиццы. Однако он находит дерганость Дина интересной. Более интересной, чем просто интересной, по крайней мере сейчас, поэтому он будет просто наблюдать и взаимодействовать. Он ждет, пока тот сделает заказ. — Пятьдесят минут, — говорит Дин, кладя мобильник. Свой собственный сотовый, а не одноразовый. — Итак, хм... Кастиэль встает, сбрасывает обувь и снова ложится на кровать, прислонившись спиной к изголовью. — Дин, успокойся. — Кас, не обижайся, но я думаю, что это невозможно. — Прямо сейчас, да, — соглашается Кастиэль. — Но расслабление — это вопрос степени. Так что расслабься. Как можно больше, — он машет рукой на другую кровать. — Сядь поудобнее. Дин послушно садится, все еще немного настороженный, но он старается изо всех сил. Он не снимает ботинок, но опирается на подушки. — Ты был в бункере? — О да, — тут же отвечает он. — Вот куда Анна вернула меня первым делом. Кастиэль прочищает горло. — Мой сад? — Все еще жив, — говорит Дин. — Перед отъездом я сделал кое-какие крупные сантехнические работы, установил водопровод снаружи, а затем поставил все это на многосезонный таймер. Хотя сорняки повсюду. — Я видел фотографию. Ту, что была при тебе, когда ты сдался полиции. Я... я не ожидал, что ты будешь ухаживать за моим садом, — тихо говорит агент. Дин моргает. — Но он же твой. Конечно я бы стал. — Тебе было больно? — Да, — отвечает Винчестер через мгновение. — Было. Но в большинстве случаев от хороших воспоминаний. Этим путем я все еще помню Сэма, — он слабо и печально улыбается. Там все еще есть горе, но странно пережитое горе. Нет, горе жило долго, ощущалось в костях и жило как факт жизни. — Он был прекрасен, когда цвел, вот почему я сделал этот снимок. Вся та работа, которую ты вложил в него, действительно окупилась. Это как маленький Эдем. — Спасибо. За то, что позаботился о нем, — Кастиэль не знает, почему это так важно, но это так. — Да, конечно. Это, хм, то, чем ты любишь заниматься? Садом? — Нет. Нисколько. Просто раньше, будучи с родителями, я занимался садоводством на заднем дворе их дома. Потом бункер... Я скучал по зелени. Паркам. Вот и принялся за это дело. — Ну, — говорит Дин, — пожалуй, это единственное, что я не испортил. — Да, есть одна вещь, — говорит Кастиэль, пытаясь найти в этих словах отвращение к самому себе. Дин на него не смотрит. — Все было не так уж плохо. — Было предостаточно дерьма. Кастиэль едва заметно кивает. — Но нам не нужно это повторять, Дин. Я думаю, мы достаточно об этом говорили. Дин немного напрягается, прежде чем снова расслабиться. Он смотрит с любопытством, как будто не ожидал такой реакции. — Окей. Могу я задать тебе несколько вопросов? С тех пор, как мы начали узнавать друг друга? — Я оставляю за собой право не отвечать, — предупреждает Кастиэль. — Но да. — Как там Адити? — Хорошо, — говорит агент, почему-то удивленный вопросом. — Она проводит много времени с моим пожилым соседом. Он научил ее быть практически служебной собакой. — Значит, она делает что-то полезное, кроме того, что разбрасывает повсюду шерсть? — с усмешкой спрашивает Дин. — И будит меня утром своим вонючим собачьим дыханием, да. Но мне нравится проводить с ней время, когда я дома. Она хорошая компания, — Кастиэль делает паузу. — У тебя есть с кем поговорить, Дин? Дин отводит взгляд. — Нет. Чарли была действительно последним человеком, с которым я регулярно разговаривал, который не был охотником или охотой, — он внезапно поднимает глаза. — Не то чтобы я виню тебя за то, что ты рассказал ей. Черт, я держал тебя в секрете от нее восемнадцать гребаных месяцев, чувак. Странно, что она не сожгла меня заживо. Или сдала. — Я попросил ее не делать этого, — признается Новак. — Что? Неужели? — К тому моменту я уже знал, где ты находишься, Дин. Я не хотел, чтобы ты сидел в тюрьме. Только что — объявлен вне закона. — Логично, — говорит Дин без всякого гнева. — Я использовал ее, чтобы добраться до тебя. — Я сожалею, что прервал твои единственные нормальные отношения. — Ну, я вел себя не совсем нормально, так что мне некого винить, кроме себя, — пожимает он плечами. — Правда, Кас. Я не горжусь этим. Я скучаю по ней, и это отстойно, что она ненавидит меня, но у нее есть все основания. Черт, охотники, с которыми я познакомился через твоего приятеля Джеймса? Они все знали, какое дерьмо я сделал. Они тоже не хотели со мной разговаривать, — Дин почесывает голову, пока Кастиэль пытается придумать ответ. Честно говоря, он чувствует себя виноватым за то, что отрезал Дина от его всех связей, хотя у него были все основания сделать это. Но теперь это кажется препятствием для сохранения психического здоровья мужчины. Интересно, как бы поступили Сэм и Бобби Сингер? — Но ты же знаешь, Кас. Охота действительно помогла. Я много времени проводил в разъездах, по нескольку недель кряду. Наверное, в какой-то момент эти стены начали смыкаться и для меня тоже. Стали заманивать меня в ловушку. Теперь все по-другому, это больше похоже на то, когда Сэмми был жив. Жизнь на дороге, еда в закусочной — и поверь мне, после тюрьмы, еда в закусочной чертовски хороша, — Дин указывает на него для выразительности, — все это напоминает мне об остальном мире. О том, что значит быть нормальным. Неуверенно, Кастиэль говорит: — Это хорошо. — Наверное, я просто хочу сказать: спасибо. Я не знал, хочешь ли ты, чтобы я вернулся, но ты ведь хочешь, правда? Кастиэль кивает, уверенный в этом. — Да. Так что спасибо, что вытащил меня. Мне стало легче. Я не могу отрицать, что люблю свободу дороги, — Дин одаривает парня странной улыбкой. — Так что не вини себя. Я и половины не заслужил из того, что имею. Кажется, Дин говорит искренне. Кастиэль решает, что в конечном счете ему придется поверить ему на слово, и сожаления о прошлом, необходимые действия также не кажутся хорошим способом двигаться вперед. Так что он должен принять это. — Итак, я испортил твою Детку? — легкомысленно спрашивает он. Дин садится. — Почти! Если бы ты был не ты, Кас, — говорит он, качая головой. — Я нашел ветки в ее колесах. Прутики, Кас! — Я склонен думать о машинах как об инструментах, которые нужно выбрасывать, когда они ломаются, — легко говорит агент, пожимая плечами. Судя по выражению лица Дина, это богохульство. — Ну, это объясняет наличие твоего корыта под названием «машина». — Моя машина не корыто, — возражает Кастиэль. — Ну если ты тот хлам выбросил и купил что-то новенькое, то возможно, — говорит Дин, наклоняя голову. — Это инструмент, — повторяет парень. — Как твой пистолет? — спрашивает Дин, поднимая бровь. — Это совсем другое дело. Дин смеется. Кастиэль оказывается рядом с ним. — Ладно, я тебя понял. После стольких лет ношения моего Глока было бы странно попасть в ситуацию с чем-то другим. Дин кивает. — Вы с агентом Морганом, кажется, очень близки. Я имею в виду, как хорошие друзья. — Да, — легко соглашается Кастиэль. — Он был рядом со мной, наверное, больше всех, кроме моего брата, после того, как я сбежал. Кажется, именно поэтому он так подозрительно отнесся к тому, что я задумал, и пошел за мной на охоту. — Так вот как он узнал? Кастиэль понимает, что так и не объяснил, откуда Морган знает о сверхъестественном. — Да. Он последовал за мной, подвергся нападению, которое было довольно трудно отрицать как сверхъестественное, а затем стал свидетелем убийства монстра, — парень пожимает плечами. — В тот момент он был в шоке, но потом я его во все посвятил. И с тех пор мы вместе работаем над любым подозрительным делом, — он делает паузу и добавляет: — Даже закончили охоту вместе, несколько недель назад. — Я рад, что ты не один, — тихо говорит Дин. — Это очень важно. — Я ненавижу подвергать его опасности, — говорит Кастиэль, зная, что Дин поймет. — Ты знаешь, что у него будет ребенок? Дин качает головой. — Жена и ребенок? Да, это тяжело, — Винчестер чешет в затылке. — Из любопытства, так вот почему ты хочешь изменить свою реакцию на меня? Так ты сможешь взять это дело на себя? — Часть его. Я меньше теряю, меньше людей скучают по мне, — хотя, конечно, Бальтазар был бы опустошен, — поэтому я чувствую, что должен больше рисковать. Дин, к своему удивлению, не стал спорить. Он просто кивает. — Да, я понимаю. Когда я думаю о папе, охотящемся с двумя маленькими детьми, застрявшими в номере мотеля... Ну, я не знаю, смог бы сам так поступить будучи на его месте. — Твой отец был опасно одержим, — сухо говорит Кастиэль. — Есть много вещей, которые Джон Винчестер сделал, но я бы не рекомендовал, — хотя хорошо, что Дин тоже это видит. Новак считает, что Дин унаследовал от своего отца много нездоровых моделей поведения. Дин фыркает, ухмыляясь. — Вы с Сэмом отлично поладите. — Ты так думаешь? — Вы оба ботаники. Плюс у Сэма не слишком хорошие отношения с отцом, — Дин развел руками, как бы говоря, что все остальное очевидно. Мысль о встрече с людьми на небесах все еще кажется Кастиэлю странной, поэтому он не отвечает, воображая это. — Наверное, мне стоит сходить за пиццей, — говорит Дин, вставая. — Я сейчас вернусь. Не хочу, чтобы курьер узнал меня, или тебя, или еще кого-нибудь. Кас кивает. — Я подожду здесь. Дин хватает бумажник, ключи и куртку. Прежде чем уйти, он бросает на него непроницаемый взгляд. Когда дверь захлопывается, Кастиэль понимает, что Дин, вероятно, вспомнил тот последний раз, когда произошел успешный побег из номера мотеля. Это был самый тяжелый момент — сломать себя и те навязанные убеждения. Сейчас же главное ждать. Самостоятельный, никем не навязанный выбор. Когда Дин возвращается, он замирает на секунду, увидев Кастиэля, все еще прислонившегося к изголовью кровати и смотрящего что-то глупое по телевизору. — Вкусно пахнет, — небрежно замечает парень. Дин улыбается ему. — Да, это так, — он протягивает одну коробку, а вторую бросает на другую кровать. На этот раз снимает ботинки, а потом и куртку. Он уже в носках, когда забирается на кровать и открывает коробку с пиццей, немедленно запихивая кусок в рот. — Так вкусно, — удивленно говорит он. Кастиэль ест более степенно, используя салфетки, чтобы держать свою одежду и руки чистыми. — Хм. Бекон. В течение следующего часа Дин расслабляется. Они вместе смотрят телевизор и говорят о нем, как об отголоске комнаты, ставшей их логовом. Кроме того, Кастиэль теперь может говорить о рекламе, может сказать, что он действительно скучал по ней и снова ненавидит ее со страстью. Дин смеется, хотя и с болью в глазах. Есть много таких маленьких моментов — какая-то нормальная часть жизни, которая напоминает Касу об их болезненном прошлом. Они останавливаются на секунду, а затем идут дальше, но Кастиэль видит, что Дин замечает это каждый раз. — Мне пора. Переночую дома. — Конечно, да, — говорит Дин. — Я должен хорошо высыпаться, чтобы лучше реагировать при опасности, — объясняет Новак. — Я и не думал, что ты останешься здесь, — нерешительно говорит Дин. Кастиэль неловко кивает. — Ты прав, — он встает и надевает ботинки, чтобы убедиться, что у него есть все необходимое. Дин наблюдает за ним со странной нежностью на лице. — Береги себя, ладно? Он улыбается Касу. — Я так и сделаю. Несколько секунд Новак спорит сам с собой, а затем спрашивает: — Могу я обнять тебя? — Всегда, — без колебаний отвечает Дин. Он встает с мягким выражением лица. Кастиэль тянется к нему, и на этот раз Винчестер не держит его легко; это полное объятие, грудь к груди, давление на кожу. Кастиэль чувствует, как его глаза щиплет от слез, и он немного отстраняется, чувствуя себя смущенным. Дин тут же отпускает его. — Эй, Кас, — говорит Винчестер, почесывая голову и делая шаг назад. — Прежде чем ты уйдешь. Есть кое-что, что тебе, вероятно, следует знать. — Да? — Мои встречи с тем психологом, о которых я упоминал? Это не входило в медицинскую тайну. Кастиэль моргает. — Что ты имеешь в виду? — Она хотела изучить меня как серийного убийцу. В обмен на это я попросил ее помочь мне с тобой. Но мне пришлось подписать отказ. Так что я думаю, что у федералов есть ее записи. Это предложение заглянуть в его разум. Когда Кастиэль впервые услышал о терапии Дина, он заинтересовался, но на самом деле не ожидал, что когда-нибудь получит доступ к ней. Не то чтобы он действительно так думает. Он не может пойти и попросить об этом прямо. Он все еще держится подальше от дела Дина перед бдительными глазами ФБР. Он не знает, почему Морган не сказал ему об этом, но собирается спросить. — Спасибо, Дин. На этот раз Дин не говорит «Я люблю тебя», но это все равно отражается на его лице. Когда Кастиэль едет домой, ему кажется, что он счастлив.***
— Просыпайся и пой, братишка! Кастиэль стонет и накрывает голову подушкой. Через пять секунд она исчезает, и солнечный свет ударяет в его веки. Он неохотно открывает глаза и видит Бальтазара, стоящего над ним и широко улыбающегося. — Что ты здесь делаешь? Сегодня воскресенье, — он смотрит на часы, восемь утра. — Когда ты приехал? — Этой ночью, — надменно отвечает брат. — А теперь приготовь мне завтрак. Полчаса спустя парень полностью проснулся, принял душ и оделся. Он никогда не любил вставать по утрам — Дин всегда вставал раньше него, — но годы работы без определенного графика заставили его приспособиться к быстрой необходимости бодрствовать. Плюс ко всему прошлый вечер он провел дома в полном уединении, отгородившись от работы и охоты. Дин отправил ему и Моргану по электронной почте новую информацию о том, что вампирские гнезда восстанавливаются, но это было не срочно. — Доброе утро, — говорит Кастиэль брату. Бальтазар сидит за кухонным столом. — Как раз вовремя. — Ты же знаешь, Бэл, я терпеть не могу ранние утра. Хочешь яичницу? — он открывает холодильник, размышляя, что там есть еще. — Молоко? — Конечно. Кастиэль достает то, что ему нужно, и кладет упомянутые предметы на стол. — Так что же заставило тебя лететь в Вирджинию? — Ты же знаешь, мы так давно не виделись, — говорит Бальтазар. — Особенно после того, как ты расстался со своим парнем. Кастиэль разбивает еще одно яйцо на сковороде и оглядывается через плечо. — Так вот в чем дело? — Он был очень мил, — возражает брат. — А ты ведешь себя так, будто ничего не произошло. Прошло несколько месяцев, прежде чем Кас перестал скучать по Стефану, но он не хочет об этом говорить. — Это было большое событие, но оно было предсказуемым. У нас бы ничего не получилось. Ему лучше быть с кем-то, у кого нормальная работа. — Это то о чем ты думаешь? — спрашивает Бальтазар, и в его голубых глазах мелькает печаль. — Это реальность — быть в правоохранительных органах, — говорит Кастиэль, желая исправить любой эмоциональный обход, который брат хочет продолжить. Он помешивает яйца. — Минус моей работы. Бальтазар хмурится. — Так ты говоришь, что дело не в этом психе. — Дело не в нем, — решительно отвечает Кастиэль. — Это не было... Он тут не причем. А как насчет тебя? — спрашивает с резкостью в голосе. Бальтазар выдыхает. — Ты действительно ожидал, что я буду держаться подальше, когда этот псих на свободе? — требует он. — Я не приехал сразу, когда он сбежал, потому что ты все время говорил мне не делать этого, но прошло уже несколько месяцев, Кэсси, — он ерзает на стуле, постукивая вилкой по пустой тарелке. — Он уже приходил к тебе раньше. — На этот раз нет, — лжет Кас. Так много лжи. Он хватает тарелку брата и еще одну для себя. — Я в порядке, Бэл. Он не придет за мной. Я не знаю, что он делает, но на этот раз дело не во мне. Бальтазар закатывает глаза. — Ты все еще думаешь, что он не опасен. — Я бы никогда не принял Дина за безобидного, — и это, по крайней мере, чистая правда, — но он не опасен для меня, нет. По крайней мере, я так не думаю. И ОАП более или менее согласно. — Да неужели? — спрашивает Бальтазар. — Они бы так сказали, если бы я спросил? — По словам Моргана, их текущий профиль говорит, что он все еще одержим мной, но вряд ли предпримет какие-либо действия. Основываясь на его психологических записях, сделанных в тюрьме, — Кастиэль делит яйца на обоих и выливает немного кетчупа на них. Затем садится, приглашая брата. Бальтазар следует за ним. — Ты все еще носишь пистолет с собой, верно? — Конечно, — говорит парень. Тоже верно. — Почему ты на самом деле здесь, Бэл? — Ты ведешь себя странно. Кастиэль откусывает яичницу. — В каком смысле? — спрашивает он, изо всех сил стараясь выглядеть озадаченным. Это не совсем ложь; насколько он может судить, он ведет себя нормально на работе и вне ее, если не брать во внимание, что время от времени исчезает. — Звонил Морган. Этот ублюдок. — Он не сказал, что случилось, только то, что он чувствовал, что ты можешь использовать кого-то, чтобы поговорить с кем-то, кто свяжет тебя с твоей жизнью. Кэсси, что происходит? Кастиэль пристально смотрит на него, пытаясь осмыслить услышанное. Итак, Морган считает, что ему нужно напомнить, почему он на свободе и почему он должен оставаться в здравом уме? Он не может думать о том, что невинно подразумевал Бальтазар, что он собирается пойти и сделать что-то опасное или глупое и стать охотником на полный рабочий день. Он не собирается этого делать, пока у него есть выбор. Он не откажется от охоты — или человеческих жизней — ради своей работы, но и глупо рисковать тоже не собирается. Или это только из-за Дина? Он знает, что Дерек этого не одобряет. Когда Кас пришел к нему, чтобы спросить о психологических заметках Дина, Морган дал ему краткое описание, но категорически отказался дать копию. Слова о том, что Дин не против, не помогли. — Не вмешивайся, — сказал ему Дерек. — Когда ты вернулся на работу, ты хотел избавиться от его дела. — Он просто беспокоится, что я слишком много работаю, — наконец говорит Кастиэль. Наполовину правда, наполовину ложь. — Бэл, ты же знаешь, я рад тебя видеть. Бальтазар смягчается. — Конечно, знаю, Кэсси. — Тогда давай не будем ссориться, ладно? Мы можем провести день, делая все, что ты захочешь. Бальтазар указывает вилкой на него. — Просто помни, что я наблюдаю за тобой. Как и подобает любящему старшему брату. — Ты собираешься разглагольствовать о том, что в следующий раз не запрешь мою дверь? — спрашивает Кастиэль. — Может, скажешь, что это твой долг — рыться в ящике с моим бельем? — О, заткнись.***
На следующей встрече Дин не пишет Кастиэлю номер своей комнаты. Когда парень приезжает в мотель, оформленный в рыбном стиле, он разговаривает с дежурным за стойкой, но нет никаких записей о том, что какой-то из псевдонимов Дина зарегистрировался. Он также не отвечает на сообщения Кастиэля. Когда Кас наконец сдается и делает звонок, он переходит на голосовую почту. Он сидит в машине почти тридцать минут, обдумывая, что делать. Уйти? Предположим, Дин занят? Предположим, Дин ранен, но он не может ему помочь? Потому что он не может отследить телефон. Наконец он пишет Моргану, спрашивая, не знает ли тот, где Дин.«Последнее, что я слышал об Арканзасе, это то, что он уничтожил гнездо. Если его там нет, значит, что-то случилось.», — отвечает Морган.
Начинается настоящее, глубокое беспокойство. С тех пор как ему пришлось попросить Дерека прикрыть спину Дина, в глубине его сознания все еще жила зудящая тревога. Дело не в том, что он не доверяет другу, он просто понимает, что тот не так привязан к Дину как он сам. Кастиэль фыркает, проводя рукой по волосам, и наблюдает, как обшарпанный мотель принимает очередного случайного посетителя. Менее привязанный — это легкомысленный подход. Морган поддержит Дина, как и любого другого, но он не будет беспокоиться о том, что тот делает вне его поля зрения, если это не касается самого Каса. Все, что делает Дин, касается Каса. Может быть, лучше сказать, что все, что делает Дин, заботит Кастиэля. Кастиэль платит за последний номер — как и Дин — наличными. Он включает телевизор и подумывает о том, чтобы устроить себе неприятности с машиной, на случай если ему когда-нибудь придется объяснять, какого черта он делал на другом конце города в это время ночи. Он уже на полпути к очередному эпизоду «Сумеречной зоны», когда раздается стук в дверь. Через секунду Кастиэль встает и смотрит в глазок. С другой стороны, с окровавленным лицом, стоит Дин. — Черт, — бормочет он и открывает дверь. — О, хорошо, это ты, — говорит Дин, увидев парня. Он слегка сутулится, прислонившись к дверному косяку. Из-под его куртки выглядывает ярко-красная полоска крови. — Можно мне войти? — Что случилось? — спрашивает Кастиэль, сопротивляясь желанию затащить Дина внутрь, и вместо этого просто отступает в сторону. — Ты ранен? — О, немного, — легко отвечает Дин. — Со мной все будет в порядке. В основном царапины. Кастиэль закрывает дверь. — Снимай свою одежду. Дин замирает, затем настороженно смотрит на него. — Большую часть, — поправляет Кастиэль. — Мне нужно осмотреть тебя. Что бы ни случилось, ты все еще истекаешь кровью, — указывает он. Он хватает руку Дина, наблюдая, как капля крови пересекает его ладонь. Дин медленно кивает. Он начинает снимать куртку, но когда морщится, Кастиэль встает у него за спиной и помогает. Следующая — свободная фланелевая рубашка, а за ней — футболка, которую Дин может стянуть через голову, хотя в этом, вероятно, не было особого смысла. Кастиэль видит на нем несколько разрывов, а под ними — поврежденную кожу. Как только рубашка снята, он останавливает его, мягко кладя руку на плечо. Дин послушно замирает. На спине отчетливо виден след от когтей, наполовину заживший, наполовину покрытый струпьями. — Стой смирно, я сам сниму все остальное, — приказывает Кастиэль. — Иначе ты разорвешь рану сильнее, — добавляет он, слегка проводя пальцем по разорванной коже. — Окей, — Дин дрожит. Кастиэль кружит перед ним, не обращая внимания на его странный пристальный взгляд. Этот фокус не кажется опасным, поэтому парень опускается на колени и начинает расшнуровывать его ботинки. На левом бедре Дина какая-то рана, так что ему нужно снять с него джинсы. Когда он поднимает его ногу, чтобы снять ботинок, тот шатается, а затем кладет руку на его плечо для поддержки, прежде чем убрать. Кастиэль поднимает голову. — Все в порядке, Дин. Дин закусывает губу. — Мне очень жаль. Кастиэль снимает ботинок. — За что? — За реакцию, — бормочет Дин, отводя глаза. Под джинсами у него небольшая выпуклость. — Не беспокойся об этом, — и, как ни странно, Кастиэль говорит искренне. Дин и раньше реагировал на его близость, и такое преклонение перед ним, вероятно, очень сильно напоминает ему те времена, когда Кас делал это в качестве прелюдии к сексу. Есть некоторая степень дискомфорта видеть Дина возбужденным, но в основном потому, что это открывает поток эмоций и воспоминаний. Тяжесть и вкус его члена во рту, а также сопровождающее головокружительное сочетание возбуждения и тошноты. Он снимает с Дина второй ботинок. Дин торопливо расстегивает джинсы, по-прежнему не глядя на агента, а затем натягивает их до середины бедра. Кастиэль отодвигает их в сторону, стараясь не смотреть слишком пристально на очертания члена. Дин выходит из них и отходит от парня, затем довольно скрипуче подходит к дальней кровати и садится. Он хмуро смотрит на свою рану на бедре, которая медленно кровоточит. — Где твоя аптечка? — спрашивает Кастиэль. — Хм, в моей машине, — говорит Дин. Он показывает на свои джинсы, валяющиеся на полу. — Ключи у меня в правом кармане. Синяя сумка в багажнике. — Я сейчас вернусь. Не двигайся. С ключами в руке Кастиэль выходит из номера и закрывает за собой дверь. Он делает глубокий вдох и ощущает на коже холодный воздух. Он и близко не твердый, но и не совсем мягкий. Он не может решить, что это значит — то ли его все еще тянет к Дину, то ли это просто пробуждение какой-то чувственной памяти, как тогда, когда он был совершенно неспособен мастурбировать, не думая о Дине. В любом случае, он давит на реакцию, потому что это последнее, что им нужно, а затем идет к Импале, стоящей на парковке. Синяя сумка больше похожа не на аптечку, а на рюкзак, что имеет значение. Дин выполнил его приказ оставаться на месте. Он все еще сидит на кровати, одетый только в боксеры и носки. Кастиэль кладет сумку на кровать рядом с ним и спрашивает: — Почему ты не поехал в больницу? — Я был недалеко отсюда и не хотел пропустить встречу с тобой, — Дин прерывисто пожимает плечами. — В любой момент тебя могут вызвать по другому делу в какой-нибудь другой части страны. Кастиэль улыбается ему, и Дин застенчиво улыбается в ответ. — Так что же случилось? — О, охота. Небольшая работа, абсолютно крошечная проблема с призраком, с которой я мог бы справиться за пару часов, никаких проблем. Совсем крохотная охота, — Дин улыбается ему. С облегчением увидев, что Дин отскакивает назад, Кастиэль улыбается. — Эти следы когтей не кажутся крошечными. — Да, охота была не такой уж маленькой, как я думал. Но все же я ее закончил. Аптечка Винчестера больше похожа на сумку скорой помощи. Кастиэль быстро находит все, что ему нужно, затем дезинфицирует и зашивает раны. Он сохраняет свои прикосновения безличными, и Дин медленно расслабляется. И все же тепло его кожи — еще один триггер для воспоминаний, которые он считал похороненными. Он помнит, как засыпал голым в объятиях Дина, или наоборот. Он помнит ощущение шрамов Дина, блестящую, гладкую кожу давно заживших ран. Запах Дина после душа. Кастиэль откашливается и отходит. — Выглядит неплохо. Сегодня ты должен спать на животе, — он хмурится, глядя на порез на лбу, который тот закрыл бинтами-бабочками. — Ты ведь не терял сознание? Дин качает головой. — Спасибо, Кас. — Я все равно останусь на ночь, — решает Кастиэль. — Тебе не нужно этого делать. Со мной все будет в порядке. Даже Сэм оставил бы меня на ночь с такой то ерундой. Кастиэль не обращает на него внимания. — Мне бы очень помогло, если бы ты сказал, как временно вывести из строя мою машину. Тогда утром я смогу вызвать эвакуатор. Это даст мне повод провести здесь всю ночь. — Конечно, — говорит Дин через мгновение. — Но только потому, что твоя машина — пародия на инженерное искусство. Новак смеется. Дин выглядит довольным собой. — Тебе нужно что-нибудь поесть? — спрашивает парень, вставая и натягивая одеяло и простыни сверху вниз. Он раскладывает подушки так, чтобы Дину было легче лечь на живот. — Нет, я перекусил до охоты. Наверное, будет лучше, если ты принесешь только сок или что-нибудь еще, на всякий случай. Знаешь, Кас, тебе не обязательно играть роль няньки. — Если не я, то кто? — спрашивает Новак, вспоминая об автомате с содовой, который он видел, когда ехал в этот мотель. — Это не причина. Кастиэль встречается взглядом с ним. — Для меня да. Дин наклоняет голову. — Ты думаешь, я настолько жалок? — Я не думаю, что ты жалок, — удивленно отвечает Кастиэль. — Но ты не заслуживаешь одиночества. Дин опускает взгляд. — Я... спасибо, — он поворачивается к кровати и устраивается на подушках так, чтобы ни одна из его травм не касалась простыни. Поколебавшись несколько секунд, Кастиэль наконец уходит за соком. В автомате с содовой нет ничего полезного, но на углу есть рынок, и он платит наличными за напитки для Дина и закуски для них обоих позже. Дин все еще не спит, когда Кас возвращается, хотя он почти ожидал, что тот потеряет сознание от усталости. Вместо этого Дин просто наблюдает, как Кастиэль, наконец, устраивается поудобнее, снимая свои собственные ботинки и толстовку, которую он носил поверх своей простой футболки. Он садится на вторую кровать. — Извини, что испортил планы, — говорит Дин, наполовину уткнувшись в подушку. Кастиэль подавляет желание спросить, не хочет ли Дин, чтобы его накрыли простыней. Большинство этих ран нуждаются в открытом воздухе. Странно — да, именно это слово он выбрал, — видеть Дина, полуобнаженного, с соблазнительно приподнятой задницей на кровати. — У меня не было никаких планов. — У тебя всегда есть планы, Кас. Ты хочешь сказать, что не подумал о том, о чем нам следует поговорить? Я знаю, что ты позволяешь всему идти своим чередом, но ты всегда начинаешь с определенной точки. — Я не уверен, что ты в форме. — Да ладно тебе, Кас. Я весь в синяках и царапинах, но не умираю. Я хочу, понимаешь, помочь, — он прочищает горло. — Я хочу проводить с тобой время, ты же знаешь, что я всегда этого хочу. Кастиэль отворачивается. — Наверное, — наконец медленно произносит он, — я думал обо всем, о чем мы избегали говорить. Пока я был твоим пленником, — странно говорить такие слова человеку, которому он только что помог. Пока я был твоим пленником. — За эти восемнадцать месяцев мы о многом не говорили, Дин. Мы не говорили о том, что ты держал меня против моей воли. Мы не говорили о сексе. Есть много такого, с чем ни один из нас не может справиться. Или, во всяком случае, мне так кажется. Дин, похоже, не растерялся. Просто созерцателен. — Да. Я имею в виду, да. Я всегда избегаю такого дерьма, но тогда я просто сошел с ума. — Я знаю, мы много говорили о том, что заставило тебя сделать это, но мы никогда не обсуждали твои чувства. Пока я был с тобой, — Кастиэль неловко замолкает. — Как ты отнесся к наручнику? Мускул на спине Дина подскакивает. — Ты уверен, что хочешь это услышать? — Да. — Сначала я вроде как хотел проигнорировать это. Я имею в виду, в течение первых десяти месяцев или около того, это было то, о чем я не думал, потому что я внушал себе, что все происходит добровольно. Но через некоторое время я почувствовал себя... хорошо, — Дин краснеет. — Я получал удовольствие от ощущения, что ты принадлежишь мне. Это обнадеживало, но также и нравилось. — И мне, — тихо говорит Кастиэль. Дин моргает. — Тебе... что? — Ты хотел меня так сильно, что сломал всю свою мораль. Это, ну, это меня заводило. В конце концов. Дин пристально смотрит на него, затем сухо хохочет. — Боже, мы так облажались, — а после исправляется. — Я облажался. — Нет, первые слова верны, — поправляет Кастиэль. — Независимо от причины или того, кто несет ответственность, мы оба облажались, — он пожимает плечами. — У меня было много трудностей с тем, что я чувствовал к тебе, как мне нравилось... ну, как мне нравилось то, что ты делал, в некотором смысле. Дин выдыхает. — Да. Кастиэль никогда не думал, что решится затронуть эту тему. — Ты очень... очень сильно хотел меня трахнуть. Даже сказал, что и я тебя потом тоже смогу, но на деле я был снизу, — говорит Кастиэль, пробуя воду. Дин кивает, и, к удивлению парня, он не напрягается, как будто это то, о чем он думал до этого. — Да, и я не лгал. Клянусь, я хотел тебя... то есть, я доверял тебе. Ты мог это сделать со мной. Я просто никогда не мог расслабиться ни с кем после ада, понимаешь? Я старался все держать в секрете в течении нескольких лет. В этих предложениях много неожиданностей, но Кастиэль предпочитает сосредоточиться на наименее травматичной из них. — Сэм не удивился, что твоя вторая половинка — мужчина? Дин качает головой. — Нет. В тот момент он вроде как знал. Замечал во мне такое. Я хотел убить его, — говорит Дин с усмешкой. Он сжимает подушку, но выражение его лица ласковое. — Но я знал, что он не против. Ты же знаешь, как я ненавижу говорить о чувствах, Кас. — Я заставляю тебя говорить о своих чувствах, — замечает Новак. — Да, но ты же мой... — Дин замолкает. — Ты — это ты, все по-другому. Кастиэль медленно улыбается. — И Сэм, я имею в виду, я так старался скрыть, что больше притворялся бабником. Кастиэль кивает, улыбка исчезает, когда он задумывается. — Но у тебя так же были... проблемы в сексе с мужчинами. Из-за твоего опыта в аду. Дин глубоко и протяжно вздыхает. — Да. Это был сущий ад. Думаю, ты догадываешься, что произошло, — он отводит взгляд, явно чувствуя себя неловко. — Я не хочу произносить эти слова, Кас. — Тебе и не нужно, — тут же говорит Кастиэль. И это правда. Хотя он находит интересным, что Дин может сказать слова «Я изнасиловал тебя», но не слова «Меня изнасиловали». — Я не пытаюсь давить на тебя, Дин. Просто хочу знать, что тебе становится лучше. — Когда я думаю о том, что я сделал с тобой, иногда мне кажется, что именно там все и пошло наперекосяк. Что значит согласие, я догадываюсь. Самое забавное, что я наказывал парней, что давили на девушек, когда сам такое делал с тобой, — Дин закатывает глаза, но не на Кастиэля, а на самого себя. — Это был полный пиздец. Мне очень жаль, Кас. — Я знаю, что это так, — парень осторожно протягивает руку, чтобы Дин мог дотронуться до нее, если захочет. — Ты действовал из-за собственной боли и травмы, я знаю это. Дин очень осторожно возвращает это предложенное прикосновение. — Это не извиняет меня. — Но я понимаю, — говорит Кастиэль. — И ты тоже. Мы не будем повторять одни и те же ошибки. Дин слегка улыбается. — Ты такой оптимист. Кастиэль смеется. — Если ты так говоришь. — Кас, ты здесь. Со мной. Если это не оптимизм, то чистое безумие. — Зависит от того, кого ты спросишь, — легкомысленно отвечает Новак. Выражение лица Дина говорит о том, что он точно знает, кого спросить, но ничего не говорит. Он просто смотрит на Кастиэля, но уже не так пристально, как раньше, а скорее с небрежным интересом, ловя все, что может, на лице агента и впитывая его смысл. Его рот кривится в улыбке. У Кастиэля появляется очень внезапное и очень сильное желание свернуться калачиком рядом с Дином. Во время большей части своего плена он бы не колебался. Всякий раз, когда он инициировал физический контакт, Дину это нравилось. Но они оба совсем другие люди, чем были тогда. По крайней мере, он надеется на это. И, может быть, в этом и заключается суть этого стремления, желания вернуться к тем частям жизни, которые делали его счастливым. Он думает, что было бы справедливо сказать, что Дин был его самым долгим и самым серьезным отношением — то, что он чувствовал к нему, не идет ни в какое сравнение с его прошлыми отношениями, даже со всей этой грязной болью. Дин — его родственная душа. Они связаны, на каком-то уровне, или предназначены быть вместе. Он любил Стефана, но и это не идет ни в какое сравнение. То, что он чувствует к Дину, ошеломляет, как будто он переполнен эмоциями, когда речь заходит о мужчине. Он не лгал, когда говорил Дину, что любит его. Он просто не уверен, что это перевешивает все остальное. Боль и то, как Дин причинил ему ее. — Я могу прикоснуться к тебе? — наконец спрашивает Кастиэль. Между бровями Дина появляется морщинка. Но он говорит: — Хорошо. Да. Вероятно, по привычке парень поставил кровать Дина так, чтобы тот лежал по большей части с одной стороны. Так что Кастиэлю легко дотронутся до его руки с другой стороны. Это почти прикосновение их рук превращается в настоящее. — Ты же знаешь, что друзья не делят постель. Кастиэль фыркает. — Я не знаю, кто мы такие. — А тебе не кажется, что надо бы? — Я знаю, что забочусь о тебе, — говорит агент. — Мне не нравится видеть, как ты страдаешь, — он прослеживает царапину на запястье мужчины, но не настолько, чтобы действительно нуждаться в повязке. Дин, по-видимому, решает прекратить спорить с ним из-за того, что он, без сомнения, хочет сам, потому что больше ничего не говорит. Кастиэль начинает поглаживать его запястье, избегая царапины, но прослеживая мускулы и сухожилия его руки. Через несколько минут глаза Дина закрываются. Он говорит хриплым голосом: — Я скучал по твоим прикосновениям. Я знаю, что не имею на это права, но все же скучал, — он открывает глаза, вероятно, чтобы проверить реакцию парня. Дин много делил с ним. Кастиэль знает, что Дин не рассчитывает на взаимность, но Кастиэль все равно ждет. — Помнишь, как ты пришел ко мне в первый раз после моего побега? — Да? — Я сказал, что ты меня изнасиловал. Дин сглатывает. — Да. — Я чувствую, что... наши ранние встречи, — и, может быть, это не то слово, но это то, которое он выбирает, — были изнасилованием. Я поддался давлению. И я знал это в то время, именно поэтому меня вырвало, именно поэтому я ударил себя кулаком в зеркало. Я не хотел, чтобы ты прикасался ко мне. Я не хотел секса. Я был одинок, и ты был всем, что у меня было. Я возился, пытаясь мысленно выжить, а ты этим воспользовался. Дин быстро моргает. — Да, так и было. — И логически, я знаю, что все, что произошло после того, как ты похитил меня, не было моим истинным согласием. Потому что этот первый акт отравил все последующие, — он смотрит в яркие зеленые глаза. — Но как бы сильно я ни хотел быть свободным, как бы сильно ты ни обижал меня, изолируя, когда я сказал тебе, что мы любовники, это казалось мне реальным. И до сих пор, по большей части. Это не было похоже на изнасилование. Может быть, не совсем свободный поступок, но я не был... прямо травмирован. Это было физически приятно и эмоционально удовлетворительно. — Я... Я не совсем понимаю, что это значит, Кас. — Я не шутил, когда говорил, что все не так уж плохо, — говорит Кастиэль с вымученной улыбкой. — Мне нравилось заниматься с тобой сексом. Мне нравилось, как сильно ты хотел меня, как сильно твоя жизнь вращалась вокруг моей. Я знал, что это нездорово, но во многом был счастлив. — Но разве это не самое худшее? — спрашивает Дин, явно сбитый с толку. — Наслаждаться тем, что не выбрал? Кастиэль, лежа на боку, изо всех сил пожимает плечами. — Я говорил тебе о синтетическом и естественном счастье, — он сглатывает через пересохшее горло. — И прямо сейчас? Я выбираю это. Вот чего я хочу. — Естественное счастье, Кас? — тихо спрашивает Дин. — Неужели? — Да. Разве это неправильно с моей стороны — хотеть хороших ролей, Дин, а не плохих? — Конечно, нет, — мгновенно отвечает Дин. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чего бы это ни стоило. Кастиэль сжимает его руку, которую тот все еще держит. — Иногда я боюсь, Дин, но это то, чего я хочу. Дин приподнимается на полпути. Кастиэль озабоченно наблюдает, но все, что делает мужчина — это нежно притягивает руку парня к себе и целует кончики его пальцев, мягкие, теплые и сухие, рот Дина закрыт. Это не кажется сексуальным. — Окей. — Я не прошу тебя о сексе, — чувствует себя обязанным пояснить Кастиэль. — Я не уверен, что смогу это сделать, даже если это была бы хорошая идея. У меня... проблемы с этим. — Прости меня, Кас. Мне так жаль, — говорит Дин, и он говорит это, как всегда, так тихо и искренне. Как будто каждое отдельное извинение абсолютно необходимо. — Эм, я не знаю, имею ли я право спрашивать об этом, но ты говорил, что встречаешься. Он... помогает тебе? Кастиэль вздрагивает, понимая, что никогда не рассказывал Дину, как все обернулось. — Так и было. Вообще-то он мне очень помог. Но он хотел, чтобы я прекратил делать такую опасную работу, и ни один из нас не мог пойти на компромисс в этом вопросе. И мы расстались. Дин вздыхает с облегчением, потом ему становится стыдно за такую реакцию. Он признается с болью в голосе: — Меня немного сводила с ума мысль о том, что кто-то другой прикасается к тебе. Но я рад, что он помог. Я не хотел, понимаешь, лезть туда, куда не имею права и не заслуживаю, и прочее дерьмо. И я имею в виду, что тот, с кем ты встречаешься, находится в самом верху этого списка. Почему-то это забавляет Кастиэля. Может быть, потому, что он всегда знал, как одержим им Дин. Опасно так, в начале, но, возможно, просто обычно одержимый, в этот момент. Прогресс? Но, вероятно, что-то такое, чего Дин не может преодолеть; это слишком фундаментально для его природы, или того, как его воспитывали. Заботиться о Сэме в первую очередь было главным правилом его существования. И когда Сэм уехал в колледж, Дин отпустил его, зная, что так будет лучше для него, но желание быть частью его жизни никогда не угасало. И Дин был по-настоящему счастлив только тогда, когда брат вернулся и охотился с ним. Не то чтобы даже для самого Дина собственное счастье значило так уж много. Кастиэль был таким отклонением, или, по крайней мере, частью его, так как он был так же заинтересован в чистом эмоциональном выживании, как и в счастье. — Он не осуждал меня. Когда я говорил о тебе. Мне это было нужно, — говорит Новак. — Значит, не агент, как я понимаю? Кастиэль смеется. — Боже, нет. Находиться рядом с людьми, способными на психоанализ, было, мягко говоря, стрессовым. — Я слишком туп, чтобы подвергать тебя психоанализу, — беспечно говорит Дин. — Это ведь хорошо, правда? — Ты не тупой, — поправляет Кастиэль. — Но ты определенно смотришь на мир и людей иначе, чем я. Дин не выглядит полностью согласным, но не спорит. — Я могу починить, э-э, сломать твою машину рано утром, до восхода солнца. — Хорошо. — Парень с эвакуатором мог бы починить ее, но в любом случае у тебя есть оправдание, — добавляет Дин. — Спасибо, Дин. Через некоторое время они оба засыпают, просто держась за руки. Одна лампа мягко горит в ночи. Кастиэль просыпается на рассвете. Его глаза покрылись коркой, а затылок вспотел. Он со стоном открывает глаза, но Дина уже нет на кровати. Оглядев комнату, он увидел того только в спортивных штанах. Дин пьет кофе. — Доброе утро, — говорит Кастиэль. Дин поднимает голову и улыбается, мило и весело. — Доброе утро, — он берет чашку кофе и протягивает ее парню. — Смотрю, ранняя пташка это все еще не про тебя. И конечно, Дин должен был знать. — Очевидно, одна из вещей, которая не поддастся изменениям. Дин наполовину улыбается, наполовину морщится. — Я не... я не это имел в виду, Дин. — Все в порядке, — говорит он, отворачиваясь. — Сегодня я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо, что позаботился о моих ранах. Было бы гораздо проще поручить это кому-то другому. — Конечно. — Сегодня понедельник, так что, я полагаю, ты уходишь? — спрашивает Дин. — Да, — говорит Кастиэль. — Придется рассказать версию со сломанной машиной на дороге. — А что бы ты сделал, если бы тебя вызвали по делу? — с любопытством спрашивает Дин. — Взял бы такси. Кастиэль принимает сидячее положение, чтобы выпить кофе, и улыбается Дину. Дин на мгновение опускает глаза. — Ну, мне пора идти. Так что меня не будет, когда приедет эвакуатор. Новак встает и подходит к Дину, тщательно изображая свое намерение обнять его. Дин улыбается ему, мягко и искренне, и его объятия нежны и легки. В основном из-за травм, которые парень боится потревожить. Кастиэль помогает ему надеть кроссовки и рубашку, а затем охотник хватает свои сумки и уходит. Кас садится на еще теплую постель, прослеживая очертания тела мужчины.