With you infinity

Чимин думает ладно. Чимин думает - хорошо, сойдет. Забыл. Уже ничего, в груди эхом о далеких воспоминаниях, но больше не кровит в опасной близости смерти и даже не хочется плакать. Может, чуть-чуть. Этого чуть-чуть не хватает на час, но на минут тридцать - вполне. Потому что вроде нормально: нормально жить, общаться, просыпаться каждое утро и улыбаться Чонгуку, когда тот шутит по-дебильному. Чимину думается ладно, проехали. У него переболело. Но когда в десятом часу вечера в квартире раздается неожиданный звонок, Чимин позорно вскакивает с дивана. В груди только километры пустоты, стихающее эхо и отголоски все еще слишком живых, распятых собственноручно, воспоминаний. Чимину с удивительной постоянностью хорошо и сойдет, но на пороге Чонгук с пакетом шелестящим (там пиво, это тупо рутина), а в глазах щиплет. Тридцать минут в день подозрительно точно работают. И не потому, что все еще болит, просто Чимин дурак и ужасно глупо продолжает ждать. Вопрос зачем, но ответа на него совсем нет. Нигде. А ты под ребра себе заглядывал? Ему до разрыва сердца хочется, чтобы можно было забыть. Не сказать себе «забыл» и продолжать делать вид, а так, как бывает в тупой реальности. Пойти на свидание, улыбаться приветливо, влюбиться в чужую улыбку или позволить полюбить себя. Что-то на грани со страхом остаться в старости одному, даже без клишированных кошек, у него аллергия, просто... ну, пожалуйста? Чимин не разрешает себе сам. Потому что в нем дофига всего, но это все только для одного человека. «Не до конца забытый». Говорят, у всех такой есть. Может, правда, но Чимин не очень хочет в нее верить. За улыбкой голо, органы в мясорубку и несъедобную кашу. Хочется подавиться, но Чимин с дешевым аккуратизмом ложка за ложкой, потому что Намджун. Намджун молодец, говорит Сокджин, Намджун закрыл всю сессию на одни пятерки и почти закончил писать выпускную курсовую на плюс сто а4. Я читал - огонь. Сокджин хвалит красиво, красивыми словами, а у Чимина за улыбкой просто сожженное голое поле. Он сипло, еле слышно, говорит «я не сомневался» и, может, все еще где-то глубоко, очень-очень, что-то болит. Может, спрятанное далеко (не найти) все еще заставляет его верить в Намджуна и так морозит пальцы, когда между ними свистит в темную бесконечность то, что могло бы, но нет. Не быть. Потому что Чимин, знаете, переболел. На фотографиях в Инстаграмме Намджун все такой же прекрасный. Ужасно жуткий стиль и милые ямочки, а на последней в профиле крупным планом розовые пионы. На предпоследней - девочка с ними же. Чимину не больно, понимаете? Нет. Твердым прописным почерком, выводя каждую букву на ребрах - н е т. Он не следит за чужой жизнью, потому что за прошлым не гоняются. Он не ждет каждый вечер, что в его квартиру вдруг кто-то позвонит, рассказов Сокджина не ждет, не ждет даже Чонгука со спасительным мешочком пива. Чимин вообще ничего, потому что, такое, думает, что ладно, нормально. У них давно все закончилось. Сколько прошло? Год? Два? Потому что за улыбкой пепел, за закрытыми веками давно пустота. Намджун приветливо кивает, встретившись взглядами в кафе (стареньком, они когда-то тут любили вместе есть одно тирамису на двоих, Чимин ведь на диете), предлагает учтиво присесть рядом. Мол, давай, давно не виделись. Поговорим. Повспоминаем. Такие красивые розовые пионы. Все пятерки, молодец. Мне без тебя х(орошо)реново. И у Чимина с характерным звуком прорывает давно зревший гнойник. Чимин ведь думает, прошло, забыл, а при встрече вместо пустоты слишком правильно находится до краев чистая боль. Может потому, что ждать чертово всегда - не самая лучшая идея в его глупой жизни. Может, что быть глупым самому в ней - тоже.