Into the Woods

Когда Чимин услышал звук приближающихся шагов, его аккуратно сложенный длинный чёрный плащ уже предусмотрительно лежал на траве, ожидая возвращения оборотня. — Можешь надеть, чтобы не ходить голым, — сказала ведьма, уставившись в землю между своих ног. Пусть Юнги и был весьма и весьма привлекательным, Чимин предпочел бы, чтобы он был одет. Ему было бы слишком неловко находиться в его обществе, вынужденно отводя так и норовящий соскочить не туда взгляд. — Мне вполне удобно и без одежды, но раз ты просишь — ладно, — хмыкнул Юнги, наклоняясь к плащу. Он быстро завязал пояс вокруг талии и подошёл к своей паре, кинув подле неё тушку зайца. — Тебе надо поесть. Я поймал его для тебя, так что сейчас разведём костёр и… — Юнги запнулся, взглянув на лицо Чимина, ведь то было искривлено в гримасе полного отвращения. — Что не так? Чимин вспомнил кровь на своём лице, острый топор и разрубленное напополам тело бедного животного с вытекающими наружу внутренностями. Он вспомнил запах, вспомнил смех вокруг себя, и ему внезапно стало так плохо, что едкая желчь подступила к гортани. — Я воздержусь, но… спасибо. — Чимин нервно улыбнулся, подняв на Юнги взгляд, и тот в мгновение ока принял суровый осуждающий вид. — Тебе нужно поесть, Чимин. Моя пара не будет ходить голодной, — посмотрел он на Чимина так тяжело, что шея того сама по себе вжалась в плечи. Ведьма кинула ещё один взгляд на зайца с головой, безвольно откинутой под неправильным углом, и скривила губы, тут же отворачиваясь. — Извини, — пробормотал Чимин, начав теребить рукава рубашки. — Я не могу съесть его. Юнги рыкнул и крепко сжал зубы, клацнув клыками, всё ещё ощущая во рту неприятный привкус чужой шерсти. Он так старался: сначала выискивал, а после гонялся за самым здоровым и упитанным зайцем. Волк, сидящий внутри, чувствовал себя преданным и отвергнутым. Но Юнги призвал свою человеческую суть и прикрыл глаза, думая. — Как насчет ягод? Я видел неподалёку отсюда большие кусты дикой малины. Хочешь? Чимин улыбнулся так ярко, что его глаза спрятались за щеками. Он резко кивнул и встал на ноги, чуть ли не подпрыгивая. — Хочу, — сказал он, и волк довольно заурчал внутри Юнги, когда его пара приняла и обрадовалась его идее. — Я люблю малину. Сдерживая вой ликования, Юнги схватил Чимина за руку, довольствуясь касанием кожи к коже, и потянул его в том направлении, где видел дикую ягоду. • — А что значит быть белой ведьмой? — спросил Чимин, собирая и тут же съедая вкусную спелую малину. — Ты сказал, что я должен помочь твоей стае, но я даже себя не могу защитить, не то что кого-то… — он грустно вздохнул, перестав жевать. Юнги посмотрел на него сквозь листву, и взгляд его был достаточно пронзительным — такого хватило, чтобы по коже Чимина побежали щекочущие мурашки. — Тебе и не надо себя защищать. Понимаешь, ты в лесу, можно сказать, главенствуешь. Если обычные ведьмы отбирают способности у других насильно, взять даже демонов, то тебе все просто… помогают? — Юнги нахмурился, вспоминая что-то. — Моей бабушке осталось совсем немного, нам нужно успеть, чтобы она тебе всё рассказала. Сам я немного знаю. Посмотрев в сторону, Юнги протянул Чимину ладонь, наполненную малиной. Ведьме пришлось соединить свои две, чтобы уместить её всю в своих руках. Его ладонь, по сравнению с большой ладонью Юнги, была ничтожно мала. Благодарно улыбнувшись, Чимин принялся молча есть, размышляя о своём будущем. В его голове пока до конца не устаканилось, что его жизнь кардинально изменилась всего за каких-то пару дней. Другой дом, другой он, другое окружение и другое понимание самого себя. К этому было сложно привыкнуть. Доев всё, облизав после сока пару пальцев, Чимин поднял голову и обнаружил, что Юнги смотрел на него, и глаза его при этом едва заметно светились красным. Чимин сглотнул слюну и нервно отнял ладонь от губ, быстро прочищая горло. — Что значит быть твоей парой? — задал Чимин ещё один остро интересующий его вопрос, искоса глядя на Юнги поверх листка. Тот нарочито небрежно пожал плечами. Ведьма заметила, что это делалось в определенной манере: легко, непринуждённо, словно пытаясь скрыть за беззаботностью всю серьезность. — Луна выбирает оборотню пару. В полнолуние она ведёт нас к ней, а после… после не остаётся ничего другого, кроме как согласиться с её выбором. Оборотню нельзя бросать свою судьбу, нельзя находить кого-то другого. Даже после смерти мы остаёмся одни. Абсолютная моногамия, — замолк Юнги, перестав собирать ягоды в свою ладонь. Чимин же слушал с выпученными глазами, боясь издать хоть какой-то шорох. Это было… достаточно самоотверженно — всю жизнь оставаться с кем-то одним, даже не имея шанса на кого-то другого. — А что будет, если… если я не захочу быть твоей парой? — спросил он шепотом, не решаясь повышать голос хоть на один тон. Казалось, что произнеси он это громче нужного, и что-то обязательно пойдёт не туда. Юнги не поднимал головы, и Чимин видел лишь тень от волос на чужом лице, когда оборотень ровно ответил: — Тогда мне придётся всю жизнь провести в одиночестве, — в тоне его голоса сквозила очевидная грусть. Но прежде, чем Чимин успел сказать, что он просто спросил и что вопрос его — всего лишь вопрос, и он и не думал никуда уходить, Юнги поднял голову, улыбаясь широко и беззаботно, говоря: — Я буду добиваться тебя. Стану для тебя самым важным, я обещаю. Ты не должен быть со мной из-за жалости. — Юнги на этом замолк, обозначая — он серьёзен, стоит прислушаться. — Когда ты влюбишься в меня — я узнаю, так что не пытайся лгать о своих чувствах. — Чимин слушал с замершим сердцем и приоткрытым ртом; почему-то он верил каждому слову. Юнги был таким храбрым — Чимин восхищался им. Ему бы хотелось владеть хоть толикой его смелости. — Ешь, — посерьезнел оборотень, вновь надев на лицо строгую маску, и вывалил в ладошки Чимина огромную горсть самых больших и ярких ягод. — Как ты узнаешь, что я влюблюсь в тебя? — не в силах перебороть любопытство, поинтересовался Чимин, мило хлопая ресницами. Юнги ухмыльнулся, показывая свои острые белые клыки, шагнул к Чимину и щелкнул его по носу. — Потом сам увидишь. Чимин нахмурился, не удовлетворённый ответом. Когда Юнги прошёл мимо него, направляясь в ту сторону, откуда они пришли, то быстро нагнал, идя в шаге позади. — А… Как думаешь, тот… тот колдун, которого ты… загрыз… он мёртв? Юнги услышал, как сердце ведьмы нервно забилось, готовое, кажется, в любой момент вырваться из груди, и ему тут же захотелось Чимина обнять, чтобы тот не боялся и не дрожал от страха. Раньше этот бедный добрый малыш наверняка был как несуразный гадкий утёнок на фоне остальных. Удивительно, почему его до сих пор не съели с потрохами в том скопище отвратительных по природе ведьм. Юнги развернулся и положил на плечи своей пары руки, заглядывая в лицо и медленно произнося: — Я сжег его сразу же после того, как отнёс тебя в убежище своего волка. Он не вернётся. Больше тебя никто не обидит, ясно? Я не позволю. Незаметно для глаз Чимина, но вполне для зорких глаз оборотня, в метре от них распустился цветок. Маленький и белый, он быстро расправил свои лепестки, чем вынудил Юнги счастливо растянуть губы в донельзя довольной улыбке. Начинается. — Куда ты так смотришь? — спросил Чимин, пытаясь не слишком волноваться от недавних слов и, не дождавшись ответа, повернулся, уставившись в ту точку, куда так странно смотрел оборотень. — Ромашка? Как странно… Они обычно не цветут в это время… — Она просто с тобой захотела познакомиться, — хмыкнул Юнги и сел на корточки, срывая цветок. — Вот так, — сказал он, разгибаясь и аккуратно всовывая ромашку в чёрные волосы Чимина, который от неожиданности замер, боясь дёрнуться. Юнги стоял к нему так близко, что Чимин видел каждую его ресничку, каждую бледную, едва заметную родинку, и то, как темно-коричневый смешивался с золотым в его глазах, красивыми бликами отражаясь на солнце, проникающем сквозь верхушки деревьев. Это было волшебно — стоять вот так, смотря друг на друга, касаясь дыханием кожи. Это казалось настолько волнующим, что Чимин забыл дышать и моргать. Ему хотелось утонуть в этом, с головой окунаться так же, как во вчерашнее озеро. Хотелось поддаться этому сладкому искушению, хотелось доверительно наклониться, позволив дрожащим ноздрям Юнги почувствовать его запах, хотелось узнать, так же малина вкусна, если есть её с чужих мягких губ… Но магия закончилась внезапно, как и началась: противная синица чирикнула, так что они, вздрогнув от резкого звука, разорвавшего гипнотизирующую тишину, отпрянули друг от друга. Чимин нервно поправил ромашку в своих волосах и отвернулся, пытаясь не уличить свои розовые щёки. — Кхм… Нам осталось совсем немного, так что, думаю, пора выдвигаться, — откашлявшись, сказал Юнги. — Подожди меня здесь немного, и я вернусь волком. Чимин на слова лишь кивнул, прикладывая к горящим щекам, что стали ярче самой спелой из съеденных им сегодня ягодок, ладони. Магия, что обычно мирно сидела в нём, заплескалась внутри, отчего кожу покалывало, а рот заполняло наэлектризованным воздухом. Опустив голову, Чимин увидел выпавшего из гнезда птенца, мать которого помешала, возможно, его поцелую с Юнги… Чтобы синица перестала издавать громкие встревоженные звуки, ведьма махнула рукой, и маленький немощный птенчик тут же взмыл в воздух, аккуратно приземляясь в гнездо. «Ну разве есть прок от такой магии?» — подумал в который раз Чимин, недовольно качая головой, смотря на свои ладони.