Into the Woods

Поселение было больше, чем ожидал Чимин. Маленькие аккуратные домики были раскиданы прямо посреди лесной чащи; не было ни забора, ни какого-либо ограждения. Юнги медленно шёл по протоптанной пыльной тропинке, и делал он это так гордо, словно был здесь самым главным. Люди, которые начали выходить из своих домов, смущали Чимина — ведьма чувствовала себя неудобно, сидя на волке, и хотела встать, чтобы пойти на своих двоих, но Юнги не давал, не останавливаясь ни на секунду. Жители всё выходили и выходили, некоторым волк с почтением кивал, а Чимин лишь неловко жевал губы, краснел и смотрел на свои пальцы, зарытые в шерсти. — Юнги, могу я встать? Мне неловко, — прошептал Чимин, но волк лишь фыркнул, продолжая горделиво идти. Маленькие оборотни, рычащие друг на друга, замерли, когда увидели прибывших, а потом затявкали, начав игриво мотать хвостами. Чимин улыбнулся им, крепче обхватывая Юнги ногами. Наконец, они остановились, и Юнги чуть согнул лапы, позволяя Чимину встать на землю. Дом перед ними выглядел массивно; он был полностью деревянным, а ставни и дверь украшала резьба. Это выглядело… привлекательно и добродушно. Никаких острых пиков, крестов, серых камней и железа, к которым так привык Чимин. Дома в поселении Юнги излучали добро и тепло, гостеприимство. Они так и кричали: «Войди, мы ждём тебя». И Чимин вошёл, слушаясь Юнги, что подталкивал его в спину носом. — Здравствуйте, — прошептал тише шепота Чимин, практически лицом к лицу встречаясь с женщиной среднего роста, чуть ниже него самого. Она смотрела внимательно, но вовсе не враждебно. Её волосы были такими же серыми, как у Юнги, вот только глаза горели зелёным. Она с почтением кивнула и перевела свой взгляд вниз, на Юнги позади Чимина. — Ты вовремя, бабуле совсем плохо. Юнги на услышанные слова жалобно заскулил, прижавшись мордой к ноге Чимина и несчастно опустив уши. Ведьма легонько погладила его по голове, стараясь утешить. — Идите, пока осталось время. Поговорим потом, — распорядилась она и отошла в сторону, давая путь в глубь дома. Юнги тут же зацепил зубами рукав Чимина и потащил его по длинному широкому коридору. За последней дверью оказалась маленькая старушка, по шею накрытая одеялом. Её глаза казались маленькими под нависшими от старости веками, а волосы, седые, как пепел, а вовсе не цвета стали, как у Юнги и его матери, удручающе безжизненно лежали на подушке. Она повернула голову с таким трудом, что Чимин практически мог услышать болезненный скрип костей. Бабуля выглядела так, словно каждый последующий вздох — последний. На неё было сложно смотреть, и Чимин вовсе не желал её тревожить, однако она сама начала говорить. Тихо, едва слышно, как ветер шумит между листвой. — Нашёл-таки свою пару? — спросила она, скосив глаза в сторону Юнги. Тот наклонил голову к полу и замер, явно не собираясь выпрямляться. — Сильную ведьму отыскал, молодец, — бабушка едва заметно приподняла уголки рта вверх и поманила Чимина к себе пальцем. — Дай-ка мне ручку свою, — сказала она, и Чимин поспешно сунул свою ладонь в её сухие пальцы. — Не дали тебе раскрыться, милок. Сила твоя заперта, чай и не пользовался магией своей толком, верно? Сухо сглотнув, Чимин кивнул, боясь её слов. Что, если он не подходит? Что, если Юнги зря привёл его? Что, если… — Ничего, у всех своё время. Скоро я покину вас, и тогда тебе придётся заменить меня, — она зашлась сухим кашлем и сжала ладонь Чимина крепче, хотя её пальцы касались, словно перышко. — Это место нужно защищать от тёмных сил и проклятий, у тебя получится, не переживай. Юнги поможет тебе, он у нас очень добрый и сильный. Юнги то ли в протесте, то ли в согласии тихо рыкнул. Они с бабушкой посмотрели друг на друга, и старушка неодобрительно цокнула, но ничего не сказала. — Скажите, как я могу быть белой ведьмой, если мои родители — тёмные? — подал свой голос Чимин. — Каждый выбирает свой путь, молодой человек. Твоя душа не лежит ко злу, вот и всё, — она опять начала кашлять, и Чимин не мог не почувствовать сострадание, смотря на неё. Казалось, ещё чуть-чуть, и она растворится, рассыплется и превратится в пыль. — Вон на той полке книга, возьми её, — указала она трясущимся худым пальцем на стену. — Там всё, что нужно для белой магии. Я уже ничему научить тебя не в силах, но она поможет. Единственное поручение тебе дам, перед тем, как я уйду: сходи в лес, поговори с Тэнгу, скажи, что теперь заменяешь меня — он поможет. — Кто такой Тэнгу? — спросил Чимин, и бабуля на этот вопрос отвернулась, кашляя сильнее, чем прежде. — Ничему-то тебя тёмные не обучили. Оно и понятно — белая ведьма для них враг, — она сделала хмурое лицо, но за своей болезнью не казалась хоть каплю угрожающей. — Тэнгу — лесной дух, он нас защищает, поэтому познакомься с ним. Ты должен обзавестись союзниками, чтобы быть сильным, — после этих слов бабуле стало совсем плохо — она практически согнулась пополам, настолько сильно начала кашлять. Чимин отступил от её кровати на шаг, давая ей пространство. Он чувствовал вокруг удушающую атмосферу смерти и был уверен, что Юнги с его чутьем тоже. Волк заскулил и положил морду на край постели, смотря на свою бабушку невозможно печально, так, как могут только близкие люди. Почувствовав себя лишним, Чимин тихо вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Мама Юнги расставляла посуду, когда он вошёл. Её лицо было таким же безэмоциональным, как у её сына, и Чимин поразился их сходству — неуловимому, но до ужаса очевидному. — Можешь звать меня Сыни, — повернулась она, перестав вытирать тарелки. — Я рада, что ты пришёл к нам — Юнги очень волновался за тебя, когда услышал зов. Вся стая ждала вашего прибытия. — Она радушно улыбнулась, из-за чего Чимин не смог держать свои губы ровно — те так и норовили изогнуться уголками вверх. — Меня зовут Пак Чимин, — неловко заломил он пальцы за своей спиной, стараясь не отводить взгляд от лица женщины. Он должен показать, что достоин того, чтобы находиться здесь. Нельзя выглядеть слабым. — И я очень признателен вашему сыну и вам… за всё. Я… я надеюсь, что смогу помочь. Я буду стараться, — прошептал он еле слышно, а после пораженно выдохнул и чуть ли не взвизгнул от неожиданности, когда Сыни сжала его. От неё пахло свежим хлебом и молоком, она была тёплой, и Чимин не ожидал, что от одних объятий ему станет спокойно и умиротворённо. — Ох, милый, ты уже часть нашей стаи. У тебя всё получится, а если будут трудности — мы во всём поможем. Чимин мог поклясться, что услышал тихий всхлип, и от накативших эмоций и искренних добрых слов ему и самому вдруг захотелось разреветься. — Мам, — проворчал сбоку голос, заставивший Чимина вздрогнуть и поднять голову. — Не смущай его. Юнги был в своей одежде, и смотрелся он в ней… хорошо. Светло, не отталкивающе. Все в прошлой жизни Чимина носили лишь тёмный: чёрный, как ночь, или багровый, как спёкшаяся кровь, реже — глубокие оттенки синего и зелёного. В этом же месте цвета были лёгкими, не раздражающими глаз. Белый хлопок и приглушённо серый лён, вышивки из ярких ниток и незамысловато голубые сарафаны и робы. Юнги же был в самой обыкновенной рубахе и штанах, и Чимину этим нравился, потому что не был вычурным, тяжёлым, увешанным перстнями с камнями и цепями. Оно и ясно — оборотню не практично навешивать на себя всякую ненужную дребедень. — Мне что, уже познакомиться с твоей парой нельзя? — упёрла она руки в бока, и вот сейчас Чимин действительно засмущался. — Он пока не моя пара, мам, — осадил Юнги, чем заставил ведьму почувствовать себя меж двух огней. — Что?! Как это не пара?! Объясни мне это! Юнги прикрыл глаза и тяжело выдохнул, словно на его плечи свалились все тяготы мира. Чимин почувствовал себя виноватым за то, что родился не оборотнем, а ведьмой — тогда у Юнги не было бы всех этих забот. — Прости, мама, но сейчас я собираюсь показать Чимину здесь всё. Так что поговорим об этом позже. Юнги схватил румяного от смущения Чимина за руку и быстро уволок его в коридор, пихая в сторону выхода из дома. — Мин Юнги! — крикнула Сыни как раз в тот момент, когда дверь захлопнулась. — Прости. Она не очень понимает всю эту свободу выбора… — Юнги неловко почесал шею, отпуская руку Чимина. Ведьма сжала воздух, растерянно посмотрев на свою ладонь — пустую, утерявшую крепкое тёплое сжатие, будто чужую, — когда её сжимали бледные длинные пальцы, она не казалась Чимину столь холодной и беспомощной. Хотелось вновь схватить Юнги за руку, вернув себе шаткое ощущение спокойствия и чувства — он там, где надо, если Юнги держит его. Чимин встряхнул головой и спрятал ладонь за спиной, сжимая пальцы в кулак. Чепуха какая-то. — Кстати, держи. Я взял книгу для тебя, надеюсь, что она сможет помочь, — сказал оборотень, поспешно протягивая Чимину толстую, явно старую и ценную рукопись. Переплёт был потрёпан временем, а страницы пожёваны и истерзаны прошедшими годами, а то и веками. Чимин с предельной осторожностью взял книгу, боясь не то что держать — дышать на неё. Она весила, кажется, ещё больше, чем выглядела — Чимин буквально прогнулся, когда Юнги передал её ему. От книги, как от волшебного артефакта, исходили тёплые волны. Они были приятными, ласкающими. Обычно стоило Чимину коснуться чего-то, пропитанного чёрным волшебством, как его тут же жалило, больно ударяя током. Белая же магия была нежной, радушной, согревающей внутри растекающимся жаром. — К Тэнгу пойдём завтра, а сегодня отдыхаем, так что выдохни и успокойся. — Спасибо, Юнги, — Чимин улыбнулся, а после произошло то, чего ни он, ни Юнги не ожидали. Чимин сделал шаг вперёд, привстал на носки и коснулся губами щеки Юнги. Невесомо, едва прижимаясь и тут же отшатываясь назад. Однако губы его горели, будто он целовался долго и ненасытно, а всё внутри всполошилось, зашевелилось, задрожало и низверглось огненным пламенем. Чимин не ожидал такого от себя, отчего в голове возник вакуум, а в ушах раздался писк, заставляющий сознание помутиться. Удивление же Юнги длилось всего секунду — после он моргнул и беспечно улыбнулся, кивая Чимину и нежно говоря: — Не за что. Он потрепал его по волосам и, как только отвернулся, безмолвно крикнул, открыв рот. Клыки прорезались, а в горле зародился дрожащий рык, который Юнги, однако, смог удержать и проглотить в себя. Будь Чимин оборотнем, они бы в самую первую ночь, ещё тогда, в полную луну, сплелись воедино. Сначала бы гнались друг за другом по лесу, кусались, заигрывали, а после потерялись бы друг в друге. Юнги сдержался в день их встречи только благодаря другим чувствам, затмевающим животный призыв — злости, страху, собственничеству, стремлению обезопасить и защитить. Он так боялся, что не успеет, так переживал, что Чимин не сойдёт с тропы, не даст ему спасти его, что всякое стремление к спариванию у него отпало. Зато на следующий день, тогда, в озере, ему чуть ли не силком приходилось себя оттаскивать, да и сейчас… Чимин пах так, что мысли мутились, сознание плыло, а слюна в обильных количествах скапливалась во рту. Чимина хотелось повалить, впиться зубами в шею, заклеймить, поставить метку, чтобы все, смотрящие на него, знали — занят, трогать нельзя. Но каждый раз, только думая об этом, Юнги приходилось вдалбливать в себя — нельзя, терпи. У Чимина нет инстинктов, нет животных потребностей, которые есть у оборотней, и с ним нельзя поступать так, как Юнги до одури хотелось. На него нельзя набрасываться хотя бы потому, что тот не поймёт в силу своей природы. Юнги чуял в нём чистоту, от которой зудело под кожей, так хотелось её забрать и впитать в себя. Но он сдерживался, ведь, в конце концов, он же не дикий зверь. — В общем, это мой дом. Все здесь довольно дружелюбны, все друг друга знают. Мы — одна большая семья, и я надеюсь, что ты станешь её членом, — говорил Юнги, пока они медленно шли по тропинкам между домов. Люди оглядывались на них, приветливо махали и улыбались, чем вызывали в Чимине ничем не прикрытую восторженность. Юнги до сих пор слышал, как сердце того чересчур громко и быстро билось о рёбра после невинного чмока, и он не мог не радоваться этому, смотря, как медленно, один за другим, расцветают цветы. Взять даже персиковое дерево, бутоны которого раскрылись непростительно рано. Чимин цвел, вместе с ним цвел и лес, и Юнги не мог не радоваться — всё идёт так, как и должно — медленно, но прогрессивно.