+++
Чем ближе день рождения Антона, тем сильнее загоняется Арсений: метафорические доски его загона уже трещат от количества впихнутых внутрь овец-мыслей. А в сам день икс он вообще скисает, как трёхмесячное молоко, из которого и блинов-то не приготовишь, только на выброс. Голова загружена под самую крышечку, сложно выбрать какую-то одну мысль и думать лишь её. Арсений постоянно скачет с рефлексии на порновоспоминания, как запускаемый в стену попрыгунчик. Он ощущает себя героиней советского фильма, которая вся такая внезапная, противоречивая вся… Уебать бы себе по башке, да вот толку всё равно мало. Он наивно надеялся уборкой опустошить квартиру и голову, а вышло наоборот: навалил туда ненужного дерьма по самые не балуйся. Отправив в рабочий Инстаграм пост о съедобных смазках и их преимуществах перед обычными, Арсений разворачивается на крутящемся стуле и пялится на шкаф. Тот пялится на него в ответ его же лицом, отражающимся в зеркальной дверце, и будто соблазняет открыть его и посмотреть, что же в нём есть. Арсений прекрасно знает, что в нём есть, более того, уже несколько часов убеждает себя: доставать он это не собирается. Как было бы замечательно не помнить всего связанного с этими ебучими стрингами, которые лежат в коробке вместе с вибратором. Арсений не может прекратить о них думать вот уже четвёртый день с тех пор, как нашёл те под диваном: сначала он собирался от них избавиться (первые пару секунд), но передумал и закинул в стиралку вместе с остальными вещами, честно забыв на некоторое время. Зато когда доставал бельё после стирки и взял их в руки, чуть снова не сгорел (и даже не со стыда). Пришлось экстренно что-то решать, поэтому теперь они покоятся в его «чудо-коробке» на самом дне — подальше от соблазна и дурацких ненужных мыслей. Но сейчас интерес всё-таки превалирует над типа-здравым смыслом, а плоть оказывается слаба, как Супермен под действием криптонита. Поэтому уже через какие-то пять минут Арсений стоит перед зеркалом в одном халате и с кружевными стрингами в руках. — А хули нет, когда да? — говорит он своему отражению, будто не решил всё заранее. Отражение ничего не отвечает, но это не обидно. Ответ Арсений нашёл в себе уже давно: халат с плеч — на кровать, кружево — на жопу. Трусы, как и в прошлый раз, ощущаются до чёртиков странно: тонкие верёвочки впиваются во всё, что только можно, не особенно поддерживая и уж тем более ничего не скрывая даже в спокойном состоянии. Мелкий он был поменьше в габаритах, и жопа у него была менее мясистой, поэтому сейчас это кружевное безобразие значительно сильнее вдавливается в кожу и неприятно натирает. Странно, что вообще не трещит по швам. Арсений чуть поправляет прижатый чёрной тканью член, заправляет его вверх и думает, как он вообще в этом мог тогда возбудиться. Однако вместе с этими мыслями приходят и воспоминания о том, как он сидел на коленях у Антона, а тот гладил его по бёдрам и цеплял длинными пальцами кружева чулок… и дышал в шею, говоря, как ему идёт платье… Член от прилива крови чуть дёргается, но этих фантазий мало, чтобы нормально возбудиться. К тому же Арсений рассматривает себя скептически, думая: а мог бы он такой — взрослый и в этих трусах — понравиться Антону? Чёрт, вот и зачем ему вообще это знание, а? Будто и без того мало проблем, о которых стоило бы подумать! — Бать, я к Тохе еду, ты точно уверен, что не хочешь со мной? — Дверь в комнату распахивается, и Арсений не успевает отреагировать, только обернуться и в шоке уставиться на сына. — БЛЯ, ДА ТЫ ЧЁ?! ГОСПОДИ! Костя жмурится, отшатывается, словно увидел нечто страшное (например, евро перевалил за сотню рублей), и закрывает глаза руками. — Почему ты не стучишь?! — орёт Арсений, хватая с кровати халат и пытаясь им прикрыться. — А ты почему не закрываешь двери?! — в тон ему кричит Костя. — Я думал, ты уже ушёл! — Я был в душе! Бля, мне нужен миксер, нет, блендер! Я хочу перемолоть свои глаза, почему я это увидел, заче-е-ем… — последние слова слышатся уже глухо, ведь Костя скрывается за дверью. Арсений наспех надевает-завязывает халат и вылетает вслед за сыном, который уже рыскает в поисках чего-то на кухне в ящиках. — Пиздец-пиздец-пиздец. — Костя… — Мы не будем это обсуждать, пап. — Не будем. Но какого… почему… ты мог постучать! — Дверь была открыта! Ты же сам говорил, если дверь открыта, войти можно! Он прав, а Арсений еблан, который не проверил двери, и поэтому сам виноват. Что он там думал не так давно, зомби и кишки — хороший кокблок? Не тут-то было, вот настоящий кокблок! — Сделаем вид, будто ничего не было, пожалуйста? — просит он жалобно, мечтая провалиться сквозь землю и вывалиться где-нибудь в Австралии. — Я сейчас выколю себе глаза, развижу всё, и тогда сделаем! — Прекрати… И вообще, ты уже видел меня в этих трусах в свой день рождения! — Но тогда ты был мелким и пьяным! Ты как будто не был моим папой, — хнычет Костя, вытаскивая из ящика штопор. — А щас это пиздец. — Я знаю. — Капец. — Положи, пожалуйста, штопор. — Да это не мне! — Сын переводит страдальческий взгляд на Арсения, криво усмехается и дёргает плечом: — Эд нарзанник проебал где-то, нам надо… — Ещё раз чуть скривившись и сделав пару глубоких вдохов и шумных выдохов, наконец смягчается: — Ладно, я в порядке. — Спасибо. — Пожалуйста… Пипец. Некоторое время они молчат. Арсений нервно теребит пояс халата, а Костя смотрит в пол охреневшим взглядом. Ну и ситуация. Лучше бы Арсений продолжал нервно накручиваться, будто птица, которой не повезло оказаться в турбине самолёта. И Костя бы просто вошёл в комнату, увидел его унылое выражение лица, спокойно предложил присоединиться, уточнил, как дела. Арсений бы обязательно уверил его, что он в порядке и что за него не следует беспокоиться. Он же за себя не беспокоится, просто тупит, вот и другим не стоит. В его идеальной вселенной всё так и было! И никаких сослагательных наклонений. — Ты точно уверен, что не хочешь с нами? — нарушает их молчание Костя. — А то вот это вот всё… типа… я вернусь, а мой папа — дрэг-дива? — Свали вон, мелкий, — бухтит Арсений деланно недовольно, мысленно радуясь, что инцидент исчерпан, а вырезание глаз откладывается на неопределённый срок. — Ладно. Но вечеринка будет неполноценной! Эдик работает, ты морозишься. А Антон очень хотел, чтобы ты пришёл. Арсений знает, тот писал ему несколько раз и упрашивал всё-таки прийти, даже пытался давить на совесть и обещал обидеться, но это не помогло. Хотя говном Арсения почувствовать заставило. — Повеселитесь там от души. И Антону передавай поздравления. — Может, сам? — Я напишу. А ты вали уже. У меня ещё дела. — Не буду спрашивать, какие. — Вот и правильно, не спрашивай. Вообще-то, под делами Арсений имеет в виду грустно валяться на кровати, пить виски и досматривать «Во плоти». Не сказать, что сериал его чем-то зацепил, он даже показался нудным, но зомби, о котором говорил Антон, действительно оказался слишком на него похожим, причём не только внешне, но и какими-то жестами, мимикой. Чёрт знает почему, но это единственное, что заставляет Арсения досмотреть хотя бы до середины второго сезона.+++
Мысли то и дело уползают в сторону рефлексии и самокопания: Арсений думает о поведении Антона в последнее время и о словах Кости и Егора. Мол, это очевидно — тому не только мелкий Арс нравится, но и он сам, настоящий. Но это же бред полнейший, и такого не могло произойти, ведь так? Нет, не так… Память услужливо подкидывает воспоминания, которые сменяются, как кадры плёнки в старом проекторе: «когда бы ещё на меня красивые мужики слюни пускали»; «вы так похожи, даже родинки»; «да, клёвый»; «знаю ещё кое-кого, кому бы подошло платье»; «все Арсении такие охуенные?»; «мне нравится кое-кто ещё, очень сильно»; «да там дохлая тема»; «дядя приехал?»; «а вы скоро приедете?»; «а ты думаешь, твой дядя гей? И он с этим Егором, да?»; «да, блядь, ревную»; «соскучился»; «это потому что вы запретили прикасаться к горячим вещам в этом доме?»; «не пущу»… А ещё его реакция на поцелуй повреждённого запястья. И тот внезапный кусь за нос, его объятия, взгляды исподлобья на них с Егором, приглашение на день рождения… — Бля-я-я-ядь, — стонет Арсений и бьёт себя по лицу подушкой. Какой же он тупой. Какой же тупой, господи! Да он просто непроходимый, конченый идиот! Антону нравится взрослый он — всё сходится! И это всё объясняет! От этого ситуация становится только хуже. Против них играет слишком много факторов: у Антона на уме вечеринки, тусовки, спарринги, видеоигры и как бы безболезненно закончить сессию; у Арсения мысли, как бы дожить до конца месяца и заплатить за квартиру, одеть ребёнка, одеться самому и не сдохнуть с голоду, не прибегая к помощи кредитов или матери (и даже не чёртовой). Пусть у него сейчас есть работа, на которой неплохо платят и которая действительно отвлекает от многих мыслей, но он всё равно то и дело скатывается в анализы. По ощущениям, анализы мочи и кала, блядь. И сколько ни закрывай глаза на проблему и не игнорируй её, она всё равно есть — их разница в возрасте Арсения действительно напрягает. Он не может себе представить их вместе в своём обычном взрослом теле! Даже несмотря на ненавязчивые (или в последнее время как раз весьма навязчивые) поползновения Антона в его сторону. Насколько же всё было проще, пока он торчал в своём подростковом теле: не было этого ощущения неправильности, и Арсений дал себе возможность расслабиться. Правда, теперь приходится расхлёбывать. Что может быть у них с Антоном, что? У того друзья, фильмы про зомби, байк и походы в бассейн под покровом ночи, лишь бы не поймали полицаи. У него впереди ещё вся жизнь, полная интересных приключений и впечатлений. У Арсения же — разваливающийся загон с жалобно блеющими ненастоящими овцами, мешающими сосредоточиться, полжизни за плечами, нет друзей (ладно, есть Егор), нет конкретной цели в жизни! Он ведь на самом деле до сих пор «не знает, кем хочет стать, когда вырастет». Проще говоря, у них нет ничего общего. А это только в ромкомах бывает, что притянувшиеся противоположности могут быть счастливы вместе. К тому же у Антона это наверняка временное (Арсений тоже был молодым, тоже влюблялся в старших товарищей, это нормально, это проходит), он вряд ли вообще понимает, как это всё работает. У него это пройдёт рано или поздно, обязательно. И вот на хуя ему Арсений, тридцатишестилетний одинокий папаша с кучей комплексов и нерешённых проблем? Вряд ли это предел мечтаний молодого парня. И даже если отбросить все предыдущие факторы, Антон по-прежнему остаётся лучшим другом Кости: представить сложно, как тот будет себя чувствовать, если его отец и его друг (почти ровесник) будут вместе. Прям вот вместе! Пусть он и говорит, что не против и вроде как всё понимает (он не может понять, пока сам не окажется в такой ситуации!), но, по его же словам, в голове это не уложил. Арсений тоже не может уложить это в голове, даже впихнуть с трудом получается — тут и галлон смазки не поможет. От этого всё становится ещё хуже: он очень не хочет задеть чувства сына и сделать всю сложившуюся ситуацию ещё более неловкой, чем уже есть. Как бы он себя чувствовал, если бы Костя вдруг привёл знакомиться сорокалетнего бойфренда? Или необязательно сорокалетнего, взять хотя бы того же Егора, который на восемь лет старше Кости. У Арсения от одной лишь мысли волосы дыбом встают (даже если забыть о том, что Егор — его бывший). Так и выходит — со всех сторон жопа. И как из неё выбраться — хуй знает. Арсений ловит себя на мысли, что, видимо, не очень-то и хочет выбираться: она ведь уже такая родная стала за столько времени. Типа, какая-никакая, а зона комфорта. Очень комфортная жопа, тёплая. Но что-то всё равно надо с этим делать. А что делать, если ты моральный инвалид и вообще безвольный придурок? Наверное, как и всегда — ничего, оставить всё как есть. Гениальнейший вывод, конечно. Любимый. Десять баллов из десяти. Можно было и не анализировать вообще, зачем время и нервы тратил… Зачем вообще начал думать? Столько лет жил, терпел, упивался жалостью к себе, и было всё норм. Но осознание того, что Антону нравится он взрослый, выбивает из колеи и заставляет попотеть и серьёзно подумать… Или нет? Судя по всему, действительно лучший выход из этого лабиринта — просто забить. И перестать остро реагировать на каждое действие и вообще присутствие Антона (как будто это так легко сделать, ха). И кончать неосознанно флиртовать с ним. И не обращать внимание на то, как сильно его к Антону тянет. И хоть вполне вероятно — пока всё ещё только вероятно — это взаимно, но очевидно: Антона тянет и к мелкому Арсу. «Блядь, как сложно!» Как круто было бы иметь ту штуку из «Людей в чёрном»: стереть себе частично память, чтобы не помнить и своей влюблённости, и тем более их проведённой вместе ночи, дня рождения Кости, походов в клуб, спарринга, поездки на байке и той неловкой прогулки в парке. В общем, не помнить всего, что было между Антоном и мелким Арсом. Жизнь засияла бы новыми красками, всё было бы так легко и просто!.. Хотя нет, именно со всем этим жизнь Арсения засияла красками, а без всего этого она снова станет серой и мрачной. Зато привычной и без головной боли.+++
Как и обещал, Арсений написал Антону поздравления — с обоих аккаунтов, с разницей в несколько минут, чтобы не палиться. И после этого он с относительно спокойной душой вновь на какое-то время погрузился в раздумья: что делать, когда не знаешь, что делать, и не совсем уверен, что хочешь что-то делать. Вечером он звонит Егору поделиться своей гениальной догадкой, однако тот не берёт трубку, лишь присылает сообщение: «Я сегодня недоступен, сорри». Ещё и виски заканчивается в самый неподходящий момент, именно когда Арсений решает поделать и что-то полезное — поработать например. А работать без особой атмосферы он попросту уже не может! Хотя кого он обманывает, всё он может, просто ему надо надраться в жопень. Поэтому, скрепя сердце и скрипя зубами, он поднимается с кровати, заставляет себя одеться и пойти в магазин. Сейчас пол-одиннадцатого, у него вагон времени. Этот день явно не благосклонен к нему, ведь стоит ему зайти в магазин, как на улице начинается ливень. Скорее всего, выльется он быстро, но надо будет успеть добраться до дома прежде, чем хлынет следующая волна. Уныло поглядев в окно на это мракобесие, Арсений вздыхает и проходит вглубь магазина, к стеллажу с виски и ромом. И когда он берёт литровую бутылку Лоусона по акции, в ту же секунду чуть ли её не роняет, потому что над ухом слышится довольное: — А с именинником поделитесь? Прижав бутылку к груди, как будто это его дитя, Арсений разворачивается и задирает голову, глядя на мокрого, взъерошенного, но такого довольного и счастливого Антона. Из головы разом вылетают все слова, и игрушечная мартышка отбивает тарелками. Находится он только спустя вечность: — Ты чего тут делаешь? — Кот сказал, вы совсем скисли дома один, и мы решили, что раз вы не хотите идти на вечеринку, то вечеринка придёт к вам! Ну и пока ещё не совсем поздно, надо закупиться алкашкой. Вы же не сердитесь? Арсений сердится. Он планировал провести этот вечер по максимуму отстойно, одиноко напиваясь в кровати под неинтересный сериал (разумеется, после работы) и собственные не желающие покидать идиотские мысли. Это казалось ему гораздо более приятной перспективой, чем оказаться в обществе подростков в своём взрослом теле. Чем опять оказаться рядом с Антоном. Но тот смотрит так открыто и с такой надеждой, что все протесты застревают в горле, и Арсений просто вздыхает: — Тогда, наверное, нам надо брать две бутылки? — Блин, я говорил, что идея так себе, но Кот настоял… — видимо, прочитав всё это по лицу Арсения, тут же сдувается тот. — Мы с ним поговорим потом об этом. — Арсений, взяв с полки вторую бутылку виски, аккуратно обходит Антона и идёт к кассе. — Чёрт, ладно, это не он настоял, а я! — Антон топает за ним и встаёт вплотную, шумно сопя в затылок. И не только из-за того, что в магазине полно людей и не протолкнуться, но и потому, что понятия личного пространства для него, видимо, не существует в принципе. А Арсения от этой близости снова переёбывает, хоть он и запрещает себе об этом думать. — Простите, пожалуйста, не ругайте его только. Мне просто хотелось, я подумал… это была плохая идея, мы свалим, если вы хотите! — Не хочу, — после недолгой паузы, отвечает Арсений. — Но дома жрать нечего. — Мы всё принесли с собой! Вы точно не против? Расплатившись за две бутылки виски и пару упаковок сока, прихваченных из холодильника, Арсений оборачивается к Антону и решает: так уж и быть, ради его улыбки он готов потерпеть вечер унижения. Как будто он мало сегодня его уже испытал. Как будто он мало эмоций испытал за сегодня в принципе. — Куда я денусь, когда разденусь, верно? — сдаётся Арсений. — А? — Ну в смысле с подводной лодки. — А-а-а… — Надо ливень переждать. — Зачем? — Чтобы не намокнуть? Как вариант. Антон задумчиво смотрит на улицу и, хихикнув, накидывает на голову капюшон толстовки, мягко вынимает пакеты из рук Арсения и кивает на выход. — Наперегонки? — Я не хочу мокнуть под дождём. «Я хочу мокнуть под тобой, но ты этого никогда не узнаешь», — добавляет его внутренний голос. Арсений понимает, что снова готов согласиться на любую авантюру, которую предложит Антон. Как же стремительно меняется его настроение, чёрт бы побрал. Он не внезапная и противоречивая героиня, он просто пытается усидеть на двух хуях одновременно, блядь. И нет, никаких дабл пенетрейшн, как в горячем немецком порно, это суровая российская реальность. Но Антон забрал его выпивку и уже делает шаг к двери, собираясь её открыть. — Где же ваша жажда приключений? — Умерла до того, как ты родился, — бурчит он едва слышно, когда Антон ногой открывает дверь, придерживает её, пропуская Арсения, и встаёт под козырёк. Ливень шумит, крупными и частыми каплями стуча по асфальту и машинам, и это совсем не привлекательно, туда вот совершенно не хочется выходить. Пусть Арсений и пьян, но устраивать конкурс мокрых футболок, когда он в толстовке, а на улице всего лишь на семнадцать градусов выше нуля, он не хочет. — Кто первый добежит до подъезда, тот исполняет желание другого! — восклицает Антон радостно. Арсений косится на Антона и тихо фыркает, понимая: тот вряд ли догоняет, что лоханулся в формулировке. — Ага, ты ещё предложи монетку кинуть. Орёл — ты побеждаешь, решка — я проигрываю. — Чё? — недоумевает Антон. На всякий случай Арсений не поддаётся и качает головой: — Я не соглашаюсь на эти условия. — Но вам придётся! Сегодня мой день рождения. — Ты не отстанешь ведь, да? — Арсений добавляет в голос максимум трагизма. — Не-а! Обещаю, желание будет в пределах разумного! — Ты так уверен в своей победе? — Ага. Готовы? — Нет. — Тогда три, два, — не договорив «один», хитрый подлец шагает под ливень и припускает к дому, а Арсений не успевает даже охуеть, не то что возмутиться. — Вот сучонок, — щурится он и срывается с места, чтобы догнать этого горе-спринтера. Из-за балласта в виде пакетов с алкоголем Антон оказывается не так быстр, а, может, он просто поддаётся, хотя по его виду этого не скажешь. В любом случае, в подъезд они вбегают одновременно, смеясь и отфыркиваясь от воды. В такой ливняк и минута уже равно намокшее всё, а они бежали явно дольше. Есть всё-таки плюсы в том, что магазин с алкашкой находится буквально через дорогу от дома, а не где-то в соседнем районе, от которого бежать пришлось бы около получаса. Но есть и минусы — он слишком близко, а это чревато частой покупкой бухла. Или это только у Арсения так? В любом случае, если бы не этот факт, Арсений вряд ли бы сейчас был пьян — его по-прежнему не отпускает допитая бутылка. — Если заболеешь, я не буду натирать тебя согревающей мазью и приносить горячее какао, — всё же с улыбкой говорит Арсений и трясёт головой, как пёс, чтобы избавиться от воды. Она стекает за шиворот, но на это похуй, потому что он и так уже весь мокрый. — Даже если это будет моим желанием? — хихикает Антон, перекладывая оба пакета в одну руку, чтобы нажать на кнопку лифта. Капюшон слетел с его головы, пока он бежал: волосы мокрыми сосульками приклеились ко лбу, и вода стекает по лицу, поэтому он то и дело облизывается. — А ты и не победил. — Арсений показывает ему язык и входит в лифт следом за ним. Хотя если вспомнить формулировку Антона и тот факт, что кто первый прибежал, тот и выполняет желание второго, стоит поддаться. Но Арсению кажется, что это доказывать придётся дольше, чем кто победил, так что он даже не пытается. — Нет, победил! Вот настолечко, но победил! — Антон почти соединяет большой и указательный пальцы, демонстрируя, «настолечко» победил. Арсений же мотает головой: — Не, не считается. — Да считается же, чё нет-то? — смеётся Антон. — То нет-то. Недолго думая, без какой-либо задней мысли, улыбаясь точно дебил, Арсений тянется к его лбу рукой, чтобы поправить смешную мокрую завитушку. В то же мгновение Антон перестаёт веселиться, его взгляд становится осознанным и серьёзным. А в следующий момент он перехватывает свободной рукой запястье Арсения, прикрывает глаза и мягко целует в центр ладони, тут же прижимаясь к ней щекой и тихо вздыхая. Как котик ластится. Радио «Двухтысячные FM» заказывали? Поёт группа Сплин! Сердце Арсения останавливается, он забывает, как дышать, как моргать, даже как думать (мечты сбываются!), только пялится на Антона. По-хорошему, ему бы забрать руку, отстраниться и замять ситуацию, но он словно окаменел и может только блаженное ни хуя. — Бли-и-ин, — протяжно выдыхает Антон через несколько секунд, а, может, и через час, кто считает вообще. Он отстраняется сам, отпускает руку, прижимается спиной к стенке лифта и запрокидывает голову назад, так и не открывая глаза. — Я чот пьяный. Соррян. Попутал берега. Я это… по Арсу соскучился. А вы… — он икает, но мысль заканчивает: — так похожи. Отдышалось немного, говорили они. И снова пошло, твердили они. Да ни хуя подобного! Оно сжалось до размеров грецкого ореха и ноет теперь. Жалко так, надрывно. Лишь сейчас, стоя так близко и в таком крохотном пространстве, Арсений замечает исходящий от Антона запах перегара. И, естественно, тот соскучился по мелкому Арсу. Кто бы мог сомневаться. Вот ещё один маленький факт на чашу весов того, что надо просто прекратить давать себе ложные надежды (типа как будто он уже не решил, что перестаёт думать об этом даже с подтекстом «если бы»). И прекратить общаться с Антоном с аккаунта Арса-подростка. Отпусти и забудь, как говорится. И это должно работать в обе стороны. А ещё Арсению тоже не помешало бы выйти в горы проораться — он помнит события мультика, потому что его крутили по телеку, когда они с Костей готовили борщ. Арсений сглатывает, суёт руки в карманы мокрой толстовки и отворачивается, начав гипнотизировать двери лифта, чтобы побыстрее открылись. И, о чудо, это помогает! На пороге квартиры их встречает Костя и радостно виснет у Арсения на шее. — А я видел как вы бежали, поэтому ждал вас. — Сын тоже уже нетрезв и забавно хихикает, когда Арсений не в полную силу пытается отлепить его от себя: — Я же мокрый. — И холодный, — довольно улыбается Костя, чмокая его в небритую щёку. — Тох, чё ты там застрял? Антон, проходя мимо, хитро улыбается и говорит ещё раз: — Всё равно я победил. Когда Арсений проходит в квартиру, он с удивлением обнаруживает, что вечеринка, пришедшая в гости, ограничивается собственно Костей, Антоном, Ирой с Дариной и с какого-то рожна Егором, который сидит на диване между девчонками и улыбается как под кайфом. А говорил, что занят! Так вот, чем он занят, предатель. — Приве-е-ет, — тянет он, поднимая бокал с вином. — Чего? — всё, что может выдавить из себя Арсений, по-прежнему пребывающий в лёгкой прострации после лифта. — Мы решили, тебе будет уютнее, если кто-то из твоих друзей тоже будет с нами! — Костя забирает у Антона пакеты и тащит их на стол, по пути раскрывая все карты: — Тоха настоял, чтобы мы пригласили Егора. Как тебе сюрприз? «Кто-то из друзей» звучит, конечно, очень солидно. — Прикинь, меня заказали как гостя, а не как стриптизёра, — хихикает Егор и оборачивается, чтобы продолжить разговор с Дариной: — И вот я говорю: надо взять быка за рога! — Надо взять бокал и выпить! — отзывается та с готовностью, чокаясь с ним своим вином. — Кость, можно тебя на минутку поговорить? — зовёт сына Арсений. — А чё? — вякает Костя, настороженно приближаясь. Арсений молча кивает ему в сторону комнаты и, разувшись, собирается уже идти, но его за рукав толстовки останавливает Антон. — Не ругайте Кота. Это была моя идея. — Его взгляд такой очаровательный, что Арсению кажется, будто это с него рисовали Кота в сапогах для «Шрэка». Сердце от этого зрелища невольно ёкает. — Я не собираюсь… — Он устало трёт переносицу пальцами и аккуратно высвобождается из хватки. — Так, ты тоже, оба за мной. Костя и Антон переглядываются и, синхронно пожав плечами, послушно плетутся за папой-уткой, которым чувствует себя Арсений. В комнате он, совершенно не смущаясь посторонних, стягивает с себя мокрую толстовку вместе с футболкой и бросает их на пол, тут же ныряет в шкаф и достаёт две свежие футболки. Одну протягивает Антону. — Переодевайся. Не хватало ещё, чтобы ты заболел. Костя, притащи полотенце, мухой. Сын выметается из комнаты со скоростью страдающего диареей мученика, а Антон послушно, хоть и понуро, начинает раздеваться. Арсений, натягивая футболку, отворачивается, но всё равно подглядывает в зеркало. Антон путается в длинных рукавах толстовки, снимает её наполовину и, похоже, застревает в вороте и капюшоне, так что неуклюже шлёпается задницей на кровать и страдальчески стонет: — Арсе-е-ений, спасайте меня. — Горе ты, — хмыкает он, но подходит ближе и помогает выбраться из кома мокрой ткани. — Пасиба. — Антон поднимает голову и наконец улыбается, да так лучезарно, что у Арсения пропадает всё желание читать ему и Косте нотации. Но терять авторитет не хочется (особенно с учётом дневного случая с трусами), поэтому он изо всех сил давит в себе улыбку, а когда в комнату возвращается Костя, одаривает его серьёзным взглядом. — Щас пиздюли будут, — констатирует сын невесело и, накинув на голову Антона полотенце, присаживается рядом на край кровати. — Да не будет пиздюлей. Просто я хотел сказать… — Он пытается подобрать слова, но они все подло ускользают, и мысль не строится: качается, словно башенка дженги, из которой вытащили все поддерживающие детали. — Короче, не надо так. Я благодарен, что вы такие милые и не хотели, чтобы я скучал в одиночестве, но вот так — хуйня получается какая-то. Я мог быть занят, или меня вообще могло не быть дома. Да меня, блин, и не было дома, когда вы пришли! Впрочем, если бы его не было дома, и он завис бы где-нибудь в «Бусинке», например, ему было бы поебать на эту вечеринку. Почему ему в голову сразу не пришло свалить в гей-клуб? Оттянулся бы, точно забылся, склеил бы кого-нибудь, в конце концов. Он, что, не самостоятельный мужик, который может? Нет, он паровозик, который не может, блин. — Простите, — винится Антон, опуская голову и прячась под полотенцем. — Да, бать, ну прости, мы подумали, что сможем тебя развеселить, если придём все вместе. Но мы знаем — ты не любишь большие компашки! Большая часть же всё равно отсеялась, потому мы и припёрлись… — Спасибо хоть не завалились всей толпой, мне прошлого раза хватило… — Он быстро замолкает, понимая, что сморозил и смотрит в ужасе на Костю — тот мотает головой. Антон, судя по всему, всё прослушал, потому что активно трёт полотенцем волосы в попытке хоть немного высушить. — Я мокрый до трусов, — говорит он внезапно и тяжко вздыхает. — Яйца замёрзли. — А потому что нечего было устраивать эти твои «наперегонки»! — восклицает Арсений, сдерживая вздох облегчения от того, что его проёб не был замечен Антоном. — Сейчас соображу что-то тебе надеть. Пока он роется в шкафу, до него доходит, что раз Антону пришла мысль пригласить Егора, то и идея заявиться к Арсению была вовсе не спонтанной. Вот же мелкие засранцы, всё продумали! Арсений уже рот открывает, чтобы деланно возмутиться, но Костя его опережает: — А мы поиграем в настолки? — бодро вскакивая с кровати, спрашивает тот. Глядя на этот заразительный энтузиазм сына, Арсений всё-таки улыбается и совсем оттаивает. — Да поиграем, поиграем. Иди расчехляй что-нибудь. — На выпивание? На раздевание? — уточняет Антон с лукавой улыбкой, выглядывая из махры. — Да ты и так проиграл уже. Снимай штаны. — И вовсе не проиграл! — Ща Тоха получит по жопе, — хихикает сын и юркает вон из комнаты, пока сам не получил. — Не надо по жопе, — просит Антон жалобно. — Если не хочешь по жопе, тогда снимай штаны. Яйца твои греть будем. — Только не «крапивкой», ладно? Арсений как стоит, так и охуевает на месте. Он очень хочет уточнить, кто и в каких обстоятельствах «грел» Антону яйца «крапивкой», но молчит, во все глаза пялясь на это большое, взъерошенное, мокрое недоразумение. — Будем надеяться, что в какие-нибудь мои штаны влезешь… — заканчивает он мысль и снова лезет в шкаф, вспоминая, что ему бы тоже не помешало переодеть не только верх. Его яйца тоже как будто Снежная королева пальцами сжала. Он вручает Антону свои старые домашние штаны, которые наверняка тому будут короткими, но что поделать, на такой столб попробуй найди нормальную одежду. Себе он тоже берёт сменку и собирается выйти из комнаты, чтобы переодеться в ванной, но передумывает: отправляет в ванную Антона. — Не убейся там, пожалуйста. — Я не настолько пьян, — фыркает тот в ответ и выходит из комнаты. Но через секунду выглядывает из-за двери вновь. — Спасибо. — Пиздуй уже.+++
Жеребьёвкой разбившись на пары, они играют в «Элиас». Арсению очень сложно в команде с Дариной, он не понимает почти ни одного слова, которое она пытается объяснить. В то же время Антон внезапно неплохо сыгрывается с Егором, и они обходят всех на несколько очков. Зато пока они выигрывают и двигают свою фишку по полю ближе к финишу, проигравшие команды пьют штрафные шоты, наспех сварганенные из виски, водки и сока (больше всё же из виски и водки). Такие правила игры, они все согласились на это условие в начале. Поэтому после второго же круга Арсений пьяно откидывается на спинку дивана и мотает головой: — Я никогда больше не буду пить. — Ой, а давайте в «Я никогда не»? — предлагает Ира, и в ответ ей слышится разносортное мычание. Вроде и «да», а вроде и «пошла на фиг». Арсений ловит поплывший взгляд Антона и пытается в нём что-то вычитать, но ни черта у него не получается, как и всегда. Разумеется, он не может не думать об их игре в ту ночь, и наверняка Антон вспоминает её тоже. Но с Ирой соглашаться не спешит: наоборот, поднимается со стула и уходит курить. Для этого ему приходится выходить в подъезд, и не потому что «суровый» Арсений запрещает дымить в квартире, а потому что ему так самому удобнее — он об этом сказал ещё тринадцать выбеганий назад. Костя с девчонками идут тоже, за компанию. А Арсений остаётся с Егором, который выглядит на удивление трезво, только глаза косят чуть сильнее, чем обычно. — Ты как? — вваливается он в расслабленное не-раздумье Арсения. — Нормально. А ты как? — Арс, я серьёзно. — Я тоже. — Он трёт рукой лицо и прикрывает глаза. — Устал немного. — Ты с ним так и не поговорил? — Да не о чем говорить. — Это ты так думаешь. Он очень хочет рассказать Егору о догадке, осенившей его сегодня, но отчего-то молчит, как партизан на допросе, и уходит от вопроса: — Егор, он… он сегодня поцеловал мою руку в лифте. А потом признался, что просто попутал, так как скучает по мелкому Арсу, сечёшь? — Чё, прям руку? Как королеве? — смеётся Егор, и Арсений стреляет в него недовольным взглядом. Прямо в голову — промеж его шикарных бровей. — Ладонь. — Как романтично! А ты что? — Ничего, ты меня вообще слушаешь? — Да не особо, я отключился, представляя, как Антон встаёт на колени и целует твою графскую руку. Вот это картинка, конечно. Арсений невольно тоже представляет это в красках, и очень зря: фантазия подкидывает интересное продолжение. А он же запретил себе думать об этом, хватит с него. Финита ля комедия, блин. — Он не вставал на колени, — отрезает он, поднимаясь с дивана и начиная убирать игру. — И, повторяю, он скучает по мелкому Арсу. Это ведь тоже правда, Антон сам так сказал. — А ничо, что вы один человек? — А ничо. Это не так. — Ты дебил? Арсений ничего не отвечает, убирает коробку «Элиаса» на подоконник, подхватывает со стола шот, приготовленный для нового круга, и быстро вливает в себя: морщится от ядрёного вкуса смешанного алкоголя и шумно выдыхает. — Я к себе. Извинишься за меня перед ребятами, ладно? Скажи, что у меня голова заболела, и я пошёл спать. — Да время детское, — кивает на часы Егор. На самом деле сейчас без двух минут полночь, и при нормальном раскладе Арсений бы, наверное, плюнул и на время, и на усталость и продолжил тусить. Но что-то его накрывает совсем не по-детски, и поэтому лучше уйти сейчас. — Вот, а я не ребёнок. Поэтому ухожу. — Арс. — Егор останавливает его серьёзным взглядом. — Ты же понимаешь, что он тоже не ребёнок, да? — Спокойной ночи, Егор. Он успевает свалить до того, как возвращаются ребята. Уже из своей комнаты он слышит, как Костя и Антон расстроенно уточняют, где он. А через какие-то пять или десять минут до него доносится копошение — похоже, это девчонки собираются валить и вызывают такси. Арсений уже почти проваливается в сон, когда в дверь едва слышно стучат. — Помоги мне спрятать те-е-е-ело-о-о-о, — на мотив песни из «Холодного сердца» напевает Костя, заглядывая в комнату. Арсений смотрит на него одним приоткрытым глазом. — Можно даже по кусочкам… Ты спишь? — Сплю. Все уже ушли? Сидели бы, я просто устал. — Да ладно тебе. — Костя проходит в комнату и, не дожидаясь приглашения, плюхается на кровать рядом с Арсением. — Егор занял диван, а Тоха в моей комнате, поэтому я сплю с тобой, — безапелляционно заявляет он, зарываясь носом в подушку и обнимая её рукой. — Тогда спи и, чур, не пинаться. — Ты сердишься? — Конечно. Знаешь, как не круто, когда тебя во сне пиздят ногами? — Арсений мысленно упрекает себя за то, что в последнее время совсем не сдерживает маты при ребёнке, раньше он хотя бы старался. — Да я не об этом, ну. — Костя поворачивает к нему голову. — Я о вечеринке. — Не знаю. — Значит, сердишься. — Кость, не то чтобы сержусь… — Мы же попросили прощения. — Поэтому и не сержусь, просто мне хотелось побыть наедине с собой. — Почему? — Потому что взрослым это иногда нужно. — Ты так говоришь, будто мне семь, и я не понимаю. — Нет, но, согласись, семнадцать и тридцать шесть — есть разница. — Как и двадцать и тридцать шесть, да? — жалобно бормочет сын, и у Арсения сердце холодеет. Не как в мультике, но ощутимо, будто его ледяными тисками сжимает. — Да, — коротко отвечает он. — Только поэтому? — Что только поэтому? — Ты знаешь, что. — Нет, Кость, не только поэтому. — А почему? Если из-за меня, то это ты зря. — Давай спать? — Нет, я хочу поговорить. — А я не хочу говорить. Я хочу спать. Сейчас возьму и уйду спать к Егору. — Потому что с ним разница в возрасте меньше? — Костя… — злится Арсений. — Ладно, молчу, извини. Ты же знаешь, что я тебя люблю и хочу, чтобы ты был счастлив, да? — Знаю. И я хочу того же самого для тебя. Но сейчас ты меня раздражаешь, поэтому ещё одно слово на эту тему — и будешь спать в ванной. — А не на эту? — робко уточняет эта назойливая мелочь. Арсений тяжко вздыхает, хочет отвернуться к сыну жопой и притвориться крепко уснувшим, но надо было это делать до его прихода, а не в разгар болтовни. — Тебе сказку прочитать, что ли? — Нет. Я хотел спросить… а кемпинг будет? — А почему ему вдруг не быть? — Не знаю. По разным причинам. Каждый год, начиная с Костиных двенадцати лет, если позволяет погода, на майские каникулы они выбираются за город и ночуют у озера в палатках. Сначала это было чисто семейное мероприятие: пару раз к ним даже приезжала сестра Арсения с дочками, и они ездили всей компанией. После того, как Костя сдружился с Антоном, они стали брать его с собой. В прошлом году было очень холодно, но это не помешало им насладиться отдыхом, правда, потом и Костя, и Арсений свалились с простудой на несколько дней, но это уже были мелочи. Этот год вроде обещает хорошую погоду в начале мая, и Арсений не видит препятствий их традиционной поездке. Хотя, если задуматься, «разные причины» действительно имеют место, но Арсений запретил себе о них думать, запретил реагировать и, по итогу рефлексий, загоняться тоже запретил. — Мы можем позвать с собой Эда, если он захочет, — предлагает он сыну, надеясь, что тот не уснул в процессе его раздумий. — И Егора? Их же надо как-то с Эдиком свести, — хихикает Костя. — Да. И Егора возьмём. — Круто, Антон будет рад! Он спрашивал про кемпинг как раз, когда мы выходили курить. — Можешь его завтра обрадовать. — Обязательно обрадую. — Хорошо. А теперь можно спать? — Можно. — Спасибо. — Спокойной ночи, па. Как клёво, что ты у меня такой есть. Люблю тебя. Во-о-о-о-о-о-от так! — Он вслепую нащупывает руку Арсения и цепляется мизинцем за его мизинец, отчего ледяные тиски на сердце буквально растапливает накрывшей тёплой волной. Это их маленькая «фишечка» ещё с самого детства Кости: сначала нужно раскинуть руки в стороны, будто пытаешься обнять весь мир разом, а потом, когда и этого недостаточно, просто цепляешься за мизинец — и это означает гораздо больше. Сильнее, чем «до Луны и обратно», примерно как «до бесконечности и дальше». Они очень давно так не делали, и Арсений даже успел забыть этот их прикол, но сейчас он невольно улыбается, чуть дёргает рукой, показывая: почувствовал, и довольно выдыхает: — Спи, чудовище.+++
Вставать посреди ночи в туалет так лень, особенно когда ты пьян и тебя штормит. Но не вставать опасно: можно нассать под себя, поэтому Арсений пересиливает все внутренние мольбы организма, заставляющие задержаться в кровати «хотя бы ещё на пять минуточек», и сонно ползёт в ванную. На диване в гостиной дрыхнет Егор, так бесшумно, будто он робот, который просто ушёл в спящий режим — нет ни посапывания, не говоря уже о храпе. Можно и испугаться, что коньки отбросил, но Арсений уже привычный и знает: тот спит так всегда. Хотя в первое время их отношений, если Арсению приходилось проснуться раньше, он сильно переживал и проверял, дышит ли Егор вообще. Дышал. И сейчас дышит, потому что как раз в тот момент, когда Арсений подходит к двери в ванную, переворачивается на другой бок и блаженно постанывает: ну хоть кому-то в этом доме хорошо. Свет в ванной уже включён, и Арсений даже в таком полукоматозном состоянии ругается себе под нос, но когда входит внутрь, всё его негодование как ветром сдувает. На полу, на коврике рядом с унитазом, свернувшись креветкой — огромной такой, двухметровой, не просто королевской, а прям императорской — спит Антон. Сердце Арсения горько ебонькает где-то в горле, когда он присаживается на корточки — он ещё недостаточно трезв, поэтому его по-прежнему покачивает, и для большей устойчивости приходится встать на колени. Он треплет Антона по плечу, по волосам и зовёт по имени, но тот лишь сонно причмокивает губами и тихонько похрапывает. — Ну же, поднимайся. Мы что, зря яйца твои грели, у нас нет подогрева полов, эй, — бухтит Арсений, теребя собственную футболку на чужих плечах более настойчиво. От этого Антон недовольно стонет, но глаза приоткрывает и садится, когда Арсений тянет его на себя за руки. — Арс? — лопочет тот, фокусирует взгляд на лице Арсения и как будто разочаровывается в том, что видит. Или кого видит. — Арсений… Где я? Что я? Ай, глова пиздец. — Он хватается за висок и морщится. — Кторый час? — Понятия не имею. Тебе норм спать у толчка? Оглянувшись по сторонам и осознав, где находится, Антон хмурится. — Простите. Мне было… блевово. — Да я понял, бывает. Помочь встать? — Угу. — Он опирается на подставленную руку и медленно поднимается на ноги, Арсений вместе с ним. — Я могу эта… вызвать такси и сва… свалить. — Ты сдурел? Я разве тебя гоню? — ворчит Арсений, подхватывая Антона за талию, едва не падает сам, но старательно удерживает их обоих в положении стоя. — Мы прост с Егором ещё остались допивать… и чота как-то не оч пошло. — В смысле? — Он оглядывает Антона на предмет синяков и ссадин, но не обнаруживает ничего, что могло бы свидетельствовать о драке или чём-то подобном. — Что не очень пошло? — Да бухло-о-о же, — стонет тот, упираясь одной рукой в стену позади Арсения, а второй накрывая лицо. Он так близко, что Арсений чувствует себя в ловушке: с одной стороны его рука, с другой — стена и унитаз. Антон тяжело дышит, чуть покачиваясь на нетвёрдо держащих ногах, и даже такой пьяный, опухший, сонный и пахнущий далеко не луговой свежестью, он всё равно кажется безумно очаровательным. «Арсений, ты конченый человек». — Так, тебе нужно прополоскать рот и пойти в кровать, ладно? Или ещё поблевать? — Низна-а-аю, — тянет тот и смотрит прямо в глаза. Точнее пытается: взгляд его плывёт, он явно старается сфокусироваться на Арсении. — Вам гворили, что у вас офигенные глаза? Да говрили, наверн, сто раз. И ресницы такие… вжух! — Он этот «вжух» делает рукой в воздухе, и Арсению приходится схватиться и второй рукой за его талию, потому что шатать его начинает ещё сильнее. — Ещё один вжух, и ты грохнешься. Соображай быстрей: блёв или кровать. Можем тазик с собой захватить. — Кровать! — решительно кивает тот. — Супер. А сейчас мы помоем твою хлеборезку. — Кот говорит, у меня во рту поместятся три хуя. А ни хуя!.. там не было, так что я не знаю. — Он пожимает плечами и вместо того, чтобы повернуться к раковине, сгорбливается и утыкается Арсению в плечо лбом. — Прсти-те. Можно я так постою? Штормит. — Можно. — «Нельзя! Прекрати! Хватит! Отвали-и-и-и…» — орёт Арсений мысленно, а вслух произносит: — И на хрена было столько пить? — Так получилось. — Получилось у него. Горе ты луковое. — Это потому, что если меня рздеваешь, то слёзы проливаешь? — хихикает он, трясясь всем телом. — Слёзы, да. Но это потому, что от тебя несёт перегаром и рвотой. Антон сперва тихо смеётся, а затем поднимает голову и смотрит Арсению прямо в глаза очень серьёзно, как будто в его черепушке переключился какой-то тумблер. — Я очнь хотел вас на своём дне рождения, — начинает он почему-то шёпотом, облизывается и опускает взгляд на губы Арсения, когда тот случайно повторяет за ним этот жест. — Чтобы оно… — Он, — поправляет Арсений мягко, но Антон мотает головой. — Чтоб оно, — повторяет настойчиво, — перестало быть дном. — Надеюсь, перестало? — Теперь — да. — Кивает Антон и делает несмелый шаг назад. — Давай ты всё-таки прополощешь рот и пойдёшь в кровать, ладно? — Ла-а-адно. — Он икает, рыгает, закрывает рот обеими руками и страшными глазами смотрит на Арсения, бубня в ладони: — Прстите. — Ополаскиватель. Спать. Живо. — Хорошо, мистер Поплов! Дотащить этого ленивца-переростка до кровати оказывается практически непосильной задачей, но Арсений всё же справляется и вручает себе за это метафорическую медаль. За это и за то, что ни разу не попытался облапать виснущее на нём тело более, чем того требует ситуация: например придержать за талию или подставить под голову руку, чтобы не дать вписаться лбом в косяк. И когда он сваливает эту тушу на кровать и распрямляется, то буквально слышит, как каждый его сустав надрывно стонет. Плюс ко всему Арсений сам не совсем трезвый и хочет в туалет, а такие физические нагрузки в его состоянии больше вредны, чем полезны. Антон, лишь коснувшись головой подушки, тут же начинает похрапывать. Арсений собирается уже уйти, но тот, словно заправской лунатик, хватает его за запястье. — Спсибо. — Пожалуйста, Антон. Спи уже, хорошо? — Хршо. Вы не злитесь? — Нет. — Чесна? — Да. Антон мычит что-то неразборчивое, устраивается на кровати поудобнее и подкладывает руку под подушку, обнимая ту, как самое драгоценное сокровище. — Я вас так лблю… вы бы зна-а-а… а-а-али, — зевает он и трогательно вздыхает. Сердце Арсения пропускает удар и снова начинает тоскливо ныть. А когда Антон заканчивает мысль, лишь тоненько поскуливает из грудной клетки. — И Кота люблю. И вас. Всех лблю. — Мы тебя тоже любим, Антон. — Но не та-а-ак. По-другому. — По-другому. — Вы такой хрош-й, так лблю… — едва слышно бормочет он в подушку и замолкает, сопя в обе дырки. Арсений думает: ни хуя он не хороший, а просто конченый, но вслух эту мысль не озвучивает, высвобождает аккуратно руку из ослабевшей хватки теперь точно уснувшего Антона и наконец идёт в туалет. Ни секунды без приключений, ну просто восхитительно.