Грешники

      Самая поганая из всех поганых Новиградских псин осела в Велене. Как они умудряются проворачивать это не сговариваясь? Живя в столице словить нож под ребра куда вероятнее, но, если все-таки не словил, — считай встал на ступеньку выше в пищевой цепочке темной стороны действительности.       Я смотрела на самодовольно лыбящегося Витольда, когда мы подъезжали к имению Кравчика, и думала, что он сам находился где-то посередине этой самой цепочки.       — Какие планы после?       — После? — спросил он.       — После того, как убьем Кравчика.       — Пока не знаю.       — Давай останемся в Велене?       — Останемся?       — Мы, — тихо сказала я.       — Останемся.       Правильно ли я поступала? Да кто его знает. Но у меня больше не осталось людей, на которых можно было оглянуться. Не было тех, кто мог бы осудить или поддержать. А еще — у дочки новиградского воротилы в столице слишком много врагов, чтобы возвращаться туда в одних овечьих сапогах.       Ебаные овечьи сапоги.       Все, что у меня сейчас было, — эти самые сапоги и подвеска с лунным камнем, который можно найти у каждого, даже самого плюгавого купца на площади Иерархов. Такой себе знак.       До болот, где осел Кравчик, оказалось не так-то легко добраться зимой. Но Витольд был из тех, кто не искал легких путей, а не из тех, кто прятался у камина и закрывал двери на засов, увидев за окном сугроб с себя ростом.       Кравчик, видимо, полагал, что никто не додумается искать его в такой заднице, но мы додумались. Я знала, что Витольд, все это время, пока я валялась на соломе бревном, узнавал, где тот засел, но уж никак не ожидала узнать, что крысы — и те прячутся ближе.       Мы затаились на тракте, в получасе езды от его пристанища. Точили мечи, пили какую-то бормотуху и ели мясо прямо с вертела. Ждали, пока стемнеет.       — Может-таки расскажешь? Ну, за что я еду подставлять шею?       — За мои красивые глаза? — улыбнулась я и опустошила стакан с бормотухой до дна.       Ядреная, от такой замертво упасть можно, но одну вещь, путешествуя с Витольдом, я усвоила — его люди трезвыми существовать не умеют. Пили все, и я — за компанию.       Ведь никому не скажешь, что мне захотелось надраться, как последней паскуде.       — Я серьезно.       — Я тоже.       — Дит…       Он положил руку мне на плечо. Не на задницу, не на бедро, не на спину — на плечо. Я дернулась. Он — нет.       — Да за всех, по сути. За отца, за мать, за сестру, которая в свои двадцать пять засиделась в девках, за жениха…       Витольд нахмурился. Молча допил брагу.       Я могла бы сказать не «жених», а «брат». Могла бы вовсе не упоминать его. Но не стала. Все то время, что я путешествую с Витольдом, я и так делала вид, что его не существует. И никогда не существовало. Но это было не так.       — Ты любила его? — спросил Витольд, глядя в сторону имения Кравчика.       — Если я скажу да, ты повернешь коней?       — Не знаю.       По-хорошему — соврать. А по-честному, я не из тех, кто стал бы врать даже из собственной выгоды. Ложь — привелегия политиков, бандиты — вне этой привелегии.       — Я любила его.       — Вот как… — протянул Витольд.       —…так что? — шепотом спросила я?       — Увидим, голубушка, — улыбнулся он и подлил себе браги в кубок.       Мы просидели молча до самого заката. Ноги уже задубели, как и надежда, что все и правда случится, но тут Витольд привычным командирским голосом крикнул:       — По коням! Сегодня нас ждет хороший улов!       Ставить на победу — значит заранее проиграть. Даже в момент, когда люди Витольда пристрелили стражников из арбалетов, я не была до конца уверена, что не повторю судьбу всей своей семьи и не потащу за собой Витольда.       Хотя чего греха таить — его так или иначе убили бы в разборках. Так какая разница?..       Но нам повезло, если конечно это можно считать везением: мы въехали в полупустой двор.       Зимой куда проще убивать и быть убитым. Стража ленится, греется, сдыхает от холода или кашля, как видимо и случилось с людьми Кравчика.       — Один конюх да парочка недобитков, — подытожил Витольд. — Никого не оставлять в живых!       Толпа загоготала, кони окружили перепуганного конюха. Один из наездников спешился и затолкал бедолагу в хлев, закрыл засов, но перед этим закинул внутрь факел.       Под крики паренька да ржание лошадей мы подъехали к главному входу. Я старалась не смотреть на Витольда, он в свою очередь не очень-то спешил смотреть на меня.       Не лучшее время я выбрала, чтобы рубить правду-матку. Но разве для нее есть хорошее время? Серьезно, когда лучше? До секса? После? Может, вместо «доброе утро», сказать «а знаешь, у меня тут жених вчера умер, а сегодня я уже прыгнула в твою койку. От большой любви, ты не подумай».       А пока я слишком много думала не о том, крики конюха стихли, Витольд спешился и вышиб главную дверь с ноги.       Оказывается, вышибать дверь с ноги — это у него что-то вроде «здравствуйте, я пришел вас всех тут перебить».       На этот раз он никого на бой не вызывал. Я мысленно поблагодарила всех известных богов, хотя никогда не считала себя особо религиозной, в отличие от папеньки. Вот только ему это не очень-то помогло.       Гостей Кравчик явно не ждал. Ни охраны, ни девок. Две кухарки, плешивая псина и какой-то малец.       Много времени на них тратить не пришлось.       Мы застали Кравчика на втором этаже. В своей постели, со своей женой и своим мечом в руке.       Витольд и его ватага уже умылись кровью прислуги и немногочисленной стражи, так что вопль жены виновника торжества был лишь вопросом времени. Он быстро стих — чертовски хороший в этой банде неотесанных головорезов оказался арбалетчик. А если учесть, что выпил он, как и все, не меньше пяти кружек — то его самого можно смело причислять к богам и сооружать алтарь. И устраивать подношения в виде бутылок с водкой.       — Вставай, сука, — отрезал Витольд, шагнув вперед.       Делал все будто по инерции. Не потому, что хочет, а потому, что надо. Потому, что пообещал.       А я, глядя на морщинистую морду Кравчика, на то, как он сжимал свой меч, все думала, что сожжение — это слишком нежно. Сраный ублюдок нежился на шелковых белых простынях, кривил свою жирную рожу и смотрел так надменно, будто был уверен, что мы сейчас тут все обосремся и повернем назад.       Я перехотела, чтобы Кравчика убивал Витольд. Именно сейчас мне загорелось сделать это самой.       Загорелось.       Я сама поставила себя в крайне… щекотливую ситуацию. Я не имела никакого права решать. Впрочем, я не имела его с самой первой секунды, как спустилась вниз в одном одеяле, но когда это меня останавливало?       — Отбери у него меч, — прошептала я, даже не поворачивая к Витольду головы.       — Ты слышал даму, — кивнул Витольд Кравчику.       Кравчик раскраснелся, надулся, как болотная жаба и выкрикнул:       — Да х… хер тебе! Витольд кивнул своим ребятам и вскоре меч оказался в углу. Потрясающе, как мотивирует сабля, приставленная к горлу.       Но, когда Витольд сделал шаг навстречу Кравчику, я не удержалась. Заорала, что было силы:       — Вышли все!       Ватага Витольда посмотрела на меня так, будто я умалишенная.       Пожалуй.       — Совсем девка ебнулась, — пробурчал кто-то.       Я тут же выхватила у одного из них топор и рубанула им воздух. Чуть не потеряла равновесие. Голову — уже.       — Вышли все нахер!       — Все, пизда. Завтра мы заснем, а эта ебанутая и нашу усадьбу подпалит. Или ты проснешься с топором в жопе.       По комнате разнеслись шепотки и гогот. Витольд молчал долго, секунд тридцать, а потом выдал:       — Вышли все.       — Ты тоже.       — Дит… — тихо сказал он.       — М?       — Топор.       — Что, блядь, топор?       — Ты неправильно держишь топор.       Я рассмеялась, будто в том, что я держала топор впервые в жизни было что-то смешное.       Шаг вперед.       — Знаешь в чем дело с топором? И с тем, как я его держу?       — Ну? — усмехнулся он и скрестил руки на груди.       Ещё шаг.       — В том, что топор здесь, сука, у меня!       Третий шаг вышел слишком уж большим. Едва не запнувшись и не повалившись на кровать, лицом на этот самый сраный топор, я черенком вдарила Кравчику по носу.       Хрустнуло хорошечно.       — Дит, — окликнул меня Витольд. — Ты не должна этого делать.       — Дита, ты не должна этого делать, — передразнила я. — Поставил граблю. На изголовье. Быстро.       — М-мазелька, — пропищал Кравчик, — вы в-ведь… Вы в-ведь не знаете… Я сейчас, с-сейчас все объясню.       — Быстро, блядь!       Хоть мой отец и был в прошлом военным, я едва ли унаследовала хотя бы малую часть того командирского тона, но перед топором, оказывается, открывались все двери.       Пальцы Кравчика прилегли рядом с его дохлой женой.       Кравчик взвыл.       Забился в изголовье кровати, свернулся клубком. Заскулил.       Вот что бывает, когда за спиной исчезает весь тыл.       — Нравится, сучий выблядок?       Я была приличной помолвленной новиградской мазелью, я была богата и счастлива. А где я оказалась теперь? В сраной усадьбе на сраных болотах, в сраных овечьих сапогах, потеряла остатки приличия, жениха, деньги, и… счастье? Да, пожалуй, и его тоже.       Как там Витольд говорил? Я приехала отдавать.       Острие топора поздоровалось с пальцами второй руки.       — Дита, ты же девушка, не смей лезть в это дерьмо, — на этот раз я передразнила отца.       Острие топора полоснуло Кравчика по бедру.       — Сядь нормально, сука, — пригрозила я.       Кравчик сложил руки… то, что от них осталось, в молитвенном жесте.       — П-прошу… Мазелька, вы не знаете всей правды… Я в-все отдам…       — Правда в том, что ебала я твою правду.       Белые простыни окрасились в красный.       Быстро, качественно, дешево.       Примерно в этот момент, может чуть раньше, может чуть позже, перед глазами все застелила пелена. Топор отправился в вольное путешествие по телу Кравчика. Тот визжал, шипел, дергался, молил, но когда вообще слово «пощадите» действительно работало?       — Вот так, сука, — тяжело дыша, выдавила я перед тем, как всадить топор Кравчику промеж глаз, — делают. Дела. У нас. В ебаном. Новиграде.       — Дит… — послышалось откуда-то издалека.       — Что?! — выкрикнула я и оглянулась назад. Топор из черепушки Кравчика один хрен не смогла достать.       — Ты еле стоишь.       — Зато он уже не встанет.       Витольд положил свою горячую руку мне на плечо и у меня совершенно не нашлось сил освободиться.       — Как бы сказать… Есть способы… быстрее? Проще? Надежнее?       — Не знаю, как там, сука, в Редании, но у нас не принято просто резать горло.       — И почему же?       — Потому что собаке — собачья смерть.       — Не хотел бы я умереть в Новиграде, — усмехнулся Витольд.       Не помню, чтобы хотела этого, но через секунду я оказалась у него в объятьях. Магия. Черная. Не иначе.       — Это можно легко устроить — не приближайся к нему.       — Я уже к нему слишком близко.       Я закрыла глаза и позволила Витольду подхватить себя.       — Поехали домой?       Вот только не было у меня дома. А у нас — будущего.