Когда все дороги ведут в никуда

      Свободное время, образовавшееся до матча, Икер, направляемый интригующим сообщением «Хотим тебя кое с кем познакомить» от Гути и Рауля, проводит в центре Мадрида. Он приходит в кофейню по адресу, что скинули в СМС друзья, и успевает заказать себе глясе, чтобы спастись от жары, когда к нему за столик приземляется, по-другому и не скажешь, парнишка, видно, едва разменявший порог совершеннолетия. Парень улыбается даже ярче Чемы, хотя Икеру искренне казалось, что затмить Хосе Марию не способно даже июльское солнце Мадрида, но человеку это странным образом удаётся. Он немного нервно заправляет за ухо длинную прядь русых волос, гармонично сочетающихся с загорелой тёмной кожей, смотрит выжидающе на Икера огромными тёмными глазами и начинает знакомство сразу без всякой стеснительности. — Привет, ты Икер Касильяс, верно? Я видел твои игры в сборной и в Барселоне, но в живую ты выглядишь немного по-другому, — у парня яркий севильский акцент и глубокий голос, и смеётся он так легко и живо, будто вся бурная молодость, только лежащая впереди, уже в его полной власти вседозволенностью схвачено смуглыми ладонями. — Я Серхио Рамос. — Молодёжная сборная? — Икер улыбается ему в ответ, протягивая руку, которую тот тут же с радостью пожимает. — Я слышал о тебе, но думал, что раньше, чем в сборной встретиться не доведётся. Тебя прислали Гути и Рауль? — Ну… — Серхио почти смущённо отводит взгляд от лица Касильяса, изо всех сил делая вид, что в витражном окне террасы есть что-то невообразимо интересное. — Не совсем. Так получилось, что я сейчас тоже ненадолго в Мадриде и уезжаю уже буквально через несколько часов, даже не успею глянуть матч Реала, — Рамос раздражённо цокает языком, а у Икера уже складывается полное ощущение, что разговаривать молодой защитник может ещё очень и очень долго. — Жалко, конечно, но Хосе сказал, что перед отъездом я обязан забежать в эту кофейню и кое с кем поговорить. Кое с кем это, видимо, с тобой. — Видимо, да, — почти детская непосредственность Рамоса вызывает у Икера смешанные чувства. Старший всего на полдесятка лет, Касильяс внезапно ощущает себя рядом с Серхио слишком взрослым, забывшим из-за постоянных страхов и оберегания тайн о простых радостях жизни, о том, что молодость создана для удовольствия и радостей, а не для метаний и боли. — Не знаешь, с чего бы вдруг?       Серхио беспечно пожимает плечами, жестами подзывает официанта и заказывает, посмотрев коротко на пустой стол перед Икером, только кофе — мягкий сливочный раф. Тишина между ними затягивается — ни Касильяс, ни Рамос не представляют, о чём говорить, и оба погружены в свои мысли. — Икер, можно нескромный вопрос? — ему успевают принести кофе, когда Серхио решает сломить их общее молчание негромким звуком собственного голоса. Касильяс на секунду замирает, следя за равномерным движением серебристой ложки, ударяющейся о стеклянные бока кружки. — Ты можешь его задать, но я не обещаю дать тебе ответ, — общение с прессой уже к этому возрасту научило Икера, хранившего за душой секреты чуть более грязные, чем измены жёнам с любовниками и любовницами, как у других, правильной тактике в подобных ситуациях.       Рамос изучающе смотрит снизу вверх в его лицо, выискивая для себя подсказки в малейших изменениях живой мимики, пытается сформулировать так, чтобы не получить отказа, а потом выпаливает всё же так, как привык — напрямик, без обиняков и уловок. — Тебя… устраивает быть там, где ты есть? — Что? — в голове Касильяса сомнения пополам с непониманием и опасением. Что имеет в виду Серхио? Что он хочет узнать? Могли ли Гути или Рауль случайно или намеренно выдать его тайну кому бы то ни было ещё?.. — В смысле, твой кл… — дыхание Серхио сбивается на мгновение, и он качает головой с неловкой улыбкой. — В смысле, ты не хочешь прогуляться? До моего самолёта ещё несколько часов, и ты, кажется, идёшь на вечерний матч. Так что если ты свободен, можно было бы потратить время более… — Хорошо, почему нет, — Икер пожимает плечами, отметая мысль о том, что это похоже на приглашение на свидание.

***

      На стадион он добирается под вечер, затерявшись среди других фанатов с бело-золотыми шарфами на шеях и номерами игроков на сливочных футболках. Недолгая встреча с Серхио, окончившаяся его проводами в аэропорт, вселяет в него какую-то совершенно особенную лёгкость — так ветер срывает налёт прелого застоя, унося гнилость и смрад и возвращая свежесть, так исчезает, смываемая дождями, пыль с летних раскалённых дорог. Серхио — это лёгкость и живость, которых ему не хватает, юношеский максимализм, о котором ему приходиться забыть, и очаровательная непосредственность в купе с острым умом. Он — именно то, чего не хватало Икеру, чтобы среди спутанной паутины собственных мыслей, желаний, амбиций и страхов различить единственно верную нить, что поможет её распутать.       Касильяс набирает сообщение Раулю, справедливо рассчитывая, что тот покажет его Чеме, — благодарит за организованную встречу и коротко желает удачи на сегодняшней игре. Ответа он не ждёт, понимая, что им сейчас не до того, а потому, натягивая на голову глубокий капюшон толстовки, проходит дальше с толпой, чувствуя себя донельзя отвратительно, но вместе с тем непередаваемо счастливо.       Его распирает ненависть к себе и собственному положению трусливого вора, пытающего выкрасть для себя вместо чужой собственности всего лишь минуты наслаждения игрой любимой команды.       Его душит изнутри предвкушение, смешанное с каким-то детским восторгом.       Икер смотрит, запрокинув голову, на возвышающуюся над ним громаду Сантьяго Бернабеу, сверкающего в ночном Мадриде ярчайшей звездой, и прикусывает губу едва ли не до крови, чтобы только не кричать от счастья просто оказаться здесь. Даже как болельщику — не как игроку.       Касильяс вливается в бушующее море фанатов, позволяет ему нести себя безропотно, стягивая с лица извечную маску преданного блауграна и позволяя себе быть самим собой — беззаветно влюблённым в Реал Мадрид маленьким восторженным мальчишкой с большими мечтами и великим будущим.       Он занимает место на нижних трибунах, среди тренирующейся на поле команды без труда находя как всегда оказавшихся рядом Гути и Рауля. Те спорят о чём-то, не отвлекаясь от лёгких упражнений, и в какой-то момент, будто почувствовав его присутствие, оборачиваются синхронно, взглядами находя Икера среди всей бело-золотой толпы мадридиста и приветственно улыбаясь ему. Касильяс улыбается в ответ, отчего-то точно уверенный, что они заметят даже в тени глубокого капюшона и разделяющем их миры свете софитов. И, судя по их довольным лицам, всё же видят.       Икер ждёт начала матча, как не ждал ни один из своих, и когда стадион почтительно затихает, прежде чем запеть в едином порыве, он чувствует, как замирает в груди его сердце, пропускает удары, захлёбывается, задыхаясь восторгом и кровью. А потом его мир взрывается аккордами музыки. «Historia que tú hiciste Historia por hacer Porque nadie resiste Tus ganas de vencer»       Лёгкие сдавливает клетью внезапно слишком тесной груди, мешая петь, не давая дышать. Касильяс тянет знакомые строчки упрямо, дотошно, как никогда не пел родной гимн, кричит изо всех сил вместе со всем стадионом, вместе с болельщиками и игроками на поле. «Llevo tu camisesta Pegada al corazon Los dias que tu juegas Son todo lo que soy»       В ушах раскатами архангеловых труб гремит музыка, перекрываемая многоголосым нескладным хором трибун, от бьющего в полумраке стадиона света прожекторов режет глаза, и Икер никогда не чувствовал себя более на своём месте, чем сейчас, сдирая горло, распевая Hala Madrid на игре принципиальных соперников. Счастливее он мог бы быть, только будучи на поле. «Ya corre La Saeta Ya ataca mi Madrid Soy lucha, soy belleza El grito que aprendi: »       Он так захвачен этой музыкой, пробуждаемой в душе гордостью, азартом и предвкушением, что не обращает внимания даже на то, что должен быть осторожным и скрываться, игнорирует даже упавший с головы капюшон, закрывая глаза и от всей души затягивая вместе с тысячами людей здесь и у экранов: «Madrid, Madrid, Madrid…»       Между ними десятки метров и толпа, они не могут услышать и увидеть друг друга чисто физически, но Икер всё равно чувствует — как поют, приложив руки к груди и вскинув головы, Хосе и Рауль. Он видел это сотни раз, тысячи раз, он пел вместе с ними, сражался вместе с ними, забивал вместе с ними. И радовался тоже вместе с ними. Когда-то… Икер не уверен, когда, это знание, эта память будто всегда была с ним, будто есть другой Икер — тот, что носит белое и защищает герб с золотой короной за своей спиной. Hala Madrid y nada mas Y nada mas

Hala Madrid!