The Non-coolest Love Story Ever

Какой самый, скажем прямо, дебиль... необдуманный поступок может совершить человек, находясь в состоянии страстной, захватившей все его существо влюбленности? Написать у парадной предмета своей страсти «Имран, я тебя люблю»; потратить последние средства на здоровенный букет в сто одну розу; поместить в мусорник котенка и показательно его «спасти»; прийти в ночи под окна к своей пассии с ансамблем мексиканских музыкантов; заявиться в гости в плаще поверх сексуальных стрингов... Кхм, фантазия, успокойся. В любом случае решение нашего находчивого героя было еще более еба... опрометчивым, и повторять его в домашних или других условиях я бы горячо не рекомендовал. Совершенно уверенный в своих действиях, Даня бодро направился не куда-нибудь, а к единственному знакомому тату-мастеру. Заранее попробую вас успокоить: набивать на груди сердечко с голубками и именем возлюбленного он не планировал и всего-то хотел попросить творчески мыслящего Братана подумать, чем можно перекрыть запечатленные на теле ошибки молодости. Некогда тот клятвенно обещал их исправить, достигнув «необходимого уровня технического мастерства». Внимательно изучив его профиль в Инстраграм, состоящий из фотографий татуировок, разнообразной живности и редких селфи с пугающе пристальными взглядами, Даня пришел к выводу, что уровень достигнут и можно снова отдаться на растерзание его «бормашине». Сообщению о предстоящем визите Натан обрадовался как ребенок, по всей видимости, прекрасно помня о том, что старший друг весьма неприхотлив в выборе своих нательных рисунков и потому является идеальным холстом для какого-нибудь уникального творческого проекта. Обитал Натан также на улице Турку, в новостройке, что втиснулась массивным жилым комплексом между стареньких пятиэтажных хрущевок и помимо жилого фонда располагала двумя продуктовыми магазинами, аптекой и ветеринарным центром, куда сердобольный юноша периодически осуществлял визиты с очередными подобранными питомцами. Однушка его находилась под крышей десятиэтажной части здания и чрезвычайно импонировала Дане удобной планировкой и панорамным видом из окна, что в сумерках делался похожим на растянувшееся до горизонта море огней. Эту достаточно просторную квартирку Натан получил в качестве презента на двадцатилетие от заботливых родителей, живущих неподалеку и не желающих терять из виду младшего отпрыска. Даня всегда подмечал, что отношение к сыновьям у матери семейства Лариных (трудолюбивого и вечно занятого отца-бизнесмена он встречал только на школьных праздниках) было немного разным. Если главная звезда их компании — после Васи, конечно же — Гоша, отличник, талантливый поэт и при этом шебутной, самоуверенный парень, был для нее предметом похвалы и поводом для гордости, то маленький тихий Натан, способный по восемь-десять часов беззвучно сидеть в углу, сосредоточившись на рисовании или пластилине, вызывал, вероятно, лишь умиление, многократно усиливающее материнский инстинкт. Насколько Даня помнил, Гошин брат, которого никто не звал иначе, нежели «Мелочь» или «Братан», и в школе был замкнутым, сторонился общения и тяготел к коммуникации только с их компанией, где зачастую тоже рта не раскрывал, глядя своими восторженными, тогда еще большими черными глазками на старших, «крутых» парней. Он действительно был мелковат для своего возраста, плохо ел, к учебе и сверстникам интереса не проявлял, на уроках, по рассказам самого Гоши, в основном смотрел в окно и на замечания не реагировал, чем нередко злил учителей. Те, в свою очередь, не раз «серьезно говорили» с его родительницей, настаивая, что мальчик «особенный», нуждается в психологе и специальном обучении, так как явно имеет какое-то душевное нарушение вроде шизоидного расстройства или легкой степени аутизма. Согласиться с ними Даня не мог, как и мама Братана, считающая свое «солнышко» лучшим ребенком на свете. Он не настаивал бы на таком громком титуле, но видел в Натане совершенно нормального, адекватного человека с устойчивым интересом к своим хобби и обыкновенным замкнутым характером индивидуалиста. Однако частое указание педагогов на эту «особенность» мальчика сформировало в беспокойной женщине, а следом и в ее супруге фоновую тревогу и неосознанное чувство вины перед отпрыском, которого холили и лелеяли гораздо тщательнее, чем «нормального» старшего. Потому без каких-либо раздумий пара приняла решение на двадцатилетний юбилей подарить ему довольно дорогостоящую квартиру в только что построенном жилом комплексе, на что, к слову, Зоя Вениаминовна умиленно отреагировала развеселившим Даню высказыванием: «Это в разы увеличивает вероятность того, что у лапоньки (так она именовала Натана) появится подружка». Лет в тринадцать или четырнадцать «Мелкий» вдруг начал расти и раздаваться в плечах, уже тогда смущая нашего героя своими пухлыми губами и аккуратным, красивым лицом. Вся компания, включая Даню, оценивала его как объективно весьма привлекательного внешне парня, несмотря на большое количество деталей, которые в стандартные понятия красоты не вписывались. Он был чуть выше Дани, имел довольно коренастое сложение с от природы развитым мышечным корсетом (что вызывало тоскливую зависть у завсегдатая качалок Бени), небольшие глаза с почти прозрачными ресницами, «растушеванные» брови без контура, не очень ровные и не особо белые зубы, четкий прямоугольник челюсти, небольшие кисти с довольно короткими пальцами, какую-то странную линию роста волос... Все какое-то «не такое», в совокупности непостижимым образом составляющее наружность из ряда тех, что появляются на обложках модных журналов. Из всей их компании больше других Натан любил Нату, разделявшую его страсть к животинкам, в особенности кошкам, и Даню, — по словам Игоря, за бесхитростную честность, прямоту и «понятность». Симпатию свою парень выражал тем, что без каких-либо границ пускал его в свое личное пространство и разрешал трогать себя и любые свои вещи, включая даже оборудование для татуировки, над которым трясся, как мать над младенцем, едва ли не каждые несколько минут брызгая все вокруг жидкостями для дезинфекции. Он также в последнюю пару лет выполнял для Дани роль парикмахерской как обладатель хорошего триммера, причем взаимно. Именно по этой причине Даня обычно ходил с короткой, но нормально выглядящей стрижкой, а сам Братан под своими бессменными шапками имел ежик в пару миллиметров. В тот переменно-облачный субботний день наш герой, купив по пути пачку недорогого кошачьего корма и «сникерс», отправился к нему с самого утра, каковым в его понятии считался двенадцатый час. Натан широко улыбнулся ему, безмолвно пригласив войти, и быстро захлопнул дверь, дабы не ловить потом по лестницам своих питомцев. С прошлого визита Дани в эту квартиру тех ощутимо прибавилось: помимо «помоечного», когда-то облезлого, теперь же лоснящегося перса встречать его с любопытством вышли два обыкновенных полосатых кота, маленькая беспородная собачка с перевязанной задней лапой и какой-то черный ком шерсти, биологический вид которого он сходу определить не смог. За пазухой у хозяина квартиры, как обнаружилось чуть позже, спали еще два рыжих котенка, потому передвигаться он старался плавно и бесшумно. — Пойдем, — потянув гостя за руку в жилую комнату, он направился к наглухо закрытой балконной двери. — Смотри. Я сделал. В тесноватом пространстве за ней обнаружилось нечто, смахивающее на гибрид походной операционной и маленькой камеры пыток. Справа от двери на многоуровневой полке стояли контейнеры с жидкостями медицинского назначения, напоминающий о советском прошлом агрегат с надписью «Стерилизатор», стеклянная емкость с синей соплеобразной субстанцией и какими-то плавающими в ней предметами, запечатанные рулоны салфеток и несколько плотно закрытых, больших коробок. На противоположную стену крепился черный металлический шкаф с пугающим содержимым, рядом стоял столик на колесах из того же материала и самый противоречивый предмет нового балконного интерьера: черное кожаное кресло. Хотя креслом эту конструкцию назвать было сложно. Она походила на массажную кушетку с отдельными, двигающимися сегментами для каждой части тела, включая голову, и, скорее всего, использовалась для удобного расположения клиента во время сеанса татуировки, а совсем не для того, что хихикающий в стеснении Даня представил, основываясь на одном увиденном не так давно необыкновенном порно-ролике. Композицию завершала яркая кольцевидная лампа на высоком гибком штативе, первой ассоциацией с которой был допрос с пристрастием. — Охуеть, Братан, вот это ты заморочился, — похвалил он, присвистнув и позволяя увлечь себя к шкафу, идеальным порядком в котором хозяин жилища так спешил похвастаться. — Это картриджи, — принялся обстоятельно описывать содержимое Натан, указав пальцем на батарею коробок. — Они лучше игл, потому что я могу быстро переставлять их, не отрываясь от работы. И для моей новой машинки простые иглы не подходят. Поэтому нипплы и резинки я отнес в салон, они больше не нужны. Это краски, здесь черно-белые и грейвош, здесь палитра. Они от разных фирм, потому что у этой фирмы хорошие красные, а у этой нет. Мне бы понравилось, если бы они все были одной фирмы, разные лучше не смешивать. Я не могу перелить их в одинаковые флаконы, это может нарушить стерильность. А это барьерная защита. Ее очень много, потому что она очень важна. Это зеленое мыло. Оно голубое, но называется зеленым. Мне это не нравится, но так написал производитель. — А нахрена те столько черных? — удивился Даня, оглядев батарею разноразмерных тюбиков. — Они разные. Для контура более жидкий, для закраса гуще, нейтральный, теплый, сероватый, холодный, — с важным видом пояснил Натан, поочередно указывая на каждый. — А это колпачки, я теперь пользуюсь только маленькими, чтобы краска не подсыхала... Подозревая, что инвентаризация может продлиться еще долго, так как в вопросах главного дела своей жизни тот был до забавного педантичен, Даня решил попробовать прервать его: — Братан, давай уже хуячить мне рукав, — он удовлетворенно улыбнулся, глядя, как на лице парня на несколько секунд появилось выражение восторга. — У меня есть несколько эскизов, которые подойдут тебе анатомически, — он снова взял друга за руку и повел на кухню, плотно закрыв за собой дверь на балкон. — Им туда нельзя, они нарушают чистоту. — А что значит — анатомически? — удивился тот. — Это значит, что рисунок должен быть расположен анатомически логично. Я долго думал и пришел к выводу, что главное в татуировке — чтобы она подходила тому, кто ее носит. Твои тебе не подходят. Обеденный стол служил также письменным, потому под ним прятались две запирающиеся (видимо, от любопытных котов) тумбы с принадлежностями для рисования, откуда Натан и достал папку, в которой оказались тщательно систематизированные эскизы рукавов. Они были нарисованы в натуральную величину человеческой руки на склеенных стандартных листах и представляли собой сложные композиции с большим количеством деталей. — Это те, которые я хотел бы сделать, но люди не хотят их, — ровным голосом с оттенком печали прокомментировал он. — Это слишком сложно для обычных людей, — хмыкнул Даня, разворачивая очередную кропотливую работу в виде фантасмагорического музыкального инструмента, оплетающего руку. — Мне все так говорят, — кивнул Натан. — Я перестал делать маленькие детали, они плохо выглядят со временем. — А вот эта охуеть прикольная, — расплылся он в неприличной улыбке, разглядывая лесбийскую оргию разнообразных русалочек. — Охренеть, ты прям каждый хвост проработал. — Я делал очень много русалок и никак не мог понять устройство их нижней части, — тот смущенно отвел глаза. — Поэтому решил нарисовать все варианты, которые показались мне отчасти логичными. Отчасти. — А какие, ты гришь, мне пойдут? Забрав у него папку, парень вытащил из нее четыре рисунка и разложил их на столе. — Вот этот я рисовал, когда думал о тебе, — он указал на реалистичное изображение сфинкса, повернувшего голову к зрителю и привставшего со своего постамента. Вниз от него по причалу расходились волны, плавно светлеющие к запястью, а выше локтя один над другим в клубах тумана прятались три главных храма северной столицы. — Это я у тя ассоциируюсь с христианством, что ли? — удивился наш герой. — С красивой архитектурой. Это просто цветы, — он указал на вторую композицию. — Их смысл в том, что стебли очерчивают все основные мышцы. Это биомеханика. — Охренеть, — Даня чуть наклонился, чтобы разглядеть обилие пронизывающих мышцы проводков и спиц на третьем рисунке. — Выглядит больно. — Да, здесь много закраса, — согласился Натан. — У меня есть анестетик. Я не люблю с ним работать, он только на крайний случай. Не став пояснять, что именно имел в виду, он провел пальцами по четвертому эскизу, самому, на взгляд Дани, красивому из предложенного. На нем тоже был изображен Петербург, но в другой технике, напоминающей грубый набросок черным карандашом. Поверх зданий внахлест хаотично лежали брызгами пятна чернил, строки из незнакомых стихов, какие-то красные символы, и над всей композицией на уровне плеча нависало довольно жуткое красное солнце. — Это трэш-полька, — Натан указал на одно из пятен. — Она позволяет комбинации. Я хотел скомбинировать ее со скетчем и каллиграфией. — Мне нра, — с сомнением пожал плечами Даня. — И второй тоже. И сфинкс из первого. — Можно взять элементы из всех трех и составить новую схему, — улыбнулся ему тот. — Сними майку. Он вытащил фломастер, зачем-то продезинфицировал его кончик очередным спреем с запахом спирта, затем обрызгал и вытер бумажным полотенцем всю руку Дани, после чего принялся рисовать прямо на ней, иногда поглядывая на стол. Через пару минут корона на запястье пряталась под постаментом, с которого глядел сфинкс, за ним вдоль старой надписи по предплечью высились здания, окружающие канал, волны которого браслетом смыкались вокруг. Выше были намечены хаотичные пятна. — Слуш, а че это за цветуечки? — вдруг поймал себя на странной мысли наш герой. — Маки, — ответил Натан, подняв голову и перестав рисовать. — Хочешь маки? — А как выглядят ирисы? — осторожно поинтересовался он, понимая, что начинает неудержимо улыбаться. Тот достал телефон, на всякий случай продезинфицировал и его, затем нашел в поисковике изображение упомянутых цветов. — А это не одно и то же? — пролистал изображения вниз Даня. — Я понял, это какие-то пожухлые маки. — Маки на пенсии, — улыбнулся Натан. — Братан, а ты можешь сделать вот эти ирисы? Чтоб типа из линий зданий росли. Тот кивнул и молча принялся выводить плавные стебли и рваные линии лепестков. — А можешь еще на плече оребушка? — к счастью, наш Данечка не мог наблюдать ни в одной зеркальной поверхности, насколько восторженно-глупой сделалась его собственная физиономия. — Что это значит? — Воробья, но такого грозного, как орел. — Да, — уверенно ответил тот. — А булку можешь? — Что?.. Примерно на этом абзаце моему драгоценному читателю должно стать понятно, отчего я начал главу с утверждения, что нежелательно набивать татуировки, будучи на первых стадиях влюбленности. Около пятнадцати минут озадаченный Натан разными формулировками пытался объяснить ему, что никакая булка не впишется композиционно и тем более логически в этот и без того эклектический набор, особенно вот эта, неприлично залитая белой глазурью, которую легкомысленный клиент отыскал в сети и совал ему под нос, заливисто хохоча. — Но я хочу булку, — многократно приводил свой главный довод наш герой. — Хочу именно эту обкончанную булку. Мой рукав, че хочу, то и ношу. Тяжело вздохнув и опустив голову в отчаянии его образумить, Натан вдруг замер и посмотрел на него, будто прозрев. — Ты вкладываешь в нее значение? — он дождался кивка и продолжил: — Ты никогда не вкладывал. Ты раньше говорил — бей «хэзэ что», я и бил «хэзэ что». В остальном тоже есть твои личные значения? Это связано с твоим парнем? Веселость на Данином лице медленно, но неотвратимо перетекла в праведное возмущение. — Какого хуя, Братан? — заверещал он, приподнявшись от негодования. — Какого, блядь, парня? — Мне Игорь сказал, — еле слышно отозвался юноша, вжав голову в плечи. — Извини, пожалуйста, я не знал, что это секрет. — И кому этот... Эта... Эта хуесосина еще сказала?! — завопил наш герой, вытаскивая из кармана телефон, чтобы излить свой гнев на болтливого лучшего друга. — Только мне, — поспешил заверить его тот с паническими нотками в интонациях. — Потому что я тоже... Даня уставился на него, замерев с открытым ртом и несколько секунд пораженно моргая. — И ты, Братан? — севшим голосом спросил он. — Брут. Брутан. — Хочешь кушать? — попытался сменить тему Натан. — У меня есть пицца, ее можно разогреть. — Пиздец... — бормотал он, пока тот с виноватым видом освобождал стол и выкладывал еду на тарелки. — Одни пидоры вокруг... Ебаный пиздец... Вот почему Игорек решил жениться... Чтоб компенсировать общее опидорашивание... Бляха-муха... Вот это пиздец... Ну, Братан, ну ты даешь... — Я не гей, — поправил его аккуратный юноша, поставив на стол бутылку кетчупа. — Не гей, но ебу пацана? — почти взвизгнул Даня. — После того, как Игореха стал ебаться с телками, я ваще перестал понимать, че такое гей. — Гей — это мужчина, которого привлекают другие мужчины и больше никто, — улыбнулся Натан, всегда готовый разложить по полочкам что угодно. — Игорь бисексуален, хотя преимущественно гомо-ориентирован. — Да, да, он пытался мне чет такое объяснить, но это ебучий цирк какой-то, — проворчал Даня, прожевав похожий на резину кусок пиццы. — Это несложно, — Натан отодвинул тарелку, взял лист бумаги и начертил на нем фломастером две линии. — Есть ориентация и гендер. Ориентация говорит о том, кто тебя привлекает сексуально. Вот шкала, крайняя точка с одной стороны это стопроцентная гетеросексуальность, с другой гомосексуальность, — он написал слева первой линии «Гетеро», справа «Гомо». — Ты можешь быть где-то посередине или вне ее. Технически все люди при рождении находятся по центру и потом из-за разных причин могут сдвинуться в какую-то из сторон. Игорь вот здесь, — он написал букву «И» посередине между центром и правой частью. — А ты? — поинтересовался Даня. — Сначала я должен объяснить про другую шкалу. Это гендер, — он написал слева от второй полосы «Цис», а справа «Транс». — Социальный пол. Не тот, с которым ты родился, а тот, в котором ты ощущаешь себя правильно. Цисгендер соответствует своему полу, трансгендер — это человек в теле другого пола. — Трансвестит? — уловил знакомый мотив наш герой. — Трансвестит — это актер или кто-то, кого интересует временный образ. Трансгендер чувствует себя в неправильном теле всегда. Игорь находится вот здесь, — он поставил «И» снова посередине между центром и «Цис», но уже гораздо дальше от центра. — Он родился в теле мужчины, ощущает себя мужчиной и его это устраивает, но в нем есть немного женского. — Немного?! — усомнился Даня, хохотнув. — Вася находится вот здесь, — он написал «В» почти вплотную к «Цис» и «Гетеро». — Не мудрено... — Беня здесь, — «Б» отправилась к «Цис», затем внезапно оказалась по центру шкалы ориентации. — Эт как?.. Он че, тоже?.. — завис тот. — С чего ты взял?! — Помнишь, Стасик рассказывал, как они мастурбировали друг другу? Он смеялся и был расслаблен, а Беня покраснел и возбудился. — Ну охуеть теперь. А с тобой че, золотая рыбка? — А я... — Натан вздохнул. — Я не определился. Некоторое время я думал, что я асексуал, потому что мне нормально без партнера. Это те, кто не испытывают влечения. Но это не так, потому что я сексуально возбуждаюсь из-за людей. Потом я решил, что я демисексуал, это тот, кто возбуждается только после эмоциональной связи. Но иногда я хочу заняться сексом с незнакомым человеком. — Когда щупаешь клиентов? — предположил Даня. — Нет, когда я бью — я бью. Затем я полагал, что я бисексуален, пока мне не понравился транс-парень. Я подписался на его канал на Ютуб и долго следил за ним. Это значит, что я могу быть пансексуален... — Биполипан, — гыгыкнул тот. — Нет, только пан. Это значит, что я могу сексуально возбудиться как от цис-женщины или мужчины, так и от транс-человека или интерсексуала. Это те, у кого физически есть признаки обоих полов. — Ну тогда ты по ходу определился, — подвел итог его рассуждению наш герой. — С ориентацией. Но с гендером — еще нет, — Натан достал из холодильника сладкую газировку, налил обоим, сделал глоток и сел на место, потянувшись почесать кого-то под ногами. — Я не понимаю, какого я гендера. Может быть, гендерфлюид. Но мое самоощущение стабильно. Или не-бинарный. Или агендер. — Все, Братан, ты мне седня мозг сломал, — выдохнул Даня, ощущая, что за последние десять минут совершил серьезный интеллектуальный труд. — Гендерфлюид — это тот, у кого ощущения пола может меняться по разным причинам. Не-бинарный видит себя вне системы двух полов. Агендер отвергает концепцию пола вообще. Думаю, я гендерквир. Это общее название для всех, кто не «цис». — А почему ты думаешь, что ты не парень? — прикончив свой кусок пиццы, уточнил Даня. — Потому что меня звали Наташей, — улыбнулся юноша. — Это шутка. Я никогда не считал, что я парень. Меня в детстве очень злило, что я не должен делать то, что могут делать девочки. Я думал, что у нас нет различий. Что разные половые органы — это как разный цвет волос. Или разный рост, — он вытащил из ворота толстовки одного сонного котенка. — Вот ему все равно, какого он пола. Он просто хочет играть, кушать и спать. Мне было грустно, что я должен носить некрасивую одежду и играть с агрессивными игрушками. Поэтому я много рисовал, — он погладил малыша и аккуратно положил его обратно. — А потом я как-то перестал об этом думать. Пока этот чувак не полез ко мне целоваться... Притихший от необычных мыслей и идей, что раньше никогда не закрадывались ему в голову, Даня удивленно посмотрел на черное нечто, отирающееся ему о джинсы. — Какой чувак?.. Братан, а че это за хуйня ползает? — Это Иеремия, — у парня вдруг потеплел взгляд. — Он весь в колтунах, но у нас скоро стрижка. Я сам боюсь его стричь, чтобы не поранить, но уже обработал от блох. Он хорошо ест и прекрасно себя чувствует. — А это... Кот? — на всякий случай уточнил он. — Сибирский, — с гордостью сказал Натан. — Они очень умные, поэтому я не думаю, что он потерялся. Но кто мог выбросить такого породистого кота? Наверное, с ним случилась какая-то беда. — А что за парень к тебе полез? — вспомнил Даня. — Его зовут Давид. Я ему делал связанных женщин на плечах. Помнишь, я спросил тебя, этично ли набивать конкретную женщину? Он сказал, что это его бывшая жена, она в курсе и польщена. Даня смутно припоминал нечто подобное. Кажется, они тогда стелили у Стасика ламинат... — Он дергался во время сеанса, так разозлил меня, — пожаловался Натан. — Мне даже захотелось его ударить, хотя я этого никогда не делаю. Потом я закончил, хотел смыть лишнюю краску и заклеить татуировку, а он решил, что это удачный момент, чтобы меня поцеловать. Но это был неудачный момент. Потому что татуировка — это открытая рана, к ней нельзя прикасаться ничем и никак, а он почти прижался плечом к окну. Это было ужасно. Я был очень смущен и зол. Попшикал на него дезинфекцией для кожи, хотя я так обычно не делаю, потому что очень жжется. И вот когда он ушел, я задумался. Если бы он поцеловал меня вне рабочего места, мне бы понравилось. Я позвонил ему и сказал, что очень зол и что это было неправильное место. Потом задумался, что если мне нравится мужчина, но сам я не чувствую себя мужчиной, значит, я не гей. И пошел читать вот эту... квир-теорию. — Ну бля, — вздохнул Даня. — Напридумывали ярлыков, для чего — не понятно. Можно еще какие-нить бейджики носить. Садисто-зоофило-педофило-любитель яичницы. Давай без этих вот умных слов, лан? Ты понравился какому-то еблану, еблан понравился тебе, все в порядке, все довольны. Без этих ваших... Гендеров-хуендеров... — Хочешь рахат-лукум? — вдруг оживился Натан. — Гога привез из Турции. Чуть позже, обложенный котами на диване и лениво поедающий заморскую сладость, Даня рассеянно наблюдал, как юноша подготавливает рабочее место, достает из синих соплей нечто под напоминающим о насморке названием «грип», заматывает каждую поверхность пищевой пленкой... — Эй, Братан, — крикнул он в сторону приоткрытого на проветривание бокового окошка. — А вот ты щас это все барахло выкладываешь, это примерно сколько стоит? — С учетом всех расходников, дезинфекции, стерилизации, электричества... — тот задумался на пару секунд. — Я как-то считал, получилось, на один средний сеанс я трачу полторы-две тысячи. — Давай я те подкину пару косарей? — предложил он, не желая чувствовать себя должным. — Нет, ты мой лучший друг, тебе бесплатно. Таким образом наш герой внезапно обзавелся вторым лучшим другом, от столь трогательного признания даже прослезившись. Процесс татуирования оказался гораздо более болезненным, чем Даня его припоминал. То ли воспоминания сглаживали неприятные ощущения, то ли новое оборудование их усугубляло. — Слышь, Братан, — позвал он жалобно. — Чет пипец больненько... — Это довольно толстый контур, он самый травматичный, но его немного, — успокоил его сосредоточенный парень. — Расскажи еще какую-нить муть, мож, отвлекусь. — Я девственник, — равнодушно отозвался тот. — Че?.. — Почему-то людей это очень беспокоит. — А тебя нет? — Нет. — А как ты можешь знать, что тебе понравится с парнем? — попытался сформулировать хоть какой-нибудь вопрос наш герой, только бы не думать об ощущении, будто его плечо разом царапают все Натановы кошки. — В смысле, почему с парнем, а не с девкой? — Ната не хотела со мной целоваться, — печально признался тот. — А Игорь был не против. — Игорь, блядь, — хлопнул себя по лбу Даня, вызвав недовольное шипение друга. — Этим долбоебам из Думы надо было его лично запрещать, а не пропаганду. Перепортил всех пацанов и, сука, женился... Хотя я его понимаю, — он сжал зубы и тихонько застонал от особенно долгой линии. — Губехи у тя зачетные... — Мне твои тоже нравятся, — закончив один из стеблей, ответил взаимностью Натан. — Спрашивается, чего мы ждали, — зажмурившись на очередном контуре, задал он риторический вопрос. — Можем собраться все вместе и поиграть в бутылочку, — нахмурившись в концентрации, предложил тот. — Может быть, повезет. Но я плохо умею целоваться. — Я вообще не умею, — махнул рукой Даня, спохватившись под строгим взглядом. — Извини, все, не двигаюсь. Я просто пытаюсь повторять то, что он делает, но вроде пока он не жаловался. — Расскажи про своего парня? — Он с Кавказа. — Наш герой сделал паузу, ожидая хоть какой-то реакции, но в итоге продолжил: — Работает в такси. Считай, спас мне жизнь. Добрый, красивый. Очень заботливый. Охуенно играет на пианине, музыкант по профессии. А твой? — Насколько я знаю, бизнесмен. Служил в десанте, высокий, широкоплечий. Много места для тату. Все, стебли готовы, — Натан выпрямился и чуть откатился на стуле, чтобы поменять картридж. — Все время пошло шутил, пока сидел здесь, — в голосе его слышалось недовольство. — И еще у него член стоял. Я замечал, что так многие реагируют на долгие сеансы, это частое явление. Но шутил только он. Просил, чтобы я ему сделал поцелуйчик на лобке в виде моих губ, говорил, что помаду принесет на второй сеанс. Мне это потом не понравилось, но я тогда думал о татуировке. Сказал ему, что будет очень больно и надо побрить лобок, потому что я не буду это делать. Он ответил, что ему жена там все выдрала. Я чуть не пошутил, что надеюсь, что яйца тоже. Даня громко заржал, вообразив эту ситуацию. — Он все еще хочет такую татуировку, — продолжил Натан, когда он успокоился и позволил возобновить работу, затем вдруг признался: — Я очень переживал, что ты не захочешь больше со мной дружить, если узнаешь. — Ну, — задумался Даня. — Месяц назад я бы те сказал, что ты совсем ку-ку и надо те уже бабу найти для траха. А щас я сам даю в жопу небритому хачу. Почти. — Почему почти? — Ну... Мы уже раз пять вместе дрыхли всю ночь, обжимались, целовались, щупались. Но чет никакой ебли. Я стремаюсь ему в труселя лезть, там такая елда, мать моя женщина, как моя рука. Ну не такая прям... Но ближе к моей руке, чем к моему хую. А он ваще как будто не про это. Хер стоит, хоть, блядь, знамя вешай. Сначала в дверь хуй заходит, потом Имран. Но нихуя. Гладит меня, ласковости шепчет и как-то... Даж в бок им не тыкает. — Может быть, он демисексуал? — пожал плечами Натан, мельком глянув ему в глаза. — Че?.. Ну Братан, ну ты опять... Когда процесс стал слишком болезненным, чтобы трепаться, поскуливающий Даня полез в сеть интереса ради выискивать возможные значения своих новых татуировок. — Ну бля, — выдал он вдруг. — Ебучие цветуечки ириски названы так в честь богини радуги. Пидорасы, блядь, — он почти заплакал и отвернулся, не желая смотреть, как безжалостный юноша огромным пучком игл вбивает в кожу синие чернила. — Имраха будет в восторге... Он походу обожает все синее... Сапфиры, бля... Подавись своими сапфирами, смурфик ебаный... — Ты все еще уверен, что хочешь эту коричную булку? — с сомнением спросил Натан, когда цветы и птица были закончены. — Хитрый пиздюк, — разжал зубы Даня. — Ты специально так сделал, да? Чтоб я отказался? Давай бей. И это чесночная, а не коричная булка. — Чесночная?.. — опомнился вдруг тот, когда большая часть контура несчастной выпечки была готова. — Но на ней глазурь... — Конча это, а не глазурь, — тихонько прорыдал наш герой. Конечно же, намеченную работу в тот день они не закончили. В теории Натан, по его собственным словам, мог бы успеть сделать больше половины импровизированного рукава, но, во-первых, на четвертый час Даня начал откровенно подвывать, во-вторых, сфинкса, городской пейзаж и некоторые элементы флоры парень хотел предварительно проработать на бумаге, чтобы понять, как наиболее эффективно перекрыть или скомпоновать старые татуировки. Благодаря радужную Ириду и прочих богов, которые приходили ему на ум, и ворча, что не выживет две недели без пива, Даня выполз на волю с замотанной пищевой пленкой рукой только под вечер. Плечо его теперь грациозно обвивали стебли похожих на акварельный рисунок пурпурно-синих ирисов, над которыми порхал самый настоящий оребушек, когтями впивающийся в весьма аппетитную булочку, которой наш герой был доволен более всего. На предплечье был нанесен похожий на гравюру контур, кажется, Грибоедовского канала, и только на полпути домой он вдруг сообразил, что это практически то самое место, где в данный момент обитает его пассия, и значит это... Что всю свою правую руку он за пару часов забил одним Имраном. — Сука, только попробуй меня бросить, — бормотал он, поднимаясь по лестнице. — Ты терь обязан на мне жениться. Вопреки опасениям, работающий по субботам до поздней ночи возлюбленный собирался его не бросать, а, напротив, подбирать в воскресенье в шестом часу, дабы после приятной прогулки снова в объятиях друг друга отправиться в царство Морфея. В эту же ночь бог сновидений никак не желал позволить Дане отдохнуть, то и дело демонстрируя всевозможные сценарии сугубо эротического характера с участием Имрана, то страстного и неотвратимого в своей пылкости, то томного и податливого. Только к утру у него получилось наконец крепко уснуть, однако в одиннадцатом часу про него вдруг вспомнил Вася, неожиданно обнаруживший, что было бы неплохо обновить в ванной кафель с минимальными затратами на рабочую силу. Затем к полудню позвонил Игорек, деловито проинформировав, что на Даню теперь возложена ответственная роль шафера, и неважно, что такой должности на православной свадьбе не бывает, свадьба вообще будет с символической хупой, прогрессивным раввином и работником ЗАГСа, поэтому шафер в нее впишется как родной... А если он не хочет быть шафером, придется стать главным другом жениха, и все друзья жениха будут в персиковом, а персиковый Дане не идет, поэтому лучше согласиться на шафера. Чуть позже телефон тренькнул звуком сообщения от Натана, напоминающего, что следует забежать к нему, чтобы заклеить татуировку заживляющей пленкой. А затем о себе напомнил еще один персонаж, которого мы с вами могли за обилием событий на некоторое время позабыть, и напрасно. — Але, бля, — сонно ответил на звонок наш рассерженный герой около часу дня, даже не глянув на номер адресанта. — Приветлив, как и всегда, — доброжелательный голос в трубке заставил его печально застонать. — Где яхта? — безрадостно спросил он. — Нету? Ну тогда че звонишь? — Узнать, не передумал ли ты... — Не-а. — Со мной встретиться. Я заеду за тобой. Ко скольки ты будешь готов? — В смысле? Мне типа яйца побрить? — в отчаянии перевернулся на спину Даня. — Гера, иди нахуй, никуда я с тобой не поеду. — Будь уверен, тебе понравится. Захвати с собой паспорт. Во сколько ты будешь собран? — Завтра... Не знаю... Через год, — заныл он печально. — Когда-нибудь. Когда мой хахаль меня бросит, я приползу к тебе и буду умолять в слезах, Гера, выеби меня, ну хотя бы шваброй, ну Гера... — Я мягкосердечен, особенно для тебя, — судя по голосу, Сахаров мягко усмехнулся. — Ну охуеть терь, тока ты забыл, что у меня загранника нет. — Этот вопрос улажен. — Да блядь. — Вылет сегодня в девять вечера. — Какой вылет, куда... — В Сингапур, у меня там встреча с новозеландцами, ты им понравишься. — Прям даже не знаю, че б я делал без этой инфы, — всплеснул руками Даня, чувствуя, как поднимается внутри злость, сменяя крайней степени раздражение. — Кароч, Герыч, я не лечу, потому что меня уже забил другой мужик, который заплатил больше, чем можешь заплатить ты. — Любопытная история, — засмеялся тот. — И кто же? — Давай, подлетай к шести ко мне, сравним ваш капитал, епта, — он кинул трубку и замотался в одеяло поплотнее, планируя еще немного подремать, однако эмоции и мысли кружились в голове неприятным вихрем, заставляя опасаться, не перегнул ли он палку в этот раз своим необдуманным решением. Интуиция подсказывала, что действительно ощутимо задеть Сахарова он был не в состоянии и тот звонил ему скорее от скуки или забавы ради, — так же, как сам Даня иногда специально искал в сети видеоролики про маленьких злобных чихуахуа, в которых, по утверждениям хозяев, вселился дьявол. Возможно, Геру тоже веселила его бурная реакция на абсурдные подкаты, а в случае согласия тот получил бы в свое распоряжение персонального клоуна. Амплуа клоуна Дане не нравилось, да и отбирать хлеб у Васи он не планировал. Тем не менее легкое волнение не покидало его до вечера. Провоцировать конфликты, будучи никому не нужным и никого не любящим фаталистом, было довольно интересно и интригующе. Теперь же ему было что терять, и сталкивать Имрана с тем, кто даже гипотетически способен им навредить... Натан, к которому он отправился, чтобы отвлечься от невеселых дум, осмотрел его руку, остался вполне удовлетворен ее состоянием, тщательно вымыл тем самым зелено-голубым мылом, насухо вытер и заклеил тонкой прозрачной пленкой, которая, в отличие от пищевой, держалась как вторая кожа и никак не стесняла движения, а также давала возможность беспрепятственно ходить в душ. По возвращении домой наш герой был пойман мамой, усадившей его за стол якобы пообедать нормально и попробовать испеченные ею пирожки с вишней, но в действительности ради допроса на тему того, как же поживает «милый Имран» и что это опять за глупости он на себе нарисовал. — Это оребушек, — он гордо закатал рукав футболки. — Воробушек, но грозный, как орел. Он символизирует меня. Вот это — чесночная булка, символ Имрана. А вокруг ирисы. Тоже символ Имрана. И канал Грибоедова. Он там живет. Кароч, ма, не обращай внимания, я по ходу был бухой. Без пятнадцати шесть Сахаров известил по телефону, что ожидает у парадной. Прихватив по настоянию Зои Вениаминовны пару пирожков в салфетке, Даня неторопливо спустился, обещая себе держать раздражение под контролем и не произносить вслух ничего, что имело малейший риск подставить под удар Имрана или его самого. Наилучшим выходом из ситуации он находил попытку объяснить навязчивому поклоннику, что эта история уже перестает быть забавной и лучше бы Гере найти себе развлечение где-то еще. Но все эти разумные мысли испарились, словно дымок, стоило ему столкнуться взглядом с тем самым водителем, что презрительно пытался вручить ему подарочный пакет. Ну не мог он, в буквальном смысле физически не мог согнать с лица похабную ухмылочку, адресованную негодующему пареньку. — О, я его помню, — гыгыкнул он, протянув Сахарову руку, свободную от пирожков, которую тот спокойно пожал, с легкой улыбкой оглядев своего визави. — Привет, Герыч. — И тебе приятного вечера, — засмеялся тот. — Зачетная тачуля, — Даня кивнул на скамейку у парадной, приглашая его присесть. — Ну че, как сам? С вишней буишь? — Спасибо, — тот удивленно взял у него еще теплый пирожок. — Давно так не сидел. — Да ваще, — кивнул он. — Твоя аудюха тут как неродная. — А я здесь вырос недалеко, — вдруг усмехнулся Сахаров. — Может, мы с тобой даже в одну школу ходили. Мы раньше жили на Фрунзе, недалеко от парка. — Это там, где ща «Радуга»? — удивленно уточнил наш герой. — Да, там. Ты паспорт взял? — Бля, Гера, ну че ты все портишь, — скривился он. — Так хорошо сидели, ну емае... — Сходи за паспортом, — предложил тот. — Гера, ты же Гера, а не Б-е-ера, — он закатил глаза. — Никуда я не пойду, я хахаля жду. У меня уже есть человек, которого я люблю, понимаешь? Влюблен, влюбился, запал, втюрился, втрескался, залип. Как те объяснить? — Даниил, ты же умный парень и прекрасно понимаешь, что я не прошу у тебя любви. Ты можешь даже продолжать неистовствовать и ругаться. Я просто хочу, чтобы ты поехал со мной в Сингапур. — Я еще в Куршавель не доехал, какой Сингапур?! — Это всего четыре дня твоей жизни, ты ничего не теряешь. — А как же четыре дня моей жизни?! — Даня ощутил, что еще немного — и он снова начнет хныкать, как вчера под жестокими руками Натана. — Герыч, ну пойми ты уже. Я полжизни на заводе работаю, какие нахуй Куршавель, какой Сингапур? Че я там делать буду, пипиську твою насасывать? Нахуя мне этот твой «Ролекс» или как его там... — «Юбло». — Точно, ебло. Куда я пойду с таким еблом, на завод? Я тебя не хочу, и никого не хочу, и если ты считаешь, что я такая же блядюга, как этот твой... Как те, кто тебя окружают, то прости, платить придется о-очень большую цену, и я уверен, блядь, что она тебе не по зубам. — Так назови ее, вдруг ты меня недооцениваешь, — улыбнулся тот участливо. — Ну лан, смари, — он пожал плечами. — Раздай все бабло детским домам всяким, потом устройся работать водилой и спаси меня от толпы хачей, когда я в следующий раз надерусь. — Не уверен насчет хачей, — задумчиво произнес Сахаров. — Но думаю, я мог бы спасти тебя от желания в следующий раз надраться. — Занять мой рот пиписькой? — устало подсказал Даня. — Помочь тебе почувствовать удовлетворение от жизни. — Моя жизнь и так меня качественно удовлетворяет в обе дырки, спасибо, — он достал из штанов мятую пачку сигарет, с удивлением отметив, что та почти полная еще с прошлой недели. — Ты не выглядишь счастливым, — без тени улыбки вдруг сказал Гера. — Потому что я нервный из-за того, что один пафосный чел считает меня блядью, — не скрывая вновь распирающего его раздражения, процедил наш герой. — Глянь на твоего водилу. Он щас блеванет. Как ты вообще здесь сидишь со мной? Те не противно? Вместо ответа тот протянул руку, прося у него курево. — Серьезно? — Даня вручил ему пачку с зажигалкой внутри. — Я думал, ты только кубинские сигары котируешь. — Сигарета как сигарета. А Костик вообще из Кингисеппа парень, — выпустил облачко дыма Сахаров. — Неплохой, душевный. Доучится, возьму его на стажировку. — А че у него рожа, как будто говно унюхал? — вяло поинтересовался Даня. — Вероятно, такой способ самозащиты у его гордости. — Ты его тоже... того? Куршавелил, — хмыкнул он. — Нет. Он не мой типаж, — отмахнулся Гера. — К тому же он натурал. — Но за ролекс отсосал бы? — Не знаю, я не предлагал. А тебе предлагаю. — Отсосать? — скептически уставился на него Даня, затянувшись. — Поужинать. — Зачем? — Потому что я тебя приглашаю. — Но я не хочу, — хватаясь за голову от непрошибаемой упертости собеседника, застонал он. — А что хочешь? Машину? — У меня нет прав. — Ну давай твоей маме квартиру купим. — Откуда ты про маму знаешь? — Тебя же кто-то родил, — снова засмеялся Сахаров. — Может, хоть в гости заглянешь? Просто как гость. — Чтобы переспать? — Ну, хотя бы переспать. — Нет. — Минет? — Без шансов. — Взаимная мастурбация? — Ноу уэй, — возмутился Даня. — Даже подержать не дашь? — уже откровенно веселился тот. — У меня там нечего держать особо, — завопил он, разведя руки в стороны. — Ну хоть за ручку, — заржал Гера, чуть наклонившись. — Ты, блядь, прикалываешься?! Все ясно. Я был прав, это просто стеб. У тя просто извращенное чувство юмора. Некоторое время они курили молча, пока один отходил от хохота, а второй от злости. — Про Сингапур я вполне серьезен, — нарушил тишину Сахаров, однако ответить ему Даня не успел, заметив, как заехала во двор знакомая синяя «Шкода». Чувствуя, как от радости ускорился пульс, он поднялся и быстрым шагом направился к месту предполагаемой парковки, со счастливой улыбкой нырнув в объятия своей пассии, как только тот вышел из машины. — Я пиздец как соскучился, — проинформировал он полушепотом, заглянув в любимые чайные глаза и совершенно позабыв, что за ними наблюдают. И только долгое, тонкое «У-у» Имрана и его прямой, холодный, несмотря на полуулыбку, взгляд, направленный ему за плечо, напомнили о присутствии Сахарова. Сознание кольнула тревожная мысль, что так реагируют лишь те, кто лично знаком. Следующая мысль была еще глупее и тревожнее и заключала в себе предположение, что будь Имран в курсе о Гериных путях завоевания сердец, мог бы всякого надумать про самого Даню. Произошедшее далее заставило его занервничать еще сильнее. Потушив сигарету, Сахаров неторопливо подошел к ним и протянул руку Имрану, с непонятной, эмоционально нечитаемой интонацией выдав: — Опять ты. — Ну что поделать, — продублировал его тон Имран, с едва заметной брезгливостью ответив на рукопожатие. — Когда он тобой наиграется, — обратился Сахаров уже к Дане. — У тебя есть мой номер. Тот не удостоил его даже взглядом, хмуро следя за лицом своей пассии, на котором впервые за весь период их общения появилось плохо скрываемое выражение, которое трактовать можно было бы только одним словом: «Зарэжу». В довесок ко всему, продолжая улыбаться, Имран весьма болезненно обнял его за плечо. Левое, к слову. — У него просто юбло больше, — процедил наш герой сквозь зубы, не понимая, хочет ли разрядить атмосферу или же это неосознанная оборонительная позиция психики. Расслабиться оба смогли, только когда «Ауди» скрылась из виду, вырулив со двора. — Приколи, — он в возмущении уставился на своего избранника. — Он недели три доебывается. Всякую бесполезную хуетень дарит, часы какие-то пиздец дорогие... — Ты взял? — вскинул брови Имран, кажется, чуть насмешливо. — Я думал, это цацка, — пожал плечами Даня. — Игорю отдал. Надо было продать. Менее всего он ожидал, что в ответ на эту реплику тот заржет, чуть ли не хватаясь за живот, и обнимет его, пытаясь гладить по волосам. — Ой, что это? — Имран удивленно провел пальцами по пленке на предплечье. — О-о, — растерялся Даня, почувствовав, как краснеет. — Кароч, если ты решишь, что я совсем идиот, и бросишь меня теперь из-за проблем с интеллектом, это будет самый эпичный фейл в моей жизни. Кароч, во, — он аккуратно закатал рукав и покосился на свою пассию. С минуту тот молчал, с недоверчивым лицом разглядывая его плечо, затем нервно усмехнулся, снова поглядел на свежий рисунок... И в итоге выдал: — Садись быстро в машину, а то я тебя сейчас опозорю перед всем твоим двором. Чуть позже, когда Даня благодарил пробки за возможность наплевать на окружающих и периодически утягивать возлюбленного в долгие, чувственные поцелуи, тот вдруг сказал довольно резким голосом: — По поводу этого человека... Некоторым иногда лучше сразу посоветовать разнообразить половую жизнь. — Ты хотел сказать, сходить нахуй? — Да.