The Non-coolest Love Story Ever

Есть что-то родительское в бескорыстном желании сделать кому-то хорошо — что-то, похожее на безусловную материнскую... или отцовскую любовь к долгожданному, оберегаемому и обожаемому чаду, каковым Даня еще успел себя запомнить в период формирования его детской психики. Затем в подростковом возрасте ощущение это было утрачено, как он полагал, безвозвратно: жестокость отца во хмелю сводила на нет все попытки того сблизиться с повзрослевшим сыном; затаенная, глубокая обида на мать нивелировала и ее стремления окружить депрессивного отпрыска заботой и вниманием. Именно это почти позабытое ощущение, о котором, наверное, тоскует порой каждый человек, наш герой вновь испытывал, находясь рядом со своим возлюбленным, все действия которого сводились к тому самому бескорыстному желанию сделать ему хорошо. Даня искренне не понимал почему, ведь он же ровным счетом ничего из себя не представлял и отношения подобного не заслужил. Обреченно-циничная часть сознания услужливо напоминала в ответ на такие парадоксы, что это совершенно не важно, чего он заслуживает или нет. Важно брать, пока дают. И давать все, что имеется, чтобы задержать рядом на максимально возможный срок (других не угрожающих совести способов он не знал). Любопытным оставался тот факт, что для пробуждения этого счастливого чувства в охочем до ласки бойфренде Имрану не требовалось ровным счетом никаких специальных вложений, кроме, собственно, пресловутой оси восприятия «мимика-жесты-язык тела», что делало радостными для этих двоих даже такие тривиальные жизненные моменты, как более чем часовая пробка. Наверное, никто, кроме этого «паленого горца», не мог и не сумел бы смотреть на нашего быдловато-гоповатого героя как на редчайшую драгоценность, гладить его руки с нежностью, с какой касаются самых дорогих шелков, отвлекаться на светофорах на долгие, чувственные поцелуи до оглушительного бибиканья стоящих позади автомобилей... На одном из заторов Даня заметил, что сигналят не сзади, а сбоку, удивленно повернул голову и увидел водителя, талантливо изображающего рвотные позывы, которому без каких-либо раздумий и печалей не менее экспрессивно продемонстрировал не самый культурный из жестов средними пальцами обеих рук, чем изрядно рассмешил свою пассию. Сильнее того веселила только Данина манера отвечать на любые проявления гомофобии еще более радикальной гомофобией, зачисляя недоброжелателя в «пидоры» и понося производными от этого корня многоэтажными конструкциями. — А как ты хотел меня позорить? — он задорно толкнул плечом улыбающегося Имрана, довольного хитро оккупированным местом парковки в одном из близлежащих дворов. Тот прищурился заговорщицки и в секунду, когда они достигли недоступного для света фонарей отрезка пути в арке очередного двора, ухватил его прямо за жо... за пятую точку, тесно прижал к себе, чуть приподняв, прошептал прямо в губы «Вот так» и, разумеется, от души... выразил свои чувства по-французски. — А, типа, чтоб я потом перед бабками отмазывался, что маньяк напал? — прокряхтел Даня, с готовностью подставляя шею под пламенные поцелуи. — Очень... Кхе... Сексуальный маньяк... — А что это у тебя сзади твердое? — хихикнул Имран чуть позже, когда звук сворачивающей в ближайший проезд машины вынудил их продолжить путь. «Надеюсь, твоя хреновина», — едва удержался от полушутки наш герой, сунул руку в задний карман и достал оттуда оранжевого волчонка. — Талисман типа, — он гордо продемонстрировал игрушку. — Из твоего яйца. Че ты потухаешь? Я в нем дырку сделаю и на ключи повешу. В очередном темном переулке он снова неожиданно, но без какого-либо желания сопротивляться был прижат к стене и в течение нескольких минут обласкан пылким Имраном, со слегка затуманенным взглядом шепчущим милые глупости вроде «Целовать тебя хочу, сладкий, сил нет, как хочу», что с действиями у того почти не расходилось. Бедного нашего Даню еще никто и никогда так много, долго и страстно не целовал — то на одной узкой улочке, то в другой темной подворотне, то у мусорки под окнами уже родной коммуналки — потому что темно и кому какое дело?.. Ведь можно жаться к возлюбленному у этой не самой ароматной мусорки, наплевав на все и на всех, потому что запах его кожи отгораживает от любых ощущений извне; можно ощупать его замечательный зад, восхитившись твердостью мышц и этим красивейшим изгибом поясницы; наступить на что-то липкое и матюкаться между поцелуями... Несмотря на всю свою комичность, эти двое вполне потянули бы на звание самой романтичной пары сезона по версии, например, Игорька, несмотря даже на то, как быстро их романтический настрой сбивался на радостный бред, из которого переходил в откровенный стеб и внезапно возвращался в колею влюбленных воздыханий. Где-то на лестничной клетке Имран решил называть его «Моя Клер», по всей видимости, припоминая прочитанный недавно роман, что в другом бы вызвало польщенное смущение, но наш герой был сделан несколько иначе. — Ты моя булка, а я твой эклер, — загоготал он, держась за перила, чтобы не свалиться от нахлынувших чувств. — Как э-мейл, — вторил ему тот. — Только э-Клер. — А ты моя э-булка... — Ебулка... — А-ха-ха... Ебучая булка... Ебулочка моя! У дверей коммунальной квартиры они обнаружили факт отсутствия ключей в заднем кармане Имрана, развеселились того пуще и направились обратно, телефонными фонариками освещая каждое из мест недавнего любовного взаимодействия. Идти пришлось недалеко: поблескивающая на свету связка была найдена у того самого мусорного контейнера, где несколькими минутами ранее наш герой активно щупал свою пассию за крепкий зад. — Что, опять от жаркой ночи проводка сгорела? — ехидно окликнула их Кира из кухни, наблюдая за неуклюжей возней в попытке открыть дверь в комнату. — Как сильно ты любишь бананы, Чизетта? — в тон ей попытался ответить Даня, но был отрезан от возможной шутливой перепалки закрывшейся дверью и нахлынувшим потоком очередного приступа нежности своей любвеобильной пассии. — Будешь куриный суп? — кавказское гостеприимство очевидно сражалось в нем с желаниями более откровенного толка. — Может, бутеры твои любимые? — Они мои любимые, когда нагрелись в авто, — попытался объяснить наш герой, снова подставляясь под поцелуи и блаженно прикрыв глаза. — В фольге... И чтоб хлебушек... Немножко подмок... — А тортик? — коварно улыбнулся Имран, на секунду оторвавшись от его шеи. — Булку, — выдохнул Даня. — Хочу мою булку. Тот засмеялся и полез ладонями ему под футболку. — А какой тортик? — запоздало поинтересовался он, ввергнув избранника в очередной приступ хохота. — Шоколадный, — тот уткнулся лицом ему в плечо, пытаясь унять смех. — Майя испекла и принесла два куска, для тебя тоже. — Лан, давай. А чай можно? Тортик оказался двумя обыкновенными коржами, промазанными внушительным слоем сметанного крема, однако так понравился нашему герою, что половину своей порции Имран также был вынужден пожертвовать, в умилении наблюдая за его аппетитом и периодически любуясь свежим рисунком под почти незаметной пленкой. — Это же, наверное, очень больно, — сочувствие в чайных глазах не мешало ему выглядеть абсолютно счастливым. — Ага, пиздец прям, — закивал Даня, отпив из своей кружки. — Но ниче, один раз потерпел и потом всю жизнь красава. — Как же ты вытерпел? — Имран пододвинулся вместе со стулом, поймав его колено своими. — Про тя думал, — улыбнулся он смущенно и покосился на свое плечо. — Ну... По ходу, тут заметно. — Тебе очень идет, — тот потянулся осторожно погладить его по щеке. — Подчеркивает глаза. — Я голубой, я голубой, никто не водится со мной, — пропел Даня ехидно. — Водяной вроде?.. — удивился Имран. — Ну да, игра слов, емае... Смари, Ириска, какая ржака. Голубой — это пидор, а синий — алкаш... — А если голубой — это синий и белый... — То, типа, если белогвардеец надерется, то идет ебаться с мужиками?.. — Ты знаешь, а ведь в этом что-то есть. — Бухой белогвардеец ходит не по бабам, а по мужикам, — чуть не подавился тортом наш герой от радости. — Слуш, Ириска, это... А как ты понял?.. Ну... Что ты того... Ну... — По мужикам? — Ага. — Никак, — искренне улыбнулся Имран. — Я всегда это знал. Еще с первого поцелуя с предметом своего любовного интереса в нашем герое поселилось удивление, только теперь оформившееся в конкретную мысль — как гармонично тот уживается со своими не вполне стандартными… предпочтениями, и как непросто было с первого взгляда обнаружить в нем эту особенность. С другой стороны, еще в середине того лета Даня всерьез полагал, что любой порядочный гей выглядит, разговаривает и ведет себя как какой-нибудь, например, Зверев или недалеко от него ушедший Игорек. Имран, как оказалось, совершенно четко осознавал свою «нетрадиционную» ориентацию, что его никак не смущало и не заботило, в отличие от того факта, что социум позволяет себе лезть в частную жизнь индивидуумов. Он также признался в той беседе, что с самой первой встречи ясно отслеживал характер своего интереса, однако факт отсутствия подобного опыта у перманентно смущенного визави плавал на поверхности. Потому поначалу он считал уместной сознательную робость в проявлениях симпатии, не желая спугнуть. — А девушки? — он никак не мог уяснить для себя подобное положение дел. — Ну... Надо ведь попробовать. Чтоб сравнить. Ну... Ты ж понимаешь... — Зачем? — вскинул брови Имран. — В смысле, зачем? — Даня посмотрел на него как на сморозившего откровенную глупость. — Как это, зачем? — Нет, конечно же, мне нравились многие девушки, — согласился тот. — Но так, по-человечески. С ними приятно общаться, они интересные, креативные, приветливые. — А... Ну... Эт самое? — Самое?.. — Ну ебля, ну че ты как маленький, — возмутился наш герой. — Зачем? — пожал плечами Имран. — Если я знаю, что мне это не нужно, зачем себя заставлять? — А вдруг заценишь, — не унимался он. — Дорогой мой, это так не работает, — тот взял его за руки и заглянул в глаза. — Есть те, к кому тебя влечет, и те, к кому нет. Насильно мил не будешь, как говорится. — А с парнем у тебя было?.. — он сжал его ладони и опустил глаза, не уверенный в уместности своего вопроса. — Мне тридцать три, — ответил Имран после паузы и улыбнулся. — Это была бы очень нездоровая ситуация, если бы я никого никогда не любил. На секунду поймав его прямой, открытый взгляд, Даня почувствовал, как резко ускоряется пульс. — Я с восьми лет был влюблен в одного человека, — продолжил тот, не выпуская из рук его пальцы. — Он меня растил... Вернее, мы росли вместе, и я никогда не думал ни о ком другом. Потом стали встречаться. Тайно, конечно. Разошлись, когда он завел семью. Мне уже было лет двадцать пять... Или больше. Я действительно никогда не видел в женщинах кого-то больше, чем сестра или мать. — А как вы... Ну... Встречались? — попытался сформулировать вопрос Даня, одновременно снедаемый любопытством и ревностью к неизвестной долгой любви своего избранника. — У вас там вроде... Ну, нравы суровые, то-се... — Очень осторожно, — Имран чуть понизил голос. — Это было не так сложно, наши семьи тесно дружили. Он старше на четыре года, я везде ходил за ним хвостом, это была привычная для всех картина. Он со мной нянчился, гулял, учил всяким полезным вещам. Наша... близкая дружба была для окружающих... логичной. — А че он женился тогда? — нахмурился Даня. — Это очень странно, — не сразу ответил Имран, опустив голову. — Если у парня с хорошим достатком в двадцать девять нет семьи. Разговоры, пересуды. — Ну, вот мне двадцать девять, — хмыкнул наш герой. — Достаток не оч, но чет ваще не парился до сих пор, что нет семьи. — У вас здесь со всем этим легче, — невесело усмехнулся Имран. — Ты поэтому приехал? — Отчасти. Некоторое время они молчали, держась за руки на столе и прижавшись друг к другу коленями под ним. — Слуш, Ириска, — неуверенно начал Даня, хмыкая в стеснении. — Это... Ну... Я, кароч, не знаю, мож, рановато как-то, но... Если те нужна семья и все такое, ну, не знаю, временно там или на подольше... Кароч, я могу. И мамка тож на тя запала, постоянно трещит, Имранчик то, Имранчик это, умный-красивый-хороший-лапочка-пусечка-душечка, заверните два. Хочет, наверно, меня по почте отправить твоей мамке, а тя се оставить. — Данечка, — еле слышно произнес Имран, не поднимая глаз. Как тому показалось, заблестевших сильнее обыкновенного. — Пошли это... Жамкаться на диван, — предложил он после минутной тишины. Еще через десяток минут, стукаясь об углы мебели, наградив свою пассию глубокомысленным титулом «Диоген, блядь» и предлагая ему снять на двоих собачью будку, где и то будет просторнее, Даня не без усилий разложил видавший виды диван, в ящике под которым среди аккуратных стопок белья, подушек, одеял и двух замотанных в полиэтилен чемоданов блеснуло что-то интересное. Рассмотреть любопытный предмет ему не удалось, но было приятно тешить себя мыслью, что когда-нибудь, когда они будут жить вместе и делить все вещи, Имран позволит ему совершить ревизию своего имущества, как когда-то мама разрешала копаться в своей бижутерии или отец — в масштабных запасах инструментов в гараже. В узкий проход между диваном и стеной, ближе к номинальному изголовью, был определен один из стульев, на который они водрузили ноутбук, чтобы совместить приятное с приятным и пообниматься под второй эпизод сериала про «Эпичную Даню», как именовал его «Даня обычный». Дождавшись, пока Имран устроится поудобнее в углублении по центру, он подлез ему под руку, прижался спиной к его груди, пригрелся и на протяжении всего действа на экране силился не задремать, оживляясь только на самых драматичных моментах. Поначалу он честно старательно вникал в сюжет, пытаясь запомнить обилие странных имен и как-то связать их друг с другом, даже посочувствовал своей белокурой тезке, вынужденной вместо нормальной еды безрадостно жевать вяленую конину: — Ну фу. У нее какой-то хуевый джигит. Кормит какой-то мутью... Не то что мой, да? — он обернулся, мазнув губами по колючему подбородку своего ласково улыбающегося избранника. — Во мне тортик, а в ней тока конина... — И седло в попе, — печально вздохнул Имран. — Почему? — Когда долго едешь, оно по-любому там. — Ты ездил на коне? — удивился наш герой, снова обернувшись. — Конечно, я же в поселке вырос. Вообразив своего избранника верхом на поджаром жеребце (нет, пока не в гомоэротическом смысле, мой нетерпеливый читатель), он почувствовал, как кровь устремляется к паху, и неосознанно попытался прижаться к нему теснее. Теплое дыхание на шее, бережное объятие, осторожные поглаживания парадоксальным образом одновременно возбуждали и усыпляли. — Карлик разговаривает как... — он еле успел прикусить язык, буквально поймав на кончике совершенно неуместное «Гера», снова слишком разомлевший, чтобы контролировать порывы своей хаотичной мысли. — Как кто? — Он по ходу умный... О, опять Игореха с бодуна, — хмыкнул Даня, когда действие перенеслось в довольно грязный, серый двор какого-то замка, где высокий неприятный блондин решил наехать на самого унылого из персонажей. — Такой гладкий, — выдохнул Имран куда-то ему в волосы. — Игорь? — переспросил он в ленивом недоумении. — Ты, — тот в подтверждение провел ладонью по его животу и груди. — Да ваще пиздец, как баба, — проворчал он удовлетворенно, наклонив голову, чтобы подставить шею под губы. — Зимой мерзну прям... О, ебля! На экране единственная героиня, чье имя он запомнил, предавалась плотским утехам с законным супругом весьма страстным коленно-локтевым манером, что привело к мгновенной активизации Даниного воображения... И не только его, причем то самое «не только» заняло у его молодого организма секунды четыре. — Я тоже так хочу, — почти жалобно сообщил он, бесстыдно отираясь задом о также весьма активное достоинство своей пассии. — Прямо так? — прошептал Имран, касаясь губами его уха и слегка усилив осторожное нажатие ладони на его животе, которую часто дышащий Даня незаметно пытался подвинуть ниже. Тем временем «Эпичная Даня» решила разрыдаться прямо в процессе жаркой близости, что пыл обоих слегка подостудило. — Не, ну блядь, ну какого хуя? — заныл наш герой. — Ну и как теперь?.. Однако на протяжении оставшейся части серии она сумела наладить личную жизнь, засветившись в эротической сцене со служанкой («Охуеть, лесби-порево, вот это я понимаю!») и под конец к обоюдной радости взобравшись на суженного верхом («Плосковата жопа у джигита... А че она одетая? Ему вообще не интересно, че там? Тупой джигит»). — Ну так тоже норм, — подвел итог Даня. — Чуваку ваще лафа, лежи, кайфуй, жена сама все сделает. Когда финальным аккордом второго эпизода стала напряженная сцена убийства волка в результате конфликта на пустом месте (как и подавляющее большинство конфликтов в сериале), он от возмущения даже сел. — Я не понял, эт че, блядь, тенденция? Они в каждой будут кого-то мочить? — Ну, — потянулся Имран лениво. — Почти. — Пиздец ты жесткий, — аккуратно закрыв ноутбук, Даня снова устроился в диванном углублении, тесно прижимаясь к своей пассии, но на этот раз лицом к нему. — А ужастики любишь? — Нет, — с томной улыбкой ответил тот, устроив ладонь у него на бедре и подтягивая то на себя. — Они меня пугают. — А что любишь? — решил уточнить он, счастливо улыбаясь от физиологического свидетельства того, как сильно его хотят. Судя по коварной, совершенно неприличной улыбке, проскользнувшей по лицу его избранника, неожиданная трель мобильного лишила нашего героя возможности услышать что-то крайне любопытное. С сожалением и легкой тревогой на лице Имран извинился и продемонстрировал экран, на котором высветилось «ДинДин». Кажется, так звали его сестру, некогда промахнувшуюся с выбором супруга — в любом случае, Даня не чувствовал за собой права мешать ему общаться с родней. Поздоровавшись на своем языке, некоторое время тот хмурился, затем облегченно расплылся в улыбке и заговорил несколько кокетливо. Притихнув у него под боком, Даня снова поразился, с какой непринужденностью тот мешает языки, начиная фразу на одном, заканчивая на другом, вставляя русские крылатые выражения или пользуясь какой-то терминологией, по всей видимости, не имеющей аналогов в его родном наречии. Отреагировал он только на хихиканье, сопроводившее фразу «Да ничего, дурака валяю», возмущенным: — А че это я дурак?! Имран засмеялся и на секунду прижался губами к его лбу, после чего в речи его то и дело в каком-то непонятном ключе, но с очень приятным тоном стало проскальзывать нежное «Данечка». Речь его для нашего героя звучала примерно следующим образом: «Ага, (непонятные слова), красавчик такой, аж (много непонятных слов), ваще! Ну так (еще больше непонятных слов) электричество (совершенно непонятный вербальный поток и взгляд с гордостью) оребушек (совсем непонятно) как сапфиры (какая-то белиберда) татуху, большую такую (восторженная белиберда) ну конечно, хорошая...» Лежать в объятиях любимого человека и слушать похвалу в свой адрес даже на чужом языке было очень приятно, но острое желание продолжать «жамкать» упавшее в его руки внезапное счастье одолевало все его естество. Благоговейно проведя пальцами по плавному изгибу бока и заставив его вздрогнуть, Даня замурчал от тактильного удовольствия, чуть присполз и попытался повторить тот же путь губами по нежной, мягкой коже, от чего Имран задергался и захохотал почти фальцетом, отодвинув от себя трубку. — Ай-ай, щекотно, не могу! — завопил он, когда наш герой засмеялся прямо ему в живот. Однако против поцелуев туда же он ничего не имел, потому очень скоро наглый Даня осмелел настолько, что принялся мешать беседе, оглаживая бедра и ягодицы несчастного Имрана. Самообладанию того мог бы позавидовать даже Штирлиц, потому без каких-либо угрызений совести он хитро заухмылялся и принялся «случайно» задевать то пальцами, то тыльной стороной ладони восставшей предмет гордости своей пассии, а к концу беседы уже откровенно его наглаживал через белье, дрожа от возбуждения и ехидно веселясь от того, как тот тормозит с ответами, несмотря на ровный голос. Однако удержаться от жалобного вздоха у него не получилось, когда проворная рука, все так же через ткань, прокралась ниже и легонько сжала... Безнаказанным это коварство не осталось: быстро что-то пролепетав в трубку, Имран нажал на отбой, кинул телефон куда-то за подушку и буквально накинулся на не ожидающую подвоха, но восторженную таким поворотом жертву. — Так, все, — сообщил он ничего не соображающему Дане, из которого критическая стадия спермотоксикоза выбила последние способности мыслить связно. — Пусть хоть небо падает, но я сейчас... Живописать дальнейшее нам будет крайне непросто, так как ошалевший от счастья Данечка не только лишился остатков способностей к анализу, но и выпал на какое-то время из реальности, позабыв, где находится и кого вообще собой представляет, так как был полностью сконцентрирован на ощущении едва выносимого блаженства от влажной, шелковой, горячей гладкости ротовой полости своего избранника. Это я сейчас пытаюсь эвфемистически обрисовать довольно обыкновенное действо, в широких массах именуемое минетом, помноженное на гормональный взрыв влюбленного человека с накопленной сексуальной и эмоциональной энергией. Искренне убежденный, что остается максимально тихим, а загнанное дыхание вряд ли кому-то способно помешать, он даже пытался наблюдать за бережными, неторопливыми ласками, на периферии сознания отмечая, как невероятно красиво выглядят с этого ракурса пушистые ресницы возлюбленного, какая томная, восхитительная дымка застилает его глаза при встрече взглядов, как глянцевито блестят потемневшие от трения губы... Выдерживать такое получилось недолго, особенно после того, как сам Имран стал дрожать и еле слышно постанывать, полностью захваченный своим увлекательным занятием: вряд ли наш герой сумел в тот раз продержаться дольше пары минут. Некоторое время он отходил от пережитого и упустил из виду, каким образом его избранник сумел избавиться от кон... Следов страсти. Вывод напрашивался лишь один, и потому Даня в приступе благодарности полез целовать его, наплевав на любые ранее бередившие душу опасения по поводу вкусовых качеств таких поцелуев. Вкус оказался... Никакой. Нормальный. Даже не соленый, а какой-то... Будто бы Имран прополоскал рот озерной водой. Чуть позже, в шутку возясь и без устали продолжая ласкаться — от прежнего, слишком долгого тактильного голода, — Даня даже принялся поддразнивать возлюбленного, который, как оказалось, с мануальной самопомощью пришел к финишу еще прежде него: — Смари, у нас прям идеальное совпадение. У тя большая елда, у меня большой рот. У тя маленький рот, у меня маленький хуй. — Что за глупости? — засмеялся Имран. — Созданы друг для друга, епта, — подытожил он. — Поверь мне, это не маленький хуй. Это стандартный такой хуй, даже больше среднего. — Четырнадцать — это маленький, — заупрямился наш герой. — Ты не заглядывал в статистику? — пожурил его тот. — Это средний показатель. Как девушка с двоечкой... — Детей от первого брака, — проворчал он. — Ты просто с порнографией не сравнивай, особенно для геев которая. Там же специально актеров подбирают по этому параметру, это как если бы я сравнивал себя в беге с олимпийскими чемпионами. И вообще, — вдруг заулыбался заговорщицки Имран. — Я как-то в свой маленький рот эксперимента ради кулак засунул. — Покажи-и! — в восторге заверещал Даня, пытаясь влезть на него сверху. Трюка тот так и не показал, но причина шуточно побороться нашлась отличная, что привело к очередной серии бесконечно долгих поцелуев. Утром (которое для нормальных людей считалось временем почти полуденным), Имран разбудил его также поцелуем — нежным, осторожным и почему-то в ладонь, куда несколькими секундами позже опустился «Киндер». — О, розовый, — сонно обрадовался Даня. — Я таких еще не видел. — Вот, еще тебе купил, — присев рядом на постель и погладив его по волосам, тот вытащил из пакета зубную щетку, синие войлочные тапочки и небольшую плоскую расческу. — Не знаю, почему только сейчас додумался... А, есть еще кое-что. Он привстал, чтобы вытащить из ящика письменного стола сложенный вдвое листок, оказавшийся какой-то справкой, датированной двадцать третьим августа того же года, и протянул ее медленно моргающему Дане. — Че это?.. — тот удивленно уставился на бумагу, содержащую информацию о том, что городской Кожно-венерологический Диспансер №1 у гражданина Рахимова И.Т. никаких нарушений здоровья не обнаружил, а также что на некого Вассермана и тревожную аббревиатуру ВИЧ гражданин Рахимов не реагирует. — А че это значит? — Что вступать со мной в интимную близость безопасно, — терпеливо пояснил Имран, скромно опустив глаза. — А, типа, если ты меня укусишь за жопу от страсти, я не заражусь бешенством? — гыгыкнул наш герой, извернувшись так, чтобы оказаться головой у него на коленях, и стал разворачивать шоколадное яйцо. — Ты не похож на больного. — Ох, Данечка, — усмехнулся тот невесело. — Напомни мне как-нибудь рассказать тебе в двух словах о том, зачем нам нужна контраце... — Ты собираешься трахать меня с резинкой? — грустными глазами уставился он наверх, почувствовав затылком, как бодро отозвался на эту фразу организм любовника. — А какой тогда смысл быть геем, если все равно нужна резинка?.. В искреннем непонимании, отчего Имран снова хохочет, он пожал плечами и стал старательно разделять лакомство на две части: — Можешь трахать так, если я залечу или заболею бешенством, просто женишься на мне, делов-то. О, смари, — он вытащил из желтой пластиковой коробочки игрушку, оказавшуюся розовым колечком с тряпичной орхидеей, вручил его Имрану и протянул правую руку. — Ну во, давай, обручай прям щас. Не переставая смеяться, тот попытался надеть кольцо на его безымянный палец, однако то едва налезло на вторую фалангу. — Ну ниче, — Даня критически оглядел свою руку и положил ему в ладонь половину «киндера». — Я к свадьбе похудею. Так и не сняв «обручальное» колечко, в компании своей пассии он отправился в туалет, конечно же, занятый, но, к счастью, без очереди. — Кто первый? — толкнул он плечом Имрана. — Можно я? Мне очень надо, — пожаловался тот. Вскоре из узкой двери почти вывалился рассеянный Рома, источающий не самые соблазнительные ароматы свежескуренной травы, вяло поздоровался и направился к себе, почти столкнувшись с выходящей из соседней комнаты (в которой вроде бы в прошлый раз обитал Ильяша) Кирой. Из одежды на ней имелась одна оранжевая ночнушка с принтом в виде руки скелета, показывающей неприличный жест. — О, так и знала, — ехидно усмехнулась она. — Тебя что, вчера током било ближе к ночи? — А ты по ходу думаешь, что детей терь с инета скачивают через проводку? Про капусту сказки уже не канают? — заржал он, едва удержавшись от хвастливого «Нет, мы ебались». — Привет, Кира, — улыбнулся ей Имран, освободив уборную. — А она трахается с Илюхой, — насплетничал Даня, поспешив уединиться. — Почему ты встречаешься исключительно с мудаками? — раздался приглушенный дверью возмущенный вопль смуглой девушки. Получасом позже, жаря яичницу на кухне, они узрели явление апокалипсиса в лице самого Ильяши, на голове которого, казалось, произошел взрыв: волосы, каким-то чудом освобожденные из хаоса дредов, торчали во все стороны, игнорируя гравитацию, и делали их обладателя похожим на гигантский одуванчик. — И она мне еще чет про ток вякает? — проворчал Даня негромко. — Илюха, ты че, смычок в розетку запихал? Ну как, Москву увидел? — Почти, — вздохнул паренек, набирая воду в металлический чайник и виновато косясь на Имрана. — Мы всю ночь меня расплетали, потому что Кире не нравится, как было. Теперь она побежала в магазин за канекалоном, а мне сказала варить кофе. — Может быть, ты хочешь сварить его в турке? — подсказал Имран. — А, да, точно, — кивнул тот и медленно направился на поиски упомянутого предмета, судя по звуку шагов, в Кирину комнату. — Ну вот, — разочарованно протянул Даня. — А я думал, у нас будет жареная черная цыпочка. — Кто знает, — присвистнул Имран. — Она заставила меня вымыть голову, — преисполненный неисчерпаемой тоски, сообщил вернувшийся в кухню юноша. — Раньше я мыл волосы в тазике и просил у нее фен. Правда, она ругалась, что после меня он пахнет паленым. А теперь... Фен уже не нужен. Мучительница бедного Ильяши вернулась спустя каких-то пятнадцать минут, когда ее лохматая жертва вовсю уплетала свою четверть яичницы с помидором, луковицей и колбаской (все, что нашлось у Имрана в холодильнике помимо супа). В руках у Киры болтались три толстые косы, две из которых цветом были близки к естественному оттенку шевелюры паренька, а третья почему-то была окрашена в нежно-бирюзовый. — Садись, позавтракай с нами, — пригласил ее Имран. — Твой кофе вылился, — печально добавил Илья. — Засранец, — взмахнула косой экспрессивная девушка. — Я ведь знала, что так будет... Вид моющего посуду Имрана привел Даню в состояние блаженной мечтательности: в собственной фантазии он уже дерзнул визуализировать, как вернется когда-нибудь с нормальной работы в их уютный дом, возлюбленный встретит его у дверей, обнимет-поцелует, позовет на кухню, покормит чем-то очень вкусным (Даня на дух не переносил яичницу, но в исполнении Имрана даже она оказалась вполне съедобной), а затем вот так же будет мыть и аккуратно складывать тарелки в сушилку... Желательно, чтобы все это тот проделывал в одном фартуке, и тогда можно будет... В реальный мир вернуло его бесконечно жалобное «Ау-у-у» в исполнении, кажется, Ильи, стоны которого перестал заглушать звук бьющейся об раковину воды. — Ай-ай! — воскликнул юноша из соседней комнаты, вызвав у Имрана смешок, а у нашего героя — искреннее любопытство. — А че вы дверь не закрываете? — заглянул он в комнату к страдальцу, узрев воочию, как жестокая девушка безжалостно делит проборами его волосы на равномерные квадраты, пытаясь при этом не сильно их выдирать. — Потому что дышать нечем, — с расческой в зубах процедила она сердито. — Лучше дели ромбами, — подсказал из-за его плеча Имран. — Будет естественнее выглядеть. — А ты, я вижу, эксперт?! — взвизгнула она недовольно, оглядев его бритую голову. — Вот иди сюда и сам раздели! Он пищит и бесит меня. Не говоря ни слова, Имран забрал у нее расческу и принялся сперва аккуратно отделять друг от друга пряди выдохнувшего парня. Пока он объяснял Кире все достоинства предложенного способа разметки будущих косичек и закреплял отделенные пряди резинками, Даня поверхностно осмотрел обстановку, приметив батарею немытых чашек на подоконнике (судя по отголоскам ароматов, паренек заваривал в них супы из пакетиков), ворох одежды неясной степени чистоты на постели, толстый слой пыли на полке с книгами, неаккуратно лежащие повсюду стопки нотных записей... Единственным углом, на который можно было глядеть без желания чихнуть, было пространство между изголовьем узкой кровати и окном, где на пьедестале из двух стоящих друг на друге тумбочек разместилась драгоценная Ильяшина кеманча. — А он нежнее делает, — поделился впечатлениями хозяин комнаты, послушно опустив голову, чтобы дать доступ к затылку. — Потому что он гей, а я нет, — проворчала девушка, развешивая пряди из косы на спинку соседнего стула. — Ты че такая злая, Чизетта? — ехидно поинтересовался Даня. — У тя че, месики? — А у тя че, хуй маленький? — огрызнулась та. — Не, Ириска говорит, средний, ему нра, — похвастался он, покосившись на смеющегося Имрана. — Ириска? — прыснула Кира. — Почему ириска? Я бы звала его Чупа-Чупс. — Потому что мама думала, что он Ирочка, — объяснил Даня, затем закатал рукав футболки. — Во, видишь? Это пидорские ирисы, в честь моей Ириски. — А чего пидорские? — развеселилась она. — Потому что Ирида — это богиня радуги, — пожал плечами Даня, терпеливо позволяя ей вертеть свою руку, чтобы рассмотреть свежую татуировку. — В ее честь даже назвали иридий, — подал голос Ильяша. — Потому что красиво переливается. — А сколько ты за это все заплатил? — поинтересовалась девушка, прищурившись. — Нисколько, мне друг делал. Дать те телефон? — Интересно, — она задумчиво стала накручивать собственную кучерявую прядь на палец. — А если я куплю машинку, твой друг мне покажет, как набивать? — Ну слуш, тут не тока машинка, — Даня попытался припомнить Натанову инвентаризацию. — Тут еще провода всякие, краска, колпачки, иголки, перчатки, мази всякие. Дохуя всего... — А я думаю, что это отличная идея, — подал голос Имран. — Кира красиво рисует, для нее тату-машинка будет просто еще одним видом кисти. Покажи ему свои работы. Девушка достала телефон и продемонстрировала несколько весьма точных и почти фотографических карандашных портретов западных знаменитостей. — А чего ты не рисуешь на заказ? — удивился Даня. — Дорого не берут, а дешево нет смысла, я в кафе больше заработаю за то же время. — Слуш, скинь мне парочку, я другу перешлю, — он вытащил собственный смартфон, нашел в переписках Натана и застучал пальцем по экрану: «Братан слуш у тя не завалялась случайно какаянить ненужная машинка есть деваха рисунки супер хочет научиться бить покажешь ей как делать откроешь потом свой салон возмешь ее в рабство». Силясь не ржать слишком откровенно, он отправил и с чувством выполненного долга вернулся в реальный мир, где Имран уже показывал Кире, как прикреплять искусственную прядь к настоящей. — Смотри, если ты будешь хватать боковые кончики мизинцами и просто проворачивать кисть, это заметно увеличит скорость, — объяснял он, иллюстрируя информацию настолько мелкими и быстрыми движениями рук, что у Дани даже не получалось уследить, что именно он делает с растущей на глазах косичкой. — Офигеть, — восхитилась девушка. — Дай я попробую! — О, святая инквизиция... — вздохнул Ильяша. — Если к утру я не останусь лысым... — А что, это удобно, — подбодрил его Имран. — Тряпочкой протер и голова чистая. — Чего не сделаешь ради секса, — тихо гыгыкнул наш герой, заставив парня густо покраснеть. — А где ты научился так ловко косички делать? — спросила Кира, без особых успехов пытающаяся копировать движения его пальцев. — У меня же две сестры, — хмыкнул Имран. — Маме было не до них, а между собой они не очень ладили, так что в школу их причесывал я. А мелкую нельзя было два раза одинаково заплести, ей не нравилось. В момент, когда Ильяша вдруг мечтательно заулыбался, Даню снова пронзило ощущение, будто они были знакомы прежде. — Слыш, Илюха, — он наклонился, заглядывая тому в глаза. — Че у тя такая рожа знакомая? Где я тя мог видеть? — Так я же у Додика работаю, — наивно хлопая глазами, улыбнулся парень. — Барменом. Возможно, ситуация была бы менее неловкой, не издай его пассия весьма странный звук, похожий на что-то среднее между тихим истеричным смешком и кашлем. «Сука ты, Илюха», — вздохнул мысленно наш герой. — Меня Имран к нему устроил, — благоговейно добавил юноша, спровоцировав его на еще одно непонятное «Кхе». — Да он вообще всем помогает, — кивнула Кира. — Мне Андрейка рассказывал, какой здесь пиздец творился до него. Тут раньше жили только он, Артур и Гиля, все остальные относительно недавно. В моей комнате был тупо склад гнилого хлама, в Майиной жила чокнутая бабка, там где пацаны — какой-то бандюган. — Потом бабка отправилась к праотцам, а бандюган сел, — добавил Имран. — Одно время было четыре свободных комнаты. — Ага, а потом он притащил Майю с детками, меня, Ильяшу. Ильяша привел Рашида с Ромкой, — она потянула того за косичку к себе. — Спасибо, блин, большое, теперь все гашиком провоняло. — Здесь было очень грязно, когда я въехал, — припомнил Имран. — Но это ничто по сравнению с местом, где я снимал до этого комнату. Представьте такой длинный темный коридор, пропахший мочой и куревом, туалет из досок прямо посреди кухни. Ты готовишь, а там... Всякое, — он нервно засмеялся. — Практически все соседи не просыхают, постоянно какие-то крики, ругань, драки. — Хуясе, — присвистнул Даня. — Потом Артурчик как-то зашел в гости, спросил, сколько я за это плачу, и вот так с порога стал собирать мои вещи. Оказалось, тут дешевле и условия нормальные... Там, конечно, комната была побольше, огромная, метров двадцать пять, с высоченными эркерными окнами. Но туалет, соседи... — У Майи с Андрейкой тоже есть эркеры, — заметил Илья. — А у тя есть эклер, — напомнил наш герой, напросившись на ласковый взгляд в свою сторону. — Андрейка рассказывал, как вы с Майей на карачках отмывали сортир, — вздохнула Кира. — Что он был коричневый от грязи и ржавчины. И кухня тоже. — Грязь отмыть не проблема, сложнее всего было с плесенью в ванной, — пожаловался Имран. — Мы ее раза четыре выводили разными средствами. И теперь каждые полгода все равно надо профилактически все заливать. И тараканы приходят иногда с других этажей, за этим тоже надо следить. — И вам никто не помогал? — возмутился Даня. — Помогал, конечно. Гиля помогал с кухней, мебель починил. Андрей проспонсировал все эти моющие средства и вызов сантехника... Объяснять, почему после этих слов Кира зашлась в приступе хохота, Дане никто не захотел. — В любом случае, — отсмеявшись, сказала она, — без инициативы Имрана ничего этого не было бы. У всех же хата с краю. — Да, он всем помогает, — согласился Илья. — Мне вот нашел этот бар через знакомого, там зарплата такая, нигде больше таких нет. — Какая? — полюбопытствовал Даня. — Иногда до девяноста косарей доходит, — с придыханием похвастался парень. — Я на эти деньги маму могу содержать и себя, и время на учебу есть, там не каждый день работа. — Ты прикалываешься? — замерла девушка. — Он тя ебет, что ли? — усомнился наш герой, тут же получив в свой адрес строгий взгляд Имрана. — Нет-нет-нет, — поспешил заверить его Ильяша. — Только барменом и еще немного бухгалтерию веду, потом убираю после смены. Но только свое помещение, внутрь мне нельзя. — Тоже, что ли, в гей-клуб устроиться? — задумалась Кира. — Правда, — начал вдруг юноша после некоторых размышлений, — мне иногда кажется, что он... Как бы так сказать... — Пристает? — нахмурилась она. — Ну не то что бы прямо пристает, — поежился тот. — Как-то... То приобнимет так надолго, то по голове гладит. То просто так денег даст. Или подарит что-то. Или в дорогое кафе потащит. Ничего такого, не трогает сильно, но... — У него к тебе сугубо отцовские чувства, — мягким голосом настоял Имран. — Поверь мне, я его хорошо знаю как человека. — Да я верю, — тихо ответил Илья. — Просто ходил переживал какое-то время, думал, как реагировать, если... Ну... А вдруг я что-то не то скажу, и он меня уволит? — Не уволит, Ильяш, — заверил его тот. — Он просто о тебе заботится. Даня хотел возразить, что просто так никто ни о ком не заботится, но был отвлечен вибрацией звонящего телефона. — Привет, — поздоровалась трубка голосом Натана. — Ты не мог бы переформулировать свое сообщение? Мне сложно его понять без знаков препинания. — О, Братан, — обрадовался наш герой. — Слуш, а у тя не осталось какой-нибудь ненужной машинки? — Осталось. — Тут, кароч, деваха одна оч хорошо рисует, можешь ей одолжить машинку поучиться? — Только машинку? — уточнил Натан. — А что там еще надо? — Блок питания, корд, педаль, барьерная защита, иглы, типы, ниплы, резинки, — судя по вдоху, парень планировал перечислить весь набор расходных материалов. — Ну вот это все, да, — поспешил перебить его Даня. — Она может прийти в студию, — после нескольких секунд молчания ответил тот. — После закрытия или утром. Я все соберу и покажу, как работает. — Супер, Братан, я дам ей твой номер, да? — Хорошо. — Ты лучший братан из всех братанов, — он нажал отбой и посмотрел на заинтересованно замершую Киру. — Ну че, Чизетта, записывай номерок. Вскоре сидеть в неприбранной комнате страдающего парня в компании молчаливых плетунов ему наскучило, что вынудило Имрана отвлечься от монотонного занятия, дабы далее развлекать своего драгоценного гостя, который к тому же еще и снова проголодался. Грубо говоря, весь оставшийся день они провели, занимаясь... Ничем. Сходили в магазин, приготовили обед (Даня отчаянно пытался не спалить рис, пока Имран обжаривал для него куру в сухариках), снова угостили утомленных Киру с Ильей, посмотрели еще один эпизод сериала, в процессе «пожамкались», поболтали о жизни... День пролетел как одно мгновение, незаметно укрыв город безветренными сумерками, густо налившимися в узкий колодец двора, где за отсутствием фонарей монополию на освещение взяла на себя яркая вывеска магазина для взрослых. — А мы не ебанулись дрочить перед окном? — выразил неубедительное опасение наш герой, стараясь прижаться теснее к своей пассии, в приступе неудержимого возбуждения его раздевающей. По всей видимости, Имрану было не до окон, так как отвечать он не спешил, вместо этого нежно покусывая ключицы и наглаживая интенсивно его самые интимные места. — А если кто-то увидит? — прошептал Даня, с удивлением обнаружив, что такая мысль его даже заводит. — Мое сокровище далось мне в руки, — тот улыбнулся ему в губы счастливо. — Пусть завидуют. Почему-то этот ответ его совершенно успокоил, и всю свою энергию он перенаправил на попытки обнажить возлюбленного, с каждым движением смелея, даже наглея, лишь на секунду заколебавшись, когда пальцы коснулись резинки белья. — Я никогда не видел обрезанный, — хмыкнул он, смущенный собственным признанием. — В смысле, живьем. Я вообще никакой, кроме своего, не щупал никогда. — Данечка, — растроганно прошептал Имран, обняв его лицо ладонями. — Можно, я?.. — он не закончил, не понимая, как сформулировать свое желание, и вместо этого сжал его талию, развернул спиной к окну и усадил на широкий подоконник, бережно ухватив под бедра, затем осторожно сдвинул ниже резинку и едва не задохнулся от восторга и... недоумения. Нет, мой дорогой читатель, дело было не в самом мужеском достоинстве нашего оригинального горца, а в двух разве что косвенно связанных с ним нюансах. Восхитило нашего героя кое-что во всех отношениях приятное и весьма неожиданное — полное отсутствие растительности в области интимных органов, какое ранее ему встречалось только на порносайтах. Редкие завитки волос начинались только на животе и тонкой полоской уходили вверх к груди, да и бедра были относительно гладкими. А вот недоумение вызвала... — Че это? — он уставился на темное пятно произвольной формы, не то чтобы украшающее кожу чуть правее и ниже выступающей левой тазовой косточки Имрана. — Родимое пятно? — Хамса, — смущенно усмехнулся тот. — Она просто расплылась немного. — Хуясе немного, — не согласился Даня, опустившись на одно колено, чтобы лучше разглядеть безобразное подобие татуировки. — Это ж клякса. Кляксо-хамса. Клямса. — Я сначала хотел розочку в честь бабули, — с ощутимым стеснением попытался оправдаться тот. — Но потом решил, что это... Не совсем правильное место. Я тогда только приехал в Питер и, знаешь... Сделал ее в качестве протеста, что ли. В каком-то стремном месте. Такой немного отчаянный жест. — Хорошо, что она направлена вниз, — он погладил кончиками пальцев закрашенную кожу. — Почему? — Когда эта штука вверх, то похожа на знак «Стоп». — А так на приглашение, да? — невесело хмыкнул Имран. — Нет, на размазню какую-то, — честно ответил Даня. — Давай я отведу тебя к Натану и забьем тебя твоими розами. — Розами? — мечтательно улыбнулся тот. — До сих пор мне предлагали только камнями. — Можно и камнями, — он потянул резинку ниже. — Сапфирами твоими вперемешку с розами. — Я такого не видел никогда, — Имран оперся на руки и приподнял бедра, помогая избавить себя от белья. — Ну если красиво сде... Ох, ебать! — не сдержал он чувств, узрев елд... стратегическое вооружение своего избранника. Положа руку на сердце, пересмотревший за последние недели внушительное количество актерских инструментов в характерных фильмах Даня мог утверждать, что этому человеку судьба сделала подарок в виде одного из самых эстетичных репродуктивных органов, каким может обладать человек. Возможно, отчасти на такие выводы сподвигло его возбуждение, помноженное на общее чувство восхищения в отношении обладателя выдающегося элемента анатомии, но отнюдь не размер был тем, что привело нашего героя в состояние эйфории — как раз параметры он для себя уяснил еще в первую ночь, проведенную в одной постели с возлюбленным. Однако таких ровных, гладких, аккуратных хуе... прошу прощения, членов он действительно не видел еще никогда. И тем более не имел возможности беспрепятственно разглядывать подобную роскошь вблизи, трогать, касаться по-всякому, исследовать пальцами бархатистую текстуру нежной кожи, мягкий рельеф выступающих вен и едва заметного шрама... — Охуеть он у тя красивый, — прошептал он завороженно, глянув мельком наверх, в лицо часто моргающего, неровно дышащего, но внимательного Имрана. — О, и ноздри красивые, ровные такие. — Да, ты говорил, — отозвался тот чуть задыхающимся, слабым голосом. — Охуе-еть, ты и яйки тож побрил, — изумился он, поместив упомянутую часть тела в ладонь и осторожно массируя, как обычно поступал с аналогичной собственной. — Такие гладкие... И это... Как его... Ну, не висят. — Так это же от состояния... Зависит, — выдохнул Имран, прикрыв глаза. — Ты так охуенно пахнешь, — от переизбытка чувств Даня уткнулся носом в сгиб его бедра. — Я ща прям тут обкончаюсь. — Я тоже, Данечка, — сипло отозвались сверху. — Иди сюда. Ласковым движением Имран потянул его вверх за подбородок, побуждая подняться на ноги, и плавно соскользнул с подоконника, затем крепко обнял за талию и усадил на свое место, затянув в недолгий, но глубокий поцелуй. — О, ты мне тут жопкой нагрел, — обрадовался Даня, глядя, как он наклонился в направлении «изголовья» постели, чтобы налить в ладонь что-то скользкое и затем придвинуть его бедрами плотнее к себе. — Э-э, Ириска, а я это... Ну... Отсосать те хотел. — Данечка, — улыбнулся он между несколькими короткими поцелуями, сжав влажной рукой оба члена. — Нас никто не торопит. Всему свое время. — Но я же хочу. — Не спеши, драгоценный мой, мы все успеем. — Ну че ты такой тормозну... — не успел закончить он, будучи в очередной раз обезмолвленным настойчивыми губами. Продержаться на гребне волны этих слишком интенсивных ощущений получилось у них недолго, а дополнительная смазка, вылитая его коварной пассией прямо на невероятно чувствительные в подобном положении головки, только ускорила кульминационный момент. Наш бедный Данечка отчаянно жмурился, прятал лицо на плече у возлюбленного и тихонько (как ему казалось) постанывал от удовольствия, пока тот бессовестно размазывал вязкое по их самым чувствительным местам, параллельно притираясь собственным членом к Даниному прямо в тисках пальцев. Под самый финиш, едва соображающий от нахлынувших эмоций, он даже перенял инициативу, обхватив ногами бедра Имрана, чтобы теснее прижать к себе... И почти мгновенно почувствовал его руки на пояснице, отчего объятие стало еще более крепким; оба органа, зажатые между их животами, легко скользили в моменты неритмичных, неосознанных толчков навстречу друг другу. Засыпал Даня в ту ночь с чувством абсолютного физического и морального удовлетворения, дополненных бонусом осознания, что теперь в его распоряжении имеется не один, а целых два полностью функциональных инструмента для достижения высшей степени блаженства и единения с возлюбленным, в чьих объятиях все детали этого несовершенного мира вставали на свои места. Пробудился он снова на рассвете, в уже привычном плену медвежьей хватки, и тут же расплылся в неадекватно счастливой улыбке от ощущения стабильно упирающегося в бедро стояка. Имран спал крепко и поворачивался на спину весьма неохотно, пытаясь осуществить на нем очередной борцовский захват, но намерениям нашего упрямого героя в то утро ничто не могло помешать. Улегшись поудобнее между ног у безмятежно посапывающего избранника, преисполненный чувства гордости от обладания столь ценным экземпляром мужского достоинства, он некоторое время просто любовался им, легко поглаживая, затем несмело попытался коснуться языком, на всякий случай наблюдая за лицом все так же неподвижного Имрана. Прерывисто выдохнув от понимания, что диаметр предмета в руке действительно недалек от диаметра собственного запястья, Даня попытался обхватить его губами и обескураженно осознал, что дальше середины такую хреновину в рот не затолкнуть. Однако облизывать эту чудную штуку на манер огромного леденца ему пришлось по душе. Достаточно смочив головку, он снова попытался засунуть ее в рот и даже неуверенно подвигал головой, припоминая, как самому было бы приятнее. Примерно в тот момент, когда он додумался попробовать втянуть щеки, дабы создать внутри вакуум, по комнате разнесся тихий, сонный стон одобрения, а возлюбленный его вдруг зашевелился, без какого-либо стеснения устроил руку у него на затылке и стал легонько толкаться бедрами навстречу, заставив его задрожать от возбуждения и испугаться собственной бурной реакции на такой властный жест. Стараясь не двигаться и понимая, что сознание куда-то уплывает, Даня на всякий случай ухватил основание члена, дабы тот в порыве страсти его не придушил. «Или не утопил», — поправил он себя. Тем не менее даже так весь рот казался чрезмерно заполненным. Меньше минуты понадобилось ему для, так сказать, вхождения во вкус, попыток приноровиться и искреннего непонимания, почему же не получается орудовать артикуляционным аппаратом так же ловко, как в не к утру будь помянутой порнухе. Еще большее, но уже привычное недоумение вызывал факт собственного почти болезненного восторга от того, как проходится по губам эта текстура, как дергается и постанывает не до конца проснувшийся, но уже разгоряченный любовник, как он шипит сквозь зубы, держит за волосы и почти грубо... Дане показалось, что он способен кончить от одной только формулировки «трахает в рот». Приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы продолжать втягивать щеки и при этом не издавать слишком резких хлюпающих звуков от обилия стекающей по подбородку слюны. Это было непросто с учетом колотящегося и пытающегося выпрыгнуть сердца и неловких, неконтролируемых движений собственных бедер в надежде потереться хотя бы об диван. — Данечка, — в почти испуганной растерянности вдруг произнес Имран, видимо, только сейчас окончательно проснувшись. Нахмурившись недовольно, тот жестом указал ему продолжать движение, теперь осторожное, плавное, в такт ласковым поглаживаниям по голове. В этом определенно тоже была своя прелесть, даже несмотря на то, как сильно ему хотелось возобновления процесса, характеризуемого термином «трахать». Пика наслаждения его избранник достиг неожиданно для обоих, довольно громко застонав, чем вызвал у Дани мгновенную панику: быстро отодвинувшись, чтобы шикнуть на него, тот не рассчитал, что именно таким образом все следы страсти окажутся прямиком у него на лице, а несколько капель даже на ресницах. И никак не ожидал, что это заставит свою пассию закрыть лицо руками от задушенного смеха. — Мой смелый оребушек, — умилился тот, утерев слезы, и протянул руки. — Иди ко мне. Приподнявшись на руках, он улегся на Имрана, избегая попыток того зацеловать его измазанную физиономию, и принялся выражать собственное возмущение: — Если б ты еще немного меня вот так жестко поебал в рот, я б прям там разрядился, может, даже без рук. Я че, хрустальный, по-твоему? Мне нравится, как ты сначала делал. — А как я делал? — сконфуженно поинтересовался тот. — Я не помню, я же спал... — Знаешь, как я хочу? — перебил его Даня, быстрыми движениями руки помогая себе достичь финала. — Чтобы в следующий раз ты выеб меня в рот у стены. И за волосы... Имран не дал ему закончить, уложив на спину и заменив его руку собственным ртом. — Надо вымыть морду, — лениво констатировал наш герой, блаженно потягиваясь в его объятиях спустя пару минут, разомлевший от ласковых слов и нежных, благодарных поглаживаний. — Я ща приду. Натянув джинсы, он в новых тапках выполз в коридор, мысленно радуясь, что смог так быстро довести любовника до кульминации блаженства, что вкус и на этот раз был вполне нейтральный, что Имран такой чистоплотный и предпочитает сбривать волосы на ло... — Да еб твою мать! — воскликнул он, едва не подпрыгнув от испуга, когда столкнулся в дверях уборной с чем-то воистину пугающим: тем самым черноволосым мужчиной со скрипучим голосом и блестящим синим халатом, который на этот раз оказался еще и «при параде». Веки его украшали голубые, не менее блестящие тени, вокруг глаз, напоминая естественный окрас панды, расплылась тушь, а остатки красной помады никаким образом не хотели оставаться в рамках контура губ. Однако на этот раз мозг нашего героя быстро нашел соответствие и идентифицировал экстравагантную особу по имени. — Охуительная... Эта... Как ее... Гюзель?! — хохотнул Даня. — Охуительная, в точку, — презрительно скривился мужчина, обдав его хмельным дыханием. — Но для тебя пока Артур Наилевич. — Наи... Че? — не понял он, вылупившись озадаченно на внезапного собеседника. — Хуй через плечо, — огрызнулся тот. — Хотя, я гляжу, он тебя скорее по лицу шлепал. Что-то нашу Гюльчатай на юношей потянуло. — Але, какие юноши, мне тридцатник. — Да я вижу, — криво усмехнулся Артур Наилевич, направившись к себе в комнату. — Молоко еще на губах не обсохло, ага. Таким образом наш герой, едва не схлопотав преждевременный инфаркт, познакомился с ранее упомянутым в рассказе единственным жителем этого блока коммуналки, который отсутствовал на импровизированном празднике жизни пару глав тому назад. Ближе с ним мы познакомимся чуть позже, а пока отправим нашего умытого героя обратно в уютное гнездышко из подушек и одеял, засыпать под боком у возлюбленного. Скорее всего, эта глава так бы и закончилась на радужной ноте любовной идиллии этой забавной пары, если бы при попытке снять джинсы Даня не уронил лежащий в кармане телефон, причем еще и мимо ковра. Вздрогнув от громкого стука, он удивленно посмотрел на не шелохнувшегося, тихонько сопящего Имрана, поднял аппарат и буквально на мгновение включил экран, дабы проверить, не треснул ли он. Этого мгновения хватило, чтобы поселить внутри неясную тревогу, осознание причины которой пришло только через несколько секунд, когда он уже собирался залезть в постель. Снова включив экран, он в смешанных чувствах уставился на верхнее уведомление от Инстаграма на экране блокировки, сообщающее, что «glassriver подписался на ваши обновления». Не понимая собственных ощущений, Даня как загипнотизированный открыл приложение и обнаружил, что навязчивая речная стекляшка, по совместительству вполне вероятная экс-любовь его Имрана, обнаглела до такой степени, что лайкнула ему обе фотографии, а под портретной еще и оставила комментарий: «Очень красиво!!!)))))) :****». — Какого, блядь, хуя, — шепотом наехал он на спящего Имрана, — твой бывший шлет мне поцелуйчики?!