The Non-coolest Love Story Ever

Когда-то давно, еще в отроческий период, наш наблюдательный герой выяснил эмпирическим путем один любопытный факт: восприятие в состоянии... скажем так, боеготовности и в состоянии покоя различается кардинально. Об этой особенности своего, да и любого другого, как он полагал, полноценно функционирующего организма он старался не думать, дабы не фрустрировать о том, что какая-то маленькая, совершенно не лестных габаритов штуковина способна перехватить контроль над всей его эмоциональной сферой и — хуже того! — нейтрализовать силу воли и подменить мотивы. Поразительнее всего в этом хитром телесном устройстве было то, с какой скоростью здравый смысл возвращался на свое место, стоило мануально или с кем-то в дуэте... хм... снять напряжение. В очередной раз размышлять о высоких материях устройства головного мозга он был вынужден тем самым субботним вечером, как только проворные руки хитрого Натана, оккупировавшие его интимные зоны, довели свою бесчестную задумку до ожидаемого финала, вызволив из забытья рассудок. Тот велел скорее делать ноги, дабы ситуацию не усугубить в ущерб и без того запятнанной совести, потому Даня по возможности оперативно распрощался под предлогом встречи со своей пассией, на деле устремившись под материнское крыло. Имран обещал забрать его утром по пути с ночной смены, на которую его в очередной раз упросили выйти, подменив некого несчастного приболевшего коллегу. Технология составления расписания этого таксопарка оставалась для нашего героя загадкой, ибо никакой логики и последовательности в ней не наблюдалось. За техосмотр он также не беспокоился, уже давно сделав для себя вывод, что, будь у его пассии гарем, роль первой жены досталась бы самому Дане, а второй — уже давно не новой, но горячо любимой «Шкоде». До полуночи прочаевничав с мамой и заодно живописуя ей в подробностях радость от не только по достоинству оплачиваемого, но и приятного душе созидательного процесса, он почти до рассвета не мог уснуть, снедаемый тревожными мыслями о недавнем прошлом и ближайшем будущем. Соврать Имрану он не смог бы, и загвоздка имелась даже не в моральной неспособности утаивать от того какую-либо информацию, но в упрямом нежелании этого делать. Невинными беседы и рукоблудие на пару с давним другом казались ровно до того момента, пока Даня не попробовал отзеркалить ситуацию, представив аналогичное взаимодействие Имрана с, например, почти влюбленным в него Ильяшей, после чего прочувствовал весь эмоциональный спектр, сопутствующий прорезающимся рогам. Ревность, злость и обида (которые он в общем-то и так с легкостью продуцировал без какого-либо повода) оказались не столь деструктивны в сравнении с обессиливающим вопросом «Что я сделал не так?». Имран все делал так. В общем-то он был идеален по всем параметрам, удовлетворял сто десять процентов любого рода потребностей своего оребушка, ни разу не то что не обидел — голос не повысил. Способный найти правильные слова в ответ на любую жалобу, развеять беспокойство, вдохновить на подвиг или унять пыл, отдать последнее, не ожидая ничего взамен — разве заслуживал его избранник такого пренебрежения?.. Демон распутства на одном плече внушал, что ничего такого не произошло, это ведь почти рукопожатие, тем более что Даня непрерывно в процессе вспоминал возлюбленного... Да и вообще заслужил немного свободы действий после стольких лет вынужденной аскезы. По сути — просто дал себя облапать человеку из ближнего круга. Совсем немного. Сам ведь никому в штаны не лез и ничьи причиндалы не щупал... Доводы ангела верности мы уже обозначили выше, и этот крылатый тип своими петушиными коготками царапал Данино нутро вплоть до отбытия в мир сновидений. Причиной дискомфорта и основным поводом для чувства вины послужили даже не столько формально безобидные ласки Братана, сколько инстинктивное желание передать ему контроль — не будь наш герой так уверен в честности друга, бежал бы прочь, роняя кеды, в том числе от ясного понимания, что контролировать себя в такие моменты не способен. К утру на несчастного Даню снова накатилась паника вместе с риторическим вопросом истинного максималиста, адресованным зеркалу в ванной и звучащим примерно так: — Че, и терь при живой булке любой, кто меня за шкирятник да в подуху — велкам ту май жопь?! Ну охуеть теперь. Обкусав под корень все ногти, он попытался себя успокоить доводами разума, возражающего, что, конечно же, нет, далеко не каждый. Да и сложиться такая ситуация могла лишь при определенном стечении редких обстоятельств в виде благоприятного уединения, давнего сексуального интереса, еще и взаимного, и доверия между соучастниками, что вкупе встречается крайне редко. Замученный Имран приехал около десяти утра, в качестве гостинца захватив в булочной свежие пышки, и остался у не то тещи, не то свекрови на завтрак-ужин, в процессе которого Зоя Вениаминовна загорелась идеей покупки двуспальной кровати в комнату сына, дабы «милые мальчики не стеснялись оставаться ночевать», а Даня загорелся идеей ремонта в материнской квартире. У Имрана собственных идей не имелось, потому он с сонным энтузиазмом поддержал обе, пообещав способствовать их воплощению всем от него зависящим. — Обожаю, как твоя мама готовит, — мурчал он, довольно косясь на заднее сиденье, где помимо прочей врученной им с собой домашней стряпни лежала замотанная в кухонное полотенце коробка блинчиков с черничной начинкой. — Ради таких завтраков я готов хоть сейчас ехать за кроватью. На первом же светофоре, стоило им выехать из Купчино, болезненно сжимающееся от нежности и сожаления сердце заставило Даню уцепиться за ворот своего избранника, дабы продемонстрировать ему долгим до гудков стоящих позади машин поцелуем, как сильно он соскучился и как раскаивается в своей «недоизмене». В тот момент в голове его не укладывалось, как можно было вообще подумать о ком-то еще, когда судьба подарила возможность засыпать и просыпаться рядом с самым красивым, притягательным и желанным человеком на свете, одна мысль об изгибе губ которого в секунды ускоряет пульс и сбивает дыхание. — Сердце мое, — улыбнулся ему Имран с теплотой, от которой все внутри почти мгновенно успокоилось. — Нежный такой. — Ниче я не нежный, — проворчал наш герой, отвернувшись к боковому окну, чтобы спрятать невольную ответную улыбку. — Грозный оребушек, — подтвердил тот, смеясь в умилении. — Радость моя. По приезде в коммуналку силы оставили обоих, посему Даня быстро выложил провизию в холодильник, позволив своей пассии посетить свободный в такое время душ, после чего они некоторое время пытались предаться интимным утехам, но решили ограничиться краткой и приятной взаимопомощью, дабы случайно в процессе не уснуть. Разглядывая своего почти мгновенно засопевшего возлюбленного, он снова погрузился в состояние спокойной эйфории, до повлажневших глаз благодарный провидению за обретенное счастье. Дальнейшие события того дня продемонстрировали, что соврать своему избраннику наш герой не смог бы не только по причинам этическим, но и чисто ввиду нежелания хранить в голове лишнюю информацию. Когда в восьмом часу вечера телефон его завибрировал, уведомляя о сообщении в одной из соцсетей, не чуя подвоха, он зарылся поглубже в одеяла и глухо пробубнил нечто нечленораздельное, наказав своей пассии глянуть, кому там неймется в воскресный вечер. Пробуждение, вслед за которым пришло осознание, чем может быть вызвана звенящая тишина в комнате, заняло секунд десять. Подавив в себе мгновенный порыв вскочить и вырвать из рук Имрана телефон, Даня замер, стараясь дышать ровнее и ничем не выдать охватившее его смятение. Риск был велик и разнообразен, так как написывать в такое время стал бы только кто-то из своих, и тема беседы в любом случае вряд ли предназначалась для глаз его избранника, включая подготовку завтрашней вечеринки-сюрприза и вчерашние компрометирующие события. — Ну че там? — прикладывая усилия, чтобы голос звучал сонно и расслабленно, спросил он, с опаской высовывая голову из своего убежища, дабы узреть округлившего глаза подозрительно улыбающегося Имрана. — Там твой друг Натан, — вскинул брови тот. — Просит не забыть поинтересоваться у меня, можно ли неким «нам» заняться сексом. Могу я полюбопытствовать?.. Обреченно застонав, сконфуженный до пунцовых ушей, Даня уткнулся лицом в подушку, заметив однако, как Имран тактично выключил и положил на стол его устройство. — Ты хочешь?.. — выждав паузу, снова спросил тот. — У-у, — донеслось заглушенное одеялом отрицание. — Он обещает в случае моего благословения сделать так, как тебе нравится, — неуверенно хмыкнул он. Оторвав лицо от подушки в осознании, что загнан в угол собственными неосторожностью и ущербной моралью, Даня тяжело вздохнул, нехотя сел на постели, потер лицо руками и, не глядя на собеседника, заговорил: — Мы вчера с Братаном чет базарили за жизнь и как-то... Ну... Стали чет про отношения говорить. Он там про своего рассказал, я ну так... Что типа у нас все ок с тобой. Ну и как-то... Ну... Как объяснить... — Как есть, — мягко попросил тот. — Ну кароч... Ниче не было! Мы не трахались, — спохватился он, мельком взглянув во внимательные и как будто печальные глаза своего избранника. — Ну... Но как бы... Он сказал, что ему нравится... Короче... Пф-ф... — Данечка, — Имран подсел к нему на диван, аккуратно отнимая его руки от лица. — Ты рассказал ему о чем-то, о чем стесняешься сказать мне? — Да, — еле слышно ответил наш герой, выдохнув с ощутимым облегчением в робкой надежде, что этой полуправдой сможет отвести внимание возлюбленного от более щекотливых тем. — Может быть, мы вместе попробуем сделать так, как тебе нравится? — со слегка заговорщицким видом улыбнулся ему тот, поглаживая большими пальцами его ладони. — Если тебе это приятно, то мне точно тоже понравится. — Не факт, — пессимистично отозвался Даня, в волнении уткнувшись лбом ему в шею. В глубине души он не верил, что этот человек в принципе способен наслаждаться чьей-то уязвимостью, и невесело полагал, что... — Я не оч хочу, чтоб это было обслуживание тобой меня, — угрюмо проворчал он. — Такого не может быть, — Имран повернул голову, чтобы коротко поцеловать его в висок. — Почти от любого взаимодействия с тобой я могу получить приятные телесные ощущения, но даже не это главное. Если я почувствую, что в моих силах довести тебя до... Это лучшее из всего, что я могу желать. — Откуда ты взялся, ебаный идеал? — он покосился на него с беспомощным видом. — Ебанный Данечкой идеал, — хитро усмехнувшись, поправил его тот. — Я... — почти заикаясь от смущения, он вздрогнул, с трудом формулируя свои слишком волнительные мысли. — Я бы хотел... Я не знаю, как объяснить. — Ты можешь показать, — предложил Имран шепотом. — Как?.. — он снова поднял растерянный взгляд. — Направь меня, — тот улыбнулся ему в губы перед чувственным, только поначалу нежным поцелуем, достаточно долгим, чтобы нашему герою хватило времени на маленький блицкриг с собственными парализующими страхами и один единственный, откровенный и символичный жест. — Сожми, — шепотом попросил он, в какой-то момент по-настоящему испугавшись, несмотря на весь свой фатализм, что тот отреагирует негативно. — Тебе нравится асфиксия? — лицо его любовника оставалось спокойным, в глазах по-прежнему таилась ласковая забота, к которой теперь примешалась нотка легкого недопонимания. — Нет... Только если... Нет. Это не главное, — собрав последние крупицы мужества, Даня подавил желание зажмуриться, неотрывно следя за его реакцией. Наверное, сейчас, мой дорогой читатель, нам стоит забежать немного вперед, заглянуть за завесу неизведанного, приоткрыть врата грядущего... Кхм, простите, мне тоже следует смотреть поменьше псевдоисторического. Итак, Имран. Этот заботливый милый Имран, несмотря на весь жизненный опыт осознавшего еще в отрочестве свою гомосексуальность мужчины и короткий, но страстный роман с ценителем всего... оригинального Додиком, не сразу сообразил, чего такого необыкновенного стесняется его перепуганный оребушек. Данина уверенность в нелюбви партнера ко всякого рода насильственным действиям происходила лишь отчасти из рассказов о военном юношестве и пацифистских взглядах. Эмоционально он считывал ее с мышц лица, движений глаз, поджатых губ, напряженной шеи, застывших пальцев... Возможно, Имран действительно не хотел иметь никакого отношения к боли, своей или чужой, и вся его природная, глубинная агрессия — естественный защитный механизм, — оставалась стабильно подавляемой на протяжении многих лет. Будь наш герой чуть более склонен к аналитической рефлексии и внимателен к деталям, мог бы задуматься о том, какие выходы нашел для нее этот человек и как справлялся до сих пор с темной стороной своей натуры. Но факт оставался фактом — поверить, что тот, подобно не задумывающемуся ни на секунду Натану, способен так же легко вывернуть своему партнеру сустав, как недавно поступил с Беней, не получалось... До момента, когда Даня, не успев даже понять, что произошло, вдруг оказался на животе и обездвижен, удерживаемый за один только прижатый к простыням под неестественным углом локоть. Кровь застучала в висках от понимания, что это не безобидная рука Братана на затылке, которую можно скинуть, тряхнув головой, и не игровой захват, а совершенно реальный болевой прием, и дернись он теперь — рисковал бы получить травму. От этой мысли почему-то стало жарко, а пульсация из головы переместилась в низ живота, ввиду чего наш герой был вынужден снова спрятать лицо в подушку. — Я не уверен, что смогу тебя ударить, — чуть встревоженным шепотом признался Имран над его ухом. — Мне не надо, чтоб ты меня бил, — вывернув голову, хрипло отозвался он. — Просто... Я не хочу садо-мазо и все такое. Я хочу... Имран и вправду не желал причинять ему боль, но за болью Даня никогда не гнался, не находя в ней чего-то самоценного. До Натановой уверенности и бескомпромиссности его пассии было далеко: страх причинить ущерб сковывал его, как кого-то, кто привык такую боль терпеть и не в состоянии понять, как она может нравиться. — Контроль? — тихо предположил тот, с нежностью целуя его загривок, но так и не отпустив локоть. — Нет... — Подавление? — Да... Не совсем. И все-таки он сумел понять на уровне эмоций. Поймать за хвост ускользающий повод, нащупать рычаги и перенять контроль. — Неизбежность? Ничего не ответив, Даня только через силу выдохнул, пытаясь унять дрожь. — Тебе больно. — Да. — Отпустить? — Нет... — Если назовешь Ириской, я остановлюсь, что бы ни делал, хорошо? — Да. — Кажется, нам надо на ковер. Происходящее далее, вопреки пафосной прелюдии к этой сцене, невыносимо напоминало нашему герою упорную игру на расстроенном инструменте: несвойственная их паре динамика, неловкие движения, более походящие на попытку разойтись в узких дверях, периодически зависающий Имран, в котором сострадание никак не могло отдать бразды правления собственничеству... По лицу его порой проскальзывала едва уловимая паника, и Даня невольно снова сравнивал их с Натаном, получающим откровенное наслаждение от покорности и беспомощности партнера. Имран же, образно говоря, двигался практически на ощупь, натыкаясь на стены и предметы, и в какой-то момент именно это вдруг стало наиболее ценным: не имея собственной склонности, он упрямо шел навстречу желаниям своего оребушка, разучивал его границы, перекраивал себя ради него. Ничто в тот раз не походило ни на одно из тематического содержания видео, что попадались нашему любопытному герою на просторах сети. Наоборот, это было реальнее, последовательнее, логичнее, выводило из равновесия бесконечным горизонтом перспектив. Имран умел быть жестким иначе, чем Натан, и каким-то неведомым путем при этом не расплескивал ни капли своей нежности, даже несмотря на то, что акт любви со стороны скорее походил на спарринг. Именно такой формулировкой обозначил бы их сексуальный контакт Даня, потому как даже лежа грудью на ковре с хрустящими от напряжения лопатками и ногами, бездвижно зафиксированными между бедер Имрана, он ни на секунду не переставал ощущать себя объектом именно любви. В какой-то момент одного интереса ради он всерьез попытался вырваться и пришел в восторг от констатации факта, что в реальном противостоянии шансов против своей пассии не имеет никаких. После, правда, в его мыслях поднялась волна очередного ревнивого ворчания на тему того, что отношения с Изей-борцом явно пошли его прекрасной булке на пользу, не говоря уже о больной... то есть богатой фантазии садо-мазо-бывшего Додика. Себя Даня, несмотря на совокупность желаний и необыкновенных потребностей, к мазохистам никак не относил, так как из-за и без того болезненного эго не смог бы терпеть никакого унижения. Да и надрыв, и напускная трусость, и прикрытое показательной агрессией хрупкое сердце — все это, по мнению нашего героя, не стоило отдельных наименований, а о сабмиссивности он тогда еще не ведал ни сном, ни духом. Пока он даже не пытался анализировать, отчего ему до нехватки кислорода волнительно и хорошо, когда Имран болезненно прижимает его руки к жесткой даже через плед и ковер поверхности паркета; когда игнорирует вялые брыкания и единолично решает, в каком именно положении Даня проведет следующие минуты; когда уже знакомым манером берет — быстро, сильно и на этот раз не жалея, твердой ладонью на губах отобрав право даже на жалобное поскуливание от слишком интенсивных ощущений. Нашему герою сложно было понять, как за неполный месяц они прошли тернистый путь от «Нет, оно не лезет, убери!» до «Быстрее-сильнее-пожалуйста-что-ты-там-застрял-что-ли?!». Но не легче было и осознание того, что параллельно с этим путем случилась другая, гораздо более поразительная метаморфоза. Он прекрасно помнил момент своего пробуждения в этой комнате в их первую встречу, абсурдные Имрановы «сапфиры» и его не менее идиотскую реакцию, и с трудом мог поверить, что за каких-то три месяца — период в контексте жизни незначительный — они смогли стать друг другу роднее, дороже и любимее всего. Будто бы правдива эта глупая история о двух половинках целого, будто это судьба, а не гибкость, забота и терпение с одной стороны и абсолютная преданность с другой (от совести он отмахнулся замечанием, что верность и преданность — не одно и то же). Уже глубокой ночью, слушая приглушенный окном шум города и оставив попытки уснуть, Даня любовался мирным лицом Имрана, успокоенный ритмом его дыхания и теплыми объятиями. Тот периодически в полудреме прижимал его к себе покрепче или гладил, затем снова погружался в забытье, только раз открыв глаза на попытку укрыть его плотнее. — Не спишь? — сонно улыбнулся Имран, устраивая его голову у себя на плече. — Не могу уснуть, — прошептал ему в шею Даня. — О чем думаешь? — О том, что... — он замялся, не уверенный в ясности формулировок. — Одна из причин, почему мне так трудно с людьми, ну там, пускать в душу, или типа просто... Быть искренним. Одна из таких причин, наверно, главная, в том, что я никогда не встречал никого, кто бы относился... бережно. Ну... Ко мне. То есть, встречал, может быть, но так редко, что прям... Окончательно перестал верить, что в моем случае возможен такой, знаешь, продуктивный и долгий союз... с кем-то. — Романтический? — промурчал Имран, мягко поцеловав его в лоб. — Да хуй знает, какой. Романтический, дружеский, творческий, — попытался пожать плечами Даня, не преуспев ввиду силы объятий своей пассии. — И вот терь есть ты. И ты ко мне бережно, я чувствую. Это... Знаешь, как бы... Тяжело перенести. Даже больно. Как будто всегда били, а сейчас вдруг гладят. Мне с тобой спокойно и хорошо, и от этого иногда больно. Не знаю, почему. — Может быть, тебе больно от пережитого до, — тот мягко уложил его на спину, нависая сверху не опасностью, но защитой. — У меня тоже иногда болит... Что-то в груди, когда я думаю, как много времени упущено. Как много шрамов получено, много всего могло бы быть и не случилось. А потом думаю — эта вся неразрывная цепь событий привела меня к тебе, подготовила к тебе, сделала тем, кто... Кого ты смог подпустить. Некоторое время оба молчали, улыбаясь друг другу в синеватой темноте. — Послушай, я до встречи с тобой не просто перестал верить, — заговорил первым Имран. — Я смирился, что этого не будет. Ничего не будет. Ни семьи, ни творчества, ни самореализации. Более того, это был мой выбор. Выбор «не». Не делать. Не создавать семью, не заводить детей, не искать себя, не, не... не. — Почему? — тихо спросил Даня, трогая пальцами его лицо. — Мне не хотелось жить, — не сразу ответил тот. — Я не понимал, зачем. — А теперь? — Теперь не нужна причина. Я просто здесь и сейчас, проживаю момент. Научился у тебя. Не загадывать, не планировать, не тревожиться, не бояться. Просто быть. Вижу тебя, и мне хорошо. И больше ничего не надо. — Я понимаю. Понедельник двадцать первого октября выдался солнечным и морозным по осенним меркам, чего наш герой пока обнаружить никак не мог, так как в восьмом часу утра, пробудившись в предрассветных сумерках, вспомнил о сакральной примете: как год встретишь, так и проведешь. Новогодний характер выражения его не особенно заботил, а вот предлог для коварного действа был самый что ни на есть весомый. Еще вчера предупредив Дамтина, что в честь особенного в его семейной жизни дня на работу он явится несколько позже и своим ходом, с чистой совестью Даня не без труда выпутался из любовных тисков избранника и полез в глубины одеяла, про себя ухмыляясь, что ближайший год тот теперь просто обязан провести с членом у него во рту. Жертва чувственной экзекуции оценила его старания по достоинству, со сна не сообразив, в каких обстоятельствах находится, и очень красиво, но слишком громко застонав. Стон этот, однако, превратился в обиженное «Ау!», когда засуетившийся в испуге провокатор не придумал ничего лучше, чем ущипнуть его за зад. Тем не менее, вскоре он триумфально навис над поверженным, часто дышащим, разомлевшим любовником, довольный результатами интенсивного труда. — Иди сюда, я тоже хочу, — с хитрой улыбкой зашептал Имран, потянувшись к его уязвимым местам, однако был остановлен ладонью на груди. — Погоди, сначала подарок. — Еще один?.. Вообще-то дарить ему цацки Даня не планировал и даже мысли такой не имел, пока несколькими днями ранее не наткнулся в сети на рекламу ювелирного магазина аутентичного направления, бездумно перейдя по ссылке, и не приметил вдруг безделушку, заставившую его губы растянуться в очень коварной ухмылке. Натан помог ему оформить заказ и даже согласился собственноручно забрать покупку из магазина, добавив от себя бархатный мешочек цвета, как он сказал, индиго. — Это оберег, — объяснил Даня, когда Имран с неуверенной, удивленной улыбкой осторожно вытащил на свет крупную серебряную подвеску в виде раскрытой ладони, увитой сложным узором лозы. — Там еще внутри цепка и кольцо, чтоб на ключи вешать, потому что ты заебал по утрам носиться и причитать, где мои ключи, ах, я их потерял, все пропало, мы все умрем... — Данечка, — растроганно выдохнул тот. — Это я, — согласился Даня, слегка взволнованный и потому многословный. — По ходу, как-то так должна была выглядеть твоя татуха, пока не стала кляксой. Тот кивнул, ничего не ответив, только продолжая завороженно разглядывать безделушку, поглаживая ее указательным пальцем свободной руки. — А это «Уай, сапфыр» типа, — он указал на прозрачный камень круглой огранки в символическом глазу по центру ладони. — В ярлычке написано, что реально сапфир. Я решил, что это судьба. Кароч, эта штука будет от тя всяких ухажеров отваживать. Мой оберег от конкурентов за булку. Подкатит какой-нить там Рафик-хуяфик, а сапфыр на него зырк грозно, слышь типа, у этой булки уже есть оребушек. — Данечка, — повторил Имран еле слышно, прижавшись к нему в необыкновенно робком, долгом объятии. Ответный незапланированный минет, полный благодарности и обожания, оказался неизбежен, потому вскоре эмоциональный именинник действительно бегал по комнате, разыскивая в бардаке свои вещи и по пути ухитряясь нарезать бутерброды для них обоих. Уже привыкший к такой картине, никуда не спешащий ввиду таланта быстро собираться Даня тем временем выполз в коридор и занял свое законное с недавних пор место в очереди в уборную, состоящую из нетипично дружелюбной Киры и... — Привет, я Вова, — протянул ему руку мирного вида парень в белой майке и светло-серых семейных трусах, рядом с которым их экзотическая соседка казалась даже бледной. — Даня, — вяло пожал предложенную ладонь наш герой. — О, наглая морда, привет, — обрадовалась, увидев его, девушка. — У меня теперь тоже есть с кем мешать вам спать. В растерянности он искоса разглядывал по очереди эту парочку афро-русских, в кои-то веки даже не найдясь с остротой — достаточно безопасной, чтобы за нее не прилетело в глаз от незнакомца. — Слышь, Чизетта, — позвал он тихо, когда кучерявый, как оказалось, эфиоп Вогдарас, для удобства сокращенный до Вовы, сменил в санузле бесконечно печального Ильяшу. — А у моего ебаря ебалка больше, чем у твоего. — Ты теперь, наверное, можешь в жопу лампочки вставлять, — пихнула его та плечом ехидно. — Интересно, — всерьез задумался он. — Вытащить из жопы лампочку так же сложно, как изо рта? По возвращении в комнату его недопонимание сменилось на абсолютное недоумение, так как от суетливых сборов Имрана отвлекло наглое вторжение местной примадонны Артура Наилевича. Как оказалось, этот человек был единственным во всей коммуналке, кто помнил о дне рождения соседа и кто к тому же, не так давно вернувшись со своей творческой работы, ради такого случая все еще бодрствовал. Возмущение нашего героя посягательством на личное пространство его пассии могло бы быстро утихнуть, если бы не характер врученного гостем подарка. — Не позорься перед своим мальчиком, — проскрипел Артур, поплотнее запахнувшись в свой синий халат, с незажженной сигаретой в зубах и с ночи густо накрашенными ресницами являющий собой воплощение декаданса. — Это «Кельвин Кляйн», а не твои... «Неделька». — Спасибо, — начал было Имран, держащий в руках несколько упаковок с пафосными трусами в духе Игорька, но был перебит негодующим любовником. — Я не понял, ладошка че, не работает?! — попытался втиснуться между ними тот. — Слышь, Охуительная мамзель, уйди от моего мужика, не надо его щупать, я его только что уже хорошо прощупал, это моя булка... — Лучше спроси у своей булки, — криво усмехнулся Артур, направившись к дверям. — Как он порвал чулки о мои серьги. — Че?.. — Даня не сразу уловил заключающийся в короткой фразе подвох. — Какие чулки?.. — Дорогие и качественные, «Пьер Карден», — бросил через плечо тот, прикрыв за собой дверь. — Ну я же извинился, — крикнул ему вслед Имран, никак не прояснив ситуацию. — Какие чулки? — повторил нахмурившийся Даня. — Да чтоб меня, уже двадцать минут десятого! — заторопился тот, стараясь не смотреть на замершего в шоковом состоянии любовника. — На те че... На те были чулки?! — Это долгая история, давай оставим ее на более свободный момент, — нервно улыбнулся ему тот. Глядя на пятую точку своей пассии, все еще сбитый с толку наш герой с ухмылкой заметил: — Ну ты прям модная Ириска. Трусы «Кельвин Кляйн», джинсы «Дизель», ремень «Армани»... Прям ви-ай-пи таксишка. — Этот ремень у меня от... — он запнулся на секунду, сбегая по лестнице. — Не важно. «Знаю я, от кого у тя этот ремень, шалунишка, блядь», — мысленно ответил ему Даня. Даже несмотря на неизбежное опоздание на работу, Имран не позволил ему добираться общественным транспортом и категорично настоял, что подбросит на объект сам, даже если для этого придется сделать существенный крюк. — Че у вас за смены такие жесткие, люди же всегда такси вызывают, нон-стоп, — удивился наш герой его напряженной спешке. — Нет, Данечка, у нас чаще всего заказы расписаны на весь день, многие звонят за сутки или более, например, если едут в аэропорт или на один из вокзалов рано утром. Я же с улицы никого не подбираю. — Я думал, наоборот, — удивился наш герой. — Это даже опасно. Я так делал поначалу, но после того, как мне несколько раз заблевали салон... Лучше через оператора. — Ириска, — позвал он спустя минуту тишины, царившую во время попытки сосредоточенного Имрана вырулить из сложного затора. — Да, сердце мое? — А этот Артур... Откуда он ваще такой взялся? В смысле, откуда ты его знаешь так хорошо? — Мы с ним друзья, — вздохнул тот. — Он много раз меня выручал, пару раз спасал в буквальном смысле. Он, кстати, юрист по образованию, у него к этому талант. — Э-э, — нахмурился Даня. — А как талантливый юрист вдруг живет в... Ну... Еще и работает шлюханом? Где его лексус и огромная квартира? Или жена — Памела Андерсен? — Жена как раз живет в огромной квартире и ездит на лексусе, — невесело усмехнулся Имран. — По-моему, это история про плохого юриста, — загоготал наш герой. — Там все сложнее и не особенно весело. Ты помнишь?.. Разумеется, помнишь. Твой возрастной поклонник, Герман... — Герыч, что ли? — дернул плечом Даня, почувствовав себя некомфортно от упоминания Сахарова. — Он Артура почти сразу после учебы взял в свой юридический отдел, и он там проработал... Не помню точно, больше пятнадцати лет. А основной принцип его бизнеса — скупать за бесценок проблемные компании, приводить их в порядок и перепродавать за гораздо более высокую цену, в основном иностранцам. Звучит красиво, если бы проблемы у этих фирм не появлялись именно благодаря Сахарову. Для этого у него есть большая команда матерых, зубастых юристов. Такие совершенно легальные рейдерские захваты, рэкет, прочие прелести лихих девяностых. — Ну, а че случилось с Охуительным Артуром? — напомнил наш герой. — Оказался недостаточно зубастым? — В каком-то смысле да, — кивнул его избранник. — В нем проснулась совесть. Не знаю, что там было за дело, он не хотел рассказывать, но по итогам он что-то намутил... Или отказался мутить, и Сахаров его вышвырнул. — И он оставил квартиру и машину жене и ушел в трансвеститы, — закончил за него историю Даня, иронично усмехнувшись. — Нет, не совсем. Жена с ним еще до этого развелась... — За чулки? — Нет, за... Если вы с ним когда-нибудь подружитесь, — коротко взглянул на него Имран, — я тебе ничего такого не говорил. Артур — очень честный человек с очень прочным моральным стержнем... Чего ты хихикаешь? Ладно, в тему хихикаешь. Сахаров у него в университете вел какой-то спецкурс... — Че? Он еще и училка? — Даня повернулся к нему всем корпусом. — Он много кто, разносторонний человек, — кивнул Имран. — Так вот, Артур был тогда юношей с томным взглядом, Сахаров — статным красавцем-преподом... — Они трахались, — догадался он. — И это тоже. У них был недолгий роман после того, как Артур выпустился и пришел к нему работать. Потом Сахаров потерял к нему интерес в одностороннем порядке, ему было тяжело, он женился, родил двух детей... — Сам? — Нет, женой. Но он, видимо, как и... В общем, он однолюб и все это время тихо страдал по Сахарову. — И жена спалила, как он дрочит на фотки Герыча, — хмыкнул весело наш герой. — Обнаружила, что он встречается с мужчинами, — без тени улыбки поправил его Имран. — И он ушел в трансвеститы, — он попытался нащупать конец этой истории. — Нет, — мягко возразил тот. — Его дрэг — это скорее протест... — Его что?.. — Стиль жизни. Протест против... Не знаю, самого себя? Ему уже за сорок, он не любит никого, ни себя, ни других людей, циничен и очень одинок. Мы сошлись на этой почве... — Но как ты порвал те чулки?! — не выдержал Даня, опасаясь, что они приедут быстрее, чем разрешится главный вопрос этого утра. — Каком, — вздохнул Имран, покосившись на него устало. — Вы трахались? — прищурился он. — Данечка, — начал тот после недолгой паузы. — Все, что было до тебя — это прошлое, которое уже не актуально и не важно. — Понятно, — откинулся на спинку сидения наш герой. — Вы трахались. — Это важно? — Да, когда этот чел приходит и дарит тебе труселя прямо перед моей рожей, — взвился он, мысленно добавляя Артура «Охуительную Газель» Гарифулина в растущий список бывших своей пассии. — Потому что это, блядь, моя территория! Пшел нах с моей булки, мамзель, блядь!.. — Помотала жизнь твою булку, — невесело улыбнулся ему Имран. — А халат ему ты подарил? — насупился Даня ревниво. — Откуда ты?.. — Может, потому что он синий?! — предположил он, не скрывая обиды в голосе. — Данечка, — нервно засмеялся Имран. — Мы с ним никогда не встречались. У меня на тот момент вообще были отношения... — Чего?! — Зачем я это сказал... — У тя был мужик, и ты все равно трахался с Газелью?! — У нас были открытые отношения, — тот бросил на него чуть виноватый взгляд. — Эт че за хуйня такая? — Когда оба партнера не моногамны. Наши с ним отношения — это был во многом психоанал... — Может, психоанализ? — Нет. — Ты не моногамен? — помолчав, чтобы немного прийти в себя, спросил наш герой. — Никто не моногамен, — философски заметил Имран. — То есть, щас у тя есть другие оребушки? — он не смог удержаться от повышенных тонов. — Нет, оребушек только один, — тихо ответил тот. — А, ну да, — со злостью проговорил он. — Есть орлы там, коршуны, соколики. Ясно. — Никого нет и не будет, — уверенно возразил Имран, заезжая во двор по месту назначения. — Данечка, не скандаль. Булка только твоя и ничья больше. — Как я могу? — опустил голову наш герой. — Ты только что сказал, что не моногамен. — Все люди от природы полигамны, вне зависимости от возраста, пола и других особенностей, — тот остановил машину у новостройки и повернулся к нему. — Способность оставаться с одним человеком — это сугубо дело конкретной психики. — И че грит твоя психика? — Что булка принадлежит одному конкретному оребушку, и больше никому, — ласковым голосом заверил тот, осторожно взяв его за руку. — Точно? — насупился Даня. — Да. — Точно-точно? Мне не психовать? — Нет. Мой грозный оребушек, — засмеялся Имран в умилении, затем будто нехотя признался: — Мне так нравится, когда ты ревнуешь. — Почему? — Это показывает, что тебе не все равно. — Только не надо мне специально поводы устраивать, да? — предупредил он, все еще напряженный. — Зачем устраивать, когда рядом живет Арту... — Булка, блядь! — Булкоблядь, это почти как Царевна-блядь, — захохотал Имран. — Как Царевна-лебедь, только Царевна-леблядь, — хмуро попытался он улыбнуться. — Тогда уже ля-блядь, это же женский род, — подмигнул ему тот. — Мне надо ехать, счастье мое. Не скучай, мы увидимся уже вечером. — Заберешь? — Конечно. Выходя из машины, он спохватился и заглянул обратно в салон: — Стой, чулки! Как они на те оказались?! — Потом расскажу, — снова подмигнул ему Имран. — Ну бля, — расстроился Даня, провожая взглядом «Шкоду». На протяжении всего рабочего дня, занятый по большому счету однообразной деятельностью, он не переставал то и дело мысленно возвращаться к волнующей теме, в какой-то момент спровоцировавшей весьма крепкий стояк, из-за которого пришлось преодолевать брезгливость и по-быстрому избавляться от напряжения в печальных и морозных условиях биотуалета. Представить актуального Имрана в чулках не получалось никаким образом, несмотря на немалые усилия: зачастую недельная щетина, еще недавно абсолютно лысая голова, которую теперь венчала недалеко ушедшая от ежика прическа, то и дело проскальзывающий характерный акцент и неизменный кепарь... Все это обрекало на неудачу любую попытку мысленно нацепить на него этот предмет женского интимного гардероба. Ну разве что на голову в комплекте с огнестрелом в руках. Совсем иначе дела обстояли с фотоработами Стекляшки, виктимный соблазнитель с которых очень гармонично мог бы смотреться в образе сексуальной барышни в будуаре. — Вот, посмотрите на Даниила, — прервал его размышления голос Селина из соседнего помещения, распекающего каких-то подчиненных. — Занят делом, каждые пять минут на перекуры не сбегает, ни с кем языком не чешет, делает все качественно, быстро, схватывает на лету. Вот это я понимаю, профессионал своего дела. — Быстро, потому что не доебывается никто, — крикнул он, не поворачиваясь и недовольством пытаясь скрыть смущенную благодарность за похвалу. — Только матерится много, — засмеялся тот. — Никто не идеален, — тихо проворчал наш герой, однако, судя по разразившемуся в коридоре смеху, был коллегами услышан. Уставший, но радостный Имран заехал за ним в восьмом часу вечера, украдкой коротко поцеловал в губы и вручил маленькую пачку фруктового сока и бумажный пакет с двумя бульонными пирожками. — О, мне ма такое в музыкалку давала, — невольно заулыбался Даня, вставляя трубочку в напиток. — Я подумал, ты проголодался за день, — тот погладил его по плечу и завел машину. — Мы сейчас можем застрять в пробке. — Не, не застрянем, — заверил он, прожевав кусок. — Мы ща к Нате поедем, она нам полку даст. Они тут близко живут. — Так лень, — почти захныкал его избранник. — Давай завтра? — Ты че, она дома хуй знает когда терь будет, она ж то на работе, то по тусовкам, — заупрямился Даня, не собирающийся позволять тому сорвать их с братанами коварный план. — Я сказал, чтоб седня ждала. Мож, пожрать даст. — Я вообще-то хотел тебя отвезти в ресторан, — скромно улыбнулся Имран. — Грязного и вонючего со стройки? — Это может быть даже сексуально, — кокетливо стрельнул в него глазами Имран, погладив пальцами выступающие венки на предплечье. — Ващет седня твоя днюха, это я тя должен туда вести. Давай тока полку сначала заберем и похаваем у них бесплатно, чтоб в кафе меньше платить. — По-моему, ты больше рассчитываешь на еду, чем на полку, — рассмеялся тот. — И на еду, и на полку. Дорога до гнезда четы Азаренко заняла от силы минут двадцать, за которые Даня успел прикончить гостинец, в двух словах рассказать о своих трудовых достижениях и... — Я седня плитку сделал сам, — с гордостью поделился он. — Ты там разве не электрик? — удивился Имран. — Я там все сразу. Мы ща первый этаж заканчиваем, там всякие нежилые помещения будут, магазы, похернахерские, студии красоты и прочая поебень. Ой, а че это она тут?.. Он удивленно уставился на брелок-ладошку, украшающий вместо связки ключей район солнечного сплетения его избранника, перецепившего подвеску на мягкий кожаный шнурок. — Мне так больше нравится, — пояснил тот с довольным видом. — Но она же здоровая такая, — хмыкнул наш герой. — Ты терь как поп прям. — Очень суеверный поп. Настроение у его пассии, судя по чуть поменявшемуся языку тела, было необычайно игривым, и в какой-то момент Даня даже пожалел, что вечеринку-сюрприз нельзя отложить хотя бы на часик в угоду плотским утехам. — Я тя щас выебу прям так, — предупредил он, пока они стояли на светофоре, глядя вниз на оглаживающую его бедро ладонь возлюбленного, горячую даже через плотную ткань джинсов. — Весь день про твои чулки думал, Ириска ебучая... Ответный долгий взгляд из-под ресниц и хитрая улыбка того ускорили сердцебиение гораздо эффективнее и быстрее, чем любая фантазия о женском белье. — Хорошо, что у меня автомат, — удовлетворенно промурчал Имран, одной рукой держась за руль и пальцами второй пытаясь расправиться с его ремнем. — И что ща темно, — грех было не оказать ему посильную помощь, самостоятельно расстегнув штаны. — И что у тя ноги длинные. — А как это связано?.. — удивился тот, взяв под контроль... скажем так, Данин рычаг управления. — Ну типа... — попытался он собраться с мыслью. — Твое сиденье далеко от руля. Есть место для моей башки. — Данечка, — смущенно улыбнулся его избранник. — Может, после душа? — Окстись, Ириска, я те не принцесса, — выдохнул он, прикрыв глаза. Пока Имран выискивал место для парковки под домом у Васи с Натой, наш герой, с невозмутимым видом поправив свою и его одежду, послал подруге сообщение о пятиминутной готовности. — Надо освободить багажник, — задумчиво взглянул на заднее сиденье его избранник. — А то будет подпрыгивать. — Да лан, потом, пошли уже, — потянул он его за рукав. — Там еда. Заодно посмотришь, как я им сортир переделал. Дверь в квартиру оказалась приоткрытой, хотя свет внутри не горел. — Че эт так тихо? — Даня попытался изобразить беспокойство, заглянув в темный коридор. — Их че, грабанули? — Подожди, — оттеснил его плечом Имран, в который раз заставив поразиться тому, как за секунду меняются все его манеры, стоит только ему почуять опасность. — Меня немного напрягают такие картины. — Да лан, пахнет едой, — успокоил его наш герой, взяв за локоть. — Наверно, похавали без нас и по компам сидят. — Мяско запекли, — мечтательным шепотом заметил Имран, принюхиваясь. — Это мы удачно зашли. — Почему мудачно?.. — невпопад поинтересовался Даня, пытаясь сообразить, свернуть ли им вправо на кухню или налево в зал. — Прямо как в фильме ужасов, — хихикнул тот так же тихо, когда из гостиной донеслось подозрительное шушуканье, затем вдруг сказал в полный голос: — А почему мы их просто не позовем? — Если нас сожрут зомби... — предположил он, утягивая свою пассию на звук. — Мы хотя бы умрем в один день. — Я не могу умереть, не узнав про чул... Он не окончил фразы, так как в момент пересечения ими порога комнаты в ней внезапно зажегся свет, заиграла танцевальная музыка, и в вошедших полетел залп из разного рода хлопушек, заставив перепуганного оребушка подскочить и вцепиться в плечо пораженно моргающего любовника. Радостная толпа в лице рукоплескающей в восторге Наты в желтых блестящих шароварах, подпрыгивающего от энтузиазма на манер своего Пылесосика Натана и заговорщицки ухмыляющихся Стасика с Беней почти синхронно запела «С днем рожденья тебя!», пока улыбающийся шире собственного лица Вася зажигал две торчащие из небольшого двухэтажного торта свечки в форме цифры тридцать. На кульминационной строке «С днем рожденья, Данин хахаль!» он присоединился к хору ведущим оглушительным тенором, подскочив с этим тортом к пребывающему в шоке Имрану. Нижний корж, аккуратно облепленный белоснежной мастикой, по канве украшали маленькие, изящные и, судя по отсутствию какой-либо симметрии, самодельные розочки из голубого крема, а на верхнем возвышалась символическая синяя машинка и... Два глазных яблока с радужками того же оттенка. — Вася, блядь, — заржал не ожидавший такого поворота Даня. — Прости, мужик, у меня была пищевая краска только такого цвета, но твой бойфренд не против, да? — оправдывался Вася, поглядывая на снимающего все на телефон Натана. — Ну? — Стас ткнул локтем все еще молчащего в изумлении Имрана. — Задувай! — И желание не забудь загадать, — напомнила Ната, в умилении обняв ладонями свое лицо. С неуверенной улыбкой обведя присутствующих взглядом, тот повернулся на несколько секунд к Дане, незаметно взял его за руку и задул свечи под общие аплодисменты, свист и улюлюканье. — Что ты загадал? — тут же пристал к нему Вася, размахивая тортом. — Эй, это же должен быть секрет, — вмешалась его супруга. — Имран, а сколько тебе лет исполняется? — поинтересовался Стасик. — А то мы тут поспорили... — На деньги? — заржал наш центральный персонаж, неосознанно прижимаясь к своему избраннику. — На пятихатку, — подергал бровями Азаренко. — Ната говорит, что тридцать, Беня за тридцать два, я сказал, что двадцать девять, Стас — двадцать восемь, а Братан — ваще тридцать четыре. — Победитель получит два с половиной косаря, — закатив глаза в раздражении, прокомментировал их затею молчащий до сих пор Беня. — Натан, поздравляю с победой, ни в чем себе не отказывай, — захохотал Имран. — Серьезно?! — почти взвизгнул Стасик. — Тебе тридцать четыре? — Даня нашел себе папика, — тихо хмыкнул его лучший друг. — Дане ващет скоро тридцатник, — напомнил им наш герой, не уточняя, что победа досталась Братану не совсем честным путем. — Я думаю, победил Беня, — решил признаться тот. — Даня мне уже давно сказал, сколько Имрану лет. — Почему он опять знает больше нас? — заверещал возмущенный Вася. — Потому что умеет слушать, — объяснила ему Ната. — Пацаны, давайте садиться, утка высохнет совсем, — спохватился он, водрузив торт на законное место по центру праздничного стола, после чего вприпрыжку устремился на кухню. — Бенек, помоги-ка... Сесть, однако, никто не успел, так как секунд через десять они вернулись в комнату со вторым тортом поменьше, и прежде чем Даня успел понять, что сейчас произойдет, обступили растерявшегося именинника, после чего Беня с очевидным чувством отмщения залепил выпечкой тому в физиономию. — Вы че, охуели? — заржал Даня, не удержавшись от веселья при виде круглых и абсолютно счастливых глаз своего любовника. — Я думал, это прикол... — Это прикол, — хихикнул Имран, ловя руками падающие с лица куски торта. Он снова не успел среагировать, когда не менее довольный жизнью Азаренко с боевым кличем обсыпал их обоих блестками — настоящими, несъедобными, попавшими в волосы, глаза, уши, за шиворот, в остатки торта... Теми самыми, которые потом приходится неделю вытаскивать из самых интересных мест. — Бляха, Васек, ты мне ща такую эротику обломал, — проворчал он. — Сладкий тортовый поцелуй? — предположила мечтательно Ната. — Неа, я собирался ему рожу облизать. — Между прочим, там только коржи и крем, чтобы ему было мягонько, — известил их ее заботливый супруг. — Все, садимся, сейчас реально будет утка! — Только отмой сначала своего парня, — посоветовал Беня. Оказавшись в ванной комнате наедине со своим избранником, Даня все-таки стер с его губ немного мерцающего от блесток крема и оставил на них недолгий, но страстный поцелуй. — Они так тщательно подготовились, — восторженным шепотом протянул тот. — Ты знал, да?.. — Ну дык мы в субботу это все мутили, — сконфуженно потерев шею, признался он с улыбкой. — Данечка, — Имран обнял его в порыве благодарности, пачкая остатками торта шею, волосы и воротник футболки. — Для меня никто никогда такого не делал. Все эти шары, гирлянды, персональный торт... У тебя замечательные друзья. — Да, ниче такие, — согласился Даня, водя руками по его бокам и оттого невольно снова возбуждаясь. — Давай тя сполоснем, а то у меня опять встает, по ходу... Упомянутые шары и гирлянды авторства Наты, к слову говоря, могли бы навести стороннего наблюдателя на мысли о маленьком гей-параде, так как были либо розовыми, либо радужными, либо имели на себе изображения единорогов. То же касалось скатерти, салфеток и даже конусообразных бумажных колпаков, которые все, кроме Бени, нацепили к их возвращению. Центральным блюдом, о сухости которого так беспокоился Вася, оказалась запеченная целиком утка в каком-то сладком соусе, при упоминании которой парочка наших центральных персонажей начала переглядываться и хихикать, вспоминая свой первый более-менее успешный сексуальный опыт и сдавленное «Кря». Аппетитно поблескивающую золотистой кожицей птицу окружали большие плоские тарелки с закусками, которые, к слову, у не жалующего незнакомые кулинарные решения Дани доверия не вызывали и подходили своим антуражем скорее Игорю. Ради интереса и из вежливости он взял себе по одному экземпляру с каждого блюда с расчетом на то, что все не понравившееся можно будет потом незаметно скинуть в тарелку к любовнику, который в гостях всегда стеснялся есть и сам себе ничего не накладывал. Шарик моцареллы между двумя половинками наколотого на шпажку помидора черри с листиком мяты для украшения показался ему безвкусным; цилиндр из тонко нарезанного огурца с каким-то сырным кремом внутри он нашел сносным, однако из него прежде пришлось вытащить и скормить Имрану целую креветку; перепелиное яйцо с вонючим сыром, снова на шпажке, как и большинство закусок, едва не заставило его скривиться; розочки из какого-то рыбного крема в микро-тарталетках напомнили по вкусу старые шпроты; кубик греческого сыра с кусочком авокадо и ломтиком лосося показался вполне приемлемым на фоне прочих излишеств, как и грецкий орех поверх копченого мяса на огуречном кружке... Кажется, Вася потратил весь день на упражнения в мелкой моторике. А вот главное блюдо произвело на него воистину глубокое впечатление: нисколько не подсохнув, утиное мясо оказалось сочным и невероятно вкусным, с кисло-сладким привкусом и хрустящей, пряной корочкой. — Васек, ну ты прям огонь-повар, — похвалил он покрасневшего от радости Азаренко. — А чего ты раньше нас так не баловал? — пожурил его Стасик. — Как это не баловал?! — подскочил на стуле тот. — Я все время вам что-нибудь готовил! — Так это... — догадался вдруг Беня. — Получается, все, что типа готовила Ната, было твоих рук делом? — поразился Стас. — Ну конечно, его, — с гордостью подтвердила Васина супруга. — Он у меня такое золотко, постоянно что-то придумывает... — Уася, — обратился к нему Имран. — Он Вася, — автоматически поправил его Даня. — Уася, — кивнул тот. — А ты никогда не думал открыть какое-нибудь небольшое кафе? Или, знаешь, такой гастрономический бутик. — Или делать еду на заказ, эксклюзивный кейтеринг, — поддержал его Стасик. — Я давно ему говорю, а он отвечает... — Ну я же не повар, — невесело усмехнулся предмет их беседы. — У меня нет такого образования. — Вот так и отвечает, — закончил фразу тот. — А я не шофер, — улыбнулся Имран. — А Даня не плиточник, хотя сегодня весь день этим занимался. — Ну вот, и я говорю, — оживился Стас. — Я не продавец и не рекламщик, Беня не мастер спорта, но мы все равно это делаем. Надо заниматься тем, что любишь. Ната, а ты что думаешь? — Я ему предлагала, но... — А если прогорит? — перебил ее супруг. — Вы в курсе, что общепит прогорает в первый год в сорока процентах случаев? — Тогда у тя будет такой же результат, как и щас, — пожал плечами Даня. — Нет, тогда я потеряю деньги. — Ничего, еще заработаем, — взяла его за руку Ната. — Чем я тебя заслужил, малыш? — улыбнулся ей Вася с благодарностью в глазах. Некоторое время все молча ели, искоса наблюдая за их сюсюканьем, затем Стас нарушил затянувшееся молчание, обратившись к имениннику: — Имран, ну а ты что? Расскажи о себе, мы ж тебя почти не знаем. — Что рассказать? — скромно спросил тот. — Что-то интересное, необычное, — включилась в беседу Ната. — Какое самое яркое воспоминание твоего детства? — Э-э, — растерялся тот. — Кажется, электросварка. Захохотав вместе со всеми, Даня чуть не поперхнулся уткой. — И бассейн из стекловаты, ага, — прожевав, добавил он. — Имран, а кто ты по профессии? — поинтересовался вдруг молчавший до сих пор Натан. — Музыкальный педагог, — коротко улыбнулся тот. — Я в детстве играл на аккордеоне, потом переучился на клавишные, а в год, когда закончил школу, наш педунивер как раз начал набирать абитуриентов на факультет искусств. Он тогда еще не был факультетом, только к две тысячи второму стал вроде бы. Но я решил, что это знак свыше. — Ты когда-нибудь работал по специальности? — ухмыльнулся Стас. — У нас, говорят, большинство из педагогических вузов потом идет работать в Макдак. — Да, все время, пока жил в Грозном, — Имран отложил вилку и благообразно устроил руки на коленях. — Я работал сначала в школе учителем, преподавал музыку, потом в таком центре вроде дома культуры, вел кружки у детей, у нас было несколько ансамблей, и взрослых тоже. Моя сестра Динара там же вела занятия по вокалу. Еще аккомпанировал разным музыкантам на живых выступлениях... — А чего стал таксовать? — бесцеремонно влез в рассказ Вася. — На зарплату учителя без своего жилья в Петербурге жить непросто, — признался он с неискренней, по Даниным наблюдениям, улыбкой. — Факт, — подтвердил Стас с уверенностью, будто сам имел какое-то отношение к наставничеству. — А че мы без бухла? — спохватился вдруг Даня. — Так Имран же мусульманин, — развела руками Ната. — Ебущий пацанов, — скептически поджал он губы. — Он паленый, ему можно. — Я же за рулем, — напомнил со смехом его избранник. — Ебущий пацанов за рулем, да, — гыгыкнул наш герой. — Котик, глянь в холодильнике, у нас вроде было детское шампанское, — попросила Васю супруга. — Было! — снова поднялся тот. — Выпьем за еще одного члена нашей компании, нашедшего свое счастье! — А... — начал было Даня, покосившись на Натана, но замолчал, не уверенный, имеет ли право выдавать подробности его личной жизни. Но было уже поздно: все присутствующие уставились на чуть сжавшегося от такого внимания паренька, усердно делающего вид, что увлечен перепелиными яйцами и креветками. — Братан, — грозно возвысился над ним подошедший Вася. — Колись. — Колись, кольщик, — засмеялся Стасик. — У тебя тоже кто-то появился? — протянула Ната умиленно. — Его зовут Давид, — по-прежнему глядя в тарелку, начал юноша. — Он бизнесмен, любит лошадей и море. Ему нравится Пылесосик, и он хочет много татуировок. — Охуеть, — первым очнулся Беня после минуты молчания по стремительно понижающемуся среднему уровню гетеросексуальности в компании. — Тебя Данька покусал? — Нет, моя пуся всегда был бишечкой, — вступилась за него Ната. — Не, нам-таки нужно бухло, — устремился на кухню Вася. — А Ната, по ходу, тоже в курсе, судя по ее спокойствию, — заметил Стасик в сторону. — После Бениной попытки побить Даню я решил, что говорить всем небезопасно, — объяснил Натан. — Ну, — с философским видом заявил вернувшийся с тремя бутылками Азаренко, ткнув одной из них в нашего героя. — Переплюнуть вот этого человека у тебя вряд ли получится. В ответ парень издал нервный смешок, снова уставившись на свою еду. — Кто скажет тост? — торжественно спросил Вася, когда напитки были разлиты по бокалам, и тут же сам себе ответил: — Данин хахаль, пусть Даня первый и говорит. — Я? — растерялся тот. — Но я не умею... — Ты третий месяц тусишь с джигитом, как ты можешь не уметь?! — перейдя на фальцет, поразился Азаренко. — Так я с ним ебусь, а не бухаю, — пожал он плечами. — Только без подробностей, — негромко попросил Беня. — Лан, давайте сюда, — поднялся наш герой, взяв бокал с детским шампанским. — Кароч. Булка моя. Алмаз моего сердца... — Хрусталик моих очей, — тихо хихикнул Натан. — Прости, пожалуйста. — Рубин моей печени! — подхватил Азаренко под заливистый хохот супруги. — Изумруд моего желчного пузыря, — поддержал их Стасик. — Драгоценный камень моих почек, — скривился его лучший друг. — Вы мне дадите уже сказать, ебана? — заверещал Даня, чуть не расплескав свой напиток. Он посмотрел на Имрана, внимательно глядящего на него снизу вверх влажными от охвативших эмоций глазами, и забыл, что именно хотел сказать, завороженно уставившись на него в ответ. — Эй, голубки, — позвал их Вася, отсмеявшись. — Отвисайте уже. — Я придумал, — оживился наш герой. — Братан, ты принес?.. Паренек несколько секунд глядел на него в непонимании, затем лицо его озарилось, он встал из-за стола и засеменил на кухню за инструментом. — Только я не успел настроить, — повинился он, протягивая Дане гитару старшего брата. — Но зато тут нейлон. Я подумал, что у тебя с непривычки могут болеть пальцы, и поэтому поменял. — Я эту поебень лет пятнадцать не трогал, — он зажал струны, на слух нащупав голосом ми необходимой тональности, отрегулировал первую струну и стал быстро вращать остальные колки. — Все ради тебя, конфета моя. Имран рядом с ним не двигался и почти не дышал, неотрывно следя за его пальцами и, кажется, чуть дрожа... До момента, пока из его кармана вдруг не раздалась мелодия звонка. С крайне смущенным видом он вытащил телефон, встревоженно уставившись на экран, на котором снова значилось «ДинДин». — Ну поговори, куда я денусь, — улыбнулся наш герой. — Она несколько дней не выходила на связь, — тихо сказал тот, принимая звонок. Разговор длился не больше минуты, за которую он произнес лишь несколько слов на родном языке, а после взглянул на Даню с видом узревшего призрак человека. — Что она сказала? — забеспокоился тот. — Сказала... Братик, встречай, я на Московском вокзале.