The Non-coolest Love Story Ever

В приметы наш центральный персонаж никогда особенно не верил, относя себя к материалистам и скептикам, и при виде черных кошек не плевался, если таковые специально не путались под ногами. Однако, выскочив в обеденный перерыв за сигаретами и торопливо закурив у парадной, он замер с крайне неприятным чувством, заметив у раскинувшихся под окнами первого этажа кустов крупную уличную кошку, с аппетитом поедающую пойманного воробушка... Вернее, неопределенной формы ком перьев, в котором угадывались остатки крыла и одна грязно-желтая лапка. Первым бессознательным порывом стало желание чем-нибудь запустить в увлеченную добычей хищницу, но спустя пару затяжек на ум пришел резонный вопрос «А смысл?». Птице это не помогло бы, а животное хотя бы на время останется сытым. Чувствуя себя до смешного жалким, Даня присел рядом на металлическое ограждение и застегнул куртку, поежившись. Сигареты не спасали от зябкого, противного ветра, но помогали ненадолго ощутить себя в некой минимальной безопасности, вне доступа окружающего мира, наедине со своими отнюдь не веселыми мыслями. Динара теперь и в его присутствии стала звать брата «Эли», объяснив эту манеру цепочкой «Джабраил-Габриэль-Эли» и где-то по пути потеряв старого доброго Джеффри. Сам же Даня на случайно обнаружившийся факт из биографии своей пассии внешне отреагировал... никак. Не смог охарактеризовать собственную реакцию никак иначе, кроме единственно ясного понимания, что от этой информации ему тяжело. Он продолжал называть партнера Имраном, стараясь вести себя так, будто ничего не случилось, душа внутри разрывающую сердце обиду, что тот даже не заикнулся о своем настоящем имени, несмотря на все, что они... Пережили вместе? Каких-то пару месяцев неубедительно серьезных отношений на базе регулярного секса? Двое разных даже в своей базовой структуре людей, у которых из точек соприкосновения только знание сольфеджио. Никаких общих интересов, похожих целей или эквивалентного опыта; разные культуры, разные увлечения, разные сферы деятельности, разный тип мышления, разное... все. Совершенно ничего общего. И с учетом того, как легко Имран умел вписаться в любую компанию, включая Даниных друзей, как быстро он устанавливал контакт с самыми разными людьми, неуместным и чуждым себя ощущал именно наш герой. Он старательно убеждал себя, что за три месяца знакомства невозможно узнать человека так же близко, как знает его кто-то, выросший с ним в одной комнате, но затем снова наблюдал, как харизматичный Имран хохочет вместе с супругами Азаренко, обсуждает музыкальные новинки с его матерью или пробки с посторонним человеком на заправке. Наблюдал и ловил себя на желании закутать его в паранджу, запереть дома и запретить разговаривать с чужими людьми. Да и с не чужими тоже общаться дозированно. Все эти движения души происходили в нем на фоне полной внешней тишины и максимальной конспирации, дабы случайным образом не потревожить тех, в чьи жизни он волей судеб оказался вовлечен. Внутренняя эмоциональная изоляция сделала его пассивным и спокойным, постоянно курящим и формально дружелюбным. Знающим свое место, как сказал бы покойный отец. После памятного «Джабраи-ил!» несколько дней он ощущал себя больным, словно вот-вот сляжет с гриппом, все больше молчал и не задал ни одного вопроса, стараясь общаться со своим избранником в основном на бытовые темы. Сложно было сказать, заметил ли перемену Имран, увлеченный кипящей вокруг него жизнью — несколько раз он проверял у Дани температуру и осторожно заговаривал о необходимом выходном, от чего тот только отмахивался, кривясь и мысленно возражая, что выйдет на работу и с температурой, так как это единственное, в чем получается почувствовать себя... уместным. Все шло своим чередом. Динара все так же обитала у Зои Вениаминовны, которая, в отличие от Дани, вдруг ощутила себя нужной и любимой и искренне наслаждалась ролью старшей подруги для «бедной девоньки» и заботливой бабушки для «чудесного талантливого ребенка». Халиса покорила ее усердными попытками освоить фортепиано, в чем обе женщины ей оказывали посильную помощь. Очарованная малышкой Ната баловала ее гостинцами, а Стас умудрился подогнать какой-то простенький смартфон, предварительно напичканный игрушками, и впоследствии выслушивал причитания Зои Вениаминовны с Динарой, которые наперебой жаловались, что ребенок теперь дни напролет сидит, уткнувшись в телефон, ни на что не реагирует и играет в оребушков (к слову, так Даня получил еще одно липучее прозвище «Энгри берд»). Ната с Динарой за полторы недели успели скорешиться (в глаза и за глаза называя друг друга «Братан» и смущая тем самым Натана), вследствие чего первая теперь тоже ходила с мелкими косичками, переплетенными розовыми нитками, и активно убеждала вторую, что та просто обязана заняться творческой деятельностью, так как имеет потенциал стать востребованным фотографом, а уж связи и способы найдутся. За это оттягивание внимания жизнерадостной гостьи на себя и на грандиозные перспективы будущего креатива Даня был подруге искренне благодарен, имея возможность хоть иногда остаться со своим избранником наедине, чтобы просто в уютной тишине полежать головой у него на коленях. Тем не менее, все, что в тот период волновало Имрана, так или иначе было связано с ДинДин. Все беседы затрагивали ее, каждое решение принималось с оглядкой на нее, все поводы для радости базировались на ее присутствии, что заставляло нашего героя раз за разом испытывать желание забиться в какой-нибудь угол, остро ощущая себя лишним и востребованным в качестве ограниченной по времени функции. Динара подливала масла в огонь его мучительной ревности, то и дело забывая переходить на русский, чем исключала его — сознательно или нет — из бесед с братом. В среду, пятого ноября, беспечная хозяйка съемной квартиры, как и обещала, отчалила в далекие края, оставив им ключи, минимальные инструкции и пожелания счастья в личной жизни, потому вечером того же дня в компании пришедшего помочь Натана они чудом сумели разместить на не слишком просторной кухне всю мебель из жилой комнаты. Смывать и заново белить потолок наш герой предпочел уже утром четверга в компании юного друга, отпустив Имрана на смену и выпросив у Селина два выходных в обмен на обещание выйти на объект в субботу. Глядя на то, как внимательно слушает его и как в целом настроен на его волну Братан, он позволил себе ненадолго задуматься о том, как было бы хорошо совместить их с Имраном в одной персоне или хотя бы привить последнему Натанову манеру быть сконцентрированным только на одном человеке. После того, как этот целеустремленный юноша заявил, что считает его лучшим другом, Даня наконец стал обращать внимание, насколько по-разному тот относится к нему и остальным друзьям. Никого из компании, кроме заботливой Наты, которую боготворил, он не выделял так, как нашего героя. Если двое заговаривали одновременно, взгляд его всегда был устремлен на Даню, ответ следовал сначала на его вопрос, и даже в реакции на юмор, который паренек, казалось, не всегда способен был понять, ориентиром для него служил именно Данин смех. — Охренеть, Братан, смари, как круто, — продемонстрировал он придерживающему стремянку другу тряпку с красными разводами. — Хлорка все отмывает, а? Даже грунтовать не придется, просто побелим и все. — Круто, — поддержал его тот радостной улыбкой. В полдень к ним присоединились Динара с Халисой, притащившие горячий обед на четверых. Им же было поручено обдирать обои, что привело обеих в абсолютный восторг, и в какой-то момент Даня даже почувствовал себя полноценной частью большой счастливой семьи, в конце концов выведя гипотезу, что способен сохранять уверенность в себе только рядом с таким клещеподобным партнером, каким мог бы стать Натан. Да и в целом лично к Динаре никакого негатива он не испытывал — скорее был полон острой неприязни к себе за то, что недостаточно хорош, чтобы удержать внимание любовника. Вечером того же дня, едва позволив брату перекусить после работы, ДинДин в срочном порядке потащила их с Даней за новыми обоями; свой выбор она остановила на нейтральных кремовых с едва заметным золотистым узором цветочных мотивов. Затарившись заодно светло-коричневым ламинатом, обездвижившим нашего героя на заднем сиденье, по приезде они обнаружили Халису в гостях у Натана, играющую с Пылесосиком и начинающую громко реветь при любой попытке отнять у нее маленькую собачку. Та, в свою очередь, будучи в не меньшем воодушевлении от девчушки, этому реву активно подвывала, чувствуя музыкальное единение с новой подругой. Преодолеть детскую истерику помогло только обещание, что завтра они с Динарой придут выгуливать забавного зверька и смогут играть так долго, как им захочется. Пятничным утром были в продуктивном темпе поклеены обои, к ночи на полу сияло новенькое покрытие, а под потолком радовала глаз плоская люстра в виде скопления золотистых светящихся цветов. На возражение Динары, что висящая смотрелась бы красивее, Даня поинтересовался у Халисы, нравятся ли ей скакалки. Пока Имран с Натаном переносили мебель обратно в большую комнату, он самостоятельно заменил на заранее купленные кухонный кран и треснувшую дверцу душевой, после чего отправил любовника с его родней в его любимую Икею за постельным бельем, ковриками, огоньками и прочими милыми мелочами, именуемыми нашим героем «бесполезной хуетенью». — Братан, — Даня приобнял паренька за плечи, глядя из окна на залитый вечерними огнями город. — Ты настоящий друг, спасибо, что помог. — Пожалуйста, — отозвался тот дружелюбно. — Мне нравится тебе помогать. — Если еще этого ебучего ляперда в прихожей чем-нить заменить, вообще огонь будет, — хмыкнул он, нащупав в кармане пачку сигарет. — Пошли на балкон. — Я согласен, — закивал Натан. — Там нет дневного света, темные обои визуально сужают пространство. — Это ляперд, Братан, — вздохнул он. — Там ток красного диванчика в форме губех не хватает и еще таблички такой: «Добро пожаловать в бордель!». ДинДинка такая — не трожь ляперда, я на нем буду свои бусики снимать, сделаю инет магазин африканских бусиков!.. Ага, конечно. — Стасик говорил, что поможет ей его сделать, — подтвердил тот. — Уже и он тоже? — усмехнулся наш герой. — Ты опять ревнуешь? — Ужасно. Мы вроде на разных позициях, но... — Ты чувствуешь себя ненужным, — проницательно подсказал юноша. — Большую часть времени — да. Работы в субботний день было немного, и уже к пяти вечера Дамтин подкинул угрюмого коллегу домой, где вопреки ожиданиям его встретила абсолютная тишина. По всей видимости, за время его отсутствия Имран с Динарой успели перевезти ее вещи на новое место, а их с Даней пожитки — из квартиры лучшего друга на этаж ниже, под материнское крыло. Интереса ради заглянув ко все еще отсутствующему Игорьку, наш герой вяло удивился чистоте и порядку, в который, по всей видимости, привели помещение брат с сестрой и от которого он за проведенное там время успел отвыкнуть. На короткое сообщение с вопросом, куда все делись, Имран ответил сразу же, прислав фотографию собственной довольной физиономии на фоне сестры, племянницы и Зои Вениаминовны, по всей видимости, из зоопарка. Заглянув в холодильник больше автоматически, нежели осознанно, Даня оглядел обилие расфасованной по контейнерам готовой еды и закрыл дверцу, понимая, что в таком эмоциональном состоянии заставить себя поесть едва ли сумеет. С полчаса повалявшись на не застеленной новой кровати, он пришел к очередному пику тоскливого одиночества, поглядел на подобную по стремительности улитке стрелку неприятно тикающих часов на стене, звука которых раньше даже не замечал, поднялся, накинул куртку, чтобы выйти во двор покурить... Затем вернулся, чтобы переобуться, и решительным шагом вышел в темноту, под мелкий колючий дождь. — Я не знал, что ты придешь, — Натан открыл ему дверь с неподдельной радостью. — Я сам не знал, — он скинул куртку и привычным движением повесил ее на крючок. — Слушай, Братан, у тя щас есть силы на второй сеанс? Я по ходу готов. Предположение о том, что клин клином вышибают хоть и виделось ему несколько опрометчивым, однако на практике оказалось эффективным: страдать душевно, чувствуя, как по коже снова раз за разом проходится спайка из одному Братану известно скольких игл, получалось гораздо хуже, чем в состоянии покоя. Ситуацию усугублял легкий дискомфорт от очевидного по мягким байковым штанам возбуждения юноши, которое никак не мешало творческому процессу, но рождало внутри чувство вины перед ним же. — Я чет подумал... Мож, без сфинкса? Ты можешь на внешней стороне сделать такие, типа, круглые узоры из точек? — попытался отвлечься Даня, наблюдая за тем, как тот затеняет городской пейзаж. — Мандалы дотворком? — переспросил тот, не отрываясь от дела. — Чего?.. — Набери в поиске картинок. — Ну да, типа такого, только темнее, — закивал наш герой через минуту, глядя в телефон. — Не дергайся, пожалуйста. — Сорян. Мне еще знаешь, че нравится? Такие узоры племенные со всякими зигзагами. Не знаю, есть ли там смысл, но они... Ну. Нейтральные. — Ты хочешь перекрыть плечо? — Натан замер, подняв на него встревоженный взгляд. — Не, — прикрыл он глаза. — Плечо пока нет. А корону точно да. Ну, и мне просто нравится, как выглядит. И это нейтрально по смыслу. Ничего не значит. — У любого племенного рисунка есть значения, чаще всего это социальный статус или обереги, — обстоятельно начал юноша. — Если ты говоришь о полинезийских татуировках, зигзаги — это, скорее всего, акульи зубы. — Это важно? — вздохнул Даня. — Если мне просто нравится, как выглядит. — Нет, не важно, если для тебя это ничего не значит. Я не люблю «полинезию», в ней сложно показать индивидуальность, — Натан сел прямо, отложив машинку на рабочий столик. — Мне нравится твоя идея совместить мандалы с маорийскими мотивами и сделать их дотворком. Это будет моя самая эклектичная работа. — Почему? — Верхняя часть, где птица, в технике скетча, ниже цветы в акварели, сочетание полинезии с мандалами, дотворк, гравюра с видом на канал, каллиграфия и олдскульная корона. Ты будешь живым путеводителем по стилям. Около часа у полного энтузиазма юноши заняла разработка эскиза, который тот с помощью хирургического маркера наносил прямо на руку своей жертвы, изредка поглядывая в многочисленные примеры всевозможных узоров на экране принесенного из комнаты ноутбука. Предварительно осторожно поинтересовавшись, хочет ли незапланированный клиент закрашивать локоть ввиду болезненности зоны вокруг него, и удовлетворившись утвердительным ответом, он смелыми штришками импровизировал, с каждой новой деталью композиции все более вдохновленный открывшимися перспективами. — Я сделаю тебе очень красивый рукав, — пообещал Натан. — Мы даже можем пойти на конвенцию, если ты согласишься быть моей моделью. Вряд ли нас пустят на конкурс, там строгие критерии, но как внеконкурсная работа... — Да лан, у меня вторая рука свободна, мути че хочешь, — расщедрился наш герой, поймав полный восторженной благодарности взгляд друга. — Спасибо, — шепотом отозвался тот. — Ты очень хороший. Я сейчас пойду по контуру от локтя вниз, чтобы без стенсила не потерять рисунок, потом буду красить от запястья вверх, пока ты сможешь терпеть. Если сможешь часа четыре, закончим сегодня все предплечье, и тогда в следующий раз будем делать мандалу вокруг локтя. Я подготовлю эскизы на ноуте. — Братан, я ниче не понял, просто делай, как считаешь нужным. — Спасибо, — расчувствовавшись, парень порывисто поцеловал его в плечо, сменил перчатки и снова взялся за машинку. Из заявленных четырех часов наш герой с достоинством перенес целых два, практически не жалуясь, но к концу третьего потихоньку начал подвывать, невольно дергаясь и умоляя румяного от напряжения и томных стонов над ухом Натана «кончать скорее». — Попробуй помастурбировать, — прячась за машинкой, порекомендовал парень. — Давиду это помогло. — Ты прикалываешься? — захныкал Даня, сжимая пальцами свободной руки подлокотник кресла. — Как можно дрочить, когда тя тычут двадцатью иголками? — Одиннадцатью, — педантично поправил его тот. — Те стояк не мешает работать? — покосился он на бедра друга. — Нет, — спокойно ответил тот. — За сексуальное возбуждение, разговор и художественные навыки отвечают разные части мозга, я могу делать это одновременно. — Что — это? — Рисовать, говорить с тобой и думать о сексе с тобой. Ты спросил Имрана? — Нет еще, — отвернулся к окну покрасневший от такой формулировки Даня. — Если он не согласится, спроси его, пожалуйста, про минет, хорошо? — С-сука, — он зажмурился, сцепив зубы от очередного мучительно долгого и болезненного элемента. — Если минет реально работает как обезболивающее, это, блядь, не секс, а седативное... После этой реплики ему выдалась очередная возможность убедиться, что Натан не понимает шуток только тогда, когда ему по каким-то причинам выгодно их не понимать. Коротко улыбнувшись, тот с деловым видом отложил машинку, выключил силовое оборудование, снова сменил перчатки и принялся уверенно расстегивать Данину ширинку. — Братан, ты че, я ж прикалываюсь, Братан, — запричитал жалобно наш герой, сраженный прямо в эпицентр чувства вины и умиления бесконечно печальным взглядом, легко затыкающим за пояс любого кота из «Шрека». — Э-э... Окей, Братан, все хорошо, ты можешь... Уже через минуту, относительно успешно преодолевая моральные барьеры, он любовался на покрасневшие пухлые губы мелко дрожащего от возбуждения друга, который словно бы знал, как притягательно выглядит в такие моменты его откровенно эротичный рот. Останавливаться на достигнутом тот не собирался, в особенности с учетом близости вазелина, и уже очень скоро Даня почувствовал, как приятный массаж нежных мест сменился проскользнувшим внутрь пальцем, постепенно незаметно превратившимся в целых три. — Братан, больно, — пожаловался он плохо контролируемым голосом, когда коварный друг решил, что и трех недостаточно. — Тебе нравится, — возразил тот, оторвавшись ненадолго от своего занятия. — Можешь, пожалуйста, постонать? Даже сквозь густую пелену возбуждения возмутительная догадка добралась до его мыслей, и он приподнял голову, сверля юношу сердитым взглядом. — Только не говори, что он те прислал... — Только мне, больше никому! — чуть сжался тот, поняв с полуслова, о чем идет речь. — Сука, Игорек, я его убью нахуй! — откинувшись на спинку кресла, сквозь зубы выдохнул Даня, кипя от злости. — Ты там такой красивый, — поспешил заверить его Натан, обдавая бедра горячим дыханием. — Такой послушный и ласковый. Я смотрел на тебя всю ночь, сделал полблокнота набросков... — Братан, ну бля, — заныл он, прикрыв глаза руками. — Если это попадет в сеть, я вас обоих урою... То, с каким энтузиазмом тот вернулся к демонстрации своего орального мастерства, наводило на одну очень неприятную мысль, которую наш сконфуженный герой изо всех сил погнал от себя прочь. — Игорек — пидарас ебаный, — причитал он, хмыкая про себя, что, по сути, констатирует факт. — Дай глянуть хоть. Натан снова оторвался от его члена, разблокировал телефон, открыл галерею и протянул ему, заглядывая в экран и мельком следя за реакцией. Видео вмещало события от силы четырех минут, большую часть которых занимало интенсивное приближение к кульминационному моменту — Даня испуганно дернулся, услышав собственный громкий голос, который бы в цифровом формате никогда не опознал, и торопливо отрегулировал звук на минимум. Изображение было довольно смазанным, оставляло узнаваемыми только смутные очертания его прежней татуировки и мелькающую у края кадра нижнюю часть лица. Критически оглядев себя, наш герой задней мыслью удивился: со своей позиции и высоты он казался себе не таким субтильным, а пассивного партнера на видео легко было принять за подростка, к тому же качество изображения скрадывало все возрастные признаки на его и без того почти безволосом теле. До сих пор ему не приходилось видеть себя со стороны, тем более обнаженным, и теперь собственный образ вызвал внутри странные, комплексные эмоции, на осознание которых сил не хватало. Имран же свою физиономию благоразумно не палил, хотя внимание и без того приковывала не общая картина, а непосредственно место их единения. Даня несколько секунд завороженно разглядывал внушительных параметров член, с поршневой мощностью и пугающей частотой скрывающийся в тощей и бледноватой пятой точке, что также работало в пользу величины сего выдающегося предмета. Затем обратил внимание на собственные руки, то царапающие спину любовника, то в иступленном напряжении хватающие кожаную обивку осточертевшего белого дивана; на тонкую до непривлекательности ногу, задранную Имрану на плечо, благодаря чему и открывался такой прекрасный вид на ключевые события; на крепкие, ритмично поджимающиеся ягодицы и сильные бедра... — Тебе было больно? — прошептал ему на ухо Натан, все это время не прекращавший двигать в нем пальцами, массируя изнутри и не позволяя остыть ни на секунду. — Ты так красиво стонешь, так красиво... — Не, мне норм, — сдавленно выдохнул он. — Он как будто тебя насилует, — тот чуть коснулся губами мочки его уха. — А ты не можешь из-под него выбраться. Такой виктимный... — Натан... — И стонешь, как будто сейчас заплачешь, — парень прикусил губу, уткнувшись лбом ему в волосы. — Пожалуйста, сделай так сейчас. На видео пассивный партнер почти закричал, дергаясь и вырываясь пуще прежнего, пока замерший любовник с мелкой амплитудой двигал рукой на его члене, затем затих, совершенно расслабившись и позволив рукам соскользнуть со спины того. Поддавшись странному порыву, слишком заведенный и выбитый из колеи движениями кисти Натана, Даня повернул голову и мазнул губами по губам, потянувшись одной рукой к резинке его штанов, другой сжав гранитно крепкий член прямо через ткань... Тут же почувствовал, как тот схватил его за кисть в районе не тронутой иглами короны. — Т-там... У тебя там рана... Не трогай, — простонал юноша ему в рот, после чего с видимым усилием воли отодвинулся, отъехал на стуле чуть дальше и вернул его зудящее от напряжения естество в обжигающую тесноту рта. Запоздалое осознание, что в этот самый момент он смотрит на снятое тайком видео, как постоянный партнер трахает его в гостях у лучшего друга, пока другой близкий друг делает то же самое рукой в реальности, странным образом вызвало едва удержимое желание заплакать от сожаления, что ситуацию нельзя обернуть зеркально и оказаться сейчас под мощным потоком страсти возлюбленного. Параллельно с этим необъяснимого происхождения маленькое, злобное, мстительное чувство соседствовало в душе с сильнейшим желанием отдаться Натану, интуитивно знающему все его уязвимые места. — Братан, хватит, мне больно! — взмолился Даня, хватая того за плечи, когда почувствовал попытку загнать в себя все четыре пальца по самые костяшки, однако единственной ответной реакцией стала стальная хватка, вернувшаяся на расчерченную новым рисунком руку. — Перестань, пожалуйста, Натан, блядь! — Прости, — выпалил тот через несколько бесконечно долгих секунд, поумерив свой пыл с лицом печальным, как у ребенка, у которого отбирают любимую игрушку. Пик сомнительного наслаждения вышел каким-то вымученным от смеси страха, обиды и инстинктивного желания, от понимания, что Имран никогда бы так не поступил — ни на миг не задержался бы за границей дозволенного, не позволил себе ни капли непрошеной боли. Нет, он не злился на друга, поддавшегося искушению удовлетворить наконец свой интерес — Натан ничего не делал со зла или с целью причинить ему вред, его нежелание отступать было единственным эпизодом ослабления всегда безукоризненного самоконтроля. Однако душащая злость на самого себя, причин которой пока вычленить из общей какофонии тоскливых мыслей последних дней Даня не мог, оставляла в груди болезненно пульсирующий, давящий ком. — Не делай так больше, — он сморгнул невольную влагу с ресниц и мягко оттолкнул парня в попытке натянуть обратно джинсы и сесть поудобнее, больше опираясь на боковую часть бедра. — Прости, — пристыженно повторил тот, вернувшись к столику, снял перчатки, оторвал пару салфеток и стал осторожно вытирать остатки вазелина с его бедер. — Прости меня, я не понял твой приоритет. Ты говоришь одно, а твое тело — другое. Как ни странно, новая порция боли физической снова заглушила душевную, в результате чего Натан успел покрыть импровизированным узором большую часть свободного пространства на его предплечье, аккуратной каймой обойдя готическую надпись и осветляя композицию по мере приближения к гравюре. Корону перебивать он не стал, но обновил ее, гармонично вписав в получившуюся конструкцию. В одиннадцатом часу вечера с горящей, замотанной в пищевую пленку рукой Даня ужинал, сидя по-турецки в кровати Натана и закусывая чипсами покупные салаты, пока тот показывал ему одинаковые с виду нескончаемые мандалы, элементы которых планировал соединить и даже умудрялся как-то трактовать. — Че у тя с Давидом твоим? — попытался отвлечь его от скучной темы наш герой, равнодушно покосившись на собственный вибрирующий телефон. — Мы не видимся, — помедлив пару секунд, спокойно сказал юноша. — Мне некомфортно с ним встречаться. — Че так? — он вскинул брови, не ожидая, что еще одни отношения в ближайшем окружении начнут так быстро расстраиваться. — Он хочет, чтобы я занимался с ним сексом. Я сказал, что не готов, но он очень настойчивый. Он меня раздевает и укладывает, мне это не нравится. Я сказал ему, что не хочу, но он игнорирует это. — Ну так вмажь ему с локтя, — пожал плечами Даня, разорвав для удобства пачку чипсов. — Он тя совсем не заводит? — Заводит... — А в чем проблема с ним... Ну, того?.. — Я хочу, чтобы первым был ты, — Натан пересел так, чтобы оказаться лицом к нему. — Если бы ты мог, я был бы очень рад. — А то, что ты мне только что чуть попец не порвал и спермы наглотался, типа не считается? — возмущенно махнул он вилкой. — Этого недостаточно. — Я не понимаю, ты хочешь, чтоб тебя кто-то трахнул или сам кого-то? — Я хочу и так, и так, но один из вариантов тоже подходит. — И ты ща гришь именно про анал? — на всякий случай уточнил он. — Потому что орально мы тя только что дефлорировали. — Можно мне, пожалуйста, заняться с тобой анальным сексом? — парень сложил ладони вместе у груди. — Ты сейчас к этому физически готов. В тоскливом бессилии уставившись в глубины своего салата, наш герой поежился от почти физической боли в груди, вызванной нехитрой мыслью, что де факто Имран его не бросал, паузы в отношениях не инициировал, ничего сравнимого с реальной изменой не делал и статуса открытого партнерства не подтверждал. Для утаивания фактов своей биографии и даже откровенного вранья у него могли иметься какие-то свои причины, даже если это ранило или задевало — с этим, в отличие от чувства покинутости, можно было мириться. От подобной мысли даже слегка подташнивало. — Физически да, — решился он на ответ спустя минуту задумчивости. — Морально — нихуя вообще. — Но ты хочешь, — настаивал Натан. — Мы с тобой подходим друг другу. Ты мой лучший друг, и ты нравишься мне больше, чем Игорь. Я буду тебя держать, как тебе нравится, и делать больно совсем немного... — Братан, — застонал он устало. — Если бы ты вот так меня не допрашивал, а тупо сходу завалил и выеб, я б не пикнул. Ну, то есть пикнул, но вряд ли чет серьезное. Э-э, не-не, стой! Домой он вернулся около полуночи, стараясь не шуметь и неся в себе тревожное ощущение найденного компромисса, до конца не устраивающего ни одну из сторон. Противостоять ослиному упрямству юного друга порой было практически невозможно, и хоть Даня на том жизненном отрезке этого замечать никак не желал, манипулировать этот парень умел незаметнее и эффективнее любого прожженного Геры. Согласие поприсутствовать на торжественном акте лишения невинности посредством Игоря Натан выбил из него путем совершенно не честным, клятвенно заверяя, что роль моральной поддержки ограничится максимум невинными объятиями. Умываясь, Даня обратил внимание, что в ванной на полке под зеркалом вместо двух пестрых зубных щеток Динары с Халисой теперь стояла Имранова голубая, и этот факт пробился теплым ветерком сквозь все душевные непогоды. Сам его избранник, прижимая к груди его подушку, тихо дремал при включенном ночнике в форме пухлой белой звезды, что подарила ему племянница. Несколько минут Даня любовался им, не смея тревожить согревающей сердце картины, но стоило ему начать раздеваться, как тот открыл глаза. — Данечка, — часто заморгав, ласково улыбнулся он. — Куда ты пропал, драгоценный? Я тебе весь вечер звонил. — У Братана татуху добивал, — продемонстрировал перемотанную руку наш герой. — Не исчезай так, — попросил тот, откинув для него край одеяла. — Все беспокоятся. — Я не ребенок, — возразил он, укладываясь спиной к любовнику. — Не жамкай крепко, рука пиздец болит. Бережные объятия и осторожный поцелуй в затылок усугубили и без того саднящую рану внутри, сквозь которую наружу рвалась извечная троица из обиды, стыда и вины, провоцирующих острое желание по-детски расплакаться от безысходности. — Сердце мое, — позвал его негромко Имран, гладя по волосам. — Грустный такой. Что случилось? — Ничего, — отозвался он еле слышно, опасаясь, что голос подведет. — Давай спать. Теплое дыхание на шее и чувство безопасности, которое вопреки любым жизненным перипетиям не оставляло его в руках возлюбленного, постепенно успокоили все дневные тревоги, позволив забыться в чутком сне. Утром их снова захватили хлопоты обустройства на новом месте, затем на праздничный обед по поводу новоселья всех позвала к себе Динара, приготовившая несколько традиционных блюд, поначалу вызвавших у Дани некоторые опасения своей формой и предполагаемым составом. — Че это? — негромко поинтересовался он у сияющего, как начищенное яблоко, Имрана, глядя на небрежной формы палочки из вареного теста. — Это хачипсы, — очаровательно улыбнулся тот, подхватив одну и макнув в стоящую посреди блюда соусницу с густой бульонообразной субстанцией, источающей соблазнительный чесночный аромат. — Открой рот. — Хачипсы? — удивленно захлопала ресницами Зоя Вениаминовна. — Впервые слышу о таком блюде! — Кавказские национальные чипсы, — захохотала Динара. — Они же галнаш, они же галушки, они же... — Вкусные, — закончил за нее Даня, прожевав. — А как их есть? Я ща бульоном все закапаю. — Кушай с удовольствием, двадцать первый век подарил нам стиралки, — потрепала его по волосам девушка, разлохматив и без того непослушные кудри. — Одуванчик! — Сама ты одуванчик, — он попытался пригладить их, убрав с лица. — Она меня так все детство дразнила, — рассмеялся Имран, запищав в пародии на сестру. — Баппа, баппа! — Потому что пушистый и в каких-нибудь кустах торчал все время, — она потянулась потрогать голову брата. — А потом время обдуло в лысину. Верни одуванчик обратно, а то ты какой-то... не ты. — А это что? — Даня кивнул на горшочек с чем-то мясным. — Грузинское блюдо «Напихали», — захохотал Имран. — Рагу это, что ты издеваешься! — хлопнула его по плечу сестра. После полудня все снова собрались ехать на прогулку в какой-то торгово-развлекательный комплекс, поставив нашего исстрадавшегося от чувства покинутости героя перед фактом, что даже в единственный выходной насладиться в уединении компанией возлюбленного шансов у него нет практически никаких. Обессиленный морально, он просто глубоко вздохнул и сообщил, ни на кого не глядя, что устал и скорее предпочтет компанию подушки и одеяла. В этом решении его вдруг поддержал Имран, озабоченно заметив, что «бедный Данечка» всю неделю чувствует себя неважно, как бы не заболел, потому стоит дать ему спокойно отдохнуть без всей этой суеты и мишуры. — Пасиб, — невесело ему улыбнувшись, Даня нащупал в кармане сигареты и направился в жуткую леопардовую прихожую обуваться. — Куда ты? — последовал за ним тот. — Подожди, там же дождь, давай мы тебя довезем до парадной. — Нормально все, — он набросил куртку на плечи и вышел на лестничную площадку, сунув в зубы сигарету. — Как раз покурю по дороге. Домой идти не хотелось. По правде говоря, не хотелось идти никуда вообще — он был не в состоянии придумать такое место, где мог бы теперь почувствовать себя уютно и в своей тарелке. На кровати вдруг стало неудобно, в гостиной дискомфортно, на кухне неуютно, в душе на перекладине досыхали детские вещи, трогать которые он не хотел. Даже подростковую манеру лечь на пол в своей комнате он уже не мог осуществить — все не занятое кроватью, достаточное для его роста пространство пола было заставлено чемоданами и коробками Имрана. Можно было, конечно, пойти к Игорьку, обложиться подушками на его мягком матрасе и поплакать, может, даже в голос. Он же как раз должен был приехать?.. Как и был, в войлочных тапках и застиранных домашних штанах, он отправился в квартиру этажом выше дожидаться лучшего друга в беспросветной печали и стремлении нажаловаться ему на свою недолю. Однако обнаружив того по месту жительства и сперва обрадовавшись, он вдруг вспомнил вчерашний обескураживающий эпизод с нарушением конфиденциальности своей личной информации и в мгновенье разозлился, проигнорировав протяжное «О-ой, зайчик, приве-е-ет!». — Я не зайчик и я пришел тя убивать нахуй, — пройдя в гостиную мимо хозяина квартиры и упав на злополучный диван, проиформировал он. — Хм, я даже догадываюсь, за что, — самодовольно ухмыльнулся тот. — Кому ты это скинул?! — повысил голос Даня. — Натанчику. — А еще кому? — Никому, честное слово! — заверил Игорек, выставив вперед ладони. — Харе уже, я твой пиздеж знаю, ну? — пересел, наклонившись вперед, наш герой. — Кому? — Ой, Да-ань, ты его не знаешь, — отмахнулся тот. — А если узнают?! — вплеснул он руками. — А если Имраха завтра меня кинет, потом я встречу другого ебаря, а по инету гуляет видео, где меня ебет хач?! — Ну Да-ань, не преувеличивай, — тот прошел к бару и достал из него мартини. — Просто скажешь, что это не ты. — Да, конечно, птица с булкой у каждого второго на рукаве, — он откинулся на диван, потерев лицо ладонями. — Ща так модно, бля... — Надо видеть во всем плюсы, — друг поставил на стол три конусообразных широких бокала и выудил из холодильника банку оливок. — Зато ты теперь популярный секси твинк... — Чего, блядь?! — не веря своим ушам, приподнялся Даня. — Что ты сказал?! — Прости, зайчик, — Игорек отодвинул в сторону все три бокала и боком, медленно и с опаской стал двигаться в обход дивана подальше от него. — Я скинул Мишане, ну чисто похвастаться, какой ты хорошенький и горяченький, он показал своему Илюше, тот переслал одному парню, и... Кажется, он залил вас на «Порнхаб» как-то так, что вы вчера попали в тренд... — Чего-о?! — завопил в ужасе Даня, чувствуя, как от злости приподнялись на руках редкие волоски. — Все, Игореха, тебе пиздец... В отличие от него, хозяину квартиры бегать вокруг дивана было очень даже весело. — Зато какое название шикарное! — хохотал тот в восторге, ловко лавируя меж своей мебели. — «Горячий латино загоняет свои девять инчей в тугую попку тинейджера»! А-ха-ха, а какие там тэги! «Ферст тайм», «краин анал», «подростки», «огромный член»... — Ты понимаешь, что тебе пиздец, сука?! — заорал на него наш герой, не уверенный, что именно станет делать с этим камикадзе, когда до него доберется. Расправе над дерзким провокатором помешал краткий звонок в дверь, на который тот, не снижая темпа, дабы отдалить Данин акт возмездия, выкрикнул «Открыто!», вслед за чем в коридор походкой охотящейся кошки вплыл Братан собственной персоной. — Ух, котичек, спасай! — прыгнул ему за спину Игорек. — А то я не доживу до свадьбы... — Вы ссоритесь? — растерянно спросил парень. — Мы его щас будем пиздить! — попытался отодвинуть замершего в непонимании Натана наш герой. — Эта тварь залила меня на «Порнхаб»! — Да, я лайкнул! — засияв, сообщил тот с гордостью. — Братан, и ты туда же?! — возвел он очи к небу. — А нефиг трахаться на вебку, когда с людьми разговариваешь, — ехидно высунулся из-за плеча юноши Игорь. — Я думал, ты мой друг! — снова заверещал Даня, ткнув в него пальцем. — И как друг я способствую твоей популярности! Теперь половина Питера хочет эту сладкую жо... — Ты же сказал, что латино! — Наверное, он имеет в виду, что ролик гуляет по мессенджерам, — доброжелательно предположил Натан. Прекрасно осведомленный, как быстро расходятся по телефонам любопытствующих зевак любого рода компрометирующие видеозаписи — в особенности с участием кого-то знакомого, — Даня застыл на несколько секунд, затем беспомощно опустил руки и с четким ощущением внезапно наступившей апатии рухнул обратно на диван. Вылившаяся в гнев энергия оставила внутри равнодушную пустоту, отключив все сильные эмоции и какие-либо желания. — Лан, — вздохнул он, прервав воцарившуюся тишину. — Бывайте, пацаны. — Куда это ты собрался? — Игорь встал в дверном проеме, когда он поднялся в намерении вернуться домой. — Какая разница, — он попытался вывернуться из крепких объятий. — Пусти. — Да-ань, успокойся, — тот только прижал его теснее к себе. — Хватит драматизировать, ты отбираешь у меня хлеб. Будь у нашего героя хоть немного моральных сил, чтобы выразить обиду словесно, он бы спросил лучшего друга, зачем тот так поступил с ним и что за мотивом руководствовался. Для чего выставлять на всеобщее обозрение личное того, кто тебе доверяет — не случайного партнера или сомнительной ценности спутника, но того, кого включаешь в близкий круг и зовешь «своим»? При этом прекрасно зная о его скрытности, нелюбви к любого рода публичности и нежелании открыто демонстрировать ни свою ориентацию, ни партнерство, ни что-либо еще... Просто потому что это — личное. Где-то в глубинах памяти, заставляя размышлять о карме, всплывали не единичные эпизоды, когда похожим образом поступал он сам, хвастливо делясь с друзьями документальными свидетельствами своих и чужих похождений и совершенно не заботясь о сохранности чужой интимной информации. Но ему даже в голову бы не пришло поступить так с Игорем. Или с Натаном. И даже с Васей — в случае этого клоуна в основном из уважения к его супруге. — Думал, хуже уже не будет, — произнес он вместо этого слабым голосом. — Хуже может быть всегда, — усмехнулся Игорь, успокаивающе водя пальцами по его затылку. — Пусти, мне надо побыть одному, — попросил он еще тише. — Нет, тебе не надо, — тот покровительственно поцеловал его в лоб. — Перед нами сейчас стоит ответственная задача. — Какая? — без особого интереса поинтересовался наш герой. — Я, — скромно улыбнулся Натан, все это время осторожно поглаживавший его по плечу. Только теперь Даня вдруг запоздало отметил по количеству бокалов на столе,что паренек заглянул не случайно. — Да-ань, ну что ты сидишь там в углу как пыльным мешком стукнутый, — позвал его Игорь, когда бутылка мартини почти опустела. — Иди к нам? — Мы не кусаемся, — тихонько хихикнув, закивал прижавшийся к его боку юноша. — Обнимашки? — он поднял руку, приглашая разместиться с другой стороны. — Идите нахуй, — вздохнул наш герой, уложив себе на колени подушку. — Я хочу Даню, — пожаловался Натан почти в губы Игорьку, обняв его за талию. — Даня — не игрушечка, — промурчал тот, томно улыбаясь ему. — Даня терь шлюшечка, — проворчал предмет их беседы, отвернувшись. — С порносайта. — Хорошо, если ты теперь шлюшечка, — коварно потянулся к нему лучший друг, подцепив рукой за футболку и подтащив поближе к себе. — Что ты хочешь за полчасика для этого котика? — Чтоб ты пошел нахуй, — неубедительно сопротивлялся он. — Я, собственно, ради этого сегодня вас всех и собрал, — рассмеялся Игорь, укладывая его спиной к себе на колени. — Вот объясни мне, Братан, — Даня печально воззрился снизу вверх на радостного парня. — Какая нахуй разница, в чей зад ты в первый раз сунешь свой болт? — Огромная, — терпеливо пояснил тот. — Это должен быть человек, который мне нравится, в моем вкусе, понимает меня, хорошо ко мне относится... — И почему Давид не вписывается в эти критерии? — вскинул бровь хозяин квартиры. — Даня вон рад, что у него первым был его мужик, да, Дань? — Я не хочу, чтобы Давид был первым, — задумчиво начал объяснять Натан. — Потому что это будет мое важное воспоминание. Я их записываю и рисую в тетрадь, из которой сложно вырвать листы. Потому что будет некрасиво. Если мы с ним расстанемся, я захочу убрать эти листы, и мне придется испортить тетрадь. Но если это важное воспоминание будет про моих друзей, которых я люблю, я никогда не захочу его вырвать. — Ты хочешь сказать, — помолчав немного в недоумении, попытался перефразировать Игорек, — что намылился трахнуть Даню из-за тетрадки? — Да. — Это самый странный предлог для секса, что я когда-либо слышал. — Да бля, Игореха, даже я уже догнал, — не выдержал наш герой. — Это тупо важный момент для него, он не хочет его делить с левым челом, которого плохо знает, и не уверен, что любит. А нам он доверяет и ему спокойно, и если чет пойдет не так, ну я не знаю, хуй не встанет или еще что, то мы бум его жамкать и кормить вкусняхами, а этот чел ваще непонятно че. — Да, — с благодарностью уставился на него Натан. — Спасибо. А мы можем пойти в душ? — Мы все можем, — кивнул Игорь. — Но стоя с непривычки сложнее расслабиться. — Мне помогает расслабиться горячая вода, — скромно заметил тот. — Ну? Ты идешь? — друг попробовал подняться, не скинув при этом нашего героя на пол. — Да-ань? — Не... — попытался отвертеться тот. — Пожалуйста... — еле слышно попросил Натан с таким доверием в по-детски честных черных глазах, что отказать стало просто невозможно. — Бля, ну Братан, — захныкал он. — Лан. Только я не буду в этом участвовать. — Но ты же хочешь посмотреть на Натанчика без шапки? — подмигнул Игорек. — Аргумент, епта... — Просто побудь рядом, — парень осторожно погладил его по плечу. — Это важно для меня. — Да ебись оно все конем, — вздохнул он, поднимаясь. В ванной комнате хозяин квартиры первым делом включил горячую воду, по всей видимости, с целью превратить помещение в подобие термы, затем принялся вытаскивать Натана из его подобного капусте одеяния. Усевшемуся на крышку унитаза Дане было сложно осознать, для чего кому-то в голову могла прийти идея нарядиться в кофту, натянутую поверх пуловера, через глубокий вырез которого угадывалась футболка, под которой, в конце концов, оказалась еще и тонкая майка. Под шапкой у юноши обнаружился отрастающий неровный ежик, увенчанный нелепым хохолком — дело рук нашего героя, стыдливо поймавшего секундный, полный осуждения взгляд Игорька. Даже через одежду было очевидно атлетичное сложение Натана, причиной которому, скорее всего, были гены и молодость: Даня точно знал, что единственным видом его спортивной активности был бег в попытке поймать очередного выскочившего на лестницу питомца, а основной пищей — всевозможная нездоровая ересь вроде замороженной пиццы и завариваемой лапши. В очередной раз он поразился тому, как много в этом человеке черт, которые можно было бы отнести к недостаткам, начиная с кривоватых ног и заканчивая странной улыбкой, которая не должна считаться красивой, потому что такие улыбки ну никак не могут ими считаться... Но каким-то образом его сознание опознавало Натана как одного из самых красивых людей, что ему встречались. Куда, к слову, даже не приближался Игорек, объективно близкий к стандартам мужской привлекательности по всем параметрам: высокий (выше Натана на полголовы и самого Дани почти на голову), стройный, длинноногий и подтянутый, с аккуратным лицом, густыми темными волосами, белоснежной улыбкой, хорошей осанкой, уверенными движениями... Натан же обыкновенно сутулился и старался прижимать к себе локти, будто имел намерение казаться меньше. Когда Игорь избавил юношу от джинсов и белья, прерываясь ненадолго только для коротких, но страстных поцелуев, наш залюбовавшийся их чувственным взаимодействием герой отстраненно поймал себя на мысли, что не видел Натана обнаженным с поры, когда тому было от силы лет четырнадцать. Теперь это был не губастый стеснительный подросток с тонкими конечностями, а... Несмотря на молодость, продолжать называть его парнем тоже было непросто, так как перед ним стоял скорее полноценно сформированный мужчина на самом пике своей сексуальности. Даня заметил, насколько сильно возбужден, только после того, как Натан с громким вздохом откинул голову, несмело подставляя шею под губы Игоря, скользнувшего ладонями по его пояснице и ниже. Он невольно опустил взгляд на их соприкасающиеся члены: оба в состоянии боевой готовности; оба параметрами чуть больше среднего, скромнее, однако, чем у его любовника; оба в целом прямые. Почему-то только в этот момент он обратил внимание, что лучший друг, оказывается, тоже обрезан, неясно, ввиду происхождения, медицинских показаний или по собственной эстетической инициативе. Орган Натана был чуть короче и шире в основании, с относительно небольшой головкой, туго обтянутый бежевого оттенка кожей, контрастной рядом со светло-розоватым тоном достоинства Игоря. Слегка расфокусировав взгляд в легком смущении, наш герой невольно сравнивал их самих — один грациозный, астеничный, с красивой линией длинной, сильной шеи, похожий на тонконогого породистого коня; второй поджарый, с четко очерченным под кожей рельефом, крепким круглым задом и плоским, твердым животом... На груди и руках довольно много волос, гораздо больше чем у Им... Особенно в сравнении и с полностью эпилированным Игорем. Кажется, тестостерона в Натане хватило бы на них троих с лихим остатком. Это не Игорь теперь должен был разворачивать его, в волнении прижимающего к груди руки, спиной к себе, не Игорь должен был тереться членом о его зад и лапать так, будто этот юноша дождался его из армии, — нет, это именно Натану следовало хватать того за... Да за что угодно — хватать, нагибать и драть так, что... На этой темной мысли Даня вдруг понял, отчего парень так хотел разделить свой первый раз с ним, а не с более опытным другом. Несмотря на близость этих двоих и длительное общение наедине, Натан все еще чувствовал себя скованно и действительно не мог расслабиться, несмотря на все усилия Игорька. — Да-ань, — подал вдруг голос лучший друг. — Иди сюда, обними его. — Я в одежде, — стушевался наш герой, после чего на мгновение встретился со взглядом, выражающим крайнее неудовлетворение его скудной сообразительностью. — Ну так разденься. Как завороженный, он медленно поднялся, следуя призыву командного голоса, аккуратно сложил одежду и неуверенно ступил в достаточно просторную для троих душевую, пытаясь отогнать от себя образ из недавнего прошлого, когда его запястья были прижаты к этой стеклянной дверце руками... Нет, не сейчас. Сейчас лучше концентрироваться на том, как поблескивает усыпанная мелкой россыпью родинок нежная кожа Натана под сильными ладонями Игоря, намыливающего и массирующего его плечевой пояс и спину. Прерывисто выдохнув, Даня приблизился к нему и несмело погладил по груди. — Не ссы, Братан, — поборов неловкость, он устроил руки у того на талии, все еще не смея обнимать. — Те ж уже давно за двадцатник, а не пятнадцать, ну. Испуганно кивнув, тот подался чуть вперед и положил голову ему на плечо, позволив почувствовать собственную не заметную с виду мелкую дрожь, но сжал в объятиях уже гораздо крепче, когда Игорь смыл пену и взялся за дело, не пожалев смазки и времени. — Полюби эту боль, — зашептал он в затылок Натану. — Эти ощущения, они не изменятся, это всегда будет так. Может измениться только твое к ним отношение. Как к кофе... — И суши, — попытался улыбнуться тот. — Я люблю суши. — Котик любит рыбку, — промурчал Игорь ему на ухо. Наш герой тем временем с легкой паникой продолжал отслеживать внутренние процессы, стыдясь того, как сильно возбуждает осознание, что юноша в его руках жмурится не от удовольствия, а скорее от боли. Странное сочетание жалости и похоти в симбиозе рождало чувство вины, в порыве которого он, опустив руку ниже, поймал пальцами член Натана, слегка опавший от неприятных ощущений. — Эй, мелкий, — тихо произнес он ему в шею, стараясь двигать рукой плавнее. — Ну давай, расслабься. Это ж все для того, чтоб те сделать хорошо. А ты сам рыпаешься и не даешь это сделать. В ответ тот потянулся к его губам и спустя несколько неудачных попыток все-таки поймал их в нежном, доверчивом, благодарном поцелуе. Его полные мягкие губы ощущались совсем иначе, даже в такой ситуации двигались властно, собственнически, язык проникал в чужой рот, будто на свою территорию. Он то постанывал, не отрываясь от Даниных губ, то тихо охал, пряча лицо у него на плече, то жался теснее, будто бы в неконтролируемой попытке отодвинуться от неприятного вторжения. — Ему больно, Игорех, — нахмурился Даня, крепко обняв Натана за талию. — Я знаю, — выдохнул тот. — Всем больно, вспомни свой первый раз. Усилием воли он прикусил язык, дабы не начать причитать, что несоответствие габаритов в их с Имраном случае было гораздо существеннее, что, однако, никак не извиняет того, с каким щадящим для бывалого, но интенсивным для неопытного темпом проникает член его друга в явно мучающегося паренька. Навязчивая мысль, что он сам сделал бы все иначе, гораздо осторожнее и нежнее, выбивала из колеи новой волной вины, подбрасывая идеи встать на колени и взять в рот, отогнать бессердечного Игорька или вовсе позволить... Единственным гарантом относительного успеха процедуры оставался крепко стоящий и, судя по тактильным ощущениям, близкий к кульминации член Натана. Продолжая помогать ему мягкими движениями кисти, Даня успокаивающе стал целовать юношу за ухом, в то время как Игорь, будто прочитав его мысли, прижался губами к затылку и замедлился. Даня коротко улыбнулся ему, поймав долгий, нечитаемый ответный взгляд, нетипично пристальный и слегка пугающий. — Журавлик, — странная улыбка скользнула по губам друга. — Что?.. — Ты, — он коротко вздохнул. — Журавлик. Бумажный. Возразить уже автоматически, что никакой он не журавлик, а грозный оребушек (от этой мысли в подобных обстоятельствах на секунду болезненно сжалось сердце) ему не дал неожиданный, неясно как случившийся поцелуй — плавный, медленный и слишком чувственный для... Не такой жадный, как Натана, и не такой нежный, как Имрана — в порыве или на надрыве, такой, который после никогда уже не повторяется. Удивленный прекратившимся движением Натан вывернул голову, глядя на них затуманенным взглядом — пары секунд хватило ему, чтобы громко охнуть, схватить нашего героя за запястье и задергаться с короткими, высокими стонами. Уже минут через двадцать все трое лежали на просторной мягкой постели, удовлетворенные и утомленные экспериментом. Прижавшись лицом к Даниному животу, Натан, кажется, задремал, убаюканный ласковыми поглаживаниями обнимающего его сзади Игоря. — Ну, рассказывай, — заговорил тот вполголоса. — Что твой зайка натворил? Леванул? — Нет, — отвернулся Даня, не в восторге от затронутой темы. — А что? — Ничего, — огрызнулся он полушепотом, затем, немного подумав, честно ответил. — Не видит меня. — Весь «Порнхаб» сейчас смотрит, как он тебя не видит, — насмешливо напомнил друг. — Суки, блядь, ненавижу вас, — свистящим выдохом проинформировал он, осторожно поглаживая спящего Натана по затылку. — Так в чем твоя проблема? Не хватает внимания? — Пиздец как не хватает. — А что он отвечает? Ты говорил ему? — Нет. — Сразу решил искать... Хм... Альтернативные источники энергии? — Че, блядь? — встрепенулся наш герой. — Да пошел ты нахуй, говна кусок, нихуя я не искал, это вы двое... — Да-да-да, — очаровательно улыбнулся ему тот. — Ты совсем ни при чем, невинная совращенная деточка, все хорошо... — Пошел нахуй, долбоеб, — устало отозвался Даня. — Ты реально не собираешься ему говорить о том, что тебя беспокоит? — спросил Игорек. — Ты в курсе, что это самый быстрый путь к несчастливому финалу? Аккуратно, чтобы не потревожить пригревшегося под боком Натана, он повернулся на спину и уставился в потолок, снова ощущая обессиливающее чувство безысходности. Невнимание само по себе пережить было несложно, если бы оно не нагрянуло в комплекте с обнаружившимися утаиванием и враньем, наводя на одну тревожную мысль: он понятия не имеет, что за человек каждую ночь засыпает рядом. Его скромный, добрый Имран, отзывчивый и сердечный, с ласковым взглядом и теплой улыбкой — выходит, его действительно придумал шлюхо-Джеффри? Придуманный еще черт знает кем. Красивая маска идеального партнера, за которой скрывается череда ебану... эксцентричных бывших, практикующая промискуитет субличность, порванные на чьих-то плечах чулки и ряд других имен. Кто такой этот Джабраил, что он из себя представляет? Зачем смотрит на него через две или более вуали — на него, совершенно открытого, отключившего все защиты, практически беспомощного, как черепаха без панциря? Но самым угнетающим в сложившейся ситуации была даже не маска, а именно факт, что его избранник, возлюбленный, его любимый мужчина врет ему в лицо, не меняясь в собственном. Вранье в приоритетах нашего героя к предательству стояло гораздо ближе, нежели разовый секс на стороне. Никто и никогда не рассказывал ему, что делать, когда, казалось бы, надежную точку опоры вдруг выбивают из-под ног и когда самый близкий человек оказывается вдруг кем-то совершенно посторонним. Он с грустью усмехнулся, сравнив себя с воробушком, которому вместо булки попался вокзальный беляш с котятами. И пусть бы Имран не был на самом деле таким идеальным, целомудренным, добрым и порядочным, пусть, он ведь тоже обычный человек с противоречиями и негативными эмоциями, с неприязнями и недостатками, тараканами, секретами и травмами... Но зачем прятать это от того, кто?.. Почему именно от Дани? Почему какие-то паршивые Додики и Газели знают, а он, заявленный любимым?.. «Стоп», — пронеслось в тишине мыслей, оборвав в миг все внутренние монологи. Он ведь никогда не говорил о любви. Не ответил на банальное «Я люблю тебя» ни разу. Осознав это вдруг, наш герой едва удержался от порыва потереть ладонью солнечное сплетение, из центра которого по груди разлилась сильная физическая боль. — Дань, — чуть громче обратился к нему Игорь. — Я тебя знаю. Ты можешь обидеться и годами игнорить. Разберись с этим сейчас. Обида — как испорченный продукт. Можно игнорировать, но чем дольше, тем там сильнее воняет. — Иди нахуй, я на тя пожизненно обижен за «Порнхаб», — сглотнув непрошенные слезы, огрызнулся он. — А ты сходи, комментики почитай, как ты там всем понравился, — несмотря на внешнее ехидство, друг мягко сжал его ладонь в знак поддержки и участия. — Да-ань. Слушай, а давай ему два члена в рот засунем? Одновременно. — Это уже не лишение невинности, а реальная групповуха, — вымученно улыбнулся он. — Я не против, — глухо отозвался, как оказалось, не спящий Натан, уже через минуту обнаглевший настолько, чтобы вернуть Данину руку на собственный член, а через две смущенно оглядывать спальню в поисках чего-то, чем можно вытереть следы своего энтузиазма. — Лан, давай засунем, — глядя на то, как он эротично прикусил губу, согласился наш герой, продолжая, однако, бездвижно глядеть в потолок. — А можно я потом займусь сексом с Даней? — обратился юноша почему-то к Игорю. — Конечно, котичек. — А вы часом не охуели? — лениво поинтересовался предмет их беседы. — Ты не спросил Имрана, да? — вздохнул Натан. — Нет и не собираюсь. — Но ты же... — Да, хочу, но сохранить свои отношения пока хочу больше. — Я понимаю, — грустно кивнул тот. — Жаль, что вы не в открытых отношениях. Но если вы решите в таких быть, скажи мне, хорошо? — Хорошо, Братан, — засмеялся он невесело. — Я те первому сообщу. Приду к тебе в одном плаще, скину его в дверях и отдамся те на растерзание. — Хорошо, — искренне обрадовался парень. — Сможешь потом мне прям вокруг жопной дыры набить «Здесь был Братан». — Я буду ждать, — заверил тот. — Если вы расстанетесь, ты тоже можешь прийти. Я буду тебя поддерживать как друг и делать то, что тебе захочется. — Ну бля, пасиб, конечно, — скривился наш герой. — Это оч обнадеживает. Если мы расстанемся, можешь помочь мне утопиться. Походу, именно это мне и захочется. — Я надеюсь, вы не расстанетесь, — сконфуженно улыбнулся ему Натан. — Я бы хотел, чтобы у тебя все было хорошо, даже если мне нельзя из-за этого заниматься с тобой сексом. — Знаете, мальчики, — подал вдруг голос до сих пор за всем этим молча наблюдавший Игорек. — Это самый милый диалог, что я слышал за последний, как минимум, год. — А можно вы еще раз поцелуетесь? — засиял вдруг от пришедшей идеи Натан. Синхронное «Нет!» его слегка озадачило, напомнив заодно и нашему герою о неоднозначном инциденте в душевой, о котором он настойчиво не желал думать. Игорек никогда, ни разу в жизни даже не пытался его поцеловать, да и в целом не жаловал этот вид ласки, и поступок его казался ввиду такого бэкграунда еще более алогичным и неуместным. — А можно?.. — снова начал тот. — Братан! — застонал Даня в отчаянии. — Спросить... — Ну? — Если бы не Имран, ты бы хотел?.. — Ну бля, Братан... — медленно выдохнул он. — Если бы у меня не было Имрана и я каким-то раком осознал бы себя пидором и узнал, что ты тоже по мужикам, я б по ходу погнал к тебе с уже смазанной жопой. — Правда? — прижался к нему юноша. — Ты бы встречался со мной? — Да. Ты ж сам сказал, мы подходим друг другу. — Я бы делал так, как тебе нравится, — Натан обнял его за талию с едва заметной тоской в голосе. — А как ему нравится? — полюбопытствовал Игорек. — Можно сказать? — на всякий случай спросил тот. — Он залил видос о том, как меня ебут в жопу, на «Порнхаб», — усмехнулся Даня. — Мне уже нечего от него скрывать. — Дане нравится играть в принуждение, — прерывисто выдохнул Натан. — Правда? Да-ань? — Ага, — закатил он глаза. — Пока Имраху не встретил, прям спал и видел, как меня жарят в очко шесть здоровенных хуев. — А почему шесть? — А хуй знает, можно и пять. — Это такое желание, которое ты никогда не будешь воплощать? — поднял на него глаза Натан. — Если мы с Имрахой расстанемся, может, буду, — пожал он плечами, отметив, как тот задышал чаще. — Вон, Герыч мне предлагал... — Сахаров?! — аж приподнялся его лучший друг. — Предлагал тебе?.. — Ну да. Мы чет как-то распизделись по телефону, он грит, так и так, давай организую, конфиденциально, безопасно, все в резинках... — Что за великие силы заставили тебя рассказывать Сахарову такие истории?! — истерически захохотал тот. — Ну он спросил, мне не жалко, — невозмутимо ответил Даня. — А нам можешь рассказать, — заглянул ему в глаза Натан. — А те зачем, Братан? — Мне нравится... — Я те уже рассказывал. — Ты не рассказывал про шесть. Ты не против, если я это нарисую? — переполненный творческим порывом, он подскочил на кровати, усевшись на колени. — А ты можешь мне позировать? Можно вместе с Имраном. Глядя на его снова подающий признаки жизни предмет мужской гордости, а после выслушивая детали фантазий о том, как бы неутомимому юноше хотелось узреть воочию «двойное проникновение в Даню», наш бедный герой вынужден был напомнить тому, что вчера имел счастливую возможность ощутить в себе «четырехное» проникновение его не самых тонких пальцев, а после объясняться перед Игорем, как же так — столь уникальный эксперимент прошел без его участия. К вечеру в юном друге он начал стремительно подозревать хитрожопого пиздабо... маленького коварного манипулятора. Вернувшись домой в седьмом часу, он застал всю утреннюю компанию в очередном приступе суеты с целью еще одного застолья. Вышедший навстречу со счастливой улыбкой Имран сразу же потянулся обнять, но буквально на секунду вдруг застыл, словно бы принюхиваясь. Уже в следующий миг Даня потонул в теплоте его сердечных объятий, лишь на долю секунды успев поймать на красивом лице выражение острой, неожиданной боли и едва не задохнувшись от тяжести на душе. — Драгоценный мой, — Имран поцеловал его в висок, не выпуская из рук. — Пойдем в комнату? Там все равно еще на полчаса... — Ты знал, что пока мы трахались на диване, Игореха на нас палил по скайпу? — понизив голос, устало поинтересовался Даня, улегшись на кровать рядом с ним. Тот снова выдал себя, на мгновенье позволив проявиться хулиганской улыбке сквозь выражение невинного удивления в округлившихся глазах. — Ясно, — констатировал наш герой. — Вижу. — Немного экстрима, — тот придвинулся к нему ближе с заискивающе-извиняющимся видом. — Это твое «немножко экстрима» щас на «Порнхабе» висит, — он полез в задний карман за телефоном. — Иди глянь, порнозвезда, блядь... В обескураженном внимании наблюдая, как сделались пунцовыми скулы того при просмотре с пугающей легкостью найденного ролика, он безрадостно усмехнулся: — Джеффри там, небось, ссытся кипятком от счастья. — Д-да, — опустив глаза, прошептал его избранник. — Он — да... — А Имран читает ему лекцию о вреде пьянства и разврата? — Угу, — тот наклонился, спрятав лицо у него на животе. — А че Гаврюша? — А?.. — Джабраил. — Ему стыдно. — Ну хоть кто-то нормальный, — он нервно дернул плечом. — Можешь перевести комменты? — «Кажется, мальчику больно», — забрав у него телефон, зачитал Имран. — Тебе ведь не было больно, да? — Было, но это не плохо. — «Нападение кролика-террориста», — хмыкнул тот, поймав его руку, чтобы поцеловать костяшки. — «Он двигается, как машина, которая»... Я не уверен, кажется, речь идет о забивании свай. — Образно, блядь. — «Горячая секс-кукла, я бы...», — он замолчал на полуслове. — Ну? — «Я бы загнал в него свои девять дюймов». Другой пишет: «Я тоже так хочу, эй, есть активы?» — Лан, харэ, я понял, — он в раздражении потер лицо. — Ты знал. — Данечка... — Знал и не сказал мне. — Прости меня... — Почему? — Прости, Данечка, — Имран пододвинулся на локтях, чтобы беспорядочно целовать его лицо. — Родной мой, прости, я был... — Бухой в жопу, я помню. А я, как последний идиот, забыл про ебучий «Скайп». Сам виноват, так мне и надо. — Данечка, — тот погладил его по шее. — Ты не виноват. Это не по-дружески со стороны Игоря. — Ты, я вижу, не особо переживаешь, — Даня вернул телефон в карман, не желая продолжать это обсуждение. — Ну конечно, че те переживать, ты ж сверху с огромной елдищей, наоборот, есть чем гордиться... Имран ничего не ответил, только продолжил свои попытки зацеловать всю его недовольную физиономию. — Как ты провел день? — поинтересовался его избранник через некоторое время, когда он перестал уворачиваться и немного успокоился. — Помогал Игорю лишать Братана невинности, — честно ответил Даня. — Невинности?.. — Игореха его ебал, а я свечку держал, — угрюмо объяснил он. — Ну еще потом подрочил ему. Игореха хуево справился, я бы сделал лучше. — А почему не сделал? — растерянно спросил Имран. — Потому что у меня уже есть кому делать лучше, — медленно, как душевнобольному, пояснил он. — Данечка, — сведя брови в печальном удивлении, тот заглянул ему в глаза. — Но как ты оказался в такой ситуации? — Братан попросил. Не хотел, чтоб его первый раз был с левым чуваком, которому он не доверяет, а Игореха типа опытный. А я лучший друг и моральная поддержка. — Ты, очевидно, ему нравишься, — попытался улыбнуться Имран. — А тебе, очевидно, следует быть аккуратнее, — спародировал его встревоженный тон Даня. — С этими своими шуточками типа «С резинкой, пожалуйста». А то народ впечатлительный пошел, шуток не понимает. Имран неожиданно посерьезнел и выпрямился, стыдливо отведя взгляд, затем взял себя в руки и гораздо более серьезным голосом извинился: — Данечка, родной, прости, пожалуйста. Мне действительно следовало быть осторожнее в формулировках. Я должен был брать во внимание... — он вдруг неловко замолчал. — Что? — Что твой дружок немного... особенный. — В смысле — особенный? — Я сразу заметил, что у него... — Ну? — не выдержал недоговорок наш герой. — Аутистическое расстройство, — собравшись с духом, выдал тот. — Почему? — он нахмурился. — Натан просто немного, ну... странненький. Но ваще нормальный, работает, общается, все у него норм. Хахаль вот появился... — Высокофункциональный аспергик, судя по твоим рассказам, — подтвердил свою догадку Имран. — Социализированный. — Чего, блядь?.. — Синдром Аспергера. — Синдром хитрой жопы у него, а не Аспергера. Вскоре женщины позвали их в гостиную, подав на ужин ароматные отбивные с гарниром из обжаренного с овощами риса. Не дав доесть, Халиса влезла к дяде на колени с телефоном, дабы продолжить «играть в оребушков». Ее родительница вела оживленную политическую беседу с Даниной, в то время как сам он из вежливости ковырял рис, не ощущая в себе и намека на аппетит. Неожиданный звонок в дверь заставил всех настороженно замереть. — Мы кого-то ждем? — нахмурился Даня, глядя на Зою Вениаминовну. — Нет, зайчик, — та отодвинула стул. — Ма, сиди, я сам. Мож, Игореха чет хотел. За дверью обнаружился, увы, не его лучший друг, но высокий, не знакомый ему мужчина в коротком сером пальто, лет тридцати пяти или сорока, даже на его критичный взгляд достаточно красивый, чтобы играть ведущие роли в голливудских фильмах о любви. Светлые, серо-голубые глаза с густой, почти как у Имрана, линией ресниц; вздернутые внешними углами брови; аккуратно зачесанные на пробор черные волосы с проседью на висках; идеально ровная линия короткой бороды... В других обстоятельствах Даня мог бы залюбоваться, если бы не характерный акцент, не оставляющий сомнений в национальности, а затем и в личности незнакомца. — Добрый вечер, я... — Ошибся, УФМС на запад, два квартала, всего хорошего, — он попытался закрыть дверь, нахмурившись в негодовании, но Юсуп среагировал быстрее, заблокировав ее ногой. — Даниил, верно? — Для тя Даниил Львович, — припомнил наш герой скрипучего Артура, затем оглядел гостя внимательно с головы до ноги и повернулся в сторону прихожей. — Джабраил, тут, по ходу, твой бывший... В тот момент он всего-навсего запамятовал, как зовется муж сестры — не то шурин, не то зять или деверь, — но испуг, промелькнувший в глазах Юсупа, навел его на очень неприятную мысль, ранее в зачатке гонимую прочь здравым смыслом.