The Non-coolest Love Story Ever

Не осведомленная о перипетиях их отношений, да и не заинтересованная в подобной осведомленности, Кира вряд ли задумывалась о том, что брошенные невзначай слова — пустая, по сути, болтовня — сделаются для нашего центрального персонажа тяжело усваиваемой пищей для размышления. С одной стороны, версия реальности, в которой Джеффри был номером пять в его расстрельном списке, а Имран — тем еще пиздабо... сочинителем, казалась притянутой за уши и противоречила множеству установленных и не подвергаемых сомнению фактов. С другой — судя по опыту последних недель, в просторных шкафах прошлого его возлюбленного имелось достаточно места для немалого количества скелетов самых разнообразных существ. Оставив удивленно заулыбавшейся девушке тысячную купюру за «неудобства жопы и материалы», Даня направился по зову природы в пустую на удивление уборную, по выходу из которой, все еще снедаемый невеселыми думами, заметил копошение у плиты на кухне, сопровождаемое аккомпанементом негромких, скрипучих ругательств. — О, охуительная Гузель, — хмыкнул он, подперев плечом дверной косяк. — То есть как там тебя, Артур, этот... Наилович? — Наилевич, — не поворачиваясь, недовольным тоном поправил его мужчина, в кои-то веки представший вне образа: тускло-зеленый старый свитер был самым ярким предметом его вечернего туалета, влажные, аккуратно зачесанные назад волосы чуть вились, а на сутулые плечи словно давило осознание всего несовершенства мироустройства. — Че, с бодуна? — состояние неожиданного собеседника показалось Дане до боли знакомым. — Да, — явно не желая продолжать общение, коротко подтвердил тот. — Слуш, — он прошел в кухню, подвинул стул и сел рядом с потенциальной жертвой экспромтного допроса. — А че там у вас было с чулками? — Ограбление, — скривившись, глянул на него мельком Артур. — Мужика своего спроси, я такие вещи не разглашаю. — Спрашивал, — коротко вздохнул Даня. — Выкручивается. — Ну вот и не лезь тогда, — повернулся к нему тот, скрестив руки на груди. — Он не обязан тебе исповедоваться. — Лан, — он разочарованно поджал губы. — Тогда вот че скажи. Че это у вас за история с Джеффри? Вместо ответа собеседник уставился на него полным раздраженного разочарования взглядом, каким обычно сверлят дыры в катастрофически несмышленых оппонентах. — Ну, это хотя бы человек? — без всякой надежды на достоверную информацию поинтересовался наш герой. — Нет, — Артур снова повернулся к плите и своему вареву. — Это джинн. Живет в бутылке. — Какой еще бутылке? — едва не застонав от облегчения, уточнил он. — С огненной водой, — закатил глаза тот. — Господи, бедный Имран, то психосадист, то умственно отсталый... — В смысле? — Водка с диетической колой, — устало потер лицо мужчина после затянувшейся паузы. — Пара стаканов — и ты найдешь ответы на все вопросы. — Лан, пасиб, — улыбнулся ему благодарно оживившийся Даня. — А сигу дашь? — Так, юноша, — тот замахал на него кухонным полотенцем. — Съебись отсюда. Домой он отправился на метро, решив не беспокоить свою пассию по двум причинам: во-первых, в воскресный вечер вытаскивать его, теплого, расслабленного и наверняка полуобнаженного, из пледа было бы просто кощунством; во-вторых... Опыт совместного проживания подсказывал, что за время, которое тот потратил бы на суетливые сборы и дорогу (надо ведь одеться, умыться, подумать о жизни, найти ключи, найти документы, дойти до гаража, погреть авто, выехать, доехать...), он успеет дважды скататься до Купчино и обратно. Вся первая неделя декабря выдалась довольно теплой, да и в тот день температура колебалась в районе нулевой отметки, а редкие легкие снежинки едва успевали покружить в свете фонарей, прежде чем долетали до земли и таяли. Прогуляться по украшенной новогодней иллюминацией Садовой в такой приятный вечер было даже радостно, несмотря на подмерзающие конечности. Пообещав себе при первой возможности вытащить избранника в сияющий разноцветными огнями и гирляндами центр на полноценное свидание, число которых с появлением стабильной работы и общего гнездышка стремительно стало сокращаться, Даня поспешил в подземку и уже менее чем через полчаса быстрым шагом направлялся в минимаркет, расположившийся на первом этаже их дома. Молодая женщина на кассе с устало-равнодушным взглядом пробила его джентльменский набор, состоящий из молочной шоколадки, нескольких полулитровых бутылок сладкой газировки, того же объема водки, пары банок пива для себя и какого-то молочного ликера на случай, если вышеперечисленного окажется недостаточно для вызова эфемерных духов пустыни. Поначалу взгляд его бродил по полкам с шампанским и мартини, но внутренний голос подсказывал, что опытный Артур Наилевич советом поделился дельным, ведь что проще и эффективнее приводит жертву... я хотел сказать, собутыльника в расслабленное состояние, чем сочетание шипучки с четвертью старой доброй сорокаградусной? Расклад ожидался беспроигрышный: сам он от пива никогда особенно не хмелел, тогда как почти не употребляющий по предварительным данным Имран от одних только алкогольных испарений становился гораздо откровеннее, что уж говорить о такой тяжелой артиллерии, как содержимое его пакета. Еще через полчаса, сидя по-турецки в одних шортах на пушистом ковре и ухохатываясь над каким-то вечерним шоу (не таким забавным, как непосредственно заливистый смех его пассии), наш герой глядел на стремительно пустеющую банку в собственных руках и запоздало размышлял о громкости будущих воплей юной татуировщицы, разгневанной попорченными бродящим спиртным зайками. Тогда же он вдруг осознал, что примерно с августа употреблял горячительные напитки считанные разы, не испытывая к ним совершенно никакой тяги в компании любовника, чего ранее за собой не замечал. Когда тот от неудержимого веселья перешел к откровенно неприличным посягательствам на его честь посредством жаркого дыхания куда-то в шею и соблазняющих взглядов, достойных самой дорогой жрицы любви, наш герой понял: вот он, момент истины, когда граница между разными сторонами личности его партнера размывается из-за ослабевающего самоконтроля, и именно теперь можно было бы... Не учел он только один маленький, но весомый нюанс: любвеобильность Джеффри, не сдерживаемая воспитанностью Имрана, горячей волной страсти сводила на нет все попытки кого-то из них разговорить. — Зая, — воззвал к ним наш герой, погребенный под лавиной хаотичных поцелуев. — Ты ща Джеффри или Имран? — Я твоя булочка, — мурчал тот ему на ухо обезоруживающим полушепотом. — Сладкая и очень горячая... — Эт как раз я понял, — не оставлял он попыток. — А вот... Эй, Джеффри, это ты? Джеффри? Имран? Джаба? Кто-нибудь?.. К счастью, чувствительность особо нежных зон на теле его пассии алкоголь не притуплял, потому уже через четверть часа, прижатый к ковру весом расслабленно мурлычущего Имрана, он снова попытался привести мысли в порядок. — Зай, — собравшись с силами, Даня выдохнул ему в висок. — Ты щас Джеффри или Имран? — Кем ты хочешь, чтобы я был для тебя? — хитро заулыбался тот, сползая по нему ниже. — Собой? — неуверенно предположил он. — Честным... Ты кто щас? — Булка, — улыбка сделалась знакомой и ласковой. — Это что-то новое?.. — И да, и нет, — Имран приподнялся на руках, заглядывая ему в глаза и обдавая сладким дыханием. — Что это... Значит? — нахмурился он непонимающе, уворачиваясь от губ своей пассии. — Просто я, — тот запечатлел звонкий поцелуй рядом с Даниным ухом и вдруг заговорщицки покосился на комод. — Но если хочешь, могу стать для тебя сексуальной моджахедкой... В чулках... С небритыми ногами... — У нас же нет чулок? — Можно нарисовать фломастером... Вскоре, нервно посмеиваясь и шепотом обзывая себя красноречивыми обсценными эпитетами, наш пунцовый от смущения герой старательно натягивал пониже синее платьице блюстительницы закона, едва прикрывающее его и без того пострадавшую филейную часть. Приладить на место женские стринги он сумел только после того, как непривычным образом устроил свое весьма активное достоинство... кхм... вертикально, что несколько мешало закрепить на бедрах идущий в комплекте ремень. Фуражка на отросших, упруго вьющихся волосах также держалась на честном слове. — Зая, а че с наручниками делать? — уставился он на последнюю деталь образа. — Мне че их, на хер вешать? — На меня-а-ха-ха, — заржал вернувшийся из коридора Имран, узрев его в новом амплуа. — Ты че угораешь, сам не лучше, — собрался парировать Даня, но не выдержал и также неудержимо расхохотался. Если на него самого предназначенный для дамы средней комплекции костюм налез без особых проблем, то на Имране заявленные на упаковке шорты смотрелись как мало что прикрывающие трусы, из которых убедительно норовило вывалиться все содержимое. «Форменная» жилетка доходила максимум до середины живота, являя собой что-то вроде боевого топика, на поясе едва сошелся ремень с пластиковым муляжом гранаты, а на шее на манер ожерелья висела патронная лента. — Там еще резинка зеленая, — почти плача, просипел он. — Не знаю, куда ее... — Ба... Бантик... — застонал Даня, прикрыв ладонью глаза. — На хуй... Остатки и без того слабой мотивации рассекать по квартире в синем микроплатье почили вместе с хрупкой верой в то, что серебристый значок и падающая с головы фуражка сексуальной полицейской (каковой он себя никак не ощущал) поспособствуют спонтанному плану учинить над возлюбленным допрос с пристрастием. Веселье усугубили попытки Имрана зафиксировать сей исторический момент на камеру Даниного телефона, вылившиеся в пару десятков преимущественно смазанных селфи. — И че терь? — отдышавшись, поинтересовался наш герой, когда обоюдная истерика ненадолго утихла. — Мы должны, типа, ну, играть? — Типа того, — кивнул его избранник, сверкнув глазами и поправив шорты. Опыта участия в любого рода сексуальных ролевых играх не было ни у одного из них, потому дальнейшее действо, развернувшееся на восемнадцатом этаже в одной из купчинских новостроек, более походило на наркоманскую театральную самодеятельность, которую Имран позже деликатно именовал эротическим артхаусом. Сложно было бы назвать возбуждающей картину, в центре которой наряженный в слишком тесные шорты и камуфляжный топик кавказец с тарелкой на манер руля имитировал попытку скрыться от шлюховатой оперуполномоченной, которая, в свою очередь, с грозными матюками салютовала ему баллоном дезодоранта на манер полицейского жезла. Оба при этом совершенно никак не могли оставаться в вертикальном положении — и отнюдь не под влиянием спиртных напитков. — Гражданин, — Даня хлопнул любовника по плечу, старательно сохраняя равновесие. — Нарушаете... — Уай, красавыца! — восхитился тот, вытирая слезы. — Только я это... Гражданочка... Моджахедка же... Ты не смотри, что ноги волосатые, я просто брюнетка... — Вылазьте из авто, я вас ща щупать буду, — потребовал он, отчаянно стараясь состроить грозное лицо, но не выдержав, когда Имран принялся делать вид, что переступает что-то. — Бля, зая, ты ж типа из тачки вылазишь, а не из тазика! — Это кабриолет! — возмутился тот, разведя руками. — Давай, ты это, руки за голову, — он толкнул свою пассию к стенке. — Ща буит досмотр. Оружие есть? — Нету, дома забыл, — невинно захлопала ресницами «моджахедка». — А эт че за боеголовка? — Даня сцапал его за член. — Зенитно-ракетный... А-ха-ха, бля... Комплекс... Еще и бухенькая, я смарю. А ну пройди по прямой. Старательно виляя бедрами, Имран по зигзагообразной траектории описал по комнате круг почета. — Да вы в говно, — сделал последовательный вывод наш герой, многозначительно подергав бровями. — Придется дуть в трубочку. На этих словах Имран заржал как псих, и, разумеется, дуть ни в какие трубочки уже не смог, несколько минут в беспомощной истерике хватаясь за сползающие Данины стринги и тыкаясь лицом ему в сгиб бедра. — Стопудово в говнище, даже трубочкой в рот не попадаете, — в театральном возмущении отчитывал его наш герой. — Бухая за рулем. С оружием. Лицензии нет. Документов нет. Совести нет... Ну и че мне с вами делать? — Наказать, — всхлипнув, беспомощно выдал тот. — Такие тяжкие нарушения закона караются жесткой еблей в жопу, — проинформировал он. — Снимайте штаны, бум восстанавливать порядок в стране. Но сначала я конфискую у вас оружие... Прижав свою пассию ягодицами к стене, Даня присел с целью высвободить... хм-м, нелегальные боеприпасы, но одного взгляда наверх, на Имрана, зажимающего себе рот, дабы сдержать рвущееся наружу веселье, хватило, чтобы растерять всю напускную строгость. — Зая, ну харэ, я же подавлюсь, — попросил он, отдышавшись. — Ты хочешь, чтобы я умер? Это будет оч нелепая кончина... — Кончина-а-а, а-ха-ха, — почти прорыдал тот, закрыв лицо руками и сползая по стене на корточки. Акт орального выражения своих чувств в тот вечер не получился ни у одного из них, как и любые последующие попытки заняться любого рода взаимопроникновением, однако одного только взгляда на смущенного, пошлящего, смеющегося любовника с влажными, сияющими глазами хватило для долгой, сильной, интенсивной эйфории, до самого рассвета не отпускающей нашего перевозбудившегося героя. Хотя цели своей он не достиг, так как из неудачных попыток заняться любовью они плавно перетекли во внезапную эротически-юмористическую фотосессию, спонтанный интимный эксперимент его не разочаровал. Однако, как вы помните, целеустремленности нашего оребушка могла бы позавидовать буровая установка, и потому представившуюся уже через пару дней возможность заглянуть в многогранную душу своего избранника упускать он не собирался. Вечер той, кажется, среды, помимо непростой беседы запомнился ему четко осознанным ощущением правильности и абсолютного довольства жизнью: после тяжелого, но продуктивного рабочего дня настоящим блаженством стала возможность вернуться домой, с порога нырнуть в объятия не скрывающего радость возлюбленного, затем расслабиться в горячем душе, пока он подогревает сытный ужин — вкусный и тоже правильный, без рыбы и всех этих нелюбимых ингредиентов, нужной температуры и густоты, потому что выспросил все подробности у мамы, разузнал у нее во всех деталях о предпочтениях и привычках... И в этом столько заботы, что счастье едва переносимо. Нежась под боком у своей пассии после щедрых неторопливых ласк и одним глазом следя за очередной серией о приключениях Эпичной Дани, наш герой сонно размышлял о том, как же ему повезло с партнером, взявшим на себя все домашние хлопоты и формальности, бытовые и финансовые. — Зая, — задумался он вдруг о моменте, который до сих пор упускал из внимания. — А когда мы за квартиру платим? — Ой! Я совсем забыл! — спохватился Имран, аккуратно выбрался из одеяла и потянулся за ноутбуком. — До десятого договорились, а сегодня как раз десятое... — Слуш, а можно я те буду налом отдавать? Или лучше на счет кидать как-то? — зевнув, предложил он, рассеянно наблюдая, как тот вспоминает пароли от интернет-банка. — Радость моя, как тебе удобнее, так и делай, я подстроюсь, — тот повернул голову, чтобы коротко поцеловать его в висок, и снова вернулся к платежам. — Давай заодно за телефон и интернет отправим... — И еще на продукты скока скидывать, скажешь, да? — он вернул поцелуй, попав чуть ниже уха. — Или хочешь, я те просто буду зарплату приносить? А ты сам бухгалтерь... Бухгалтерствуй... Кароч, разбирайся, че куда. — Драгоценный мой, — с нежностью улыбнулся ему Имран. — Можем открыть общий счет и скидываться туда... — Че-е?! — неверяще протянул Даня, беглым взглядом зацепив шестизначные цифры на выписке с его счета. — Я че, блядь, золушка?! Когда я успел выйти замуж за шейха?!.. — Данечка, ты преувеличиваешь, — смех любовника сделался смущенным. — Ты точно таксист, а не наркодилер? — он подозрительно прищурился, садясь ровнее. — Точно. — Ты выиграл в лохотрон? Продал богатому извращенцу те рваные чулки? Ограбил банк? Основал эту... Как ее, пирамиду, и не попался? — Сердце мое, — вздохнул тот. — Когда я сюда приехал, у меня была пара носков и зубная щетка, и больше ничего. — И тогда ты принялся ожесточенно возить людей? — Нет, просто у меня была цель — накопить на магазин для ДинДин. — То есть ты хочешь сказать, что вот это вот все тупо натаксовал? — усомнился наш герой. Наверное, для всех нас очевидно, что частью Даниной ментальности, стандартной для родной местности, было святое убеждение, что заработать внушительные суммы честным трудом невозможно. В любом выходящем за рамки среднестатистических зарплат достатке он видел потенциальный обман и махинации, делая исключения лишь для сферы шоу-бизнеса, в которой крутился Игорек, подчиняясь каким-то иным законам оплаты труда, и для Наты персонально ввиду симпатии к ней. — Почти, — усмехнулся тот невесело. — Смотри, я приехал в девятом, чуть ли не голый совсем. Первые полгода жил, считай, впроголодь, иногда ночевать даже негде было. Потом как-то работал на разных работах, уходил в ноль, редко что-то оставалось. Где-то через годик собрал немного, купил машину. Старую совсем, не эту. Не знаю, как она у меня не развалилась. Начал таксовать в выходные, собирал потихоньку. Потом в конце десятого уже стал официально работать, на машине таксопарка, а ту продал. Тратить мне было особо не на что, потом еще... Друг появился, брал на себя расходы всякие. — Додик? — догадался он, не совсем понимая, куда ведет нить повествования. — Да, — нехотя кивнул Имран. — Он помог с документами как-то, и... Я не уверен, что это хорошая тема перед сном. — Но ты уже начал, — хмуро уставился на него наш герой. — Не соскакивай. — Мы когда ругались сильно, он мне потом как извинение денег кидал, — закрыв ноутбук, Имран отложил его на прикроватный столик и устроился в кровати лицом к Дане. — Я на них мою синенькую купил. — И поэтому вы ругались часто? — он не удержался от смешка, припоминая Кирины рассказы. — Нет, не особо, — возразил тот. — Это было всего раза четыре или пять за все время. Потом мы расстались, и я только и делал, что работал, аж до нашей с тобой встречи. По шесть дней в неделю, ночью тоже, уставал очень. Но зато мог в месяц после всех расходов порядочную такую сумму отложить. Не на что-то конкретное, а просто уже по инерции. И еще в конце того года Карина пятьсот отвалила из чувства вины какого-то, не знаю... — Какая еще Карина? — Жена Додика. — Чтоб ты его бросил? — он не сдержал ухмылку, подавив желание вслух удивиться, что у мопса-переростка может иметься законная супруга. — Это было бы забавно, — чуть скривился Имран. — Нет, сказала, из благодарности, что помог им с бизнесом. — С баром? — Нет, у них еще какие-то фабрики, магазин... Она этим занимается, он в основном в баре торчит. — А чем ты им на пятьсот косарей помог? — никак не успокаивался Даня, понимая по оттенкам тона, что ответ, как и дальнейшее развитие беседы, скорее всего, ему не понравится. — Убедил твоего ухажера не... Не заострять на них внимание, — явно преодолевая себя, ответил тот, плотнее кутаясь в одеяло. — Ты про?.. — догадался Даня. — Сахарова, — шепотом подтвердил Имран. — Карина — совестливая женщина, ей было стыдно из-за... Всего этого. Вот она и... — Я даже боюсь думать, как ты его убедил, — не справившись с голосом, язвительно заметил он. Некоторое время оба провели в давящем молчании. Несмотря на острейшее желание завопить на весь район «Где ты, блядь, их берешь?!», наш сбитый с толку герой постепенно пришел к пониманию собственной ужасающей беспомощности перед прошлым любовника, что, однако, не удержало его от дальнейших расспросов. — А что он? Ну... Додик? — пододвинувшись к Имрану, Даня просунул руку ему под шею, чтобы обнять и прижать к себе. — Он же... Ну... Ты же его? Как это вообще?.. — Ему пришлось выбрать между мной и делом его семьи, — прошептал тот ему в плечо. — Это же очевидно. — Пошел нахуй этот твой... — он часто заморгал, чувствуя, что в уголках глаз скапливаются непрошеные слезы. — Я бы тебя ни за какие миллионы не отдал. У меня их нет и, наверное, не будет, но блядь, зай... Это же все условные величины, какие-то циферки, какие-то ненужные вещи, которые лежат, мертвые... А ты живой... — Сердце мое, драгоценный, ну что ты? — тот принялся утешать его, покрывая лицо мелкими поцелуями. — Это все уже давно в Лете. Сейчас все хорошо, я с тобой, у нас все хорошо... — Я не могу, мне больно-о, — сумел признаться он, понимая, что вряд ли теперь быстро сможет унять неконтролируемые тихие рыдания. — Сначала этот Хуюся со своими... Потом блядский Додик... У тебя был хоть кто-то нормальный?.. — Данечка, родной, милый мой, — встревоженно зашептал Имран, крепко обнимая его. — Меня никто не заставлял, это была моя инициатива. — Да, как с Хуюсей, я помню. — Данечка, — тот совсем растерялся, чуть дрожащими пальцами поглаживая его по волосам и лицу. — Ну что ты? Не плачь, хороший мой, маленькое солнышко, родной... Все же хорошо, мы в безопасности. Распереживался, мой оребушек... Я все это гораздо легче пережил, у меня же тогда уже был Джеффри. Он с такими ситуациями справляется без ущерба для остальных. Это, конечно, был конец для отношений, и я бы, наверное, легче все перенес, если б Карина не пихала мне деньги, но... Я понимаю, она сделала это не из заботы обо мне. Заботилась о своей совести, она же «хорошая»... Но все в прошлом. Меня это не беспокоит. — И ты после этого пытался?.. Ну... — хотел было спросить наш герой о том случае с не задавшейся карьерой мальчика по вызову, но спохватился и замолчал. — Меня Кира сдала? — тихо засмеялся Имран, сообразив, о чем речь. — Да, после этого. В каком-то приступе саморазрушения. — Зай, — перестав всхлипывать, позвал он снова через пару минут. — А че этот... Этот Сахаров так сказал про тебя? Типа... Что наиграешься. — Оу, — хихикнул тот чуть смущенно. — Потому что он знаком только с Джеффри. — Кира сказала, что Джеффри угнал у Додика машину и у него отобрали права, — Даня сполз чуть ниже, устроившись подмышкой у своей пассии, как в детстве у одного из родителей. — Вот мерзавка, — беззлобно выругался тот. — И поэтому у Джабраила Элимханова нет прав. А у Имрана Рахимова есть. — Но это же незаконно? — удивленно высунулся из своего убежища Даня. — Ты че, сменил имя, чтоб дальше таксовать? Ты так сильно любишь таксовать, что ради этого нарушаешь закон?! — Данечка, — рассмеялся тот. — Мы тогда с Додиком поехали в Томск, чтобы немного запутать следы, поменяли мне документы. Прописали временно, у него там родители живут. Ну и заодно восстановили права. — А че, смена имени стирает криминальную историю типа? — засомневался он. — Обычно нет, но у него там какие-то связи в военных кругах. Или не военных... Короче, он подмазал кого надо, и мне немножко... Почистили кэш, — улыбнулся его избранник. — А как он тебя называл до этого? — задумался вдруг наш герой. — Джабой? — Нет, — Имран погладил его по голове, укладывая к себе на плечо. — Он встречался с Джеффри. — Это как? Судя по тревожному дыханию и чуть бегающему взгляду, говорить о таком ему было неловко. — Джабраил его боялся, — пояснил он будто через силу. — Имран не любил. Переварить такую информацию было довольно сложно, особенно для мало знакомого на тот момент с тонкостями психологии Дани, пару минут беззвучно пролежавшего с навязчивой мыслью о раздвоении... Вернее, растроении личности любовника. Ведь если в голове у того засели аж трое, один из которых имел опыт отношений с Додиком, другой сейчас был в отношениях с ним самим, а третий — вообще не ясно, что из себя представлял... Возможно, этот третий, Джаба, он же первый, был влюблен в Юсю? И тогда выходит, что в ответ на каждые продолжительные отношения в этой черноволосой кудрявой голове рождается новая личность? И Имран — это только проекция и часть?.. А что с остальными?.. — Сердце мое, я прямо вижу панику на твоем лице, — виновато улыбнулся Имран. — Давай сделаем так... Спрашивай все, что захочешь, я постараюсь объяснить максимально развернуто, хорошо? — Ну я ща типа думал, — хмыкнул чуть истерично Даня. — Как это я мог не видеть, что полгода встречаюсь с психом... Но ты вроде не псих, да? Сколько вас там вообще? Три или еще кто-то есть? — Четверо, — после недолгой заминки вздохнул тот. — Джаба, грустненький депрессивный парень. Рахиль, творческое начало, все хорошее, что во мне есть. Джеффри, который ебливая тварь. Имран, честь и совесть нации. Они иногда между собой могут договариваться... Например, Джеффри тащился от Додика, Джабраил был категорически против, Рахиль пряталась, а Имрана тогда еще не было. Джеффри в целом в ответе за сексуальность. Имран — это такое супер-эго, ответственный, серьезный, самый мужественный. Рахиль — это созидание и все хрупкое внутри... Джаба — это страхи, травмы, грусть. Но он же и детство, хорошие воспоминания. — Хуясе, — выдохнул он в ответ, не зная, как реагировать. — А когда мы... Ну... Трахаемся, это я с Джеффри ебусь, получается? — он попытался поймать взгляд любовника. — Нет, — тот снова улыбнулся, затем вдруг счастливо и беззаботно засмеялся. — Со мной. Понимаешь, ты... Они все влюблены в Данечку, Джабе с ним спокойно, он чувствует себя защищенным. Имран видит, что он хороший человек, добрый и искренний, Рахиль — что в нем огромный потенциал и столько внутренней красоты... Джеффри просто счастлив, что у него есть внимательный сексуальный партнер и стабильная половая жизнь. — Охуеть, я не подписывался на оргии, — Даня нервно заржал ему в шею. — Зай, а те не надо из-за этого что-то?.. Ну... Пить таблетки какие-то или... К доктору ходить? — Нет, дорогой мой, это не болезнь, — успокоил его тот. — Из болезней у меня только реактивная депрессия. А это просто... Психологические защиты. Полуосознанные. Понимаешь, при диссоциативном расстройстве полноценные личности появляются после каких-то тяжелых психологических травм или ситуаций, когда основная не справляется. Тоже своего рода... Психологическая защита, только в крайней форме. На этот диагноз еле-еле налазит Джеффри, потому что его появление связано с очень сильной болью и стыдом, но и он, и другие — абсолютно точно часть моего целого сознания. Рахиль я придумал первой, еще в детстве, сознательно. Как проекцию своей феминной части, потому что... Сам понимаешь, у нас мальчику такое не принято проявлять. А Имран... Это как попытка отказаться от прошлого. Отбросить все то, с чем я не хотел себя ассоциировать. Я и сам долгое время думал, что распадаюсь на куски, стал читать про это много, даже был у психиатра. Нет. У меня с головой все в порядке. В противном случае основным был бы Джаба, а остальные включались спонтанно и неуправляемо, ты бы точно заметил. К тому же... Если у человека трое живут внутри и он все еще не наблюдается у психиатра, он не просто сумасшедший, он еще и дебил. — Ты говорил, что сочинял сказки про Джеффри, — напомнил наш притихший герой, лишним словом боясь спугнуть внезапную откровенность своего избранника. — Да, — тот потерся носом о его висок. — Хочешь, расскажу как-нибудь? Не только те, что для ДинДин, а такие... Не для девичьих ушей? — Хочу, — обрадовался Даня. — Там про интим? — Ну-у, — протянул Имран хитрым тоном. — И да, и нет. На бедного Джеффри наложено заклятье целомудрия, ему уже почти тридцать, все пытаются его снять, но... — Да это ж я, — прыснул он. — Но ты вот снял по ходу. — Снял с Данечки заклятье, — замурчал тот, мягко переворачивая его на спину. — А потом и все остальное... — Отпечатки, — захихикал он, подставляясь под губы любовника. — Показания... А Рахиль — это как бы антипод Джеффри? Как шлюха и мадонна? — У-у, мой умный оребушек, — восхищенно прошептал тот ему в ухо. — Я не умный, — поправил его Даня. — Я грозный. — А я Питер, — тот улыбнулся широко, заглядывая ему в глаза. — Депрессивный, но многогранный. — Пидер ты, а не Питер, — заржал наш герой, не сразу уловив игру слов. — Знаешь, зай, тут по ходу рядом с Грозным Питер просто сосет... — Импорт молочной продукции, — глухо донеслось из-под одеяла. Некоторое время он ограничивался стонущими полувздохами, отдавшись ощущениям и наслаждаясь влажной теплотой ласк, однако новая информация полностью отвлечься от мыслительных процессов никак не позволяла. — Зай, — приподняв край одеяла, заглянул он в темноту под ним. — Знаешь, че? — М-м? — отозвался тот, не отрываясь от своего занятия. — Ты точно не псих, — вынес он вердикт. — Ну, или мы оба психи. Я чет подумал, вот у меня есть я, Даня. И я точно Даня, без вариков. Но есть много Дань, понимаешь? Есть Гопник. Это защита от, ну, внешней агрессии. Есть Нормальный. Он тоже защита, для других ситуаций. Ну, как такой... Как бы... Режим поведения. Есть вот тот говнюк, который хочет, чтоб его силой ебали. И есть мелкий я... Ну как твой Джаба. Которому постоянно больно из-за прошлого. Мы прям паззлик, понимаешь? Мой мелкий грустный Даня — это типа дружок твоему Джабке. Имран с Гопником, ну, как и было вначале. Рахиль и Нормальный. Джеффри и тот засранец. Гармония. Ток они все Дани. Даня-гопник, Даня-нормальный... Мож, тоже им имена придумать? Ната зовет меня «Муки совести», пусть это будет извращуга. Маленький будет Данечка, вот ты с ним все время сюсюкаешь. А нормальный — это типа Даниил Львович. Не, без Львович, просто Даниил... А че, удобно! Если захочу, чтоб ты меня драл жестко, свалю все на Муки. И буду не «Бэ-э, мэ-э, ой, йа стисняйус», а «Зая, выеби меня шваброй!»... Эй?.. Зая?.. Чего он менее всего в тот момент ожидал, так это что в ответ на его забавные, по собственной оценке, рассуждения любовник разревется, уткнувшись лицом ему куда-то в область паха. — Все, кому я пытался сказать, принимали меня за чокнутого, — пожаловался тот, шмыгая носом и вытирая слезы о пододеяльник. — А Данечка... Любимый Данечка принял... Закончить высказывание у него не получилось из-за нового потока рыданий. — Зая, ну че ты плачешь? — наш герой потащил его обратно к себе в объятия. — У нас тут ебаный свингерский клубешник! Смари, мелкий Даня тоже хочет под крылышко к Имрану, у него стопудово стоит на Рахельку, на Джеффри он ваще так дрочит, что руки стер, причем обе. Нормальный всех любит, гопник всех будет защищать, как цепной оребушек, засранец... Ну, ему все одинаково нравятся. Кароч, они все хотят и ебливого Джеффри, и милого Имрашу, и нежненькую Рахельку, и Джабку мелкого... А насколько он мелкий? Меня не посадят? — Ему тридцать четы-ыре-е, — проинформировал его Имран, продолжая захлебываться соплями. — Меня впервы... Впервые... Кто-то при... Принял... Это лучше, чем свадьба-а... — Зая, ну ты че, — снова прижал его к себе наш герой. — Это ж круто! Как шампунь два в одном! Тока четыре в одном. Охуеть, я получил четыре по цене одного! Ой, зая, я так радовался последний раз, когда огурцы из Ашана случайно спиздил... Слуш, а если я позову Джеффри, он придет? Или он только когда бухой? — При... Приле... — тот задышал глубоко и часто, чтобы успокоиться. — Прилетит... На крыльях любви... Со сма... Смазкой в зубах... Они все обожают Данечку... Всех Данечек. Даже к Нормальному привыкли уже. Хотя пугаются... Немножко. Убаюкав расчувствовавшегося возлюбленного и тайком умиляясь его тихому похрапыванию из-за воспаленной от сильных эмоций слизистой носа, наш герой еще некоторое время не мог уснуть, раскладывая по своим местам новые сведения и пытаясь проанализировать ощущения. Первым и главным из итогов оказалось неожиданное понимание, что к садо-мазо-алко-Додику он больше не ревнует. Как и к Юсе, и прочим бывшим долбое... ухажерам своей пассии; внутренний мир любимой булки теперь принадлежит ему безраздельно, да и в его собственном мире всем заправляет именно этот восприимчивый человек. Далее шло неприятное осознание, что именно таилось за взаимной неприязнью его любовника и не к ночи будь помянутого «Герыча», а следом — болезненный восторг от собственной трактовки силы любви и самоотдачи Имрана, способного переступить через себя и, несмотря на отвращение и боль, повторить травмирующий опыт — только ради того, чтобы неблагодарный милый спал спокойно по ночам, не тревожась за свои финансы. Судя по тому, что Даня успел узнать о Сахарове, тот вряд ли прельстился кукольным ртом и ресницами-щетками, скорее просто хотел задеть Додика за живое... И феерически в этом облажался, тем не менее, рикошетом изранив все живое в душе не связанного с тем конфликтом человека. Все эти люди — эгоцентричный Юся, равнодушный Додик, страдающий Артур, циничный Гера, какой-то там Исмаил... Все они не заслуживали даже взгляда его возлюбленного. Да и сам он вряд ли чем-то заслужил место рядом с ним на этом странном, непредсказуемом жизненном пути, которое во что бы то ни стало, любой ценой собирался удержать. Мысленно углубившись в самого себя, он любопытства ради постарался визуализировать новоосознанные защиты. Мелкий лохматый Данечка сидел в условном углу кровати и в сердитом испуге обнимал подушку, нервно щелкая кнопками кассетного плеера... И начинал вдруг робко улыбаться и краснеть, пуская в свое личное пространство трогательное, гораздо более лохматое, тощее чучело, каким некогда предстал на фотографиях сестры его избранник. Угрюмый гопник поднимался с кортов и отставлял в сторону свой пивасик, бодро шагая навстречу хачу-бомбиле, который в этом образе, наверное, навсегда в его фантазиях останется лысым, небритым и с термосом в руках... И эти двое, как апофеоз комичного несоответствия и парадоксальной романтики, целовались в лучах заката на каком-то из мостов, может быть, на Мойке или Грибоедова... Нормального он представил почему-то в черных брюках и оливковой рубашке, коротко стриженным, с седыми висками и с аккуратной бородкой — таким было не стыдно подхватить на руки и унести в какое-нибудь залитое солнцем цветочное поле похожее на мифологическую грацию тонкое создание в полупрозрачных розоватых одеждах... Такие художественные потуги, как феминизация лица возлюбленного, его фантазии были не под силу, потому нежной Рахили пришлось обзавестись мальчишеским лицом юного Джабраила, включая такие аутентичные детали, как сросшиеся брови и усики. «Фу, гетерасты, как скучно», — морщился им вслед извращуга Муки Совести, в катастрофически обтягивающем синем микроплатье сексапильной полицейской липнущий к томному, перевозбужденному, гладенькому Джеффри... Засыпал он, поддавшись своим профессиональным привычкам и в фантазиях обустраивая для каждой пары собственный уголок. Данечка с Джабой поселились в их старой комнатке в Мучном переулке, натаскав туда кассет, пластинок, раздолбанных гитар и древних, стреляющих током синтезаторов; Гопник с Имраном, наиболее близкие к оригиналам, остались наедине с позорным розовым коридором, в Купчино, в квартире на восемнадцатом этаже; Нормальный отстроил для Рахили... Или Рахели?.. красивый светлый дом с зеленой крышей, окруженный забором из высоких деревьев, с уютными верандами и видом на ручей за цветочным садом; Муки переехал в викторианский особняк Джеффри, упомянутый когда-то в беседе, где помимо огромных мягких кроватей имелись темные подвалы и тайные комнаты... Попытка поделиться своими потенциальными дизайнерскими решениями за завтраком не увенчалась успехом, так как, услышав про дом для Рахили, Имран снова расплакался и полез к нему целоваться, не позволив закончить описание конструкции дома, план которого наш герой уже прорабатывал в голове, включив в него комнаты на втором этаже для мамы и Динары с двумя детьми. Вечером того же дня, само собой, незадолго до кульминации любовного взаимодействия ему вдруг позвонил Игорек, чтобы любезно проинформировать о завтрашнем торжественном мероприятии. Звонил он долго, потому игнорировать раздражающую трель смартфона стало невозможно даже несмотря на страстную увлеченность друг другом. — А че ты так рано сообщил? — запыхтел на него Даня, не переставая плавно подталкивать бедрами крепкие ягодицы притихшего любовника. — Мог бы завтра, я бы такой прям с работы приехал вонючий... В костюме сексуального электрика. Да, зай? — Да... — томно выдохнул Имран, прикрыв глаза и откинув голову на подушки. — Ну Да-ань, — парировал друг. — Это всего лишь мальчишник, можешь не прихорашиваться сильно. — Ой, Игореха, ты б видел, че у меня тут... — восхитился он полушепотом, поцеловав свою пассию в колено. — Да я слышу, — вздохнул тот завистливо. — Лучше один раз увидеть, чем сто раз... — Ты предлагаешь? — Неа, — заурчал наш герой, наклонившись для короткого поцелуя. — Моя булка. — Ой, ну не надо про еду, — умирающим голосом заныл в трубку Игорек. — Я только второй день в Питере, но мне так плохо... Вчера заказал себе шесть роллов и тортик и все сожрал в одну рожу. Потом еще вечером послал мальчика в Макдак за бигмаками и мороженым, а он еще принес наггетсы и коктейль... Я обожрался и блевал, как булимичка. — Ну бля, — заржал наш герой, глядя на прикрывшего рот ладонью, хихикающего любовника. — Опять будешь вопить, что ты тюлень. — С Мариночкой не буду, — опечалился тот. — Я просто издыхаю на этой ее кроличьей диете! Одна трава и морковка, не могу больше... Она как-то поехала к родителям на пару дней, а я нашел коробку пахлавы. Вот стоит коробка пахлавы — а вот стоит уже коробка без пахлавы. И лежит Игоречек, фаршированный пахлавой... — Блядь, Игорь, — он уткнулся лицом во влажные ключицы любовника, чувствуя, как тот задышал поверхностно и часто. — Перезвони через пять минут. О намечающемся мальчишнике они знать ничего не знали и даже не подозревали, что таковой вдруг может приключиться, тем более настолько спонтанно. Да и в приглашении на свадьбу, полученном еще в октябре, речи не шло ни о каких предварительных мероприятиях. Однако хитрый Игорек вскользь упомянул, что позвал также всю остальную Данину компанию, включая Стаса с лучшим другом, потому наш герой на протяжении всего рабочего дня тайком улыбался и потирал руки от предвкушения зрелища Бени на танцполе забитого под завязку в пятничный вечер гей-клуба. С благословения Селина Имран подхватил его чуть раньше положенного, предусмотрительно вручив пакет с теплой куриной шавермой и термос с любимым чаем. — Перекуси, радость моя, мы сейчас точно где-нибудь встанем в пробку, — улыбнулся он заботливо. Ответить Даня не успел, отвлеченный входящим звонком на телефон Имрана. Как оказалось, беспокоила их девушка-диспетчер, настойчиво попросившая взять еще один, последний заказ в Пулково, так как сменщик зацепил какой-то грузовик и теперь разбирается с дэпээсниками, а пассажиров его раскидать она не успевала. — Там че, таксистов нет, что ли? Не, ну давай возьмем, мы ж на юге? — пожал плечами наш жующий, и потому благодушно настроенный герой. — Это минимум полчаса дороги туда, если без пробок, — поджал губы Имран. — Потом по пробкам около часа в центр, потом обратно еще полчаса... — Ну опоздаем немного, ниче, — философски заметил он. — Нам же тока в душ и переодеться. А ты ел вообще? К общему удивлению, путь до аэропорта занял у них около двадцати минут, за которые он успел скормить половину своего ужина не менее голодному любовнику, поделиться профессиональными успехами и ожиданиями от вечера, облапать его правое колено... — Слуш, а ниче, что у тебя уже есть я в салоне? — спохватился он, когда они притормозили в указанном месте. — Скажу, что ты новенький в фирме и вливаешься в рабочий процесс, — подмигнул тот. Предусмотрительным пассажиром оказался какой-то темнокожий музыкант из Франции, с которым Имран всю дорогу протрещал на чистейшем (в понимании не обладающего склонностью к языкам Дани) английском, иногда ненадолго переходя на французский и, судя по знакомым обрывкам фраз, поведав ему историю чуть ли не каждой питерской достопримечательности и порекомендовав штук десять отличных недорогих кафе. И хоть для ревнивого оребушка эта малопонятная какофония выглядела как чистой воды флирт, пассажир заботу водителя оценил, отказавшись от сдачи в более чем пятьсот рублей. — Ты откуда так шпаришь? — встрепенулся он уже в центре, когда тот помог мужчине с багажом и после долго тепло прощался. — Как пулемет, ебана... — Музыку слушал, сериалы смотрел, — уклончиво улыбнулся тот. — Охуеть, — поразился он, округлив глаза. — Это выходит, ты свободно знаешь четыре языка? — Свободно три, — уточнил Имран. — Родной, русский и английский. По-французски только бегло говорю, он у меня в вузе был факультативом. Еще по-арабски немного понимаю и могу читать. — Булка-полиглотулька, — хмыкнул наш герой и громко рассмеялся, встретившись взглядом, кажется, с оценившим фонетическую двусмысленность фразы Джеффри. — А откуда ты русский так знаешь? Ну, то есть... Ты говоришь красивее, по ходу, чем большинство русских. — У меня тоже классная руководительница была русичка, — признался тот. — Она меня любила и выделяла, я старался. Знаешь... Мне стыдно говорить это, но родной язык я знаю намного хуже, чем русский. — Это как вообще?! — уставился он неверяще на своего парадоксального джигита. — Вот так, — усмехнулся тот печально. — Я же в среднюю школу перешел незадолго до того, как Союз рухнул, тогда еще систему поменять не успели, и в городах преподавать наш язык вообще было запрещено. У нас, в деревнях, с этим полегче было, но... Вообще это неэффективно, я думаю, — начинать учить грамоту на языке, который ты еще толком не освоил, и не учить ее на своем собственном. Есть много моментов, которые мне даже сейчас непросто понять, не то что в семь лет. У нас много поколений такие, кучу слов не знают на родном, заменяют русскими. — А на каком ты думаешь? — полюбопытствовал он. — На родине думал на своем, говорил на обоих. Сейчас иногда на русском, но чаще на двух сразу. Мне, чтобы говорить без акцента, надо специально думать на русском, прямо обращать внимание на это. — Пипец, — Даня посмотрел на него завороженно. — А я один свой язык до сих пор не могу доучить. Ток при мамке как-то иногда... — Данечка, не прибедняйся, — попросил тот кокетливо. — Я слышал, как изящно ты умеешь изъясняться. — Тока при этом напрягаюсь, как на толчке, ага... — Это только дело привычки. По пути домой они заехали на заправку, и, пока Имран в своей неторопливой манере прилаживал шланг к бензобаку, наш деятельный оребушек успел ощутить в себе непреодолимую тягу к углеводам, провести некоторое время в раздумьях у стенда с шоколадными батончиками, остановить свой выбор на большой вафле и только после этого сообразить, что оставил кошелек в машине. Оглядев помещение магазинчика и быстро оценив ситуацию, ведомый хулиганским порывом, вместо того, чтобы попросить мелочь у своей направившейся к кассе пассии, он подошел к брутального вида мужчине в явно тюремных наколках, ожидающему хот-дог у соседнего прилавка. — Слышь, мужик, — воровато усмехнулся он, спрятав руки в карманы. — Видишь хача? — Ну? — повернулся к нему тот. — Спорим на шоколадку, что я его цапну за жопу и жив останусь? — Ну валяй, — усмехнулся тот заговорщицки. С невинным видом якобы встав в очередь за Имраном, он с невозмутимым лицом протянул руку и ущипнул того за ягодицу, заставив чуть подпрыгнуть от неожиданности и обернуться на секунду с удивленным «Ой». — С тя шоколадка, — вернулся он к покрасневшему от сдерживаемого смеха мужчине. — Ну ты борзый, — оценил тот его «храбрость». — Ща он тя за углом порежет с такой же лыбой. — Ну хоть сдохну пожрамши, — гыгыкнул Даня, положив на прилавок трофейную вафлю. — Бери две, камикадзе, — расщедрился его невольный сообщник. Заметив в его руках добычу и переведя взгляд на валяющийся на пассажирском сиденье бумажник, избранник его разразился звонким хохотом. — Все, теперь понял! — хлопнул он себя по коленям. — Вот она, реальная ксенофобия, зай, — наш сообразительный герой с гордостью открыл для него лакомство. — Пользуйся, епта. Оказавшись дома в девятом часу, они сразу же направились вдвоем в душ в наивной надежде, что «так оно будет быстрее», не оправдавшейся ввиду некоторых потребностей двух влюбленных организмов. — Обожаю твои губы после минета, — полушепотом выдохнул Имран ему в уголок рта. — Это Джеффри сказал? — коварно облизнулся Даня. — Нет, это Имран, — тот укусил его за ключицу, прижав лопатками к кафелю. — О, нет, Джеффри, ты испортил Имрана! — игриво возмутился он, громко застонав, когда тот опустился на колени и приступил к ответным мерам. В очередной раз по-быстрому перекусив бутербродами, они неожиданно столкнулись с проблемой, к решению которой судьба их не готовила: ни один из элементов гардероба нашего центрального персонажа не подходил для такой специфической цели, как «Гей-вечеринка по поводу гетеро-свадьбы главного пидора тусовки в ночном клубе для ЛГБТ-персон». Формулировка эта принадлежала Игорьку, который в этой непростой ситуации оставил друга без помощи и поддержки, ни словом не обмолвившись о дресс-коде — по всей видимости, полагал, что опытный в таких делах Имран что-нибудь придумает. — А можно просто в черной футболке? — жалобно покосился Даня на сосредоточенного любовника. — Тогда тебя примут за персонал, — мотнул тот головой. — Яркое тоже не надо, нельзя быть ярче Игоря, все-таки он у нас королева бала... — Я оребушек, а не попуебышек, — насупился он. — У меня нет яркого. — Спорное утверждение, — громко заржал тот. — Давай в голубой футболке? Она глаза подчеркнет. — Она в стирке, — он разочарованно опустил плечи. — А в белой? — Я не пойду в белой, у меня зубы не белые... — Что за глупости? — его избранник полез в шкаф за упомянутым предметом. — Они и не могут быть сине-белыми, мы же не в рекламе жвачки. — Твои белые, — не согласился он. — Так это виниры, — улыбнулся ему Имран. — А твои где? — Под ними. — А... А я уже подумал, может, твой Изя их выбил, — проворчал он недовольно и заметил на лице любовника странную смесь веселья и обиды. — Извини, зай, это было грубо. — Мне нравится, когда ты ревнуешь, — тот с нежностью погладил его по щеке. — Знаешь, че? — выпрямился он, забирая футболку. — Я ж не улыбаюсь обычно, какая разница, да? Пойду в белой. Для себя Имран выкопал из недр шкафа некий блестящий серебристый ком... Да, да, как вы уже, наверное, догадались, тот идеальный порядок в коммуналке, достойный матерого ОКР-щика, был лишь маской хитрого пикапера. Так вот, ком этот также оказался футболкой из немнущейся, будто влажной на ощупь ткани необычного приталенного фасона: узкие рукава ее доходили почти до локтей, а нижний край струился по линии бедер, кокетливо изгибаясь в ключевом месте. — Ну ты пи-идор, — присвистнул Даня, оглядев любовника с ног до головы. — Воистину Царевна-Леблядь. Стой, зая... Эт че, женская кофта?! — Она не влезла в чемодан ДинДин, — скромно заулыбался тот, разглаживая невидимые складки на плечах. — Ну я и... — Пидор, — причитал наш глубоко впечатлившийся герой, уже в клубе поднимаясь позади него по лестнице и любуясь вертлявой в новом образе пятой точкой. — Пидорасина... Гомосек... Голубец... — И как меня только земля носит? — оглянулся на него коварный любовник. — С удовольствием! — полным возмущения голосом объяснил ему Даня. — Вот же пидор... Петушок... Содомит. Мужеложец. Игоря отыскать оказалось несложно: помимо заметной издалека, обклеенной стразами короны на и без того высоком виновнике торжества имелись такие характерные признаки жениха, как белоснежное боа и явно идущее в комплекте с головным убором колье, надетое поверх прозрачной золотистой сеточки, тщетно задуманной дизайнером как майка. Вчерашнее обжорство на его старательно подсушенном прессе никак не отразилось. — Стасик с Беней не пришли, — прокричал он в ухо Дане. — Потому что у Стасика появилась дама сердца, а Беня, наверное, все еще рыдает. — Трагедия, — крикнул он в ответ, морщась от громкой музыки и стараясь не выпускать из поля зрения сияющего восторгом любовника. — Детка, чудесно выглядишь, — потянулся к тому его лучший друг. Ответа наш герой не расслышал, выцепив только льстивое «Богиня!» в адрес невольно заулыбавшегося Игорька. — О, Братан! — обрадовался он, заметив в толпе знакомую вязаную шапку, и замахал руками. Внимательный юноша почти сразу заметил его жест, радостно заулыбался и направился сквозь толпу к их компании. — Хорошо, что ты пришел! — он крепко обнял сначала Даню, затем его пассию. — Я рад вас видеть! Имран очень красивый! Моя голова сейчас взорвется! — Моя тоже, — закивал наш герой. — Слишком громко! — И ярко! — тот потер лицо руками. — Ты же был наверху, тебе не понравилось? — Игорь обнял его, притянув к себе. — А что наверху? — поинтересовался Даня. — Там темно, — подсказал Имран. — Я сидел там, но меня попросили не светить телефоном, — объяснил Натан. — А в чилл-ауте нет места и грязно. Потом я сидел в туалете, но меня попросили найти другое место, чтобы сидеть. Но мне надо было ответить клиенту, поэтому я пошел на лестницу. Но там об меня спотыкались, поэтому я снова пошел в туалет. Там оказалось занято. Потом мужчина из Бельгии пригласил меня в круиз, но я отказался. Потом... — Котичек, в темные комнаты ходят не для того, чтобы просто сидеть, — Игорек устроил руки у него на бедрах, побуждая двигаться на свой манер. — Скока пидоров, — Даня перепуганно вцепился в Имрана, когда те увлеклись танцем. — Откуда они все взялись?.. Пиздец... Самым настоящим сюрпризом для пары наших центральных персонажей стало непредвиденное столкновение с Васей, повисшим на каком-то иностранце у барной стойки и активно вещающим ему что-то на смеси английского и матерного. — Здравствуй, Уасилий! — похлопал его по плечу Имран. — Друзья мои, прекрасен наш союз! — возвестил Азаренко, вскинув руки к потолку. — Охуеть, ты че тут забыл? — усмехнулся неверяще Даня. — А я по клубам не хожу! — ответственно заявил тот. — Наточка не оценит. А сюда разрешила! Сказала, с мальчиком не считается! Потому что я сказал, что она всегда может пригласить девочку. Она грит — не вопрос, но после мальчика! Так что я ищу мальчика. Но я люблю только ее! Так и передайте! Перекинувшись с ним парой фраз, буквально через минуту несчастный наш оребушек в панике заозирался, сообразив, что упустил из вида свою драгоценную булку, почти светящаяся футболка которой обнаружилась парой метров правее вдоль барной стойки. — Эй, какого хера?! — возмутился он во всю мощь легких, скинув с талии Имрана руку старого знакомого Миши Перца из Игорехиной гей-качалки. — Привет, Дэнни, — тот поиграл бровями с неприлично широкой улыбкой. — Данечка ревнивый, — похвастался Имран, прижавшись к нему боком и поцеловав в щеку. — Зая, ты че, накатил? — унюхал он сладко-хмельное амбре. — Без меня?! — Нет! — честными глазами уставился на него тот. — Вот, смотри, это нам. Только теперь наш герой обратил внимание, что позади них на стойке эффектно расположились два коктейля во вместительных вазоподобных бокалах, оба с масштабными шапками сливок, целостность одной из коих была уже кем-то нарушена, и прочими украшательными изысками. — Это че? — уставился он на шедевры барменского мастерства. — Импровизация! — самодовольно возвестил тот. — Я попросил парня сделать что-то суперсладкое и суперволшебное, чтобы мы могли выпить за жениха! — Но ты же за рулем! — Уже нет! — Ты че, все палят! — он едва увернулся от стремительной попытки любовника затянуть его в долгий, страстный поцелуй. — Данечка, тут можно, — улыбнулся тот, с нежностью погладив его по шее. Целоваться на людях было... в новинку. Необычно. Слегка пугающе. Совершенно точно волнующе, а после некоторого количества напитка — даже возбуждающе. Помимо свободного выражения любви одним из ярких воспоминаний того вечера для Дани стало ехидное злорадство от того, что при таких музыкальных децибелах можно беспалевно сербать, втягивать трубочкой остатки сливок и хрустеть льдом, никого не раздражая. — Пацаны! — словно пустынный вихрь, на них с воплем налетел неясно откуда взявшийся Азаренко. — Там Братан на танцполе! Сосется с Игорехой! — И не такое видали, — отсалютовал ему пустым бокалом наш герой, найдя глазами в толпе лучшего друга, который бессовестно продолжал совращать льнущего к нему юношу, обмотав его плечи своим боа. Глядя на то, с каким доверием тот обвил его шею и позволяет наглым образом мять свой зад, Даня даже несколько возбудился, поймал ладонь своей пассии и потянул в направлении собственной ширинки, сигнализируя о боевой готовности. — Хочешь посмотреть, что там наверху? — тот сцапал его за ремень и дернул ближе, без предисловий давая понять, что зенитно-ракетная установка также готова к эксплуатации. Полноценный акт любви в таких публичных обстоятельствах у них, разумеется, не случился по многим причинам, начиная от природной стеснительности и заканчивая недостаточным алкогольным опьянением, однако наглым образом предаться самозабвенному рукоблудию было делом чести. — Зай, у меня терь эта твоя кофта будет связана с... Уоу, — он чуть не потерял равновесие, вовремя нащупав за собой стену. — С разными темными местами для блядства... — Только не трогай стены... руками ниже... уровня талии, — захихикал тот, целуя и покусывая его шею. — Там всякое может быть... — Фу, зая, зачем ты это сказал, — вопреки недовольному тону он наглым образом взялся за ширинку своего избранника. — А тут есть где руки помыть? — Где-то на стене точно должна быть штука с дезинфекцией... — Прямо позади вас, — подсказал неведомый голос откуда-то слева. — Спасибо, брат, — искренне поблагодарил Имран. — Сегодня — сестра, — уточнил мягкий баритон. Вероятно, от волнения вкупе с нестандартной обстановкой прийти к логическому финалу у нашего героя не получалось довольно долго, и по потребовавшемуся для достижения пика удовольствия времени он дважды обогнал свою старательную пассию, под конец ощущая, как порядочно вспотел от напряжения. — Я чувствую себя как гитарист рок-группы после концерта, — Имран счастливо заулыбался ему в губы, бесцеремонно вытерев руки о собственные джинсы и осторожно застегнув его ширинку. — Сорян, — Даня положил голову ему на плечо, стараясь выровнять дыхание. — Я прост бухой... И тут ходят эти всякие... Мимо действительно ходили «всякие», с видом туристов в одиноком готическом особняке робко подсвечивая себе путь фонариками телефонов. Некоторые, кто понаглее, эти фонарики приподнимали, дабы мельком взглянуть на редкие уединившиеся парочки, и таковых наш герой обкладывал в процессе сложными матерными конструкциями, обещая скорую расправу... или просто скорую, что любопытство зевак слегка подостужало. После грозного «Ща я те тут устрою темную в темной, буду бить больно и куда попаду! Убрал телефон, сука!», произнесенного без отрыва движения обеих рук по... кхм, зенитной установке, Имран еще долгое время не мог перестать тихонько ухохатываться, прерываясь на неглубокие томные вздохи. — Почему никто не ебется в комнате для ебли? — резонно поинтересовался Даня, когда им удачно представилась возможность занять освободившееся место на одном из диванчиков в лаунж-зоне. — Это Петербург, а не Питтсбург, — с видом философа заметил его избранник. — Не че?.. — Был такой сериал про гей-комьюнити, там действие разворачивалось в... — А, знаю! Там еще один мелкий белобрысый влюбился в кобеля, в которого еще влюбился его лучший друг, и еще у них есть друг-пидор, друг-лузер и две рожающие лесбухи... — Да-да-да, тот самый, — засмеялся Имран. — Обожаю твои описания. — Я смарел пару серий с Братаном и чет, знаешь, подумал, что это нереально, чтоб было так много пидарасов в одном месте, — он сполз чуть ниже, устраиваясь поудобнее в руках у возлюбленного. — Но вот щас как-то поверил. — Ну так кучкуемся, — подмигнул ему тот. — Вот почему Уасю всегда заметно? — возмутился он, с молчаливым удивлением наблюдая, как поддатый Азаренко в компании каких-то очередных не то испанцев, не то итальянцев направляется в сторону помещения, которое они только что покинули. — Надеюсь, он догадался взять в баре резинки, — Имран проводил его встревоженным взглядом. К облегчению обоих, буквально через пару минут тот пронесся мимо них с жалобным воплем «Игореха, мне нужна помощь!», обнаружил тупиковость направления и побежал в другую сторону в поисках лестницы. — Долбоеб, — прокомментировал увиденное наш герой. Буквально через четверть часа по Васиному изначальному маршруту к еще большему их удивлению проследовал Натан, ведя за руку какого-то невысокого подкачанного паренька своего возраста. — Братан! — набрав в легкие побольше воздуха, крикнул ему вслед Даня. — Гондон есть? — Есть, — забыв о своем спутнике, парень направился в их сторону, вытаскивая по дороге многочисленные запасы из всех имеющихся на нем не менее многочисленных карманов. — Какой тебе нужен? Это клубничный, это со вкусом жвачки, это кола, еще есть яблоко, персик, виноград... — Лан, хорошо, я понял, — прервал он очередную попытку инвентаризации. — Иди к своему бойфренду, я прост боялся, что ты опять без резинки. — Спасибо, — улыбнулся ему тот спустя несколько секунд отсутствия реакции, затем вернулся к растерянному спутнику, молча взял его за руку и продолжил путь. — Точно аспи, — удивленно моргая, подытожил Имран. — Хуяспи, — недовольно зыркнул на него наш герой. — Нормальный он. — Хотя, будь он реально аспи, вряд ли смог бы здесь находиться. — Вот че ты обзываешься, а? — Почему? — спохватился тот. — Нет, ну что ты! Я просто... Извини, пожалуйста, я не подумал. Давай еще по коктейльчику? — Опять по гейскому? — вздохнул он. — Лан, давай. — Я схожу, а ты охраняй диван. Самоотверженно просторожив насиженное место около двадцати минут, отказав трем подвыпившим энтузиастам в просьбе присоединиться и потихоньку рассвирепев, Даня спустился на второй этаж в поисках своей пассии, отчалившей за напитками и пропавшей без вести среди разного рода содомитов и мужеложцев. Некоторое время поплавав в уплотнившейся ко второму часу ночи толпе на танцполе, он совершенно отчаялся, в порыве праведного гнева наполовину с паникой влез с ногами на барный стул, заметил Азаренко, зажатого меж оголенных тел двоих раскрепощенных мужчин; Игоря, занятого самолюбованием неподалеку; Натана, уже целующегося в центре танцпола с какой-то высокой кудрявой блондинкой неопределенного пола; и только спустя минуту пристального наблюдения — мелькнувшую серебристую ткань у соседней стойки. — Имран, блядь! — крикнул он во всю немалую мощь легких, обратив на себя внимание в радиусе нескольких метров, после чего слез и решительно погреб в сторону своей легкомысленной булки. — Вот же засранец... Вся петушатня терь в курсе, что у него новый хахаль еще более отмороженный, чем все предыдущие... Проплыв мимо лучшего друга, он дернул его за локоть к себе и громко озвучил опасения относительно безопасности жо... задних ворот беспечного Васи: — Твой первый мужик в говнище, ща его прям тут выебут. — Оу, — вскинул брови не менее хмельной Игорек. — Я должен спасти мою принцессу... Имрана тоже в каком-то смысле зажали у стойки двое жрецов культа промискуитета — снова вездесущий Миша и его закадычный дружок Илья. — Я не понял, ты че опять к моей зае лезешь? — подстегиваемый промилле в крови и готовый к открытому конфликту, он отодвинул Перца за плечи, затем повернулся к любовнику. — Ты куда, блядь, съебался?! Я те че, псина, диван охранять? — Ой, Данечка, прости, я с Ильей языком зацепился... — Фу, блядь, зая, че за выражение, — скривился он. — У меня ж того... Фантазия. — А мы все видели, — обдал его затылок жарким дыханием Миша, приобняв за плечи и заставив содрогнуться. — Ты просто шикарен в этой роли, — подступил с другой стороны Илья. — Че? — сжался наш герой, стараясь сделаться как можно меньше. — Че вам от меня надо?! — Ваше домашнее видео, — коварно улыбнулся Перец. — Про Имрашины таланты мы слышали, но ты был просто на высоте! — Пассивчик мечты, — подтвердил его друг. — Зая, спаси меня! — в отчаянии заорал наш герой, присев и в один шаг оказавшись за спиной своей рассредоточенно моргающей пассии. — Мой сладкий, — обнял его тот, устроив голову у него на плече. — Счастье мое, такой красивый, такая радость... — Зай, ты че, опять накидался без меня? — Нет, вот твой коктейль, — тот кивнул на еще одну разноцветную конструкцию. — А ты знал, что сахар мешает усвоению алкоголя? — Булка, — встряхнул он возлюбленного. — Ты в говно? — Нет, честно! — с виноватым видом заявил тот. — Да, немножко... — Привет, Джеффри, — вздохнул наш герой. Следующие полчаса они провели в кафе на первом этаже, отпаивая Имрана крепким чаем с сэндвичем в качестве закуски, после которых тот почувствовал себя несколько бодрее. — А че, у тя чет было с Перцем? — ненавязчиво полюбопытствовал Даня, усмехнувшись. — Он тя тоже затаскивал в уголок, чтоб отсосать? — В каком смысле — тоже? — вскинул брови Имран. — Когда он успел? — Не-не-не! — спохватился он. — Это он Игореху в сауне того!.. Я просто смарел. — В сауне? — округлил тот глаза. — Ну, в качалке. — Уалла... — Да я правда только смарел! Продолжить беседу им не позволило очередное явление предмета беседы, упавшего в соседнее кресло с веселым и одновременно шокированным лицом. — Опять ты, — застонал Даня с досадой. — Это ваш мальчик, губастенький такой? — тот сел прямее, буквально пылая от желания поделиться впечатлениями. — Если в шапке, то да, — кивнул Имран. — Это самый ебанутый парень, которого я здесь встречал, — не скрывая восторга, выдал Перец. — Подошел ко мне, говорит — я бы хотел заняться с тобой оральным сексом. Ну, я подумал — вау, какая откровенность, какая прямота! Вот оно, поколение будущего. Еще и губы шикарнейшие. Пошел с ним наверх, думаю, сейчас обломится лакомый кусочек. И что вы думаете? Сначала он не мог решить, что хочет облизывать, яблочко или клубничку. Решил. Начал. Талант, парни, у него в этом определенно дар! Но. Прямо посреди отсоса остановился, взял телефон. Ответил на сообщение... И это все с моим членом во рту! Ну хорошо, может, важное сообщение. Открыл новости, посмотрел какие-то мемы. Напоминаю, все еще с членом во рту. Выключил телефон, спрятал, поправил свою шапку и продолжил. Я был в таком ахуе, что даже никак это не прокомментировал! От шока все слова растерял! — Да, молодежь — она такая, — сочувственно вздохнул Имран. — Все время в своих гаджетах. — Слышь, Перчик, те отсосали самые красивые губехи Питера, не докапывайся, — посоветовал ему Даня. — Ему двадцать три, он тут еще всех переебет. Сказав это для красного словца, прозорливый наш оребушек как в воду глядел: на протяжении последующих нескольких часов неутомимый Братан действительно перещупал и засмущал своей обезоруживающей прямотой полклуба, включая забывшегося на танцполе Игоря. Как они позже имели возможность наблюдать, он просто рассекал толпу, разглядывая людей, выбирал тех, что вписывались в его представления о прекрасном (которое зачастую никак не совпадало с общепринятым) и прямо озвучивал свои намерения в отношении объекта интереса, будь то поцелуй, беседа, петтинг, взаимное мануальное удовлетворение или нечто большее. Став свидетелем одного такого захода в зоне слышимости в той же лаунж-зоне, наш герой восхитился лаконичности формулировок. — Привет, меня зовут Натан. Ты мне понравился, я бы хотел... — далее следовало конкретное предложение, настолько бесцеремонное, что ни у одной жертвы внимания любвеобильного юноши не хватило духу ему отказать. — Простота, наглость и красивое лицо, — умилялся Имран. — Ну как тут устоять? Прелестный паренек. — По ходу, его манеру говорить воспринимают как охуительную самоуверенность, — дернул плечом Даня, слегка обеспокоенный безопасностью юного друга. — Он никак не демонстрирует, что боится отказа, — предположил тот. — Вот этот процесс, я имею в виду, поиск быстрого секса в таком месте, обычно называется словом «cruising», это переводится как что-то вроде курсирования, но... Я никогда не видел кого-то, кто проделывал бы это в настолько буквальном смысле. Позже выяснилось, что ускорения сексуальному самообразованию юноши придал Игорек, неосторожно принявшийся рассуждать в его присутствии о необходимости опробовать максимум, пока молод и не обременен тяжестью бытия. Отловив Натана в уборной, наш герой выяснил ряд еще более интригующих подробностей о странных экспериментах: из какого-то извращенного упорства намереваясь хранить свой... Кхем... Жезл любви для единственно желанного Дани, ни в кого более тот запихнуть его не пытался, да и сам разоблачаться перед незнакомцами желания не имел, потому ограничивался по большей части мануальной стимуляцией, в случаях особой симпатии переходя к оральной. Еще один отзыв поступил от некого известного в тусовке донжуана Славы, впечатленного «сладким мальчиком с охрененным ртом, у которого, кажется, бзик на гигиене, но это неплохо, дольше будет чистеньким». Вывод такой он проделал после того, как Натан дождался его оргазма, молча встал и ушел в уборную мыть руки, не позволив даже притронуться к себе. Еще дважды за ночь гиперактивный юноша попался в руки чуть ли не влюбленного в него Миши, с горящими глазами вещающего впоследствии, что такого опыта до сих пор не имел — несколько раз подряд порадовать минетом одного и того же парня в одном и том же месте с разницей минут в сорок. — Пф-ф-ф, Миша-ань, — махнул на него рукой Игорек. — Я когда ему целочку рвал, он каждые минут пятнадцать лез, и так пару часов подряд. — Ой, да, реально, — закивал Даня, запоздало прикусив язык под возмущенным взглядом своего избранника. — Я его не трогал! — Нет, трогал, — отсалютовал ему бокалом виски лучший друг. — Просто трогал! — уточнил наш герой. — За член, — добавил тот. — Но не ебал! Братан! — он оглянулся в поисках бродящего неподалеку парня, который после повторного оклика подошел к их столику. — Правда, я тебя не ебал? — Правда, но я бы очень хотел, — подтвердил тот. — Если бы Имран разрешил, я бы... — Братан, тихо! Так, мужики, стерегите заю, мне надо покурить. Стрельнув сигарету у какого-то незапоминающегося паренька, он прислонился к стене и уставился на огонек в руке, в который раз ощущая противоречивое чувство неприятия телом табака, будто нужда в нем пропадала окончательно. Мыслям этим развиться в полноценный внутренний монолог помешал тогда возникший буквально на пустом месте микроконфликт, переросший в воинственные выяснения отношений с группой агрессивно настроенных транс-дам. Замять его нашему герою не дало чувство справедливости, так как его вина по сути заключалась лишь в том, что он неподвижно стоял, прислонившись к стене; не проронил ни слова, когда об него споткнулась, пройдясь каблуком по лодыжке, одна из первых «жертв» Братана, та самая кудрявая блондинка; не смог смолчать, когда эта нахалка его еще и обматерила. — Слышь, кобыла хромая, если те так нра косить под суку, то нахуя под ту, которая в переходе беляшами барыжит? — скривился он, потирая здоровой ногой ушибленное место. Сложно было предсказать, что от этой, в общем-то, не столько оскорбительной формулировки, в сравнении с теми, которыми его только что окрестила эта же псевдо-барышня, та истерично разревется и вскоре соберет вокруг себя толпу еще более ебану... экспрессивных «подружек», от которых ему придется спасаться бегством. — Зая, я, блядь, Прометей! — завопил он, нырнув в подмышку к расслабленному Имрану и злобно поглядывая оттуда на одно из самых пугающих существ, что видел в этом заведении. — На меня напало стадо гарпий! — Э-э, нэт, красавыцы, — поднял палец вверх его избранник. — Это мое, в обиду не дам. Пугающим существом оказалась Алиса, в быту представляющаяся как Юрий, а в образе... Даня терялся в эпитетах, пытаясь описать увиденное. Если к сути — она была красива, стройна и ухожена, как принцесса, имела модную короткую стрижку и уверенно держалась на высоченных шпильках. Почти все в ней было прекрасно, кроме густой щетки густых черных усов под носом, наводивших ассоциации со сталинским «Нет человека — нет проблемы». — Дорогая моя, при всем уважении, — вдохнула та, обращаясь к Имрану, который снова поднял палец вверх. — Сейчас — дорогой. — Дорогой мой Рахиль, — съязвила Алиса. — Я понимаю, что это твой новый мальчик и все такое, но он только что довел до слез мою Николетточку! И пока не извинится перед ней за хромую кобылу, я не успокоюсь! — в подтверждение ее слов стоящая позади нее Николетта, по паспорту Никита, разразилась новой порцией рыданий. — Слышь, ты, товарищ Берия, блядь, это твоя кобыла пусть извиняется! Она об меня споткнулась, — он задрал штанину, демонстрируя довольно глубокую царапину с запекшейся по краям кровью. — Я, мож, терь СПИДом заболею, если она по чьей-то конче скакала! Нормальные люди после такого извиняются, а не это ваше «Че тут за охуевшая жердь торчит». Так что пошла ты нахуй, кляча кривоногая! Вали в переход к своим беляшам! Он смущенно замолчал, заметив, как все вокруг, включая Имрана, в удивлении на него поглядывают. — Мальчик, — прищурилась Алиса, уперев кулаки в бока. — А ты никогда не думал попробоваться в роли травести-дивы? — Думал, — он полез за телефоном в карман, чтобы отыскать воскресное селфи почетче. — Во, у меня даже костюм есть. Самка оборотня в погонах. Даж террориста поймала. — Кролика-террориста, — с умилением добавил Имран. Видя, что внимание аудитории уходит от конфликта в сторону оппонента, притихшая Николетта снова заплакала и убежала, вероятно, в уборную, оставшись незамеченной, так как все вокруг были заняты попытками придумать наиболее уморительные комментарии к компрометирующим фотографиям. На звук коллективного хохота приплыл даже Натан, которого новое Данино амплуа нисколько не рассмешило, — наоборот, судя по долгому взгляду и легкому румянцу, нашему герою следовало в ближайшее время ожидать всплытия этой темы вместе с очередным «Можно?». — Ой, парниша, твоя Рахилька это просто золото, а не человек! — проникнувшись симпатией к своей недавней потенциальной жертве, ворковала Алиса. — Он одну нашу девочку приютил, когда бедняжку выгнали из дома из-за ее внутренней красоты... — Просто приютил или как меня? — в подозрении уставился он на свою пассию. — Ну бля, — многозначительно выдал тот. — Ой, деточка, а ты видел его при параде? — Алиса замахала на себя рукой, будто веером. — Что за штучка! — Не-не, эти ваши парады — это не для меня, — сонно проворчал он. — Я нормальный мужик. — Попроси у Гюзелечки фотки, не пожалеешь, — подмигнула та. — Кстати, Рахилька, умница, что отращиваешь обратно, тебе с волосами лучше. — Зая, расскажи про чулки, — без особой надежда попросил Даня, заглянув в глаза своей пассии. — Да нечего рассказывать, — неопределенно пожал тот плечами. — На мне были чулки, на Гюзельке серьги. Она пыталась проверить, смогу ли я сесть на шпагат. — Бля, ну не заливай опять... — Честно! — возмутился Имран. — Спроси Артура! Ну да, мы были в хлам оба, но я говорю, как есть. — То есть ты хочешь сказать, что вы не ебались? — на всякий случай уточнил он. — Ебались, — вздохнул обреченно тот. — Но не в тот раз. — Господа и дамы, посмотрите на это, — обратился к ним вдруг молчащий до сих пор Миша, любуясь лежащим у него на плече пригревшимся под теплым боком Игорьком. — Ох, ты ж, маленький, уснул! Даня плохо помнил, как от мирных посиделок они перешли к стилистическим изысканиям в уборной, где деятельная Алиса, зажав его любовника в наиболее ярко освещенном углу, пыталась, по ее словам, «сделать из него человека», выровняв линию бровей, подкрасив ресницы и намазав губы прозрачным блеском. В завершение образа она прилепила ему во внешние уголки глаз по маленькому стразу и распушила начинающие завиваться волосы. Даже до всех этих процедур наш герой тихонько удивлялся про себя, как же так получается, что возлюбленный его, с щетиной и короткими волосами, даже находясь среди ухоженных, нарядных и невероятно манерных транс-девиц, умудряется оставаться в пять раз женственнее, чем все они, вместе взятые. Будто это «женское», за чем так изощренно охотились все эти барышни, в противовес их убеждениям скрывалось отнюдь не во внешних атрибутах. — Помнишь, я сказал седня, что ты пидор? — он постарался справиться с аху... удивлением. — Кароч, по сравнению вот с этим ты тогда был прям брутальный натурал. — Тебе не нравится? — грустно улыбнулся тот. — Не знаю, — подошел он ближе. — Ты такая кукла ща. Я прост думаю, что ты и так идеальный и тя не надо украшать еще чем-то. — Это все ужас как мило, — вставила свою реплику Алиса. — Но я считаю, что драгоценному камню нужна такая же драгоценная оправа. — Он смог полюбить меня даже без волос, — вздохнул Имран с нежностью, обнимая своего оребушка. Видимо, стразы и густо накрашенные ресницы в сочетании с нужным количеством горячительного передали контроль над этим телом энергичному Джеффри, пробудив в нем непреодолимое желание устремиться на танцпол. Настойчивое стремление утянуть за собой нашего стеснительного героя не увенчалось успехом: с хваткой перепуганного кота перед купанием тот вцепился в стойку и не отлипал от нее, для убедительности попросив у бармена бутылку пива. — Данечка, ну пойдем! — уламывал его любовник, периодически возвращаясь для очередной попытки оторвать его от спасительной конструкции. — Не пойду, я бревно! — отбивался он, как мог. — Иди сам, я любуюсь! Уже привычное место за барной стойкой перестало казаться безопасным, когда к нему с правой стороны неожиданно слишком близко для незнакомца оказался какой-то молодой парень с аккуратной темной бородой и золотым колечком в носу. — Че? — повернул он голову к нарушителю границ своего личного пространства. — Весь вечер на тебя смотрю! — наклонился тот к его уху. — Ты вообще гей? — Я ебусь в жопу с мужиком, — прокричал он в ответ. — Наверное, да! — По тебе не скажешь! — А по кому скажешь? По Игорехе? — он нашел в толпе поблескивающую корону лучшего друга, лихо отплясывающего в тесном кругу не менее активных друзей, среди которых были уже знакомые Алиса с Николеттой, где-то раздобывшие еще несколько белоснежных боа. — Новенький? — подкатил к нему с другой стороны невысокого роста паренек в переливающихся перламутром роговых очках и с крупными серьгами-гвоздиками. — Симпатичный! — Правда, не похож на нашего? — наклонился к нему «правый» прямо через Даню. — Ноль процентов педовки! — согласился «левый». — Но сейчас всякие бывают! — Я не понял! — завозмущался наш герой. — Типа мужика ебать — это не пидор?! Пидор — это когда серьги и блеск для губ? Ну, мне еще Лолита нравится, это достаточно по-пидорски? — Если ты про книгу, то нет! — Я про тетку! — О, у тебя татушка пирожного? — приподнял рукав его футболки «левый». — Это булка! — поправил его Даня, заметив боковым зрением приближающегося Имрана. — А вот и моя булка! — Мальчики, съебались нахуй отсюда, это мой муж! — Имран буквально лег на него, замаскировав это движение под страстные объятия. — Муж? — удивился он. — Когда я успел? — Бойфренд для них не аргумент! — Эт как? — Они соревнуются в тусовке, чей список длиннее, — любовник забрал у него бутылку пива, отхлебнул и поморщился. — У меня тридцать восемь! — похвастался «правый». — Но он меня на два опережает! — Не задалась неделька? — заржал он, но слегка напрягся, взглянув на лицо своей пассии, выражающее презрительный скепсис. — Эй, ты че это? — Да-анечка, ну пойдем танцевать! — тот снова принялся дергать его за руки и футболку. — Я хочу с тобой, ну Данечка! — Мне надо отлить! — нашелся он с отмазкой. — Отведи меня в сортир! В уборной они столкнулись с Игорьком, прихорашивающимся у зеркала с самолюбованием куртизанки. — А где твои подружки? — удивился он уединению друга, застать которого без компании разношерстных фриков в тот вечер было достаточно непросто. — Нализались, — коротко и емко ответил тот, пшикнув на него духами из пробника. — Ничего, у меня еще есть. — Зая, тебе помочь? — осведомился он, услышав тихую ругань из кабинки, за дверью которой секунду назад скрылся его избранник. — У меня не выходит расстегнуться, — с печальным вздохом сообщил тот под аккомпанемент звука упавших на кафель ключей. — Ой, получилось... — Держи свою заю подальше от лонгдринков, от них быстрее всего улетаешь, — посоветовал друг. — А вы и так пропустили все самое интересное. — Что интересное? — вяло полюбопытствовал он. — Ой, все! Конкурсы, задания! У нас же мальчишник, мои котечки по всем этажам запрятали ништяки, я бегал, собирал, выполнял всякие неприличные, иногда прям дебильные задания. Вот, смотри, это рубины, — Игорек продемонстрировал тонкий золотой браслет с несколькими темными камнями. — Еще там была карта в СПА и всякие милые глупости... Увлекательный рассказ его прервал Имран, с радостным и слегка удивленным видом протиснувшийся между ними к раковине. — Я попал, — удовлетворенно сообщил он. — Мужик, — похлопал его по спине наш герой. — Пойдемте покурим, — предложил виновник торжества. — Ты ж не куришь?.. — удивился он. — Курю, когда бухой, — пояснил тот. — Я тоже, — бездумно улыбнулся Имран. Наблюдая за тем, как его лучший друг и любовник на пару стреляют сигареты, здороваются и обнимаются чуть ли не с каждым вторым в курилке, Даня ненадолго снова погрузился в себя, размышляя о таких характеристиках обоих, как общительность и экстраверсия. Игорь чувствовал себя в клубе как дома, чуть ли не каждого посетителя, включая некоторых иностранцев, знал поименно хотя бы заочно, а треть из них считал своими приятелями. Ввиду специфики его профессии и образа жизни это было логично и понятно. И гораздо менее очевидным казался ему тот факт, что Имран с чуть меньшей частотой, но весьма активно обжимался с каждым третьим, перекидываясь парой фраз на манер старых приятелей. Утомившись отгонять всех желающих пощупать его аппетитную булку, наш герой едва сдерживался, чтобы не закатить тому экспрессивную сцену ревности. — А че ты на того чувака с сорокетом так посмарел? — с подозрением зажал он свою пассию между мусорной корзиной и Игорьком. — Как? — невинно захлопал накрашенными ресницами тот. — Как будто ща скажешь чет типа «Фи, жалкий любитель!» — О-ой, Данечка, — заулыбался тот, обвив его шею руками и пытаясь поцеловать. — Колись, че у тя с циферками? — ухватил его под зад наш герой. — Гуля-яй, шальна-а-ая императрица-а-а, — замурлыкал ему в ухо снова возбужденный любовник. — Надо тебя как-нибудь в «Лабиринт» сводить в людный денек, — выдохнул в их сторону облако дыма Игорь. — Там такую сладкую кроху, как ты, тоже сходу по рукам пустят... — Чего, блядь?! — напрягся он, переводя взгляд с одного на другого. — Что значит — тоже?! Зая?! — Я пошутил! — замахал руками друг, роняя пепел с сигареты. — Это была шутка! — Узбагойся, дарагой! — прикрыв глаза, заулыбался Имран. — На самом деле я девственник! — А, типа моя демо-версия не считается, да? — завопил он, прижав того к стене и сердито ощупывая. — Ой, он тебя тоже с этим заебал, да? — посочувствовал Игорек. — Он ми-илый, — с нежностью выдохнул тот. — Схуяли ты девственник?! — не унимался Даня. — Дезинформация, — хихикнул Имран. — Я Шехуйезада... Тысяча и один хуй... — Ну ваще круто, — сдулся наш герой, косясь на согнувшегося от хохота лучшего друга, стучащего себя по коленям и повторяющего фальцетом «А-ха-ха, Шехуйезада, не могу-у!». — Прощу прощения, — тот отклеился от стены, держась за Данино предплечье. — Мне надо обратно. Я сейчас блевану... На пару с Игорьком приводя свою сонно моргающую булку в порядок, в том же туалете он стал свидетелем того, как именно в тот вечер Натан закрепил свою репутацию самого ебанутого парня в клубе: с молчаливым недоумением все трое имели возможность наблюдать, как тот привел в зону писсуаров не особенно трезвого незнакомца, снял с него штаны, достал из кармана маленький блокнот и сточенный карандашик и принялся тешить самолюбие парня, делая быстрые наброски с его крупного эрегированного члена. — Охуеть, — одним словом описал сюжет этой картины Игорек. — Братан такой Братан, — произнес Даня задумчиво. — Чудесный мальчик, — умилился Имран. Абсурдная ситуация вскоре повторилась, когда его любовник, залпом выдувший безалкогольную Пина Коладу, которую наш герой взял для него после жалобы на неприятное послевкусие, снова утек на танцпол, где с закрытыми глазами ушел в себя, двигаясь на манер обкуренной змеи. Заметив это, неутомимый Братан сначала долго пристально его разглядывал, затем приблизился, встал напротив прямо посреди танцующих людей, снова вытащил свой блокнот и стал что-то торопливо зарисовывать, то и дело поглядывая на Имрана. Засмотревшись на этот фарс, Даня упустил момент, когда в руках у его не покидающего зону видимости избранника снова появился стакан с несложно догадаться каким содержимым. Выдохнув сквозь зубы, он вынужденно преодолел расстояние в несколько метров, защищаясь выставленными вперед локтями от радости окружающих, поймал любовника за талию и бескомпромиссно отобрал у него коктейль, судя по запаху, преимущественно из рома. Тот потери не заметил и, обняв его за шею одной рукой, продолжил плавно изгибаться, не особенно соотнося себя с ритмом музыки. Весь этот образ — с заляпанной чем-то розовым блестящей женской кофтой, слезами-стразами, поблескивающими от выпитого губами и густейшими, неправдоподобно длинными ресницами казался настолько же странным, насколько и... Имран был для него красивым всегда, вне зависимости от одежды, поведения, настроения... Но теперь, текуче покачивающийся, держащийся за Даню с закрытыми глазами, откровенно наслаждающийся своим состоянием и их близостью, с этими мягкими, женскими руками... Похожий на завороженную флейтой змею — он выглядел так, что от этой нетипичной, немного нелепой красоты перехватывало дыхание. Не глядя протянув стакан кому-то в толпе (и запоздало удивившись, что этот кто-то его с готовностью забрал), он устроил обе ладони на боках у возлюбленного, который от радости запрыгал, затем обвил его шею руками, тесно прижавшись, раскачивая его в духе своих змееподобных движений и заставляя невольно улыбаться, ощущать, как сжимается все внутри от... Имран оживился и даже открыл глаза, когда композиция вдруг сменилась на какой-то знакомый ремикс. Кажется, эту песню наш герой слышал тысячу раз, возможно, еще в школе, и она даже нравилась немного, но удобного случая, чтобы вслушаться в слова или хотя бы определить пол исполнителя, до сих пор не представилось. Да и вряд ли он смог бы разобрать слова, если бы возлюбленный не дублировал их ему в ухо. Тот момент остался выжженным в памяти благодаря неуловимо, но стремительно изменившемуся в несколько минут восприятию, заставившему расслабить всегда напряженные плечи, наплевать на все и всех вокруг, на то, как они выглядят со стороны, прогнать из головы мысли, что если один Имран выглядел просто нелепо, то вместе они представляют собой абсолютный позор в виде обкуренной змеи, обвившейся вокруг неустойчивого бревна... На все это стало плевать, потому что песня была какой-то особенной, и пьяный возлюбленный — таким гармоничным и таким... собой, а атмосфера вокруг такой... Никакой? Все вокруг словно перестало существовать для него, кроме проникающей до самых костей музыки и самого прекрасного человека в объятиях, и самой крепкой связи, самого... — Thought I should let you know, — повторил ему в губы любовник, оглаживая ладонями шею. — That you're touching means so much... Держать его и интуитивно пошатываться было легче, чем казалось прежде, чему способствовало осознание, что, кажется, они впервые танцуют медленный танец. Не совсем медленный в задумке, но кому какая разница? Впервые вдвоем для их пары и впервые в жизни для Дани, никогда не осмеливавшегося даже задуматься о том, чтобы пригласить кого-то стать свидетелем своих неловких топтаний. Теперь же все выходило само, тело будто отделилось от разума, зажило собственной жизнью, сознание плыло от мягкого голоса у виска, и если также закрыть глаза и отключиться от происходящего, получается поймать прихотливый вектор движения... — Your love it feels so good, — движения губ напротив было достаточно, чтобы считать слова. — And that's what takes me high... Это состояние трезвого рассудка при плохой координации и измененном восприятии рождало в нем подозрение, что в напитках был не только алкоголь, или в самом воздухе витали опиаты, потому что любимый человек в его руках двигался так, как звучала музыка, она будто физически проходила через них обоих, перетекая по венам и нервным окончаниям из одного в другого, являясь частью тел, как и разноцветные вспышки вокруг, и густое синее освещение, и все это так похоже на эйфорический эффект от какого-то наркотика — сравнить было не с чем, так как психотропных веществ он ни разу не употреблял. И абсолютно ясный, чистый рассудок. — Higher than I've been before, — пел между поцелуями его любовник. — Your love it keeps me alive... Разумеется, эти физические ощущения были завязаны на эмоциях: сочетание звука, ритма, тактильных ощущений, чувств в отношении своей пассии, промилле в крови, свободы от всего, другого уровня восприятия, абсолютной удовлетворенности всем вокруг и абсолютного умиротворенного покоя, перетекающего в провоцирующую слезы интенсивную эйфорию... Он понимал, что не может адекватно перевести строчки из песни, но они ювелирно точны в описании ощущений именно в оригинале. По-русски это звучало бы так неправильно... Так неправильно, но так точно. «Твоя любовь — она ощущается так хорошо». От нее так хорошо. Словами не описать, но эмоциональным единением, наверное, можно. «И это то, что поднимает меня, выше, чем я когда-либо бывал». Поднимает или пьянит — у него на тот момент не было таких познаний в английском. Он действительно никогда в жизни не чувствовал себя таким бесконечно всемогущим, как теперь. «Твоя любовь — она сохраняет меня живым». Именно так. В буквальном смысле. Эти же слова бухая змейка шептала ему в рот, обдавая сладким алкогольным дыханием. «Когда я один ночью, это ты, о ком я всегда думаю» — просто факт. На очередном повторении «That you're touching means so much» Имран замер, касаясь его лица кончиками пальцев, заставляя понять, что такой близости на всех уровнях у них еще не было. Нелогичной, неуместной, потому что это общественное место, это клуб, и столько людей вокруг, но их как будто нет, ничего больше нет — мир сузился до блестящих глаз напротив и той самой ласковой улыбки, которая говорит больше, чем любые признания. — It's you I'm always thinking of, — судя по мокрым ресницам, тот чувствовал то же самое. Эта песня как будто длилась бесконечно долго, закольцевавшись во времени, остановив движение молекул, зафиксировав неизменную точку абсолютного счастья во всех уровнях бытия, которую... Чувственная композиция сменилась чем-то энергичным, а хрустальная сфера вокруг вдребезги рассыпалась под натиском влетевшего в них на полной скорости Игорька с признаками паники на лице. — Вы не представляете! — истерически захохотал он. — Я только что отсосал Васютке! Но никому никогда не говорите об этом! Если хотите, чтоб я жил! Никому! Никогда! Около пяти утра, понимая, что любовник вот-вот начнет засыпать стоя, наш герой ощупал карманы обоих, проверив наличие ключей, телефонов, кошельков и бирок из гардероба, коротко попрощался с лучшим другом, помахал рисующему за столиком на первом этаже Натану и потащил свою пошатывающуюся булку на морозный утренний воздух. — В принципе, если ехать медленно… — задумчиво начал Имран. — То можно нахуй убиться, — закончил он мысль. — Погоди, ща я такси вызову. — У нас есть такси, — захихикал тот, кивнув в направлении припаркованной неподалеку «Шкоды». — И жилье в центре. Пошли... Голос Киры в трубке говорил о желании убивать. — Тебе повезло, что я не сплю, иначе твой зайка стал бы вдовцом, — с недовольным видом она пустила их в квартиру, отперев все еще пустующую бывшую комнату Имрана. — Нет, зайка — это я, — поправил ее тот, ухватившись за косяк, чтобы не потерять равновесие. — А он Данечка... — Пасиб, Чизетта, век не забудем, — поблагодарил ее Даня, подталкивая свою пассию внутрь. — Пидарасы ебаные, — бросила она, беззвучно закрыв за собой дверь. Усадив Имрана на стул, он быстро разложил диван, вытащил из шкафа оставленные для девушки Рашида подушки и несколько пледов, затем уложил того в импровизированную постель и помог расшнуровать обувь. — Спи, алкобулка, — погладил он по плечу почти мгновенно отключившегося возлюбленного, снова заулыбавшись от нахлынувшей нежности. — Завтра пиздец какой красавчик будешь. Заглянув в уборную по малой нужде и тщательно помыв руки, он осторожно вытащил стразы из уголков глаз Имрана, не удержавшись от соблазна оставить на его скулах несколько легких поцелуев. Заснуть не получалось довольно долго, потому он взял почти разрядившийся телефон и стал просматривать сделанные по пути в коммуналку снимки сумеречного города в пестрой праздничной иллюминации. Сонно опубликовав самые удачные на своей странице в Инстаграм, куда в последнее время бессистемно складировал все подряд, играя с цветовыми фильтрами, он обнял Имрана, закинув на него все конечности, и до самого отхода в царство сновидений старательно восстанавливал в памяти мельчайшие детали этой ночи, чтобы ничего не упустить и не позабыть. Около полудня его разбудил сигнал чудом не отключившегося телефона, помимо трехпроцентного заряда высветившего на экране какой-то не определившийся номер. — Да, — прочистив горло, сипловато ответил он. — Доброе утро, — поздоровался знакомый голос, обдав все внутренности холодной волной досады. — Хуютро, — подавив зевок, парировал он. — Яхту купил? — Ты завтра свободен в пять вечера? — Че ты от меня хочешь опять? — Встретиться и поужинать. Не волнуйся, сугубо деловой вопрос. — Те че, надо потолок побелить? — Можно и так сказать.