***
Уже почти час, критически разглядывая себя, Олег стоял перед зеркалом. Теперь он понимал, что чувствуют девушки перед первым свиданием в надежде произвести впечатление на парня. Только вот у него не было стайки резвых подружек, которые бы его одели, накрасили, причесали и успокоили. В конце концов в шкафу нашлись чистые джинсы и белая футболка, которая явно нуждалась в утюге.***
После ухода Дани из их общей квартиры Терновой не перестал следить за собой, просто стал проще к этому относиться. Зачем стирать всё по отдельности, если можно скопить целую корзину и постирать всё за раз? Зачем каждые два дня мыть полы в доме, если всю пыль и песок приносишь в неё только ты? Даня был перфекционистом и содержал всё в идеальном порядке, что даже Назима удивлялась и жаловалась, что не может так же. И не было такого, что Бурцева бесила просто случайно передвинутая вещь или брошенная футболка. Просто в моменты, когда он злился, нервничал или переживал, начинал ревностно натирать все горизонтальные поверхности или снова и снова сортировать специи по степени надобности и качеству использования. Это было его способом отречения от реальности. Во время уборки он не думал: часто пел, перебирая новые аранжировки, пытался танцевать в узком проёме между кухонной столешницей и скамьёй. В такие моменты Олегу сильно хотелось поцеловать его, прижать к шкафчику со злосчастными специями, которым выделялось слишком много внимания, и никогда не отпускать, но таким образом пришлось бы прервать танец, да и Дэни скорее всего бы ударился головой о вытяжку, а так хотелось бы сохранить в памяти этот момент.***
Олег уже был на месте без пяти. Старый стадион имени Эдуарда Стрельцова был местом, откуда их никто не мог достать. Телефоны просто отключались, оставались только они вдвоём и целый стадион. Можно было бежать на всей возможной скорости, подставляя лицо встречному ветру, гонять мяч часы напролёт или просто дурачиться. Они приходили сюда, даже когда сил заниматься совсем не было: просто закутывались в плед и пили горячий чай с мелиссой, мятой и ромашкой, изредка прерывая дыханием окружающую тишину. Место совсем не изменилось, несмотря на обещания властей реконструировать его в ближайшую пятилетку. Те же истёртые сиденья, слегка пожелтевшая трава на поле, те же трещины на асфальте. Даня пришёл всего минутой позже. У них оставалось всего 3 минуты до прихода Вани, три минуты наедине, три минуты неловкого молчания, даже при наличии всего того, что так сильно хотелось сказать, выяснить за все эти годы. Но это время было потрачено на их подбор и старые трещины на асфальте. Олег знал Ваню. Бывший сокурсник, который помог Бурцеву записать его первый в жизни самостоятельный альбом. Человек, который верил, что всё получится. И был прав. Инструментал год за годом набирал популярность, люди снова начали ценить действительно красивую лирику, возвращаясь к старому, стремились к новому. История циклична. Мы, конечно, не вернулись к Лещенко, Газманову и Пугачёвой, это уже не повторится, но соединяя общий смысл разных эпох, создавали что-то новое, забывая о картонных песнях. Они не исчезали, нет, просто уступили место чему-то, соответствующему времени. И Данина музыка соответствовала. Терновой же кидался из крайности в крайность, то создавая величайшие шедевры, то снова зависая в 2018. Потому, что все лучшие работы создавались из боли, вырывались из него с кровью и разрывами нервных сплетений, требовали тяжёлого труда, от которого отходить бы неделями и месяцами, но времени не было даже на то, чтобы выдохнуть. Получалось то, что получалось, а что не получалось, тоже выпускалось. И это сходило ему с рук. До вчерашнего дня. Наконец Дэни нарушил молчание: – Я прислал тебе документы на почту с наработками. Может быть найдёшь что-то полезное. Удивительно, адрес всё тот же. – Не видел смысла менять. Я посмотрю. Снова тишина. – Ты действительно считаешь, что мы не сможем написать вместе ничего нового? – не выдержал Олег. – Смогли бы. Только вот останется ли хоть что-нибудь после этого? Я и так выкручиваю из души каждую песню, ты знаешь, как это тяжело, а тут альбом, с тобой и старыми, заново вскрытыми ранами. Без гарантии выстрела. Хочу ли я этого? Не знаю. Хочешь ли ты? Тем более. Но эта работа твой последний шанс и моя возможность перейти на новый этап. Выхода нет. Так что клепаем из того, что есть, – с тихим вздохом ответил Даня. Парень вёл себя уверенно, но достаточно скованно, избегал смотреть Олегу в глаза, каменный от напряжения в мышцах. Внутри боролись противоречивые чувства, сталкиваясь друг с другом всё чаще, оседая тяжестью и тупой болью в солнечном сплетении. Обоим хотелось многого и одновременно не хотелось ничего. Молились только на Ваню, способного легко разрядить обстановку. – Я сохранил твой блокнот. С песнями, помнишь, – грустно улыбнулся Терновой. – Зря. Можешь оставить его себе на память. Он не имеет ценности, – почти незаметно замявшись ответил Бурцев. – Ты сам хоть веришь в ту ложь? Дэни знал, что друг специально задерживался. Чтобы этот разговор у них с Олегом хотя бы был.***
– Итак, Тимур Ильдарович конкретно слетел с остатков коры больших полушарий, отвечающих за адекватность, и пророчит вам запись целого совместного альбома. Прекрасно. Будем молиться, чтобы вас не постигла судьба Avicii. В таком случае это будет хотя бы психушка. Ох как рейтинги-то взлетят! Станете легендами русского шоубиза. «Убей своих любимых. Версия 2:0». По сюжету не совпадает, но исход будет такой же. Единственное, что могу вам гарантировать, – возмущался Ваня уже 20-ю минуту. Его можно было понять. Даня просил о невозможном: склепать альбом, достойный хотя бы русских чартов и не дать ему слететь с катушек. То есть Стрельцову нужно было удержать двоих музыкантов с разбитым сердцем и вскрытыми ранами от двойного самоубийства, при этом не сдохнув самому, параллельно сводя альбом. Покойся с миром Ванина психика. – Перестань истерить. Переделаем мои старые наработки, Олег напишет к ним куплеты, сгенерируем какую-нибудь стандартную аранжировочку и оставшиеся месяцы будем делать вид, что упорно трудимся над созданием альбома. 20 лет до этого жрали и сейчас сожрут, тем более, по сравнению с тем, что они слушали до этого, то, что мы сделаем – саундтреки к явлению Иисуса Христа, так что отложи свою тираду на запись инструметала для «Away». Ты закончил сводить «Keepcallingafteryouhavebrokenmyheart»? – окончательно собравшись выдал Дэни. – Было сложно, но я закончил. Я там одну вставочку с сердцебиением добавил, как бы под ритм, ну знаешь как у Lucidian в Timeless, но в начале.Ивсё-таки нам стоит для этого ещё найти саксофон, хотя знаешь, наверное, скрипку, будет неожиданнее, но вот я боюсь, что без саксофона звук будет слишком пустым, а с тем и с тем будет уже перебор. – Думаю стоит взять скрипку. В конце концов, мы же не гонимся за достоверностью, а если тупо будем копировать стандартную наполненность мелодии, скатимся к ресторанным вокалистам, – ответил Даня, стараясь удобнее устроиться на холодном сидении. – А знаешь, тебе бы пошло такое золотое платье в пол с глубоким вырезом на спине. Или, не знаю, разрезом вдоль бедра. Чулочки в сеточку, белые. Огонь…– мечтательно улыбался Стрельцов. – Ага, но в них быстрее щеголял бы ты. У меня не то звучание для ресторана, и я лучше играю. Так что, уже можешь начинать брить ноги и разогревать связки, параллельно с записью скрипки. – ухмыльнулся Даня. Совсем не в его стиле. Олег до сих пор вычислял, сколько времени нужно человеку, чтобы научиться язвить, отвечать на подколки тем же задиристым тоном, что и у собеседника, изменить всем своим привычкам, откорректировать манеру, звучание собственного голоса, эволюционировать, как это сделал Бурцев. У него самого за 8 лет даже почта не сменилась. а Дэни будто заново сложил из себя другого человека, будто... – Приём, Земля вызывает Тернового! – голос Вани с той стороны сознания зазвучал до неприличия громко и неприятно, – Тебя уже и Терри раз 10 звали, мы думали ты умер. Не, ну если он здесь так зависает, что с ним будет во время записи? – Нормально. Ты привыкнешь. Он так может больше 4-х часов просидеть. Просто периодически пульс проверяешь или, если проблема нуждается в его неотложном участии, урони что-нибудь тяжёлое или на мобильный позвони. Быстро оклемается. Даня знал его неприлично долгое время, изучил каждую впадинку на пястье, каждый контур заросшего в шов родничка на черепной коробке. Хотя их отношениям пришёл конец менее, чем на середине второго года. – Я так с вами все деньги сожру. И нервы. И ты вообще принёс еду? – вспомнил Стрельцов. – Тебе повезло, что моя мать так тебя любит. Весь стартер-пак собрала: лазанья, салат, печенье, чай в термосе с ромашкой, мятой и лимоном. Иногда мне кажется, что она тебя гораздо больше любит. – рука Бурцева исчезла в рюкзаке, и с трудом откопала там жёсткий крафтовый пакет, который, к величайшему сожалению её владельца, передала Ване. – Так и есть. Нехрен было в Лондон на 8 лет уезжать. – без всякой жалости ответил Иван. – Я приезжал, между прочим. – Между прочим, раз в год на 5 дней не считается. Так что я могу вполне заслуженно сожрать эти печеньки сам. Олег, будешь? – спросил Ваня, протягивая ему песочную звёздочку, покрытую белым шоколадом. – Думаю, смысла отказываться нет, иначе месть будет неполной, – ответил Терновой, с энтузиазмом доедая уже 2 печеньку. Даня предпринял вялую попытку вырвать из контейнера хоть полпеченьки, но она не увенчалась успехом. – Ладно. Харе жрать. Тем более, на таком холоде. Нам студию-то выделили, или мы на коленке записывать собираемся? Я-то у себя только свести могу. – поинтересовался Стрельцов. – Обижаешь. Помнишь, я Кейт отправлял в Москву на полгода? – загадочно улыбнулся Бурцев. – Помню, конечно. В 25-м, кажется. Какая девушка, а уже замужем. – томно вздохнул музыкант. – Сегодня ты увидишь зачем.***
– О. Мой. Бог. Это что - фиолетовое пианино? – Даня предчувствовал, что после встречи с этим элементом студии Ивана придётся откачивать, так что уже держал палец над кнопкой вызова скорой. – Оно самое, – усмехнулся Бурцев, засовывая телефон обратно в задний карман брюк. Видимо, сегодня спасатели требуются только его инструменту. – Да ладно. Даже цвет тот же. Ещё скажи, что тебе его подарил богатый папаша самовлюблённой дамы, которой медведь на ухо наступил, –в край обалдевший Стрельцов повис на фортепиано и, всеми силами стараясь не грохнуться головой вниз, пытался заглянуть под крышку. – Марк считается? – Ну, учитывая обстоятельства, всё почти сходится. Просто повесили на тебя дружка, и его просто открывать рот и синхронно двигаться в постановке не заставишь, – рассмеялся музыкант. – Я сейчас опять не понял какую-то отсылку, да? – вмешался наконец закончивший пялиться на бесцеремонного друга Даниила Терновой. – Да. Главное, не ведись на провокацию насчёт подтяжек и геля для волос, а то в следующий раз... – Клянусь, когда вы наконец перестанете быть идиотами, я заставлю его выучить ту песню и сожгу этого фиолетового монстра к чёртовой матери. Боже, вы же реально похожи на более высокую версию Клейна. Олег, у меня есть к тебе интересное предложение, – при взгляде на загоревшиеся недобрым огоньком глаза Ивана становилось физически плохо. – Ваня, нет, – этим взглядом можно было коня на скаку остановить, но Стрельцова даже не затормозило. – Ваня, да.***
–Подведём итоги. Мы всё обсудили и понимаем, что из всего имеем только наработки Дани и никакой концепции альбома, а из имеющегося подходят максимум песни три, я могу констатировать факт того, что мы в совершенной беспросветной... – Хватит. И не из такого сухими выбирались. Так, мы будем думать над составляющими, а ты езжай домой, поешь. У тебя через 2 часа встреча с Настей, и, если ты на пробежке вокруг озера в него же и грохнешься, винить она будет меня. – Бурцев устало потёр глаза. – И то верно. Вы тоже не засиживайтесь. Ты ж в курсе, что Кош устраивает вечеринку по поводу твоего возвращения? – Когда? – Послезавтра. – Чёрт. Меня Ксюша сожрёт если я не приду. Ладно, как-нибудь выкрутимся. Давай. До титров. Сильно не гони. – До титров, Дань.***
Как только Стрельцов скрылся за дверью, Даня откинулся на спинку компьютерного кресла, прикрыл глаза и тихо вздохнул. Вечеринка. Этого ещё не хватало. Почему в этом мире никому не сидится на жопе ровно? – Почему ты его не исправил, когда он назвал фортепиано пианино, – послышался тихий голос с соседнего кресла. – Чего? – Бурцев не сразу смог вникнуть в суть вопроса. – Ты раньше так злился, когда говорили пианино, – повторил Терновой уже громче. – Потому, что это именно пианино. Как по канону. Старая пиликалка, которую не жалко поставить под дождь или сжечь. Без дорогого завода и бешеных сумм, за которые оно продавалось лет 20 назад. Но хранящее кучу воспоминаний, имеющее слишком богатое прошлое, чтобы хоть что-то забыть или вспомнить. Он всё правильно сказал. Поэтому, я и не исправил. Олег любил наблюдать за Даней в такие моменты, когда он мог рассказать обо всём, но ни о чём конкретно. Казалось, что на пять лет старше он, а не Терновой, будто проживший полную радости и горя жизнь старец учит простым истинам мальца, вот только малец он сам. – Идёшь послезавтра к Крис? Я знаю, что приглашения тебе не поступало, но только потому, что Кристину связала Ксюша. Сам знаешь почему. Но ты приходи. По крайней мере, оттуда тебя никто не прогонит. Олег молчал. В принципе, повисшую тишину прерывать не хотелось. –Сегодня мы уже ничего не придумаем, – не выдержал Бурцев, – Будет время, посмотришь мои записи? – Конечно, – ответил Терновой. – Тогда пойдём. Даня выключил сеть питания, свет, поставил сигнализацию, проверил замки. Олег уже направлялся к стоянке. – Тебя подвезти? – вопрос из вежливости отдался в сердце эхом воспоминаний. – Не думаю. Я всё равно собирался прогуляться, зайти в магазин, мама для пирога просила, – выдавил из себя Бурцев. – Тогда... до встречи. Спишемся позже, – натянутые прощания теперь входили в их новый стиль общения. – Да. Позже. Машина плавно тронулась с места, постепенно набирая скорость. А крыша ещё оставалась на месте. Почти успех. Осталось всего-то пережить вечеринку и 8 песен. Не так уж и трудно.