crush(ed)

На следующее утро Сяо чувствует себя ещё более хреново, чем обычно. Он полночи не мог заснуть, думая о том, что случилось и не случилось, и о том, что случилось в его голове. С чего он вообще взял, что Тэн хоть на секунду заинтересован в отношениях с ним? У него же есть Джонни — большой, добрый, терпеливый, красивый, высокий, харизматичный, настолько же идеальный, как Тэн, и прекрасно ему подходящий. Не то что Сяо: молчаливый зашуганный цыплёнок, к которому лишний раз даже никто не подходит — наверно, боятся, что он от страха перед людьми развалится на молекулы. Да он даже ниже Тэна, это вообще позор! На завтраке Сяо, как обычно, садится как можно дальше от Тэна и не издаёт ни единого звука, будто вчера ничего не произошло. Будто не он вчера шутил и смеялся в ванной, будто не ему Тэн доверил стирку своих любимых пострадавших штанов, будто не он стоял на коленях между ног Тэна… Так, хватит. Сяо в попытке отвлечься от своих, честно сказать, не самых приятных мыслей сильнее сжимает в пальцах стакан сока и впивается зубами в край, правда, тонкое стекло такого напора не выдерживает и с жалобным хрустом трескается, чудом не разваливаясь во рту парня на мелкие осколки. Все резко замирают, и даже обычно разговорчивый до темноты в глазах Лукас не спешит комментировать. Чёрт. Он облажался. Он изо всех сил старался быть незаметным, но в итоге сделал так, что теперь минимум пару дней всё внимание будет обращено на него. От обиды хочется сжать челюсти ещё сильнее, пережевать этот кусок стекла и проглотить, но тогда будет ещё хуже, его повезут в больницу, вся группа будет сидеть перед дверями операционной, потом хирург выйдет и скажет, что жизни этой хуманизации недоразумения ничего не угрожает, все облегчённо вздохнут и будут дежурить по одному, пока Сяо не очухается от наркоза, и в этот момент Тэн будет сидеть у его кушетки и держать его прохладную руку и волноваться, а Сяо, не соображающий после наркоза, заплетающимся языком выдаст: «Хён, у тебя два рота», а Тэн тихо засмеётся и напомнит, что просил не называть его хёном, скажет, как сильно волновался, а потом наклонится ближе к нему и... — О боже, — первым голос подаёт Кун, и на его лице шок всего китайского народа. — Так, только без паники, — отзывается ЯнЯн, вскакивает и убегает за аптечкой. Как ни странно, он выглядит самым паникующим, потому что всё вроде бы нормально, Сяо откровенно не понимает, что его так напугало. Или понимает. Подбородок что-то щекочет, парень цепляет «что-то» пальцем и видит плотную бордовую жидкость на подушечке, кстати, он до сих пор сидит со стеклом во рту и не пытается ничего с этим сделать. Мирный завтрак за минуту превращается в спасательную операцию красного уровня опасности: кто-то бежит за пинцетом, кто-то за бумажными полотенцами, кто-то тащит из комнаты перекись, которой не оказалось в аптечке, кто-то просто путается под ногами, потому что тоже хочет помочь, но понятия не имеет, чем. Неподвижно сидят только Сяо и Тэн. Сяо — вынуждено, Тэн — будто выпал из реальности вслед за Сяо, пытаясь найти его сознание в миллионах параллельных вселенных и понять, что же с тем всё-таки творится. Тем временем Кун орудует с точностью и уверенностью настоящего хирурга: разжимает судорожно сжатые челюсти и по одному вытаскивает все осколки — слава богу, их не так много, но пара кусков впились в плоть, пусть не катастрофически глубоко, но достаточно, чтобы пустить слабую струйку крови по подбородку. Стекляшки выпадают из цепких лап пинцета, стукаются о донышко керамической миски, которую Хендери притащил по просьбе Куна, чтобы не разбрасываться осколками по столу и не собирать их в тонкую салфетку. Звук этот отдаётся эхом в пустой голове Сяо, краем глаза наблюдающего за Тэном. Тот наконец отходит от своего транса и медленно встаёт, неспешными шагами измеряя длину комнаты от стены до стены. После удаления осколков Сяо отправляют прополоскать рот и обработать раны, и ему в помощь вдруг вызывается Тэн. Остальные убирают последствия суматохи и заканчивают прерванный завтрак. Сяо склоняется над раковиной, отплёвываясь алой водой, через зеркало следит за Тэном, который снова сидит на стиральной машинке. Иногда Тэн напоминает ему кота. Своей наблюдательностью, выражениями лица, привычками, например, выбирать во всём общежитии какое-то своё место, на котором больше никто не будет сидеть. А, кстати, они опять одни в той же ванной. Тэн крутит в руках вату, сматывая её в небольшие валики, и напоминает зубного. Подзывает Сяо к себе, разжимает ему челюсти пальцами и внимательно осматривает, смачивает вату перекисью и закладывает пострадавшему в рот. Раны начинает щипать, Сяо выбирается из рук старшего, хотя тот всё равно успевает накрыть все порезы, и со скулежом отходит в сторону раковин, между которыми стоит небольшой комодик со всякими штуковинами для умывания и всего остального, но он довольно высокий, поэтому залезть на него, как Тэн на стиралку, не получится. Вместо этого Сяо опирается на него поясницей и молчит, как будто чего-то ждёт. Тэн старательно изучает его взглядом, отклоняется, чтобы закрыть дверь, и довольно тихим вкрадчивым голосом начинает. — Что с тобой происходит? Сяо нервно вскидывается. — Не делай вид, что не понимаешь, о чём я, потому что я понимаю. Я не дурак, Сяо, я вижу, как ты на меня реагируешь, как ты на меня смотришь, точнее, не смотришь — отводишь взгляд, стоит мне повернуться в твою сторону. Что не так? Ты меня боишься? Я тебя раздражаю? Я тебе не нравлюсь? — Нвавиффя, — шепелявит Сяо, а раны начинает щипать сильнее, поэтому получается какой-то жалостливо-детский тон, и Тэн тихо посмеивается. Младший хмурится, потому что выглядеть так по-дурацки перед своим крашем не хочется совершенно. Он почти со злостью вытаскивает вату, розоватую от крови и шипящую перекисью, выкидывает в мусорку рядом с раковиной, но с места всё равно не двигается. И вдруг понимает, чего он ждёт. Он мог бы уйти, но для этого надо пройти мимо Тэна, мимо его цепкого взгляда и не менее цепких рук, и ему становится страшно, что он — концентрированная глупость и неловкость — окажется настолько близко к идеальному Тэну. Его, конечно, не пнут, в спину не плюнут и камень не кинут, но находиться даже долю секунды в такой близости к Тэну — как-то неправильно, неудобно, неуютно, как в зарослях крапивы, всё ещё несмотря на то, что Тэн вряд ли причинит ему какой-либо вред. Сяо ждёт, когда Тэн встанет и уйдёт доедать свой завтрак, но тот спрыгивает с насиженного места и вместо того, чтобы повернуть к двери, приближается к младшему и останавливается в шаге от него. Его лицо выражает примерно ничего и ещё немного обеспокоенность и заботу. У Сяо появляется внезапное ощущение, что он ничего из этого не заслуживает, но он не подаёт виду. — Болит? — Немного. — Хочешь, поцелую, чтобы прошло? Сяо застывает в недоумении не в силах ответить хоть что-то. Тэн сокращает расстояние, припадает губами к губам, не церемонится и скользит языком в рот, в миг находит ранки и будто пытается их зализать. Это даже на поцелуй толком не похоже, потому что Сяо практически не отвечает — не знает, что делать. Опять лажает, думается ему, ничего нового. Сейчас Тэн отстранится от него, посмотрит с разочарованием и больше никогда с ним не заговорит. А он даже руки поднять не может, чтобы положить их куда-то кроме комода. Тэн действительно довольно быстро отстраняется и морщится. — Мерзость, — и до того, как Сяо успевает зачислить -1000 очков на свой счёт, добавляет, — перекись. Почему-то становится смешно. И они оба смеются. А потом Тэн разворачивается и уходит, напоследок с улыбкой оглядываясь на Сяо, а тот, как только дверь закрывается с другой стороны, обхватывает голову руками и стекает на пол, пересчитывая выступающими позвонками все ручки комода. Жить на одной планете с Тэном невыносимо.