Катаракта

      С засаленного тетрадного листа на Маяковского смотрит бесформенная клякса, в пару небрежных штрихов обрастающая двумя короткими лапками и неровными точечками зрачков.       «Щен заболел», — задумчиво выводит нетвердой рукой, а после неторопливо добавляет:       «Заболел и умер».       Владимир устало трет перепачканной в чернильной пасте ладонью переносье, когда, вдруг нахмурившись, перечеркивает последнее, выводя поверх него размашистое и пугающее своей прямолинейностью «сдох». Вслух констатирует:       — Да. От тоски.       Вообще-то, Щена придумала Лиля. Как и многих других. Маяковский помнил, как сидел, безбожно ссутулясь, сжав внутреннюю свою глыбу до размеров небольшой каменной горки, заботливо укрытой цветастым бриковским пледом, когда она бросила внимательный взгляд за его плечо:       — Это кто?       — Где? — спросил, непонимающе взглянув в ее густо-черные глаза.       — Да вот же, у тебя, — капризно прозвучало откуда-то из-за спины.       — Не знаю, — оборвал Маяковский. — Клякса.       — Значит, будет Щен, — Лиличка лишь пожала плечами: мол, не хочешь — и не надо.       — Кто? — он нахмурился, машинально проводя ладонью по короткому ежику затылка.       — Никто, — она в ответ отмахнулась, утратив к незатейливой забаве всяческий интерес. — Щен.       С минуту было тихо — только Владимир шкрябал по несчастному «Щену» острым наконечником пера, — однако вскоре Лиля вновь замаячила за спинкой его стула.       — Он снова мучает тебя, этот забулдыга?       — Не смей так о нем, — сухо отозвался Маяковский, не без удовольствия подмечая, как оскорбленно дрогнули ее тонкие губы. — Оставь.       — Как угодно.       Он, впрочем, и сейчас так же сидел. Только заместо овальной люстры с пыльными каплями хрусталя над головой у него болтался кусок кабеля, на коем Маяковский тщетно пытался повеситься.       Перед креплением осветительного прибора к бетонному потолку с вмонтированным крюком первым делом проверьте прочность его установки. Для этого выберите груз размером выбранной люстры, закрепите его, после чего с усилием дерните: плохо установленный крепеж начнет шататься или выпадет вовсе: в таком случае, крюк нужно немедленно заменить.       Как часто вы задумываетесь о том, чтобы проверить качество крепления люстры под потолком какого-нибудь злачного отеля?       Вот и Маяковский не думал, отчего вместо перелома шейных позвонков отделался лишь ушибом поясницы — проклятый крюк сорвался через несколько секунд, обрушившись на несостоявшегося удавленника вместе с крупными хлопьями штукатурки.       Долго пытался приладить на место чашу светильника, однако отказался от данной затеи в виду отсутствия практичности — так и бросил, чертыхнувшись, кое-как ввинтив крепление обратно в потолок. Даром, что снова сорвалось: теперь уже насовсем.       Владимир помнил: в последний раз точно такую же «слепую» лампу он увидел в номере у Есенина; с того дня «забулдыгу», который так часто его мучил, было не видно и не слышно. Маяковскому даже сделалось обидно — до черных пятен перед глазами: столько раз из петли его вынимал, не говоря уж о том, что выносить вопящее и молотящее кулачищами тело из смрадных кабаков было занятием не слишком примечательным.       Хоть бы раз поискал. Ради приличия.       Лили не было тоже: выходит, прав оказался балалаечник, а? Думать о том желания не было совершенно.       Владимир неприязненно покосился на свисающий с потолка кабель, бесцельно похрустел осколками расколовшегося плафона, накрыв стеклянную крошку мыском нечищеной туфли. Окончательно утративший схожесть с собакой Щен с укоризной глядел на него с тетрадного листа. Маяковский мазнул по нему пальцем.       Встал, поморщась: спина в районе копчика отекла, разлилась угрожающей синевой. При ходьбе неприятно отдавало в конечности. Владимир устало прошаркал в коридор, бросил напряженный взгляд в зеркало. Наконец отрасли волосы: лезли в глаза, однако он и не думал поправлять.