Без штриха

      Оглашение завещания назначено на сегодня на девять утра. Искренне не понимаю, что мне там делать. Об этом я узнал от Колина, он сообщил мне, что приказ Элоизы. И мне быть в малой гостиной на первом этаже ровно в девять.       Вряд ли Джозеф оставил что-то мне, скорее, меня мог кому-то передать. Ведь по сути я — вещь, хотя утверждение неверное, всё-таки я — человек, которого могут продать и купить, передать по наследству. Я — раб. Ужасно это осознавать. До чего дошло общество? Вернулось к тому, с чего начинало.       Ник обещал приехать. С ним мне будет легче. Вообще тяжело переживаю смерть мистера Уилсона, ведь он всегда хорошо ко мне относился, был добр и вежлив. Старался дать мне образование и помогал во всём. Рядом с ним я чувствовал себя обычным человеком, а не рабом, вещью, которую купили за хорошие деньги. Сейчас я не знаю, что со мной будет. Кому меня передадут. Может, меня продадут, а может, оставят и дальше при себе в качестве домашней зверюшки.       Страшно думать, что я попаду к Ричарду. Он в этом доме не живёт. Элоиза злится на меня из-за этого, считает, что это я в этом виноват. Молодой альфа, похоже, меня ненавидит, он всегда так зло смотрит, что по спине бегут мурашки. Он со мной почти не разговаривает, только рычит, как какое-то животное.       Смотрю на часы — без десяти девять, пора идти. Будет глупо, если я, живя в доме, где проходит оглашение, опоздаю. Оделся я уже давно, но решил не спешить в гостиную, скорее всего, из-за страха. Сам себе толком не могу объяснить, чего конкретно я боюсь. Быстрым шагом направляюсь в малую гостиную. Двустворчатые двери открыты. Прохожу в комнату. Здесь уже все собрались, даже Николь. Увидев меня, он краем губ улыбнулся и качнул головой в знак приветствия. Я думал, что Ник ко мне зайдёт и мы вместе пойдём сюда, но, возможно, он сейчас на службе, ведь работает на корпорацию Уилсонов. Я подошёл ближе к нему и сел на стул рядом с другом. Он взял меня за руки и легонько сжал мою кисть в знак поддержки. — Теперь все в сборе, можно начинать, — Элоиза встаёт с кресла; выглядит она, как всегда, прекрасно, только красные глаза выдают правду о её состоянии. — Николь, прошу, закрой двери.       Омега легко поднимается со своего места и направляется выполнять приказ. Малая гостиная скорее напоминает библиотеку с камином: по одну стену располагается большой книжный шкаф, снизу доверху набитый томами различных авторов, по другую — небольшой камин, на нём стоят фотографии семьи Уилсонов. По обе стороны большие окна, занавески на которых отодвинуты, позволяя солнечному свету проникать в комнату. Мужчина-бета, примерно сорока пяти лет, в очках и залысиной на высоком лбу, поднимается с одного из кресел, стоявших рядом с камином, и начинает говорить глубоким, чуть хриплым голосом: — Что же, можно начинать.       Мужчина оказался адвокатом мистера Джозефа и оглашал его последнюю волю. Я не особо слушал, глядел в окно на сгущающиеся тучи и думал о том, что мистер Уилсон не был болен, но всё равно написал завещание — может, среди богатых и знаменитых людей так принято. Интересно, у Элоизы тоже есть подобный документ? Бросаю взгляд на женщину: красива и печальна, хмурит брови, а губы поджаты. Что им делить с мужем? Ведь всё общее. Сколько они лет были вместе? Насколько я знаю, они познакомились ещё в школе и были с Джозефом ровесниками, хотя Элоиза всегда выглядела моложе.       Перевожу взгляд обратно на сад, расположившийся за окном. На улице стало темно и хмуро, вот-вот пойдёт дождь, а ведь только что светило солнце. Где-то из глубины груди поднимается тревога. Со смерти Джозефа я больше не чувствовал себя в безопасности, но сейчас паника нарастала. Оглядываюсь на присутствующих: Элоиза вытирает глаза платком; видимо, я что-то пропустил, потому что все вокруг стали говорить, как же Джозеф любил свою жену и не было человека вернее и благороднее, чем он. Николь стоит рядом с дверью, молчит и сосредоточенно смотрит на адвоката. Сразу видно, что друг на работе, обычно он совершенно другой — весёлый и разговорчивый, хотя, может, он тоже переживает смерть своего начальника, поэтому такой хмурый.       В противоположном от меня углу стоит Ричард, я вздрагиваю, когда наши взгляды встречаются. Он, как обычно, зол и явно на меня, вот только я не знаю, чем так его оскорбил или обидел. Видимо, самим фактом своего существования. Стараюсь больше не смотреть туда, где находится Ричард, и всячески игнорировать его взгляд. Отвожу глаза, стараюсь сосредоточиться на том, что говорит и делает адвокат. Он передаёт прощальные послания, запечатанные в конверты, родным и близким Джозефа, Элоиза не выдерживает и начинает плакать. Мужчина зачитывает ещё пару прощальных строк мистера Уилсона и начинает оглашать завещание.       Оказывается, у Джозефа было имущество, принадлежавшее только ему. Наверное, в богатых семьях это повсеместно, вот у моих родителей всё, что у них есть, — общее, а тут не так. Скучающе слушаю, кому, что мистер Уилсон передал и чем вообще владел: земли, леса, квартиры за границей он передавал разным родственникам, немаленькие суммы денег он завещал своим друзьям, а фамильные ценности, доставшиеся ему после смерти его родителей, он оставил своей жене. Даже мне Джозеф оставил небольшую сумму наличных денег, и я был очень удивлён, когда услышал своё имя. — Мистер Уилсон хотел бы дать тебе больше средств, но, так как ты не имеешь индивидуального номера, это не представляется возможным, тебе просто нельзя открыть собственный счёт в банке, — адвокат протянул мне конверт с деньгами. — Спасибо, — неуверенно бормочу себе под нос.       Беру в руки конверт и удивлённо взираю на него. Я не ожидал, что мне что-то тоже достанется, но не успел я порадоваться деньгам, как адвокат продолжил читать: — Самого же Кики Беккера я передаю в попечение моему сыну Ричарду Уильяму Уилсону и надеюсь, что они найдут взаимопонимание между собой.       Мы с Ричардом одновременно посмотрели друг на друга. Он, как обычно, крайне недоволен. Сказать, что я был шокирован, это не сказать ничего. Я, конечно, понимал, что меня кому-нибудь передадут, но считал, что это будет Элоиза, и никак не ожидал такого поворота. — На этом всё, — адвокат закрывает папку с документами, которую он всё время держал раскрытой. — Спасибо, мистер Адамс, — Элоиза поднимается, утирая слёзы платком и протягивая мужчине свою изящную ладонь для рукопожатия.       Я тоже встаю со своего места, всё ещё пребывая в шоке. На что я рассчитывал? Ведь мистер Уилсон сразу сказал, что покупает меня для своего сына, и поэтому разумно, что он передал меня ему, но я думал, раз вызываю такой негатив у Ричарда, Джозеф не сделает этого. Вот, я уже думаю о себе как о вещи, которую можно передать другому человеку. Устало вздыхаю.       Элоиза делает жест рукой, и я замечаю, как Николь открывает входные двери. Люди начинают расходиться, тихо переговариваясь между собой. Элоиза о чём-то разговаривает с адвокатом, к ним подходит Ричард и сквозь зубы тихо шипит своей матери, но с того места, где я стою, всё слышно: — Мама, я не желаю быть папочкой для этого омеги! — Ричард, перестань, пора взрослеть.       Он отходит от неё и подходит ко мне. — Зачем только отец купил тебя! — Я его об этом не просил, — вздёргиваю вверх подбородок, смотрю альфе прямо в глаза, он усмехается. — А ты бы хотел быть затраханным насмерть в бойцовских ямах? — он окидывает меня взглядом. — Думаю, ты бы там долго не продержался. — Что ты такое говоришь?! — хмурю брови. — Ты что, никогда не слышал о боях между альфами и омегами, которые не имеют штриха? Отличное шоу, я тебя туда когда-нибудь свожу. — Спасибо, мне это не интересно. — Никого здесь не интересует, что тебе интересно.       Мне становится обидно. Я поджимаю губы, хочу обойти Ричарда и уйти к себе в комнату, только он мне это не позволяет — хватает за плечо. На нас недовольно посмотрела Элоиза, поджав свои губы. Кроме нас с Ричардом в комнате остались она и адвокат, остальные все уже ушли. — Я не позволял тебе уходить, — злость так и звучит в его словах. — А мне твоё разрешение и не требуется!       Вырываю свою руку из его цепкого захвата, обхожу альфу стороной. Он резко хватает меня и разворачивает к себе лицом. Удивлённо смотрю на него. Что ещё ему от меня надо? Продолжая держать меня одной рукой, он протягивает другую, заносит её за мой затылок и плавно снимает с волос резинку, которая до этого стягивала их вместе в хвост. Волосы тут же рассыпаются вдоль лица, чуть не доставая до моих плеч. Альфа пропускает пальцы сквозь пряди. Дёргаюсь, отступая на шаг. — Убери руки, — раздражённо изворачиваюсь от его прикосновений. — Ты не можешь мне приказывать, — альфа улыбается, немного приподнимая брови. — А вот я тебе могу. — Но это не значит, что я буду подчиняться.       Ричард делает шаг ко мне, разрывая то ничтожное расстояние, которое я только что создал между нами. — Если ты забыл, — альфа вновь запускает свою руку в мои волосы, — то я тебе с удовольствием напомню, что я твой хозяин, а ты мой раб.       Альфа дёргает меня за волосы, заставляя смотреть на него снизу вверх. Дёргаюсь. Хватаю его за руку. Пытаюсь освободиться. — Я не раб. Рабство у нас в стране запрещено. — Официально, конечно, запрещено, так что не обманывай сам себя. Я могу делать с тобой всё, что пожелаю, и никто не посмеет мне в этом мешать. Ты — раб. Или тебе больше нравится определение «живая игрушка»? — Ты ведёшь себя как ребёнок, — нервно дёргаюсь в попытке освободиться, но только причиняю себе дополнительную боль. — Значит, всё-таки игрушка. Хорошо, так и буду впредь тебя называть, — Ричард сильнее сжимает мои волосы на затылке и, приблизив своё лицо к моему, заглядывает в глаза. — Отпусти, мне больно, — крепко обхватываю его запястье своей ладонью. — Попроси меня вежливо, иначе не отпущу. И называй меня «хозяином». — Нет.       Альфа дёргает меня за волосы вниз, заставляя ещё сильнее задрать голову. Позвонки в шее хрустят, на глаза невольно выступают слёзы. — Я жду, — голос мужчины звучит жёстко. — Нет, — говорю, еле сдерживая слёзы.       Я не собираюсь ему сдаваться, я не хочу быть ничьей игрушкой. — Что же, тогда мы так и будем стоять, пока ты меня не попросишь как следует. Время у меня есть. — Отпусти, — шея ужасно затекла, стоять в такой позе очень неудобно. — Ричард, что здесь происходит?       Альфа поворачивается на голос матери, убирая свою пятёрню из моих волос, давая свободу. — Ничего, — молодой мужчина прячет руки за спину, словно нашкодивший ребёнок.       Элоиза вновь недовольно поджимает губы, смотрит сначала на своего сына, а потом на меня, словно я всё это здесь устроил. Наверное, для любящих матерей всегда виноват кто-то другой, но только не родное дитя. Устало вздыхаю и опускаю голову, будто и вправду в этой ситуации есть моя вина. — Пошли, Ричард, в кабинет, нам есть, что обсудить. Нужно ещё подписать некоторые бумаги.       Элоиза направилась из комнаты, за ней последовал адвокат. Ричард, глянув на меня из-под нахмуренных бровей, направился следом за матерью, напоследок шепнув одними губами: «Мы ещё продолжим».