Мы выбираем не случайно друг друга… Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании ©Зигмунд Фрейд
Мягкое дуновение ветра щекочет спину, отзываясь гусиной кожей, выступившей под свободной робой. Жесткое сукно едва покалывает плечи, вынуждая чуть отдернуть ткань, не отрываясь от созерцания окружающего.Он видел это не раз.
Курчавые деревья, тонкие ветви которых спускаются к земле, едва проглядываются сквозь болезненную белизну, рябящую в глазах. Лишь одно дуновение ветра — и сыпучая масса падает ниц, расстилаясь густым ковром, с материнской нежностью обволакивающим утопающие в нем ступни. Ладонь сама собой вытягивается вперед. Однако вместо снежных осадков из-под пальцев подобно песку ускользают невесомые лепестки. Десятки тысяч нежно-розовых цветков, имитирующих снег, преобразили сливовый сад до неузнаваемости. Обман природы, забыть который невозможно. Вдалеке слышится единичный щебет птиц, чуть взъерошивших траву, что навевает большее ощущение нереальности. Однако мягкие лепестки, нежащиеся под пальцами, при очередном шаге разводящими длинные ветви, материальны до эфемерного холодка, лизнувшего по позвонкам. Приятное ощущение, уступающее в накатывающей комом тревоге. И все из-за раздираемых криком птиц, что, срываясь с насиженных мест, суетным мельтешением крыльев оповещают о наступлении неизбежного. Картинка перед глазами начинает судорожно мелькать, показывая алые капли, осквернившие девственную красоту. Взгляд в мгновение ока фиксируется на вырисовывающейся меж деревьев шкуре, исполосанной изящными черными линиями. Белые подпалины на усатой морде и животе зловеще окропляет кровь, пробуждая первобытный инстинкт. Тело ощутимо напрягается, пока взор неустанно следит за передвижением хищника. Головки цветов, словно в знак почтения, опускаются вниз, отчего пейзаж заметно тускнеет, стоит закатному солнцу, пробирающемуся сквозь цветочный купол, скрыться за серостью помрачневшего неба. — Этот мир жесток… — тихий голос отзывается непроизвольным трепетом, с нежностью пригладившим костяшками по коже. Глаза сами собой улавливают женский силуэт, стоящий посреди нечеткого пейзажа. Обвязанное поясом платье приталивает свободный крой подола. Длинные темные пряди, спускающиеся из диковинной прически, заколотой несколькими крупными шпильками с орнаментом и золотым гребнем, подхватывает ветер. Играючи развеивая их с широкими расписанными рукавами, он позволяет уловить очертания бледной спины, помеченной черными линиями туши, спускающимися под запаханную ткань. Длинный рукав, свисающий с вытянутой руки, указывает в сторону мертвой оленьей туши, зажатой в клыкастой пасти. Округлые стеклянные глаза на удлиненной морде, испачканной бордовыми разводами, больше не сомкнутся никогда. Благородная полосатая шкура уволакивает тушу за собой, подминая под массивными лапами хрупкие лепестки. — Но это нисколько не умаляет его красоты. Тонкие губы, едва зашторенные колышущимися прядями, создают грациозный изгиб. Как и бездонные глаза, чернота которых на бледном лице приковывает безвозвратно. Читаемая между строк жестокость, обладает неоспоримой красотой, сопротивляться которой было бесполезно изначально. «Нао́ки», — смягченный баритон, принадлежащий вовсе не ему, вырывается из груди, отзываясь обескураживающим негодованием. И в то же время до ползущих под кожей мурашек кажется знакомым. Пелена перед глазами в мгновение ока сменяется темнотой небольшой комнаты, узкие стены которой в какой-то момент и вовсе начинают давить на виски́. С хриплым мычанием приподнявшись с кресла, слишком часто в последнее время выступающего заменой казенной кровати, Леви по наитию притягивает ладонь к лицу. Прохладные жилистые пальцы со знанием дела разминают переносицу, отпугивая легкий приступ тошноты. Приход мигрени с первыми отголосками рассвета — явление привычное. То ли дело головокружение и сухость в горле, вынуждающие потянуться к графину с водой. Затекшая шея ноет до скрипа костей, едва ли ослабевая от «нежного» хруста вставших на место позвонков при отработанном повороте головы. Пара прохладных глотков, смочивших язык, — и обряд пробуждения можно считать завершенным. ОчереднойЧасть II. Сомнение
— Сегодня большой день. Тяжелый выдох сквозь широкие ноздри сопровождает стук недавно смененных подков. Кислый запах сырого сена перемешивается с конским потом и навозом, количество которого несмотря на хваленую дисциплину в военных кругах весьма прилично, сколько бы солдаты поочередно его не выгребали в качестве находчивого наказания со стороны офицерского состава. Отчего каждый поход в конюшню оставался замеченным окружающими из-за забившейся «пахучей грязи» в рифленой подметке сапог. И все же несмотря на не прозаическое происхождение, стойкое амбре лошадей переносилось куда легче терпкого аромата мужских казарм, пробивающего не только на забористый кашель, но и самую искреннею слезу. — Границы нашего небольшого мирка в любой момент могут безвозвратно рухнуть, — с явным воодушевлением в голосе добавляет Жан, облокачиваясь на деревянные ворота денника. — Не думал, что открытие порта так вдохновит тебя, — закидывая седло поверх свежеподложенного потника на спине охро-буристого жеребца, с тенью усмешки подмечает Эрен. Легкая встряска головы — и отросшая копна каштановых волос чуть меньше действует на нервы навязчивыми попытками заползти в рот. — Мы наконец-то сможем пересечь океан, — пусть и не столь ярко, как раньше, в глазах Армина блеснул едва заметный огонек, на мгновение ослабив общую настороженность. Шестидесятиметровый Колосс, способный в случае своего появления стереть с лица земли большую часть штаба, по-прежнему тихо дремлет внутри. И даже привычной, немного по-детски наивной улыбке, появляющейся лишь в кругу избранных, переживших события двухлетней давности в Шиганшине, этого не изменить. — Если, конечно, наши приятели из Мари не водят нас вокруг пальца, — с филигранностью лесоруба вклинивая скептические нотки, озвучивает свои размышления Жан, наблюдая за осторожными движениями Эрена, подлезшего под коня. Кожаные подпруги, плавно стягиваемые вокруг мускулистой туши, надежно фиксируют седло под пристальным взором серых глаз, смотрящих издали. За годы, проведенные на военном поприще, Эрен надежно овладел навыком усмирения казенных жеребцов. Впрочем, как и все члены разведки, хотя бы раз участвующие в вылазках за стены. Микаса ни коем образом не стремилась оспорить этот факт, чуть более внимательно проследив за действием сводного брата, скорее, по привычке. Обыкновенная подстраховка на случай непредвиденных проявлений характера гордого животного, покорность которого, несмотря на сотни лет рабства под гнетом жесткого хлыста, по-прежнему не вписана в геном обязательным признаком вида. Однако конь ведет себя послушно, лишь слегка вздернув голову верх. Один рывок за узды — и он окончательно утихомиривается, вышагивая из стойла следом за наездником. Микаса чуть сбавляет напряжение в глазах. И, подхватив необходимые детали лошадиного обмундирования, направляется к соседнему деннику, звеня металлическими бляшками, свистнувшими у ее колен. Оживленная беседа столпившихся возле Эрена сокурсников, с аппетитом изголодавшихся псов обсасывающих последние новости, звучит скорее приглушенным фоном, когда она, предварительно погладив по храпу кобылы, расправляет уздечку. К удивлению, четвероногий компаньон ведет себя довольно смирно, в этот раз не предпринимая попытки откусить пальцы, когда металл осторожным движением протаскивается в приоткрытую пасть, придавливая мясистый язык. Ответом служит лишь короткое фырканье и немного суетное причмокивание губ, привыкающих к холодным удилам. — На капитане лица нет… — редкая серьезность в голосе Саши, зоркость которой придавать сомнению было бы не рационально, по наитию вынуждает чуть более внимательно прислушаться к их разговору. Благо, затылочный ремень плотно зафиксирован за дернувшимися в сторону ушами. — Идея довериться противнику его вряд ли прельщает, — пожав плечами, высказывает свое предположение Армин. — Хотя… подобное выражение лица у него появляется только при одном упоминании Елены. — Не мудрено. Голос Эрена несет в себе непривычную смесь красок, вызывая безусловный рефлекс у присутствующих. Короткая пауза заполняется едва слышным хлопаньем век, устремленных в сторону усевшегося в седло капитана. Суровые черты лица, редко когда перед вылазкой имеющие более сглаженные углы, сегодня выглядят еще более неживыми, нежели обычно. — …Ведь она передает слова Зика. Приглушенная догадка звучит куда более правдоподобно, нежели предположение, что причина скверного настроения — пляж, экзотические красоты которого не особо пришлись Леви по вкусу. Быть может, виной всему стойкий запах тины или же сыпучий песок, забивающийся в подковы, из-под которых вычищать его весьма мучительное предприятие. Или же вся проблема крылась именно в «большой воде», великолепие которой, судя по тому, что он так и не приблизился к ней ближе высоты среднего титана, осталась им так и не постигнутой. — Да и ее два метра над землей явно провоцируют не меньшую симпатию… — усмехается Жан, продолжая наблюдать за горделивой осанкой командира, слегка подпрыгивающего при каждом шаге вороного жеребца. Заметно помрачневший Конни лишь продолжает хранить молчание, пустым взором буравя ближайшее стойло. Пока из тягостных дум его не вырывает рука Эрена, в изумрудных радужках которого читается некая обеспокоенность. — Я в норме, — немного поведя плечом, непривычно холодно произносит Спрингер, постепенно стирая с лица суровую маску. Или же натягивая новую поверх. — И почему отобрали только Эрена и Микасу? — взыгравшая невесть откуда взявшаяся в Саше зависть придает ее реплике изысканный оттенок обиды. — На дипломатической встрече явно будет что-нибудь вкусненькое. — Устрицы, мидии, креветки под сливочным соусом по фирменному рецепту Николо и прочая живность из морских глубин, — смакуя на языке каждое слово, наигранно скучающе описывает Жан, словно специально провоцируя обильное слюнотечение падкой на все съестное приятельницы, — Морепродукты на любой вкус. — Морепродукты? — с непревзойденным трепетом прошептав заветное слово, забавно дергает носом Браус, словно принюхивающаяся лисица. После чего, знатно облизнувшись, не стесняясь присутствия товарищей, быстро встрепенулась, выдавая суетное, — Если я вызовусь добровольцем на миссию, капитан примет мое заявление? — Под предлогом, что ты хочешь хорошенько набить брюхо? — приподнятая бровь влившегося в дискуссию Конни бьет прямо в цель. — Валяй, — флегматично роняет Жан, покосившись в сторону Саши, высматривающей силуэт командира. — Судя по его скверному настроению, капитан Леви сам с удовольствием довезет тебя. Едва заметно дернув уголком рта верх, Микаса молча продолжает приводить обмундирование в порядок, находя упоминание «удовольствия» и «Леви» в одном предложении занятным подобием оксю́морона. Если речь не идёт о терпком чёрном чае, о первом говорить точно не приходится. Пальцы с нежностью скользят по лошадиной морде, проверяя неплотно закрепленные ремни, окутывающие челюсть. «Не меньше трех перстней» — до дыры под темечком заставил заучить в свое время инструктор. Иначе дорогое имущество разведки можно погубить зазря, травмировав удилами. Щелчок замка — и капсюль так же зафиксирован на морде, не позволяя широко разинуть пасть. В качестве последнего штриха Микаса застегивает тонкий ремешок немного выше ноздрей, осязая на тыльной стороне руки тепло шумного выдоха. — Идем уже, — бурчит Конни, за шиворот уводя едва ли не в голос скулящую Сашу. — У нас своей работы полно. — Они такие сочные, — доносятся восторженные вздохи по пути к выходу из конюшни. — И почему я всю жизнь жила в лесной глуши, а не у моря? — Мне казалось, тебе нравится лесная дичь. — Она вкусная, но вот креветки и мидии… Когда их склизкие тушки оказываются в моих руках, я готова себе пальцы откусить. — И не только себе, — едва слышно подмечает Жан, последним скрываясь в широком деревянном проеме, ведущем на улицу. Стянув с холки накинутые поводья, Микаса рефлекторно упирается взглядом в филейную часть гнедого жеребца, остановившегося в проходе. — Уже готова? Нужно выдвигаться, если не хотим опоздать, — бросает через плечо Эрен, ненадолго фиксируя на ней взгляд. — Верно. Брякнувшие в руке узды без промедления ведут кобылу, неохотно перебирающую копытами следом. Ханджи пригласила их к себе с неделю назад, любезно предложив разместиться перед ее рабочим столом. В подробности, как таковые она просвещала не особо, утвердительно заявив, что их с Эреном участие обязательно. Что оказалось равным привилегии, учитывая остальных участников церемонии, включающих помимо молодой королевы все почетные чины, имеющие весомое влияние в государстве. Что говорило и о масштабах возможных рисков. Хватит одного точного удара, чтобы ввергнуть только оправившееся после сотни лет невежества государство обратно в хаос. По крайней мере, ей без каких-либо оговорок дозволено сопровождать Эрена на встрече, собственноручно убеждаясь, что ему ничего не угрожает. Приятная мысль веет теплом брусничного коржа, только вытянутого Карлой Йегер из печи. Чуть опущенный подбородок питает надежду утонуть в пропитанной запахом дома ткани. По наитию потянувшаяся к шее рука нащупывает лишь брошь с гербом Великой Элдии. Непривычно… Однако официальная форма признает поверх выглаженного воротника белоснежной рубашки лишь галстук «боло». Оттого шарф остался на застеленной кровати в небольшой комнате женской казармы. — Осторожно! Надрывный крик из схлопнувшихся легких сопровождает грохот. Разломанная до щепок преграда обваливается под весом бедолаги, выпавшего из седла. Скорее рык, нежели ржание из мускулистой груди, прокатывается холодком на коже. Не проявленное почтение может стоить разведчику дорого. И вставший на дыбы жеребец, грозная туша которого заполняет ширину проема, намерен это доказать. Массивные копыта вот-вот впечатают хлипкое тело в пол, перемолов в труху. В стеклянных глазах читается лишь отчаяние… Удар приходится всем весом, втаптывая забродившее сено на четверть метра в глубину. Вспылившего коня в тот же миг подхватывают под узды с обоих сторон, уводя чуть в сторону. Слипшиеся донельзя веки размыкаются, пока дрожащая рука отбивает череду хлопков в попытке нащупать вмятины от копыт в купе с крепетирующими рёбрами. И все же тщетно. По-прежнему лежащий на земле разведчик лишь тупо упирается в бледную руку, сомкнувшуюся на его воротнике. Взгляд скользит немного выше. — С…спасибо, — подрагивающими словно в холоде губами произносит он. Играющие на небольшой ладони сухожилия медленно сглаживаются. Смятый ворот выскальзывает из-под тонких пальцев, позволяя Микасе выпрямиться в полный рост. — В следующий раз будь осторожнее. Взгляд немного раскосых глаз задерживается на нем ещё мгновение, улавливая неуверенный кивок. После чего она проходит к кобыле, смиренно дожидающейся ее у стойла. Приглушенное ржание содержит эмоцию, подстегивающую по наитию пригладить холку, вплетаясь пальцами в жесткую гриву. — Неужто сама Микаса Аккерман вытянула тебя из-под копыт? В рубашке родился. Негромкая реплика за спиной раздразнивает любопытство, уверяя в том, что время до отбытия еще есть. Раз уж ее присутствие осталось незамеченным. — Честно говоря, не думал, что ее волнует что-либо еще, кроме Эрена, — почесав ушибленный затылок, подмечает спасенный, параллельно отряхивая замаравшиеся локти. — Да она сама как безвольная лошадь сопровождает его повсеместно. Безвольная… лошадь? — Ходили слухи, что он не раз срывался на нее в обличии титана. Даже ранил однажды. Перед глазами на мгновение мелькают руины Троста. И огромный кулак Атакующего титана, вот-вот готовый размазать ее прямо по шиферу. Благо… в тот раз реакция сработала незамедлительно. — Сколько уже погибло, сломя голову следуя за нашумевшей «надеждой»? А ей хоть бы что, — в словах читается усмешка, небрежным движением полоснувшая по ребрам. Жжется. И куда сильнее, чем в лапе гиганта. — Хлебает от него всякого, и не пикнув. Незаменимое приобретение для разведки. Неживой взгляд, застывший на месте с минуту, устремляется на гнедую морду. В огромном зрачке, окаймленном каштановой радужкой, Микаса видит отражение, впервые, кажущееся ей совершенно чужим. Даже безликим. Сверкнувший на роговице блик зеркальной маски вынуждает чуть отпрянуть назад. Бегло осмотрев выстраивающуюся шеренгу, она находит искомое во втором ряду, уже намереваясь дернуть за узды. Однако резкий звон в ушах отзывается болью, буравящей виски́ на живую. Поводья выпадают из разжавшейся руки в тот самый миг, когда Микаса притягивает ладонь ко лбу, испытывая мучительный приступ мигрени.***
Край облачного неба, виднеющийся на вершине холма, подобно раскрывшемуся занавесу преображается в береговую линию, стоит подобраться к самому обрыву. Небольшой городок, раскинутый прямо у причала, с высоты кажется и вовсе пустым, совершенно не походя на портовые города, описываемые очевидцами. Ни зловонного запаха рыбы, потроха которой вышвыриваются прямо под ноги жителей, чвакающих замаравшимися стопами. Ни шумных борделей, зазывающих истосковавшихся по женской руке моряков, пришвартовавшихся на ночь-другую. Ни завсегдатых местных, травящих байки развесившим уши островитянам, впервые увидевшим морское диво. Однако дать голову на отсечение, с пеной у рта уверяя в том, что годы все же не возьмут свое, преобразив местный порт до неузнаваемости, рискнул бы далеко не каждый. Сквозь пришвартованные суда мари, некогда выловленные Эреном голыми руками, просматривается маленький корабль, дымящий расплывающейся серой полосой на горизонте. Следом движется куда более крупное двухмачтовое судно. Бриг, если верить инженерным схемам, приведенным в атласе по мореплаванию. Широкие паруса опущены, что позволяет кораблю неспешно двигаться к причалу, добавляя пепельный оттенок клубящимся облакам. Прищуренные от дневного света радужки, с пристрастием оглядывающие корму, так и не улавливают очертания корабельных пушек или прочего оружия, способного нанести удар по берегу. — Я чувствую твое напряжение. Одинокий карий глаз скользит по темно-русой челке, измученной утренним бризом. — Ты ведь не исключаешь, что это может быть ловушкой? — по-прежнему всматриваясь в маячащие у берега корабли, флегматично уточняет Леви, смыкая руки на груди. — В любом сотрудничестве без толики доверия не обойтись. Может и ловушка, — как ни в чем не бывало пожимает плечами Ханджи, так же проследив за передвижением брига. — Но выбора у нас нет. По крайней мере, их чертежи помогли нам сделать значимый технический рывок. И даже немного нагнать весь остальной мир, от которого мы отстаем минимум на сотню лет. — Если сегодня из-за этого мы потеряем нашу королеву и «надежду человечества» — условия будут куда паршивее. Пустив взгляд в сторону Эрена и Микасы, почтительно преклоняющихся перед выходящей из кареты королевой, Ханджи замечает дружеский жест распунцевавшейся Хистории, приподнявшей перед собой руки, вероятно, от смущения. Соблюдение должного этикета в присутствии бывших сокурсников вызывает у нее зудящее ощущение неловкости, выливающееся в растерянную улыбку. Даже спустя два года после коронации свыкнуться с закономерной пропастью между ними выходит с натяжкой. — Тогда… — педантичным движением поправив съехавшие очки, хмыкает Ханджи, —… постараемся держать ухо востро, чтобы подобного не произошло. Несмотря на куда более скудные ораторские навыки, нежели у предшественника, талант убеждения у Зоэ также присутствует. Пусть чаще проявляется настойчивым повторением, покуда собеседник сам не предпочтет ретироваться, скорее от зудящей головной боли, нежели согласия. — Они здесь, — голос разведчика, докладывающего о прибытии эскорта, пробирает до костей, когда за его спиной вырисовывается делегация в черных костюмах, в центре которой выступает неприлично высокая блондинка с короткой стрижкой. — Начало положено, — поджимает губы Ханджи, элегантным жестом руки приказывая членам Разведкорпуса выравняться в приветственную шеренгу. Чуть сузившиеся зрачки, блеснувшие сталью, застывают еще на мгновение. После чего Леви неспешно направляется к своему месту дислокации, становясь по левую сторону от Эрена, личная встреча с которым было треклятым условием шаткого сотрудничества с мари. Как и обязательное присутствие еще одного из его подчиненных...