Души твоей ветвистые пути

      Дорога до резиденции казалась самой вечностью, тягучей и нескончаемой, разлившейся с проливным дождем. Леви не проронил ни слова, маяча спиной перед глазами на протяжении всего пути. Микаса стихийно следовала за ним, не видя смысла противиться. Потревоженные их действиями марлийские солдаты устроят самую настоящую охоту на ведьм, перевернув гетто Либерио до последней просевшей доски в скрипучей половице. Соваться туда в ближайшие дни сродни самоубийству.       Онемевшие от холода пальцы время от времени растирают мокрые рукава на плечах, скорее, машинально. Холод попросту перестал быть всякой проблемой, не вызывая былого беспокойства. Разум погрузился в воспоминания прошлого, навеянные приторным оттенком дежавю.       В тот день, десять лет назад, дождь хлестал также. Запах мокрой хвои витал по всей округе, пока вечерний туман клубился возле гор, скрывая холмистый пейзаж. Голоса сотрудников лейб-гвардии периодически заглушали шум ветра, шуршавшего верхушками деревьев. Допрашивая подоспевшего Гришу Йегера о произошедшем в охотничьем домике, могли ли запылившиеся от безделья за стеной Сина умы предположить, что трое убитых мужчин — дело рук девятилетних детей?       Пальцы рефлекторно приглаживают голую шею, касаясь застегнутого воротника. В тот самый день Эрен подарил ей шарф вместе с заветным билетом в новую семью. Теперь же от подарка остался лишь кусок изношенной ткани, старательно вычищенный ей перед отъездом.       Добравшись до резиденции Кийоми Азумабито ближе к вечеру, первой их встретила командор Ханджи. Леви обменялся с ней парой скупых фраз, не распространяясь об инциденте в гетто. На ожидаемый вопрос о поисках он лишь неутешительно покачал головой, помрачнев во взгляде еще больше.       — Пришло письмо, — блеснув тусклым бликом на очках, поделилась Ханджи. — Мы ждали всех, чтобы прочесть.       По заниженному тону, пропитанному нехарактерной серьезностью, не трудно было догадаться, кто отправитель. Сухие строчки содержали оттенок скупого извинения и настоятельный призыв прекратить все поиски. После чего последовало и вовсе невообразимое, отразившееся призмой негодования на лицах всех присутствующих.       Эрен принял твердое решение следовать задумке Зика, в связи с чем намерен встретиться с ним для обсуждения деталей...

Часть III. Пробуждая зверя

      Щурясь от свечения кристалла, ввинченного в стену над столом, Микаса тянется к бордовым плодам, любезно принесенным Армином во время последнего визита. Пальцы погружаются в толстую корку, загоняя плоть под ногти. Больно. Но вполне терпимо. Из всковырнутой трещины по руке стекает алый сок, проявляя ветвистые линии кожи. Капли падают на стол, освежая ранее оставленные пятна, намертво впитавшиеся в дерево. Сильнее погрузив пальцы вовнутрь, Микаса разрывает кожуру в клочья, сдирая по кусочку. Хрупкие алые зерна крошатся в руках, вяло постукивая по дну небольшой плошки.       По прибытии на материк Леви заточил ее под стражу. Снова. По той же причине, что ранее: Неподчинение приказу. Несоблюдение субординации. Своеволие и даже попытка сотрудничества с недругом. Последнее даже смешно. И, тем не менее, закрыть ее за ржавыми прутьями в сыром подвале ему не составило особо труда.       Оттого чистка гранатов стала способом скоротать время, в узких стенах камеры и вовсе перестающего существовать как мера измерения. Его здесь слишком много — некуда девать. И тем хуже на сердце от осознания того, что последние крупицы шанса отыскать Эрена отдаляются все дальше.       Один рывок, разрывающий оставшуюся часть плода — и зерна рассыпаются по всей камере, добавляя алых бликов каменному полу. Чаще она делала это для ребят. Более аккуратно, кропотливо вычищая терпкую шкурку, вяжущую на языке. Как когда-то делала для них с господином Йегером Карла, тщательно отбиравшая более спелые плоды на городском рынке. Эрен частенько просил не тратить на пустяки время, если, конечно, замечал скрытые под натянутыми рукавами жакета пятна. Характерные брызги на форме не всегда выдавали ее досуг, однако процесс доходил до машинального, позволяя пребывать в собственных грезах. Микасе нравился кисловатый привкус рубиновых зерен.       Тихий скрип двери у самого входа отзывается замершими над плошкой руками. После чего Микаса продолжает перебирать зерна, улавливая боковым зрением стороннее присутствие.       «Какого черта здесь происходит?» — сухо, немного пресно. Именно это читается в глазах Леви, стоящего по ту сторону прутьев у самой стены.       Не отрываясь от процесса, Микаса небрежно мажет взглядом по статичной позе, сверкая застывшими каплями на щеках и подбородке. Испачканные ногти с большей резкостью принимаются терзать черствую шкурку.       «Я чищу гранат, сэ-эр», — она бы ответила чересчур холодно, выражая тонкий аромат высокомерия. Но все же не выходящий за рамки привычного.       Если бы они разговаривали.       За время ее затворничества Леви спускается сюда впервые. Заточал ее не он, но, однозначно, по его приказу, озвученному устами унтер-офицера. У Микасы было время, чтобы продумать все возможные варианты ее действий в тот день. Если бы она только не подчинилась, собственноручно шагнув в камеру...       — Твое наказание окончено.       Сухой обет молчания нарушает негромкая реплика, призванная, судя по всему, привлечь должное внимание. Микаса не ведет и бровью, продолжая свое монотонное занятие. Очередное рваное движение рук вызывает брызги, осеменяющие все вокруг. На стене, поверхности стола и светлой сорочке остается алая крапинка, не способная укрыться от въедливых мужских глаз. На мгновение дурманящая мысль об одной лишь возможности, что внутри Леви закипает злость, вызванная столь пренебрежительным отношением к имуществу, отзывается приятным холодком на загривке.       Никак не поменявшись в лице, капитан делает несколько шагов к камере. Ключ со скрежетом вставляется в замок, после чего, скрипя до крови в ушах, проворачивается двукратно. Не смазанные штыри дверцы добавляют глухой звучности его отточенным движениям, заканчивающимся осторожным стуком прутьев друг о друга.       «Уйди прочь. Уйди прочь. Уйди прочь», — машинально прокручивается в голове, пока Микаса по одному выковыривает намертво приросшие гранатовые зерна, уставившись в рубиновый калейдоскоп переливающейся красноты.       Словно и вовсе не замечая какой-либо враждебности в ее действиях, Леви молча наблюдает за небрежной попыткой очистить семена от желтоватой мякоти. После чего проходит внутрь.       — Если что-то делать, то делать это правильно.       Подставленный табурет в полуметре от нее кряхтит под весом мужской чопорности. Вооружившись еще не тронутым гранатом, Леви с неоспоримым изяществом вытягивает небольшой нож из голенища сапога. Ни слова о неподобающем виде. Ни намека на пренебрежение во взгляде. Словно никакого разговора на пути из гетто не было. Как и самого инцидента.       — Для начала нужно сделать несколько насечек. Срезаешь часть, — лезвие обезглавливает плод, с присущей плавностью и точностью, хоть и не так быстро, как летят куски испаряющейся плоти гигантов. — Затем погружаешь кончик ножа у основания, неглубоко, вот так, — острый конец едва тонет в плотной шкурке, после чего филигранно скользит вниз, вычерчивая идеальный полукруг.       Вертикальные разрезы вырисовываются одним за другим, исчерчивая плод, пока взгляд серых глаз интуитивно следит за плавными насечками, неосознанно потакая спокойствию хрипловатого голоса.       — Видишь подобие звезды? — кончик ножа указывает на белую паутинку, на месте срезанной головки. — Семена разделены внутри на сектора. Обычно их пять или шесть. Согласно линиям мякоти разрезаешь шкурку вдоль плода, не задевая семян. Осторожно, едва касаясь лезвием.       Сделав глубокие надрезы, прокрутив в руках плод без единой капли, Леви откладывает нож в сторону. Бледные большие пальцы тонут на верхушке, слегка мараясь в алом соке. Непривычно, но завораживающе. Одно небольшое усилие — и плод трещит в его руках, едва окропляя соком подставленную под низ миску.       — Так брызг гораздо меньше.       Протянутый рукояткой вперед нож красноречивей любых фраз, призывающих опробовать его методику. Микаса с легким оттенком робости обхватывает гладкое покрытие, идеально подстраивающееся под ладонь. Тот, кто его сделал, без сомнений разбирался в тонкостях искусства владения холодным оружием. Удобная вещь, несмотря на длительное использование, судя по протертому древку у основания лезвия.       Попытка повторить увиденное происходит безжизненно и нехотя, что оборачивается брызнувшим соком, освежившим потускневшую композицию. Микаса осязает липкие капли на шее и груди даже сквозь ткань свободной сорочки. Пусть на Леви не дернулся и мускул — одно его присутствие сродни самой унизительной насмешке. Кончик языка машинально слизывает кисловатые капли с испачканных губ под хруст сжимаемых в кулак пальцев. Решительно поставленный на стол плод протыкается лезвием ножа, вновь и вновь наносящим сквозные удары по раздробленным остаткам, не страшась оставить царапины на дереве. Микаса бьет с неоспоримой точностью, отчего после двух-трех ударов лезвие ножа входит куда проще, образуя широкую трещину.       Прищуренный взгляд, прожигавший испорченный плод на протяжении всего акта насилия, флегматично окидывает свежие брызги. После чего Леви с присущим хладнокровием вытаскивает нож из оставленного в покое граната. Изрезанный плод со звонким отзвуком утопает в ведре среди подсохших корок, пока он безмятежно полирует лезвие вытянутым из кармана брюк платком. Пальцы смело проходятся по острию сквозь тонкую ткань, наплевав на всякий риск порезаться.       — Над самоконтролем еще работать и работать.       Микаса резко срывает часть шкурки с новой жертвы, к несчастью последней, угодившей в ее варварские руки.       — Считаете, что очередную приписку в личном деле можно сгладить уроком по чистке фруктов?       Аккуратно подхватив одну из ровных долей, ранее нарезанных им, Леви принимается счищать кожицу, сосредоточенно разглядывая бордовые скопления.       — Ни одной записи о заточении под стражу в твоем личном деле не фигурирует.       Получается... он даже не согласовывал меру наказания с вышестоящими? Вероятно, с Ханджи он должен был обмолвиться, но только на словах. Официальных письменных заявок на одобрение меры наказания и вовсе не было.       — Не это ли своевольство?       Микаса не уступает в одноцветности реплик, продолжая холодную расправу над плодом. И все же в голосе мелькает избыточная капля вызова.       — Обыкновенное приучение к дисциплине, — скупо чеканит Леви, осторожно выковыривая зерна, сохраняющие полноценную каплевидную форму в его руках.       — Там, на материке... как вы нашли меня?       Небольшая пауза заполняется шуршанием неторопливо высыпанных семян.       — Догадаться было не трудно.       Не похоже, чтобы он следил за ней намеренно. Скорее, случайность, вытекающая из схожей догадки о местонахождении Эрена. Выходит, Леви предполагал вариант проникновения на территорию гетто. Почему же отказал ей, не оставив возможности попробовать вновь?       Сорванная шкурка брызгает соком прямо в глаза, вынуждая зажмуриться. Не издав и звука, кроме скомканного выдоха, Микаса машинально скидывает оторванную кожуру в урну. Рукав небрежно вытирает веко под ненавязчивым взором, безмолвно следящим за ней.       — При всем его таланте находить неприятности, он не мог провалиться сквозь землю. Рано или поздно всплывет где-нибудь. И, учитывая его особые способности, вряд ли вверх брюхом.       Ощутив нахлынувшее напряжение, Микаса молча выдыхает, вслушиваясь в колкие доводы. Тонкая насмешка, отозвавшаяся лишь раздражением, призвана… приободрить? Происходящее выходит за все вообразимые рамки.       — Прошло слишком много времени.       — Может, твой брат себе на уме, но он не глуп, — в привычном стиле продолжает Леви. — Без поддержки разведки ему не справиться.       Хваленая самоуверенность и здесь следует за ним по пятам. Микаса потрошит гранат до последнего зернышка, окропляя руки по самые локти. Мясник выглядит куда менее устрашающе над трупами вспоротых животных, чем она в маленькой камере, силясь сопоставить свое мнение.       — С чего бы ему обращаться к нам? — на заниженный вопрос Леви едва поворачивает голову, отрываясь от кропотливой работы. — Он больше не верит разведке. Не верит вам. Не верит никому.       Можно ли вообразить, что сделает Леви, как только отыщет Эрена вновь? Привяжет к собственной ноге, подобно цирковой зверушке, как было в первые месяцы после вступления в разведку? Закроет в подвале, предварительно избив на глазах у командования и всех присутствующих? Или же посчитает угрозой? Микаса осязает леденящий душу холодок, за долю секунды прокатывающийся по всему телу. После чего в груди разгорается жидкое пламя, готовое утопить в своей ярости любого, кто встанет на ее пути.       Что бы не вертелось в его мыслях, для начала Эрена нужно найти. Едва ли возможная задача при нынешнем раскладе дел. Если Эрен не захочет, чтобы его нашли — у разведки не будет и шанса.       Злость разливается по телу сильнее, приводя к закономерным выводам.       — Вам не надо было останавливать меня.       Вы во всем виноваты.       — Мне бы он доверился. Он хотел…       Истинный посыл ее слов едва ли укрылся от Леви, рефлекторно дернувшего пальцами. Срезанная часть плода в его руках прыскает ядом соком, заползая под ногти.       — До своего побега он не поставил тебя в известность о своем плане. А после его реализации с радостью кинется тебе на грудь с дальнейшими объяснениями? — глухая реплика сопровождается дернувшимся желваком. — Браво. Непробиваемая идиотия.       Еще более прямолинейно из его уст могло прозвучать лишь «Дура».       — Ваше вмешательство не требовалось. Справилась бы сама.       Пусть Леви умело балансирует на грани, не переходя рамок субординации. В равной степени раздражает не только его истинное мнение о ней, но и отголосок здравого смысла, зачатками которого он ловко оперирует себе на руку.       Прочь. Уйди прочь. С глаз долой, из... Довольно, Микаса. Просто выпроводи его прочь.       — К чему была эта бравада?! Вы ведь терпеть не можете воду. Или в сточных канавах есть нечто особенное? — срывается с губ первое, что приходит на ум. — Удивлена, что вы вообще умеете плавать.       Перегнула. Пересеченная черта ощущается по острому полупрофилю, позволяющему узреть суженные точки на ярко-синих радужках. Свет кристалла играет на его лице зловещими тенями, выделяющими скопление морщин на переносице, едва укрытых свисающей челкой.       — Теперь, значит, моя помощь не требуется?       Леви говорит тихо. Пугающе тихо. И, тем не менее, Микаса вверяет здравый смысл собственным эмоциям.       — Я не нуждаюсь ни в вашей помощи. Ни в одобрении.       — Ты и вправду думаешь, что мир настолько ничтожно мал? Карты и предоставленные чертежи тебе ни о чем не говорят?! Иголку в стоге сена отыскать проще, чем Эрена.       — Если вы не собираетесь его искать — должен хоть кто-то. Без него мы все обречены.       Его взгляд прожигает насквозь, щурясь сильнее.       — Это единственная причина?       На мгновение расширившиеся зрачки, окантованные грозовым небом, возвращаются в привычное состояние. Микаса спокойно выдыхает, ощущая движение собственной ключиц.       — Я ухожу из разведки.       Она сказала это вот так, прямо в глаза, не подготавливая почву. Однако времени подумать в камере было предостаточно. Другого пути нет.       Леви замирает на вдохе, впервые на ее веку отливая раскаленным железом. Настолько явно его негодование.       — Присяга для тебя пустой звук?! — к удивлению, его тон не превышает обычного. — Солдат на то и солдат, что готов подчиниться приказу, следуя общей цели, куда более масштабной, чем его собственные желания.       — Тогда я больше не солдат.       Серые глаза смотрят надменно, с толикой явного отчуждения, мало вяжущегося с женской привлекательностью. И даже синяки под глазами мало убавляют долю нарочитого высокомерия, направленного в его сторону.       Впервые она позволяет себе огрызаться, выплескивая накопленное вот так, без каких-либо ограничений. Помимо кричащей во все горло обиды, оглушающей напрочь, в уме неукротимо нарастает зудящее чувство вины.       Все уже решено. Назад не повернуть. Она нужна Эрену.       — По-твоему это клуб по интересам? — Леви смотрит с едким прищуром, словно сдерживаясь из последних сил, чтобы не наорать. Лучше уж крик, чем его взгляд исподлобья, пробирающий до влажных мурашек.       — Я должна найти его.       Скрип стула практически не перебивает куда более спокойный тон, сопровождающий неспешные движения. Поднявшись на ноги, Микаса всматривается в молчаливый профиль, заметно приблизивший своего хозяина к истинному возрасту. Серые глаза с долей критики оглядывают пребывающего в статике Леви, более не удостоившего ее и взглядом. Так даже лучше. Короткий выдох — и она за пару неспешных шагов пересекает камеру, борясь с желанием обернуться.       — Если понадобится, я переверну весь мир, опрокину само небо, но найду его. Одна. И вам меня не...       Скрип дверцы, мелькнувшей перед носом, беспощадно бьет по ушам, ошарашивая. Ровно в тот момент, когда на ее губах смыкается ладонь, грубо обрывая конец фразы.       — Довольно, — его колено настойчиво коснувшееся поясницы, толкает вперед. Решительно и быстро, не давая ни малейшей секунды обдумать происходящее.       Микаса судорожно тянет носом воздух, интуитивно охватывая толстые прутья решетки свободной рукой. Единственное, что позволяет не протаранить ее собственным лбом под натиском Леви, окончательно прижавшим ее к дверце.       — Теперь мой черед, — хрипловатый рык едва слышно касается уха. Кончик носа мажет по щеке, отзываясь бешеным ритмом, стучащим ровно в том месте, где жалит пар из его рта. Куда горячее, чем у титана.       Заведенный за спину локоть упирается в ребро, не давая пошевелиться. На одну лишь попытку высвободить руку, Леви реагирует молниеносно, вновь с усилием вжимая ее в прутья. Теперь же Микаса скована намертво в пугающей тишине вечерней прохлады, лизнувшей сквозняком по лопатке.       Его колено настойчиво режет стиснутые бедра, натягивая ткань сорочки между насильно раздвинутых ног. На коже повсеместно выступают волоски, сопровождаясь мелкой дрожью, унять которую в каменеющих мышцах становится труднее. Гуляющие на уровне живота пальцы неспешно ползут вверх, дотягиваясь до груди.       — Там, за морем, ты же планируешь справиться со всем в одиночку…       Хозяйничающая на ее теле рука нащупывает выступивший из-под ткани бугорок. В камере ощутимо прохладно и сыро, несмотря на нехватку воздуха от настойчивой попытки пригладить возбужденную ареолу. Микаса ощущает стремительный галоп собственного сердца, трепыхающегося под его пальцами.       — Так покажи, как ты это сделаешь.       Чувствительный бугорок оказывается между сухих пальцев, неспешным трением скользящих по груди, оставляя разводы гранатового сока. Ее напряженная кисть сжимает прут сильнее, проскальзывая липкой смазкой по железу. В натянутых донельзя жилах стынет кровь.       Что... что происходит?       Ощущая кисловатый запах граната под носом, она приоткрывает губы, лишь после ощущая соскальзывание шершавой ладони с подбородка вниз. Тепло мужской кисти проступает сквозь хлопковую ткань, плотнее прижавшуюся к бедрам.       Почему она даже не сопротивляется, осязая знакомый трепет на внутренней стороне бедер?.. Прямо как во сне.       Ладонь на груди сжимается с большим нахальством, заменяя приятную негу на крик возмущения, быстрым импульсом пронизывающий все тело. Вспоминая азы самообороны, Микаса использует затылок, умелым ударом отталкивая Леви в сторону. Вырванная из его тисков рука замахивается с поворота, когда она оказывается лицом к лицу, готовая к ответному удару. Его выходки давно зашли за меру допустимых. Рефлексы всего тела срываются с катушек, улавливая исходящую со всех сторон угрозу.       От сокрушительного выпада Леви уворачивается едва ли не играючи, со стуком вдавливая ее обратно, на этот раз спиной. Мужское предплечье давит на хрящи, ограничивая вдох. Липкие девичьи пальцы рефлекторно вгрызаются в решетку по обе стороны от ягодиц.       — Ты даже один на один не можешь справиться со мной.       Гневный выдох пугает куда меньше потемневшего взгляда, впервые выражающего нечто демоническое. Инстинкты копошатся внутри сродни червям в подгнившей плоти, не оставляя и шанса принять унизительное поражение. Вот так просто. В какой по счету раз.       Микаса рычит в голос, вновь предпринимая яростные попытки воспротивиться. Ногти цепко впиваются в его плечо, силясь проткнуть кожу даже сквозь одежду. Тщетно. Леви лишь обхватывает ее кисть, сдавливая с такой силой, что начинают хрустеть кости. Вжатые в его плечо пальцы сводит судорога, вынуждая отступить.       Резко выставленное колено бьет под дых в отчаянной попытке сбить его дыхание. Однако Леви хоть бы хны, словно удар пришелся и не по нему вовсе. И все же повторную попытку он не спускает ей с рук, ловко уворачиваясь. Ответный захват следует незамедлительно, по инерции опрокидывая ее через плечо. Микаса падает прямо на койку, осязая ледяное дыхание неминуемого поражения. Леви в силах предсказать ее ходы наперед, в то время как она вновь упускает его руки из виду, позволяя завести собственный локоть за спину. Напряженный плечевой сустав ноет пуще прежнего, принуждая сильно выгнуться в спине, стоя на четвереньках прямо перед ним.       — Пустите!       Компрометирующая поза усиливается рефлекторно задранными ягодицами в отчаянной попытке вырваться.       — И это все? — нарочито медленно прыскает заниженный голос. — Где же та решимость? Бравада о том, что тебе все по плечу..?       Так вот что за чертой. Многие задавались вопросом, реально ли вывести Леви из себя? Вполне. Микаса на собственной шкуре чувствует результат столь опрометчивой попытки поиграть на его нервах.       Подступающее к горлу унижение подстегивает сопротивляться пуще прежнего, что выливается лишь в беспомощное ёрзанье на узкой койке в попытке хотя бы обернуться на него. От предпринятого рывка вперед в плече что-то щелкает. Прикусанная губа позволяет сдержать напрашивающиеся от боли стоны.       — На твоем месте я бы не делал резких движений. Иначе останешься без руки.       — Вы не понимаете…       Небольшое нажатие на сустав с его подачи — и она вновь обрывает фразу, силясь утаить накатывающую на глаза влагу.       — Стремления защитить то, что дорого?       Микаса осязает шершавые подушечки чуть выше ягодиц. Сжатая ткань сорочки ползет вверх, обнажая скрытый под одеждой хлопок. Инстинкт выживания сходит с ума в его тисках, пуская четкий импульс выбираться.       Извиваясь похлеще закручивающейся вокруг рук змеи, она умудряется резко выставить ногу назад, хорошенько пнув по его колену. На ее действия Леви грубо прижимает ее к постели, утыкая носом в простынь. Ногти со скрипом царапают матрац, когда она уже порывается вперед, наплевав на всякий риск повредить заведенную за спину руку.       Настойчивое прикосновение его фаланг скользит по выемке между ягодиц, дотягиваясь до чувствительных складок.       — Что вы…       Шлепок разрезает пространство сродни сверкнувшей в ночи молнии. Осязая увесистый удар на пылающей ягодице, Микаса инстинктивно прижимается к постели, по наитию отпрянув от его руки. Очередной удар плашмя следует быстро, попадая по противоположной стороне. Сдерживая болезненный стон, она смыкает оголившиеся зубы на складке простыни, едва ли не растерзывая подвернувшийся под руки кляп.       Удар. Еще! И еще! Поочередно по каждой ягодице. Жалящие, до боли уязвляющие, но вполне терпимые. В полном безмолвии с обеих сторон.       На очередной шлепок Микаса под скрежет собственных зубов лишь стискивает веки, осязая скользящий по бедрам разряд. Едва дрогнувшие под хлопком складки тянут рефлекторной влагой, совершенно не поддающейся здравому смыслу.       Более длительное прикосновение его ладони похоже на поглаживание. После чего Леви наносит финальный шлепок, вкладывая в него энергию всех предыдущих. Электрический разряд прокатывается до корней волос на затылке, когда позвоночник машинально выгибается дугой, демонстрируя свою превосходную гибкость.       Скрип пружин вынуждает разомкнуть веки, отчего в щели между бёдер Микаса замечает узкие колени, уверенно забирающиеся на койку. Упершись лбом в пыльную простынь, она пытается протолкнуть густой ком слюны, не решаясь обернуться. Хватает одного прикосновения — и каждая мышца ее тела сокращается вдвое, когда его пальцы с напором приглаживают намокшую ткань белья. Микаса дергает плечами, однако натянутый сустав по-прежнему не позволяет лишний раз пошевелиться.       — Перестаньте…       Напряженная кисть скользит по постели, едва приглаживая пальцами подушку у изголовья.       — Ты же больше не солдат, — хрипловатый голос теряет былую жесткость, отдавая непривычной терпкостью. — Военные — существа бесполые, живущие своими принципами. Но ты же отказалась от них, разве нет?       Чувствительный узелок на вершине половых губ приятно набухает от настойчивых прикосновений пальцев, беспрепятственно скользящих по белью. Микаса прихватывает уголок подушки, осторожно притягивая его к себе. Рука цепко хватается за наволочку, нащупывая колючие перья.       — Хватит!..       Единственный рывок, тотчас обрывающийся резкой болью в плече — и подушка летит прямо в цель. И все же, судя по глухому стуку, Леви привычно выставил блок прямо перед лицом, избежав столкновения.       — Ты же отдала свое сердце разведке, — его пальцы прижимаются с большим напором, отзываясь нарастающей дрожью в едва колыхнувшихся бедрах. — Вздумала забрать его обратно?       Колени неспешно разъезжаются на жестком матраце. Между ног ощутимо прибавляется влаги.       — Человек тем и отличается от животного, что верен своим клятвам, — словно не он вытворяет подобное с ее телом, спокойно произносит Леви, в очередной раз приглаживая набухший комок нервов. — Он живет согласно собственному выбору, а не слепо следует инстинктам.       Вкрадчивый шепот звучит над головой, пока Микаса осязает его вес на собственных костях. Дыхание меняется под стать движению его руки, приобретая совершенно несвойственный оттенок. Оно становится громче. И куда ритмичнее, когда его выдох касается похолодевшей макушки. Прядки на затылке легонько дергаются под тихое клацанье его зубов, сомкнувшихся на кончиках волос. Похолодевшие внутренности выворачиваются наизнанку. Микаса инстинктивно двигает тазом вперед-назад, под стать настойчивым манипуляциям его руки.       Происходящее кажется совершенно неправильным… и правильным одновременно. Словно тягучий груз, лежащий на груди, медленно прогорает в угли, развеивающиеся пеплом. Дышать становится легко. И приятно... Как и осязать его дыхание на ложбинке вытянутой шеи.       — Выбор за тобой, — ее волосы играют под его устами, когда прядь осторожно стряхивается с уха. — Послать к черту собственную гордость. Или носить свое имя с честью.        Микаса не замечает, как ее собственное дыхание переходит на хриплый стон. Как и утихшую в плече болезненность, время от времени возобновляющуюся с куда меньшим напором. Лишь только прикосновение мужского лба, едва слышно пригладившего взъерошенную макушку. Она интуитивно запрокидывает голову, испытывая необходимость в ласке. В его руках, прокладывающих карту ее тела вслепую, но именно там, где это необходимо.       — Так кто же ты? — вязкие пальцы приглаживают складки едва слышно, не с былой напористостью, теребя чувствительные окончания.       — Солдат… — тихо выдыхает она, окончательно размокая под ним.       Леви раскрывает ладонь в то же мгновение, оголяя четкий след на длительно сжимаемой кисти. Микаса обессилено падает на койку, испытывая облегчение после затянувшихся тисков. Однако обернуться сейчас равносильно самоубийству. Жестокому и самому постыдному. Внизу живота все еще тянут ритмичные импульсы, не давая отрезветь разуму.       Стертые фаланги неспешно скользят по внутренней стороне ее бедра, оставляя влажный след. Давление на спину ослабевает быстро, под резкий скрип колыхнувшейся койки.       — В таком случае, заявление об отставке отклонено.       Сухая реплика раздается со спины, указывая на возобновившееся расстояние вместе со скрипучим визгом вновь открывшейся дверцы камеры. Микаса по-прежнему лежит на кровати, не в силах поднять голову. Яркий свет кристалла вынуждает зарыться в простынь в попытках придушить вспыхнувшие эмоции под стук отдаляющихся офицерских сапог...