Fallaces sunt rerum species et hominum spes fallunt Внешность обманчива и предает надежды людей © Латинская пословица
День оказался насыщенным. Тряска на проселочных дорогах, позволившая прочувствовать все прелести конного экипажа на собственном крестце, сменилась поездкой на воплощении инженерного гения. Обилие колесных пар всевозможных размеров и функций, сцепленные горизонтальными поршнями, приводящими всю механику массивной конструкции в движение. Причудливая труба выше крыш вагонов раза в два, из которой валит густой дым, ажурной гривой стелющийся по спине «железного коня». Даже ржание присутствует, растекающееся тучным гулом на сотни миль, ритмичным топотом колес оповещая о своем прибытии. Причудливое сравнение, награждающее бездушную технику жизнью не меньше, чем горящий нездоровым интересом взгляд не унимающейся Ханджи. «Паровой котел все равно что набитый до отвала желудок, — так она сказала, восхищаясь каждой мельчайшей деталью громадной машины. — Вместо желудочного сока — пламя, пожирающее уголь. Вместо крови — горячий пар. А это! Самые что ни на есть сосуды. Видите вот эти трубочки? По ним пар под давлением проталкивается в самое «сердце» — эту коробочку, — указав на небольшую металлическую конструкцию на самом носу чуть выше экипажной части локомотива, восторженно взвизгнула Ханджи, в один миг припав к перрону щекой, дабы лучше разглядеть строение поршней. — Такая маленькая. И такая важная!». Пропустив мимо ушей часть ее восторженной тирады, сопровождаемой подстегнутой нахлынувшим возбуждением дрожью, Леви собирал суть по обрывкам. В последний раз подобная эйфория настигала ее во время испытаний с превращением в титана. Будь на месте поезда гигант, пусть даже самый нерасторопный, Ханджи лишилась бы руки в тот же миг, водрузив ее на жертвенный алтарь науки. Однако отдать голову на отсечение, положив ее на шпалы рядом с ней — очкастая живет каждым мгновением собственного любопытства, наделяющего ее мир незримыми для большинства красками. Отчего несмотря на назойливый шум и бурную реакцию на каждую деталь конструкции, наблюдать за ее восхищением не так уж утомительно. «Только представьте! Каждая шестеренка, каждый, даже самый маленький шуруп, должны стоять на своем месте, чтобы все это, — небрежно отряхнувшись, быстро подскочив на ноги, она торжественно подняла руки вверх, — могло прийти в движение». Недолгая пауза, явно должная уместить в себе овации, заполнилась лишь хлопаньем ресниц молчаливо стоящей Хистории. «Так и есть, — дернулись приоткрытые губы, быстро сжатые в неловкую полуулыбку. В беглом взгляде, на мгновение обратившемся к нему, читалось нечто среднее между мольбой о помощи, недоумением и едва сдерживаемой истерикой. Неизгладимый эффект на окружающих, которого у Ханджи не отнять. — Инженеры потрудились на славу». Словно в подтверждение похвалы в его адрес, «стальной конь» протяжно рыкнул, затянувшимся гудком оглушив каждого на сотни ярдов. «Что ж... — неспешно убрав ладони от разорвавшихся в клочья ушных перепонок, воодушевляюще крикнула Ханджи, стремясь пробиться сквозь всеобщее оглушение, — добро пожаловать на борт!» Вагоны со скудным количеством мебели и просторных окон, прибавлявших света в узком помещении, походили на столовые комнаты со сквозным коридором между столами. И если бы не постоянная тряска, монотонный стук колес, к концу поездки пробивший на виске трещину, в купе с чересчур громким гудком, к которому машинист прибегал с завидным пристрастием, поездка была бы вполне удобоварима. По крайней мере, удалось избежать ноющей боли в перенапряженных от многочасового сидения в седле бедрах. Впрочем железная дорога оправдала возлагаемые надежды, наглядно доказав свою практичность. Они приехали ровно в то время, как было запланировано, потратив куда меньше часов, чем заняла бы поездка в экипаже. Хистория почти не разговаривала на протяжении всего пути, в то время, как Ханджи точно клещами вцепилась в машиниста, расспрашивая о прелестях созданной техники. Хоть какой-то отдых. Учитывая, что по приезду ее внимание быстро переключилось на общение с Онъянкопоном. Празднование на пляже прогорело быстрее восковой свечи, пересыщенное помпезными костюмами, обилием выпивки и глуповатыми улыбками военных, в суете затянувшейся службы давно позабывших о подобных мелочах. Ярко, броско и уж точно с огоньком, завершившись искрящимся цветным порохом, выстрелившим специальным снарядом прямо с корабля в ночное небо. Леви уже почти заскучал, если бы не явление «фейерверка», что можно сравнить с падающими звездами, взгляд к которым приковывается самим собой, не в силах оторваться. Завораживающе. — Каково это? Всматриваясь в разгорающееся пламя костра посреди пляжа, Леви переводит взгляд в полумрак, осязая успокаивающую прохладу, лизнувшую сощуренные веки. — Летать по воздуху с помощью этих стальных крыльев за спиной. Аямэ говорит с заметным слуху акцентом, слегка жестикулируя руками, словно боясь, что смысл ее слов может затеряться в излишне тягучем произношении. Замявшись после короткого молчания, продолжая смотреть ему прямо в глаза, она словно для большей наглядности хлопает себя по лопатке. — У военных на стене Мария есть приспособление, — судя по легкому блеску в черных глазах поездка с послом до внешней стены оставила неизгладимое впечатление. Как и снаряжение, позволяющее за пару мгновений забраться на высоту пятидесяти метров. — Они называются УПМ. Устройства пространственного маневрирования. Сидела ли Аямэ рядом на протяжении нескольких часов, очарованно всматриваясь в происходящее, или только освободилась от хлопот, навеянных хрипловатым голосом ее госпожи, угомонив усталость в ногах на ближайшем бревне. Оставлять проявленное ею любопытство без внимания было бы неправильно. — Сам двигатель управляется курками на рукоятях, — вытянув ладонь, характерным движением указательного и среднего пальцев демонстрирует Леви. — Раньше были необходимы стальные тросы, что закручивались в корпусе на поясе. Они помогали передвигаться в пространстве, корректируя полет. Новые генераторы располагаются выше, между лопаток. Для них тросы не нужны. Был ли это истинный интерес или обыкновенная попытка заглушить молчание, в ответ на которую он нагрузил Аямэ сухой информации, но до любопытства Ханджи ей точно далеко. Учитывая, что сидящий впереди Онъянкопон не может вставить и слова на протяжении последнего получаса, вынужденный внимать ее нескончаемым теориям. Два сапога пара. Даже жаль его. Вновь всматриваясь в полутьму заполненного солдатами берега, его глаза изучающе проходятся по силуэтам, по привычке выуживая различные детали. Льющееся рекой спиртное, представленное крепким солодом из риса и более привычным забродившим пшеном. Морская живность, приваренная заживо, мерзкие конечности которой можно обнаружить застрявшими в зубах половины присутствующих. Не говоря о разодетых в атласные халаты женщин с немыслимой подушкой, покоящейся на их тонких поясницах, что охотно обучают солдат игре в маджонг, перебирая в тонких пальцах игральные кости. В воздухе застывает дурманящий азарт. — Летать страшно? — Разве что первое время, — язык срабатывает на автомате, пока взгляд с задержкой вновь обращается к раскосым глазам, — ...когда одного резкого нажатия достаточно, чтобы протаранить стену собственным носом. Он не сказал ничего сверхъестественного, пролистав в уме свой первый полет над бараками подземного города. Однако Аямэ улыбнулась. — Но потом… ты просто не думаешь об этом, — как ни в чем не бывало, продолжает Леви, ненавязчиво скользя взглядом по распластавшимся по пляжу разведчикам. — Свист воздуха над головой, подпрыгивающие внутри кишки. Приятное ощущение. Кончик языка ударяется о нёбо, стоило приметить шатающегося Конни, волочимого под плечи более устойчивыми в своей походке Жаном и Флоком. Дружеская поддержка, оказавшаяся под боком как никогда вовремя. На сей раз растаскивать их по койкам он точно не намерен. — Вы ведь лучший в этом деле? Прищуренный в легкой усмешке взгляд по инерции проталкивается вглубь, ближе к холму на краю береговой линии, у подножия которого он в один миг распознает еще одну из нерадивых подчиненных. Холодную как ночь, и куда более спокойную в своем молчаливом одиночестве. — Есть много умелых бойцов, — морщинки у сфокусированных глаз немного расправляются. — При должном усердии научиться не сложно. — Наверное, и в правду приятно... Приглушенный голос касается слуха не сразу, обдавая теплом плавно скользнувших по плечу пальцев. Аккуратных, едва коснувшихся руки, словно стараясь привлечь его внимание, избегая лишних глаз. В кофейных радужках, уместивших в себе огни горящего костра, при желании можно отыскать непознанный мир, затеряться в котором проще простого. Было бы желание. — Один полет, — предложила она, когда чуть раскрывшиеся губы оголили белую кромку зубов. Раскосые глаза сконфужено царапают песок у ее ног, после чего вновь устремляются в самую душу. Полет, в котором использование УПМ в ее понимание не предусматривается вовсе. Следующее по пятам падение, оканчивающееся в чужой постели, обдающей влажным жаром. Слишком долго он не дышал полной грудью, втягивая аромат тонкой шеи. Не сказать, что все женщины пахли одинаково, но что-то общее в витающем дурмане, на мгновение стирающем сознание до белого листа, стоило окунуться с головой в растрепанные пряди, все же улавливалось. И не столь важны были длина или оттенок. Женский волос куда более мягкий, отчего отличить его на ощупь не проблема даже в непроглядной тьме. Заломанная за спину рука, намертво удерживаемая им в сырой камере подвала, клином врезается в сознание. Коротко стриженая копна волос, раскинутая его рваным выдохом, приоткрывает ямочку чуть ниже взъерошенного под его собственным лбом затылка. И тот самый запах под звучный вдох сквозь стиснутые зубы, отчего голова идет кругом. Усилившееся давление под металлической бляшкой ремня скрывается в темени вечера. — Не самое безопасное занятие, — безжизненно звучит его голос, нарочно оперируя обозначенной терминологией. — Может, в другой раз.Часть II. Жажда
Езда на лошади подобна полету с УПМ — важно знать детали и, главное, умело использовать те или иные рычаги, ко всему прочему не переусердствовав с перетяжкой множества ремней. В то же время, не стоит забывать, что между ног живое существо, а вовсе не бездушный инструмент экипировки. Со своими страхами, инстинктами и жаждой. В управлении конь может быть легок и непринужден, покорно выполняя нужные команды, стоит под определенным углом потянуть за узды, слегка надавив на мускулистые бока. Или же себе на уме, норовист, вспыльчив и куда более сообразителен, что в некоторых ситуациях, может, и сыграет на руку, но в самый критический момент сражения окажется решающим, как только копыта сверкнут на горизонте. Взаимодействие с живым существом — филигранное явление, в котором важно поставить себя изначально. Знал ли он, впервые усевшись в седло лишь после вступления в разведку, что с лошадьми общение окажется куда спокойнее и проще. Немногословные и понимающие, в глазах которых можно уловить куда больший намек на разум, чем в большинстве окружающих лиц. Похлопав по широкой коричневой шее, аккуратно накинув петлю взамен тугой уздечки, он неспешно стягивает со спины расстегнутый щиток, падающий прямо у стройных белых ног. Рассыпанная на морде грива слиплась в устрашающие колтуны, местами пристав к светлому пятну спекшейся кровью. Смоченная в бочке с дождевой водой ладонь с неподдельной лаской проходится между больших округлых глаз, с алыми каплями стекая к вытянутой морде под тихий шорох из расширившихся ноздрей. После чего веревка выскальзывает из разжавшихся рук, позволяя лошади спокойно прошагать в денник, приманенной дурманящим запахом сена. Облокотившись о края бочки, он всматривается в мутноватое отражение, улавливая бордовые вкрапления на собственных скулах и лбу. Ледяная вода обдает огрубевшую кожу, отчего зубы сводит холодом, пока ладони судорожно стирают следы его оплошности. — Ты вернулся. Откинув мокрые пряди назад, отчего влажная копна обдаёт лопатку, он неспешно оборачивается. Дневной свет широкой полосой пробирается вглубь, касаясь виднеющегося у входа профиля, отчего венчающий ее макушку гребень с идущими от него золотистыми прутьями, сверкает на солнце ярче обычного. И все же несравнимо с выступившими из полутени уголками тонких губ. Несколько легких шагов под шорох царапающего истоптанное сено платья — и она оказывается внутри небольшого навеса, не страшась замарать миниатюрные сандалии из дерева. Ее пальцы обжигают холодом, неспешно пробираясь сквозь его фаланги. Он чувствует скрип мягкой ткани в собственной руке, касаясь изгиба чуть ниже намеченных ребер, где она несколько раз кропотливо обернула поясок платья на талии. Ее губы, укрытые растрепанной прядью, становятся все ближе. Изящно высвободив кисть из его руки, она ускользает от объятий, едва ли не к самому носу подставляя маленькую деревянную чашу. — Что это? Пальцы аккуратно обхватывают толстые края, прощупывая в ее ненавязчивом угощении подвох. — Лекарство. Поможет залечить раны и восстановить потерянные силы. Без задней мысли ладонь опрокидывает легкую тару прямо в рот. На языке горчит, стягивая его в узел. Попавшие в рот капли тотчас выплевываются в сторону. Полужидкая тягучая субстанция отдает мерзким привкусом, намертво приставая к зубам, отчего избавиться от навязчивой горечи едва ли возможно. — Это благородный гриб Линчжи́, а не дешёвое саке́! — с явным возмущением рыкнула она, испытывая неподдельное негодование от его пренебрежительного жеста. — Относись с уважением. Найти его в наших лесах — редкая удача. Несмотря на омерзительный привкус, все еще присутствующий на языке, ярость добавляет ее бледному лицу приятных красок. — Это не делает его приятнее, — монотонно выдает он, не без удовольствия замечая движение тонкой брови, лукаво дернувшейся вверх. Темные радужки не отстают ни на йоту от его глаз, привораживая необъятной глубиной. С виду, глаза у большинства ее народа одинаковые — миндалевидной формы цвета дубовой коры. У кого-то чуть шире, у кого-то уже, а у кого-то просматриваются редкие кристальные радужки. Но в то же время они совсем чужие в сравнении с ее, отвести от которых взгляд, кажется, и вовсе преступным. Аккуратно притронувшись к его подбородку, ее большой палец неспешно втирает остатки вязкого настоя в нижнюю губу, после чего испачканная подушечка смачивается кончиком ее языка. Умелая манипуляция, препятствовать которой не возникает и мысли. Не уловив какого-либо сопротивления, она обхватывает его руку, притягивая края все еще сжимаемой им чаши, ко рту. Скорчившись, он молча выпивает, с трудом проталкивая отраву внутрь. От холода зубы сводило в разы меньше. Редкостная дрянь. Удовлетворенная его действием, она, элегантно выхватив из его рук опустевшую тару, двинулась к деревянной перегородке. — Как все прошло? Проводив взглядом ее стройный стан, остановившись на легко просматриваемых линиях ниже поясницы, он молча стягивает протертое седло с перегородки. — Настолько плохо? — Мы потеряли больше две трети солдат. Разобравшись лишь с небольшим разведывательным отрядом, — на его резкий ответ она чуть замялась, молча наблюдая за его действиями. — Там был один из разумных. Избранный из девяти. Мне удалось проткнуть его насквозь, — бросив взгляд на воткнутое у стены копье, более спокойно продолжает он. Испарившаяся кровь оставила на острие расплавленную бугристость. — Но не уверен, что это надолго остановит. — Ты что-то почувствовал? — аккуратно уточняет она, на мгновение оборачиваясь, словно убеждаясь, что поблизости никого нет. — Ничего, — затянутый вокруг балки ремень скрипит с заметным натяжением. — Лишь делал то, что было нужно. Он или я. — Совсем ничего? Краем глаза уловив взмахнувший конец пояса, его взгляд вновь обращается к ней. Распустив тугую ткань, она между пальцев пропускает соскальзывающий вниз, к ее ногам, пояс. Маленькие крючки, удерживающие запáх платья, вытаскиваются из петель. Шелковая ткань соскальзывает с плеч, приглаживая тончайшие щиколотки. — А сейчас ты что-нибудь чувствуешь? Округлая грудь, в центре которой намечается пара невероятно красивых ареол, нежная кожа которых стянулась в выпуклые бугорки. Чуть выше не менее завораживающая рельефная линия ключиц, которую заинтересованный взгляд оббегает лишь раз, суетно спускаясь по плавной линии живота к подтянутым бедрам. Чувствует ли он что-нибудь, пожирая ее нагое тело глазами? Помимо непреодолимого желания притронуться, взяв все предложенное без остатка... Ее пальцы легонько касаются его лица, скользя со лба прямо на глаза, отчего веки податливо прикрываются. Непередаваемое ощущение нереальности, приносящее столь долгожданное облегчение. Пригладив подбородок, ладонь спускается к выпуклым хрящам шеи, после чего, игриво прошагав пальцами, застывает на уровне груди, словно прислушиваясь к усилившемуся ритму. — Бьётся, — топорно озвучивает она, вновь по-детски дергая уголками губ. — Прямо как у живых. Коснувшись его сухой руки, она прижимает ее к твердому соску, позволяя обхватить пальцами упругую грудь. Горячая кожа в одно мгновение покрывается мурашками, отчего он инстинктивно сжимает ее сильнее. Мягкий темный бугорок проскальзывает меж пальцев, приманивая его взгляд, пока вторая рука, небрежно прощупывая ее ребра, одним рывком притягивает нагое тело к груди. Поддавшись его грубым манипуляциям, она прыжком стискивает бедра на его поясе, вверяя отставленные назад ягодицы в его руки. Рвано коснувшись его губ, она нарочно сопротивляется давлению языка, с жадностью проскальзывающего ей в рот. В какой-то момент оголенные зубы и вовсе с усилием смыкаются на его нижней губе. На что он резко поворачивает ее к стене, вжимая голые лопатки в стесанное дерево. Она вздыхает, немного потеряно всматриваясь в его глаза, пока сжатые в его собственной ладони кисти оказываются прикованными над ее головой. — Я рада, что ты жив. Ее шепот прерывается навязчивыми голосами вдалеке. Солдаты уже давно спешились, оставив обмундирование на специальной стойке. Вероятно, земледельцы, прервавшиеся на редкий отдых под палящим солнцем. Приспустив свободную ткань брюк, он осязает эрегированной кожей влажные складки, скользнув по ним твёрдо налившейся плотью. Головка едва коснулась низа ее живота, после чего, отпрянув чуть назад, вошла глубоко внутрь. Ее бедра сжались. Спина выгнулась точно дуга, пока затылок царапнул по стене под тихий стон из чувственно раскрытых губ, судорожно гулявших по его щеке. Дернув бёдрами назад, он вновь вошёл на всю длину, с упоением осязая стягивающее давление. Довольно быстро впадая в раж, таз повторяет незатейливое действие вновь и вновь под стук бледных лопаток о стену. Мягкая. Податливая. И такая влажная, отчего при очередном рывке он попросту не сдерживается, прихватывая зубами мочку уха. В нос ударяет пьянящий запах женщины. Уже почти... Мерзкий гогот на всю комнату тотчас возвращает к реальности, вынуждая приподняться со стула в дальнем углу. Смененные на груди руки сжимаются сильнее. — ...А потом я спустил ей прямо на живот, поблагодарив за отличную выпечку, — оголив желтоватые зубы, прыснул местный майор, грузно стукнув по округлому столу, отчего фишки на мгновение взметнулись вверх. Дерьмо. — Иди ты! Так грубо?! — скинув карты на стол рубашкой вверх, подхватывает офицер из гарнизона, не забывая потянуть табак из тонкой сигареты. — В Хайсте умер джентльмен уже давно. — Скорее, его никогда там и не было, — усмехнувшись, самодовольно бросает Хайст, подкидывая еще несколько фишек в центр. — Вам бы только своими черенками мериться, — встревает еще один из военных, скромно сидящий у барной стойки. — Остепенился бы что ли. — Сам ты черенок! У меня там настоящий зверь, — для наглядности издав подобие рыка, не унимается Хайст, не забывая посасывать дешевый ром прямо из бутылки. — В этой комнате безнадежно женат только ты, Руперт. Простенькая мебель, частично собранная ножками табурета вверх прямо на столы. Небольшая стойка со скудной барной картой. И хлипкие стены, увешанные рыболовными сетями, спасательным кругом с корабля и парочкой чучел рыб с устрашающим оскалом. Окончившееся празднование на пляже плавно перетекло в местный кабак, ставший пристанищем военных полуночников. Если бы не навязчивая бессонница, Леви бы давно прошел в комнату маленькой гостиницы, вслед за разогнанными подчиненными. И тем не менее, дремота его настигла даже здесь, настойчиво навязав свои яркие образы. — Партия! Ещё не остыли, господа? — уточняет тучный мужчина из охраны Азумабито. Один из ее доверенных лиц, всюду сопровождающих посла на переговорах. Пусть учитывая его черты лица, он выходец совсем не из Хизуру. — А тебя, широкоплечий друг, ждёт дома какая-нибудь знойная красотка? — затейливо уточняет Хайст, пустив похабный взгляд в его сторону. — Или ты беззаветно влюблён в старушку? Гробовая тишина режет на живую, позволяя уловить скрип каждого дернувшегося мускула на лице сопровождающего из Хизуру. — Старушку? — тихо рыкнул он, то ли не расслышав, то ли не желая повторять все услышанное. И второй вариант, кажется, куда более правдоподобным. Что и требовалось доказать. Лошади бы в жизни не взбрело в голову сморозить подобное. — Не спорю, она, безусловно, горячая... — придурковато улыбнувшись, не унимается Хайст, рискуя в любой момент подавиться собственными зубами. — Эй! Завались уже, — тяжелый голос с привычной монотонностью клином прорезает напряженный воздух. Не сдвинувшись с места, Леви все также удерживает начищенный голеностоп форменного сапога на собственном колене, лишь слегка облокотившись на стол. — Свою сексуальную неудовлетворённость будешь показывать в другом месте, — тем же ледяным тоном добавляет он, нарочно оглушая присутствующих. И дело вовсе не в громкости голоса. Задержавшееся молчание прерывается грузным смехом мужчины из подчинения госпожи Азумабито, довольно быстро приманившего гогот остальных. — И вправду. Затрахал со своими историями, — покачав головой, подтвердил Руперт, так же не особо жаждая разнимать намечавшийся мордобой. Хайст лишь нервно сглотнул густую слюну, получив ощутимый шлепок по плечу от напарника. Налившиеся багровым щеки, отчасти окрасившие белки глаз, слегка сдулись, чуть меньше подчеркивая гневный взгляд, изначально пущенный в сторону Леви. Пусть скажет спасибо, что его физиономия сейчас не размазана по столу подобно маслу на горячем тосте. — Так, чья очередь раздавать? — потирает руки один из офицеров Закклая. — Сегодня мой карман готов набиться до отвала. — Вы пробовали вино, привезенное из-за моря, что подают в ресторанчике, организованном переметнувшимися мари? Невероятный букет, — воодушевленно поделился лейб-гвардеец, поморщившись после очередного глотка местного пойла. — Такого на нашем острове точно не сделаешь. Слегка подвинув стакан с остатками виски на край стола, Леви безмолвно всматривается в янтарную жидкость, улавливая нечто общее с вязкой дрянью, что ему довелось отведать во сне. Согласись он на предложенный «полёт», сейчас бы точно не просиживал штаны в кабаке, впитывая едкий запах перегара. — Леви, давай с нами, — обращается Руперт, взглядом заядлого картежника окинув полученные при раздаче карты. — Попытаешь удачу, в конце концов. А то на тебе лица нет. Переживи он происходящее во сне до желанной кульминации, быть может, был бы куда более в духе. Благо, приспущенная после пробуждения эрекция укрыта в полутьме скудно освещенного кабака. — Не сегодня. Вновь окинув взглядом игральный стол, поочередно изучив мимику игроков, Леви высматривает силуэт мужчины, бесшумно оказавшегося за спиной одного из людей Азумабито. Наклонившись, он шепнул пару фраз, едва шевельнув губами, отчего прочитать сказанное глазами оказывается невозможным. И если бы не вогнанные под кожу чернила, образующие под его ухом некий символ, выглянувший из-под ворота рубашки лишь на мгновение, Леви вряд ли обратил внимание на его недолгое присутствие. — Еще партию, господа? — прищурившись, уточняет раздающий офицер. — Леви, так и не надумал? Удача она как женщина. Если есть шанс, что улыбнётся — грех не воспользоваться, — усмехнулся капитан местной гвардии. — Или боишься, что наши друзья из Хизуру уплывут с твоими деньгами? Недолго всматриваясь в его самодовольные глаза, Леви неспешно поднимается со стула. Бесшумные шаги довольно быстро позволяют преодолеть расстояние до игрального стола, после чего жилистые пальцы цепляются за спинку, со скрипом отодвигая стул. — Раздавай, — пустив прищуренный взгляд из-под нависшей челки, на что офицер слегка поостыл в своем призыве, Леви уже собирается присесть. Раздавшиеся на улице крики вызывают общее недоумение, читаемое на лицах. Пока дверь кабака и вовсе не открывается на распашку, позволяя одному из постовых оказаться на пороге. — Пожар! — тяжело дыша, выдавливает молодой солдат, в удушающей одышке не сразу сообразив отдать честь выше стоящим по званию. — На пристани. Корабль из Хизуру весь в дыму.