Курс на Бетельгейзе

            Мимо нас проскользнули тысячелетья.             Мы рвались к синеве, но затянуты сетью             Наших прошлых ошибок, на исходе борьбы             Раскаляется лава нашей вины!             Смотри, отсюда мы видим время!             Оно оставило лишь обелиски.             Мы будто снова рядом с теми,             Кто был когда-то так близко.*       Дикие полевые цветы за оградой боязливо шептались о чём-то с тёплым ночным ветром, проносящим мимо облака. Шелестели ещё не зрелые колосья пшеницы, качались из стороны в сторону спящие васильки, закрыв свои лепестки в синюю корону. Остывшая трава приминалась под широкими ладонями ветра. Поле жило своей загадочной и неизведанной ночной жизнью, то ли дремля, то ли затаившись в ожидании чего-то или кого-то. Крепко спали лишь полевые мыши в своих норах да живущие неподалёку люди из небольшого посёлка, спрятавшись за москитными сетками внутри сонных деревянных домов. Один только дом на самом отшибе посёлка, построенный чуть вдали от всех остальных, чуть ли не на самом поле упрямо продолжал бодрствовать. На чердаке этого дома горел неуёмный свет, посылая лучи на тот край поля, словно маяк морским кораблям. «Море» из трав за окном волнами переливалось в свете луны и недоумевало, почему этот неугомонный человек, в чьём доме горит одна-единственная настольная лампа, не спит, как все приличные люди.       А человек внутри дома спать даже и не думал. Он с остервенением пойманного в сети марлина разгребал на своём чердаке весь тот бардак, что оставил после себя, в спешке собирая вещи в последний раз. Хозяйка дома не так давно в него вернулась и вот уже который день возвращает ему былую жизнь. Дом уже почти проснулся от своей долгой спячки, осталось всего лишь вычистить чердак. Некогда чердак был самым обжитым местом — здесь было тайное логово, спрятанный от всех мир в домике из одеял и стульев, наполненный бумажными самолётиками всех форм и размеров и большими мягкими подушками. Здесь кипела жизнь, в то время как на улице всё замирало от звуков дождя. Теперь же тут из живого остались только поселившийся в щели мотылёк да ещё не успевшая перегореть лампа в старом торшере. Мотылёк, правда, уже успел пострадать от неумолимой руки хозяйки дома, и в его степени живости уже стоит усомниться.       Тери угрюмо расставляла по местам рассыпанную кипу книг и мысленно удивлялась, каким это образом она умудрилась уронить их так, что они разлетелись аж по всему чердаку, залетая под старый пыльный диван и под шкафы, где валялись спрятанные и забытые когда-то давным-давно обёртки от мороженого. Ей приходилось ходить и собирать их по всему периметру пола, то и дело натыкаясь на пыльные «сюрпризы» в самых неожиданных местах. Подняв очередную книгу из-под ящика с инструментами, Тери, возвращаясь к книжной полке, случайно задела сложенные неровной стопочкой на тумбочке какие-то папки и альбомы. Естественно, всё это вновь разлетелось по ковру, заставляя Тери ругаться на весь дом. Впихнув не желавшую возвращаться на своё место книгу, Тери с раздражением вернулась к куче на ковре и рывком вытащила первый попавшийся предмет.       Не успела Тери начать сердито бубнить под нос о своей неаккуратности, как вдруг её взгляд приковала ленточка на переплёте. Затаив дыхание, Тери провела рукой по толстому слою пыли. Да это же её любимый фотоальбом! Двумя руками схватившись за обложку, Тери спешно прошла поближе к горящему торшеру и опустилась в кресло, подогнув под себя ноги. Осторожно, будто боясь, что они раскрошатся прямо у неё под пальцами, она стала перелистывать страницу за страницей.       Вот горный пейзаж Алтая с валяющимися на переднем плане рюкзаками у палатки. Это было давно, когда Тери решила съездить к себе на родину и пойти в поход по знакомым лесам и холмам. Тут же приклеен и засушенный иван-чай. Дальше шли фотографии с беснующейся на даче мелкой Ас. Вот она показывает язык с макушки дерева в саду, вот идёт с войной на соседских гусей, вооружившись водяным пистолетиком, здесь скачет с размалёванным под индейца лицом на «лошадке» из грабель, а тут за обе щеки уплетает сливы. Тери слабо улыбнулась, просматривая снимки. Внутри что-то больно защемило, выдавливая воспоминания, как воду из губки для мытья посуды. «Они же забрали перчатку и записки», - напомнила себе Тери, громко шмыгнув носом и вытирая лицо, - «Это точно были они. Значит, с ними всё в порядке». На этот счёт у Тери отчего-то вовсе не было никаких опасений. Она чувствовала, что ей не о чем беспокоиться, и потому была почти абсолютно спокойна. Приехав сюда и удовлетворившись тем, что указанные в записках вещи исчезли, Тери решила ждать. Она даже думала постоянно жить в этом доме и сдавать городскую квартиру. Денег на проживание ей хватит — мото-мастерская приносит много прибыли.       На следующем развороте так и вовсе каким-то лесом оказался Сабу с Ас на плечах. Тери тихо засмеялась, вспомнив, как в тот день Ас почему-то решила, что дядя Сабу отныне её Ездовой Олень, и кричала с высоты: «Вези меня на Север!». Вечером того же дня Сабу ходил и потирал шею, без конца ноя о том, что не надо было ему рассказывать Ас на ночь якутские сказки. Эх, знал бы он, что в появлении Ездового Оленя виновата как раз-таки Тери: именно её алтайские сказки сподвигли Ас на такие идеи. Сабу вообще часто бывал в гостях у Тери и Ас и всегда привозил с собой маленькие подарочки, будь ты леденцы или большущая сосновая шишка. От шишек Ас была в особенном восторге — она их хранила, выстраивая по размеру на своём подоконнике. А Сабу таскал из буфета Тери сушки. Сушки он вообще любит до одури и по сей день. Грызёт и грызёт их, как семечки. Только и ходи потом крошки собирай. Однажды дядя Сабу привёз с собой в гости какого-то нового для Ас мальчика. Мальчик испуганно жался к нему и вообще всячески проявлял невыносимую робость. Ас было крайне интересно узнать всё о незнакомом мальчике, поэтому она первая подошла к нему знакомиться. Неуверенно спрятав руки за спину, она остановилась в полуметре от Сабу, за которым прятался мальчик, и осторожно заглянула за его спину. Мальчик боязливо выглянул из-за спины отца и посмотрел одним глазом на Ас из-за лохматой чёрной чёлки. И тогда Ас напрямую спросила:        - Ты кто?        - Я Хан, - проговорил мальчик, окончательно выходя из укрытия. Подумав немного, он шмыгнул носом и указал на Сабу, - А это мой папа.        - Понятно, - закивала Ас, - Будешь играть в космонавтов?       Вот тут-то Хан и оживился. Оказалось, они с Ас вместе с детства мечтали полететь в космос. И дети убежали во двор «запускать себя к звёздам» на качелях, чуть не снеся хохочущего Сабу. А потом они вернулись в дом, выпили весь компот, уничтожили всю связку сушек и все коричные булочки Тери и напрямую заявили то, что все и так уже сто раз слышали — они вместе будут космонавтами. Правда, Ас тогда ещё добавила, что Хан теперь её лучший друг, а Хан начал упрекать отца за то, что он раньше не привозил его в гости к тёте Тери. Было очень смешно наблюдать за тем, как маленький Хан грозит Сабу пальчиком и обиженно надувает нижнюю губу. Тогда Сабу сказал им, мол, раз они хотят стать космонавтами, им надо много тренироваться.       И пошло-поехало. Сабу начал потихоньку учить этих двоих самым разным вещам. Как легче всего забираться на деревья, как правильно падать так, чтобы ничего себе не сломать, и прочее. Когда Ас и Хан немного подросли, он начал их тренировать. Тери даже не всегда понимала, что конкретно происходило на её дачной лужайке, когда Сабу, собрав свою роскошную пышную шевелюру волнистых волос в смешной хвост на макушке, показывал ребятам какие-то фигуры из кун-фу, отжимался вместе с ними и бегал вокруг поля. А потом начал учащать свои тренировки, внезапно выбегая из-за угла с криком «Кто последний, тот подтягивается десять раз!» или притаскивая домой контрамарки на концерты, получить которые можно было только сумев их у него отнять. А отнять что-то у Сабу почти невозможно: он быстрый и ловкий, как змея, выкрутится у тебя из-под носа в один миг, и ты этого не заметишь. Правда, с Тери такие штуки не прокатывали — как схватит за шкирку, так сам как миленький всё отдашь и ещё сушек в подарок отсыпешь. Сабу прямо-таки загорелся идеей сделать из ребятни космонавтов. На самом деле он не хотел, чтобы всё его мастерство пропадало — Сабу было приятно обучать этих двух неугомонных детей всему тому, чему когда-то учили его, и иногда, когда Тери смотрела на очередные их тренировки, ей казалось, будто она видит какую-то сцену из фильма про китайские боевые искусства. Она и сама поддерживала Сабу в его рвении — учила Хана и Ас кататься на горных лыжах, водила их на скалолазанье и вообще приучала их к экстремальным видам спорта. Из-за этого Ас однажды заявила ей, что хочет покорить Эверест, и не отставала ещё месяца эдак два. Самое главное, что детей никто не притеснял в этих тренировках и учились они в своё удовольствие. Поэтому, когда объявили набор подростков в астронавты, Ас и Хан были уже готовы и с лёгкостью прошли вступительные испытания.       Рядом с фотографией стоящих в странной боевой позе Сабу и детей была фотография накинувших на себя длинный кирпичного цвета платок дяди Сабу Хана и Ас. Они спрятались внутри него так, что видны были одни ноги в ярких теннисных туфлях, и бегали таким образом по полю, играя в китайского дракона. Тут же была фотография у костра: Тери играет на варгане, а Ас усиленно пытается выдуть какие-то звуки из слишком большой для её детских рук губной гармошки. Губную гармошку ей подарила Тери, хорошую, немецкую, и Ас сразу же захотелось на ней научится играть. Поэтому уши соседей не раз и не два содрогались от звуков паровозных гудков, издаваемых этим инструментом. А вот Ас и Хан сидят за рулём мотоциклов Тери и Сабу и делают вид, будто бы едут на них по трассе.       Тери ещё раз с улыбкой взглянула на фотографии и подумала, не показать ли находку Сабу. Он ведь как раз обещал завтра заехать навестить её и, может быть, помочь собрать крыжовник, а то Тери скучно собирать его одной. Но стоило ей об этом подумать, уголки губ опустились сами собой. Сабу очень переживал и убивался, когда Чернавцев сообщил о пропаже шаттлов. Винил во всём себя, рыдал у Тери на кухне и снова и снова повторял, что это из-за него дети вообще попали в космонавты. Нельзя ему показывать эти снимки. Он расстроится. И тогда уже никакой крыжовник не поможет.       Вздохнув, Тери убрала снимки обратно, но альбом на место ставить не стала. Вместо этого она, прижав его к себе, выключила свет и спустилась вниз. Спрятав альбом на полку в гостиной, Тери, помедлив немного, вышла на террасу. Лунный свет заливал открывшееся её виду поле. Тёплый воздух мягко трепал по волосам и звенел «ветерком» из стёклышек и колокольчиков, повешенным при входе. Где-то вдали сорвалась с ветки ночная птица и острым силуэтом рассекла звёздное небо. Тери, услышав клёкот, машинально посмотрела в небо. Множество созвездий поочерёдно подмигивали ей то одной, то другой звездой, мерцая зелёным и красным. Рассыпались, будто камни из бабушкиной шкатулки, и сияли начищенными до блеска гранями. В голове Тери одно за другим всплывали названия звёзд. Про каждую из них ей когда-то рассказывал Эктор, лёжа на земле и запрокинув руки за голову, чтобы удобнее было ориентироваться в небесной карте. Он рассказывал про планеты, что вращались вокруг этих звёзд, про то, как называют эти звёзды в космосе, и что можно увидеть в той или иной части Галактики.       Интересно, увидел ли он их все, как хотел когда-то?       А главное, нашёл ли он Ас? Ведь он тоже побывал в её доме, вскрыл их тайник и достал из коробочки её письмо. Значит, он всё знает. Узнает ли он Ас? Скорее всего, узнает. Её нельзя не узнать. Уж слишком она похожа на него, несмотря на то, что кожа у неё не синяя и клыки не так остры. Глаза её достались его, такие же яркие синие вспышки, и характер тоже. Эктор не сможет её не узнать.       «Когда же они вернутся», - немного печально подумалось Тери. Сев на перила террасы, она устремила взгляд к далёким звёздам, размышляя о чём-то своём. Шею легонько щекотала оставленная себе серьга с пером ястреба. Вторую такую серьгу Тери подарила на прощанье Эктору, когда он в последний раз улетал с Земли.       В небе над Тери вспыхнула падучая звезда.       «Комета», - вспомнила Тери, - «А я ведь в первую нашу встречу назвала его кометой, не зная, что он Комета и есть. И почему я поняла это только сейчас?».       Интересно, какой сейчас стала Ас?..

***

      Внушительный корсарский корабль внезапно материализовался на краю Солнечной системы и стремительно поплыл вперёд, даже не подумав остановиться. Если бы не вакуум, космос снаружи корабля сотряс бы просто оглушительный грохот от прорывающего пространство носа судна. Корсары внутри Ильратару только легонько покачнулись, проморгались и пошли дальше по своим делам. Вот это дело, вот это правильный межпространственный скачок! Почти неощутимый прыжок из одного конца вселенной в другую. И всё же, несмотря на общее довольно-таки сносное самочувствие, где-то в глубине неприятно мутило. Но это только слегка. Работать можно. Эктор Т’Урман угрюмо бороздил взглядом звёзды за лобовым стеклом корабля. Самочувствие было самое его нелюбимое — когда тебе и не совсем прям уж мерзко, и не то, чтобы хорошо, а вместо этого что-то среднее, противное, как межсезонье. Эктор ненавидел такую неопределённость. Он вообще неопределённость не уважал. Но, что поделать, влияние межпространственных скачков на организм не отменит никто. Зато быстро и без проблем.       Прекратив, наконец, прокручивать в своих мыслях то, как же он ненавидит эти самые скачки, Т’Урман вернулся в реальность и, быстро оглядевшись, схватил за плечо проходящего мимо лоцмана и поставил его как рулевого вместо себя.        - Подведи корабль к Терре и останови на достаточном расстоянии от её спутника, - сказал он, - Нас не должны засечь.        - Понял, капитан, - коротко кивнул Ко Тукка, беря в руки штурвал.       Вздохнув, Эктор направился прочь из капитанской рубки. Надо составить какой-то план. Нельзя бросить корабль и просто взять и улететь на Терру. Их всех необходимо куда-то пристроить на время и назначить главного. Главного… а кого? Кто здесь одновременно достаточно здравомыслящий, чтобы не убить команду какой-нибудь фигней, и не занудный, чтобы команда не убила из-за какой-нибудь фигни его самого? Чёрт, ну и задачка. А ещё придётся взять кого-то из Комет с собой на Терру. Всё-таки одному разруливать ситуацию с Чернавцевым не вариант, даже с его-то звездолётом. Можно было бы оставить Йоханесса, но на Земле старпом пригодится больше. А кого ещё? Остальные ведь либо в любой момент могут выкинуть невообразимые фортели, либо раздражают большую часть экипажа (и да, это сейчас преимущественно о Ко Тукке). «Надо собрать их в кают-компании и решить», - приложив руку ко лбу, подумал Эктор, - «Я перестаю нормально думать рядом с этой Террой».       Мимо Эктора промчались расшумевшиеся терранцы. Он как раз вышел на вторую палубу, где они обдали его потоком ветра, проносясь по обе стороны от капитана. Кажется, они бежали наперегонки к иллюминаторам чтобы увидеть Сатурн или Юпитер, или ещё что, Эктор плохо разбирается в строении Солнечной системы. Ему достаточно знания о том, что почти всё, что вращается вокруг Солнца, необитаемо и опасно для жизни. Среди ужасающих своим климатом планет обзавестись жизнью смогли только лишь Терра и Плутон. Самое интересное, что ни там, ни там не знают о существовании людей на какой-то ещё планете в их системе. «Кажется, Иссиль был с Плутона…» - вдруг вспомнилось Эктору. Впрочем, какая разница, на Плутон он всё равно не полетит. Никогда там не был и не собирается. Ну к чёрту эту летающую в космосе ледышку.       Чуть повернувшись, Эктор заметил, что терранцы и правда прилипли к иллюминаторам и во все глаза смотрят на огромные кольца Сатурна. Усмехнувшись, капитан Комет достал из кармана рацию. Пора вызывать самых нормальных людей этого корабля на совещание.       Легко сказать — собрать всех самых нормальных. Эктор ещё минут пятнадцать сидел в кают-компании и думал, а кто вообще на этом корабле достоин звания самого нормального. Нет, он прекрасно осведомлён, что абсолютно нормальных здесь нет, но, как говорится, надо выбирать меньшее из зол. Пока он думал, Ильратару уже оказался на подлёте к Терре и Эктор спешно отдал в капитанскую рубку по рации приказы о дальнейших действиях. И уже после этого начал вызывать к себе отобранных Комет.       И вот теперь перед ним нервно сидели выбранные Кометы и искоса поглядывали на капитана, ожидая своей участи.        - Капитан, а вы не боитесь, что с Терры засекут наш корабль? - подал голос Уитеннс.        - Ты что, забыл преимущества этого корабля? - хмыкнул Эктор, - Я специально выбирал корабль со статичным режимом невидимки. Нам стоит только выключить двигатели и встать на орбиту, чтобы Ильратару слился со звёздами, - Эктор вздохнул и устало посмотрел исподлобья на Уитеннса, - Вот поэтому за главного ты тут не останешься. С нами полетишь. Повезёшь на своём звездолёте Петра и Хана.       Уитеннс сглотнул и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрыл, не найдя слов для выражения своего шока. Эктор тем временем переключился на следующих:        - Йоханесс и Тара тоже полетят. Йоханесс в моём звездолёте, Тара в Сагарматхе. Вы трое будете нужны мне для кое-какой миссии.       На удивление всех присутствующих, эти двое не выказали никакого страха перед полётом на Терру. Наоборот, они закивали с таким видом, будто знали, что так и будет, и даже этого ждали.        - А за главного остаётся… - тут Эктор задумчиво прикусил нижнюю губу и тяжёлым взглядом прошёлся по Кометам. Ко Тукку прибьют с первого же его занудного замечания. ЛаТрайль тормоз со сломанным здравомыслием. Может, Риквуд? Он, конечно, тот ещё неугомонный трепач, но его плюс в том, что он терпеть не может брать на себя ответственность. А значит, не будет принимать никаких важных решений самостоятельно и вообще ничего трогать не будет. Зато остальной экипаж будет знать, что на борту есть кто-то, кого он, капитан, оставил для наблюдения за ними всеми. Пусть думают, что Чарр будет их держать их в ежовых, то есть, простите, в металлических рукавицах, - Риквуд.       Старший механик издал мучительный стон и спрятал лицо в ладонях.        - Возражения не принимаются, - отреагировал на это Эктор, - Припугнешь их там, как ты умеешь, и всё. Ничего не делай без моего ведома и им не советуй. Иначе найду и сам знаешь, что сделаю.        - Знаю, - уныло протянул Чарр.        - Вот и хорошо, - Т’Урман поднялся со своего места и направился к выходу, - Марш готовиться к высадке на Терру.       За своей спиной капитан услышал досадливое ворчание ЛаТрайля и подумал о том, как же хорошо, что он не стал вызывать из капитанской рубки Ко Тукку на всё это сборище. Этот наверняка бы устроил скандал, с какой это стати он поставил главным «этого бездельника и трепло Риквуда», как он его называет, а не его, такого всего из себя серьёзного и сурового. А так он узнает об этом только когда Эктор уже покинет борт корабля и ничего не сможет сделать. ЛаТрайль уж как-нибудь перебьётся. Он, может быть, и хочет покомандовать, но пока что ему нельзя доверять командование в большей степени, чем дозволенное командование для штурмана. Наворотит ещё дел.       Эктор прошёлся по коридорам до самой капитанской рубки и вошёл внутрь. За лобовым стеклом Ильратару ярким зеленеющим шаром занимала весь обзор Земля. На её поверхности двигались бесконечные облака и синели океаны, а вокруг неё болталось несметное количество искусственных спутников, загораживаемых Луной. Капитан Т’Урман, не глядя на рулевого и маячивших вокруг матросов, прошёлся через всю капитанскую рубку и замер только у самого стекла, молча рассматривая голубоватую планету, зелёной звездой возникающей то тут то там время от времени на небосклоне его космических странствий. Годами его преследовала эта планета, то мерещась на звёздном небе, то и правда неясно сверкая где-то вдалеке. И вот он здесь. Спустя двадцать земных лет, если он правильно посчитал возраст Ас по терранской системе летосчисления.       Пора вернуться к Тери.       Обернувшись, Эктор отдал лоцману команду заходить на орбиту. Проверив работу режима невидимки, он направился в ангар Ильратару.