Lover In Low Light / Любимая в приглушенном свете

Ее пальцы уже сводит от усилий и интенсивности, с которой они двигаются внутри Лексы, сжимающейся вокруг них и неистово толкающейся в ладонь Кларк. Рука, обвитая вокруг ее шеи, сжимает ее, оставляя синяки, а ногти другой руки Лексы отчаянно впиваются в поясницу блондинки. Колени Кларк ослабевают и начинают дрожать, и она благодарна, когда Лекса позволяет ей спустить их тела вниз по стене, на пол комнаты для приватного чтения. Кларк выскальзывает из нее лишь на мгновение, достаточное для того, чтобы уложить Лексу и тут же забраться на нее сверху, и когда она проникает обратно, слышит в ответ хриплый выдох брюнетки, который заставляет сердце под ребрами Кларк заныть так же сильно, как и то, что у нее между ногами. Это ощущение удивляет ее, но Кларк упивается им. Она упивается шоком от этого, и тем, как это вызывает в ней нестерпимое желание остаться и изучать, и узнавать, и никогда не останавливаться. Руки Лексы скользят под ее рубашку и тянут ткань вверх. — Сними это, — бормочет она, и Кларк не может заставить себя хоть на секунду обеспокоиться тем, что комната приватного чтения находится в очень даже публичной библиотеке кампуса или что дверь в класс не запирается. Она снова выходит из Лексы, позволяя ей снять с себя рубашку и отбросить ее в сторону, а следом Кларк задирает и рубашку брюнетки, чтобы их кожа могла соприкоснуться. Слабый разряд статического электричества на коже Лексы ударяется о живот Кларк, и от этого ее голова кружится и позвоночник покалывает, и блондинка в этот момент могла бы поклясться, что она никогда не хотела ничего больше, чем этого — этого прикосновения, этой девушки, этого всего, всего. Она чувствует себя пьяной от желаний. Пухлые губы прижимаются к ее шее, ключице, верхней части груди, и Кларк закрывает глаза. Она проникает обратно так легко, проскальзывая в Лексу, как будто знает каждый сантиметр, как будто она наносила это тело на карту уже тысячи раз. Каждый хриплый стон — это спрятанное сокровище, каждое содрогание — ориентир, и Кларк чувствует себя такой живой от невероятного ощущения исследования Лексы. Она дергается, почувствовав как кончики пальцев касаются низа ее живота у пояса джинсов, и стонет, когда Лекса скользит под материал и проводит по влаге, собравшейся между ее бедрами. — О боже, — шепчет Кларк, задыхаясь. Лекса врывается в нее с абсолютной неудержимостью, и Кларк закрывает глаза. Она чувствует, что готова разлететься на части, когда Лекса первый раз так восхитительно сгибает свои тонкие пальцы внутри нее. Их дыхание, горячее и неровное, касается губ, щек и подбородков, когда они прижимаются друг к другу, и Кларк с трудом сглатывает внезапно появившийся ком в горле, когда открывает глаза и видит, что Лекса наблюдает за ней. Зеленые глаза смотрят изучающе, пристально, и Кларк чувствует себя обнаженной и уязвимой, как будто с нее сняли не только одежду. Лекса кончает первой, опередив ее всего на несколько мгновений, и Кларк чувствует каждое идеальное содрогание. Когда она догоняет брюнетку через несколько секунд, Лекса тянется к ней и прижимает похожий на шепот поцелуй к ее обнаженному плечу. Он настолько удивительно нежный, что внезапно, весь этот момент кажется таким невинным и чувственным, каким, по мнению Кларк, он быть просто не может. Но он есть. Он есть. Между ее бедер все еще раздается слабое эхо удовольствия, а рядом с ухом — дыхание Лексы. Тишина в маленькой комнатке напряженная, наэлектризованная, а они все еще находятся друг в друге. — Вау, — шепчет Кларк, пристально глядя на эту девушку, о которой она практически ничего не знает, и ее сердце так сильно бьется о ребра, что почти причиняет боль. Лекса ничего не говорит, а просто кивает — одно мягкое движение подбородка, и момент разрушен. Она выходит из Кларк, давая ей знак сделать то же самое, а затем неуверенно поднимается на дрожащих ногах, поправляет одежду и садится обратно на свое место за маленьким столом. В комнате становится невыносимо жарко, когда Кларк натягивает рубашку, хватает свои книги, а затем неловко мнется у двери. — Ладно, — говорит она, не зная, как маневрировать после этого столкновения. Она вытирает рукой пот со лба. — Так ты хочешь, чтобы я ушла или…? Лекса не смотрит на нее. Ее грудь все еще тяжело вздымается от сбитого дыхания, а пальцы дрожат над страницами, которые — Кларк в этом уверена — она скорей всего не прочитает в ближайшее время. — Если ты так хочешь… вероятно, так будет лучше всего. — Ладно, круто, — говорит Кларк, издавая сдавленный смешок, за который она сразу же внутренне проклинает себя. — В смысле, не круто, но просто, знаешь, это нормально. Ну, в общем, увидимся как-нибудь в кампусе? Лекса снова коротко кивает и бросает на нее быстрый взгляд. Их глаза встречаются в этом напряженном, почти вопросительном взгляде, а затем Кларк выскальзывает из душной комнаты. В течение двух следующих недель она понимает, что совершила ошибку уйдя так быстро, обменявшись таким небольшим количеством слов с Лексой, и не может занять свои мысли ничем, кроме отчаянной надежды случайно столкнуться с девушкой в университетском городке. У нее нет никакой контактной информации о Лексе. Ничего, даже фамилии. На самом деле, все, что Кларк знает о ней, это то, что она была лучшей выпускницей своего потока в средней школе, что она не учится в театре, и что она тихонько поскуливает, когда кончает. Итак, она застряла в своей надежде. Надеясь, что Лекса может случайно появиться на ее пути, и тогда Кларк получит возможность рассказать ей о том, насколько прочно она засела в ее голове, захватив все ее мысли, с момента их спонтанной встречи в университетской библиотеке. Однако ей не везло, и Лекса, похоже, активно избегает библиотеки или, по крайней мере, третьего этажа, потому что Кларк провела довольно много времени, слоняясь там, но до сих пор не обнаружила и следа вспыльчивой брюнетки со слабостью к язвительным подшучиваниям и блондинкам. Кларк кажется, что она видит ее в один прекрасный день, всего лишь мельком, в Рид-Холле через неделю или около того, после их встречи. Это не общежитие Кларк, поэтому она не может броситься внутрь, чтобы догнать ее и проверить, но следующие полторы недели она проводит, проходя мимо Рид-Холла при каждом удобном случае. — Почему ты не взяла ее номер? — Я не знаю, Рэйвен, — стонет Кларк, бросая мячик анти-стресс через всю комнату в свою соседку. Уже далеко за полночь, и Кларк нереально уставшая, но в голове у нее настоящий хаос, не позволяющий ей уснуть. — Просто мне показалось, что было не самое подходящее время. — Время после секса — не самое подходящее, чтобы попросить чей-то номер? — Рейвен ловит мячик в воздухе и насмешливо выгибает бровь. — С каких это пор? — Оно просто было не подходящим, — Кларк проводит рукой по волосам и откидывается на спину на свой маленький матрас. — Это было… больше, чем должно было быть, я думаю. — В каком смысле? — Я не знаю, — вздыхает Кларк. — У нас был момент. Был момент. — Вроде как «тот самый момент»? Момент-момент? Или типа момент, в который ты подумала, что он был «тем самым моментом», а на самом деле он таким не был? Кларк приподнимается на локте, чтобы посмотреть на подругу, и ее лицо слегка кривится в замешательстве. — Я бы тебе ответила, но я слишком устала, чтобы понять хоть что-то из того, что ты только что сказала. — Ну, знаешь, иногда, когда у тебя посторгазмическая эйфория, а от частого дыхания в мозг поступало мало кислорода и он почти не соображает, тебе кажется, что у тебя тот самый момент, и ты думаешь «о боже, это точно любовь», а позже, придя в себя, ты понимаешь, что на самом деле, момент был у твоей вагины, а не у тебя. Губы блондинки растягиваются в улыбке и она качает головой. — Я так не думаю, — она сонно усмехается. — Это было по-настоящему. — Ты уверена? — уточняет Рейвен. — Потому что это… — она машет рукой в сторону Кларк. — … попахивает окситоцином. — Что это? — Это гормон, Кларк. Да ладно тебе. У тебя же мама врач. — Да, моя мама — врач, — бормочет Кларк, прежде чем снова рухнуть спиной на матрас. — А я всего лишь бедный художник, плебей. Я не стою ее доброго имени. — Ты слишком много времени проводишь с детишками из театра, королева драмы, — Рейвен хихикает и бросает мячик-антисресс через комнату. Он ударяет Кларк в живот, вызывая недовольное ворчание. — Итак, я полагаю, ты собираешься и дальше крутиться возле Рид-Холла? — Я хочу снова ее увидеть. — Видимо, это значит «да». Через два дня желание Кларк исполняется. Еще слишком рано, чтобы уже быть на ногах, но Кларк надеется, что если зальет дозу кофеина в свой организм, то он все же сможет функционировать, поэтому она спускается в кафетерий студенческого центра, вместе с Рейвен, еле плетущейся следом. Блондинка чуть не спотыкается о собственные ноги, когда заходит внутрь и замечает неуловимую брюнетку. Рейвен врезается ей в спину, и Кларк хватает ее и тянет к себе. — Это она, — шипит девушка, быстро и якобы незаметно кивая головой в сторону Лексы, потому что размахивание руками, указывая на нее, слишком привлечет внимание окружающих в семь утра. Лекса как раз выходит из очереди возле кассы, через ее плечо перекинута сумка, а пальцы девушки заняты очисткой банана. Она откусывает кусочек, поднимает глаза, и их взгляды почти мгновенно встречаются. Блондинка может поклясться, что через всю столовую слышит, как Лекса почти давится и громко сглатывает, и Кларк не может удержаться от улыбки. Она начинает пробираться сквозь толпу, но Лекса, чуть не выронив банан, выскакивает через второй выход из помещения. — Эй! — Кларк бежит за ней, внезапно переполненная непонятно откуда взявшейся энергией, но когда она выбегает в теплое осеннее утро, Лексы нигде нет. — Какого черта? — бормочет она, оглядываясь по сторонам. — Она что, испарилась, блин? — Кажется, еще слишком рано, чтобы обвинять людей в колдовстве, — говорит Рейвен, подходя к ней. Ее голос скрипучий и сонный, она хрипло смеется и трет глаза. Зевая, Рейвен продолжает: — С другой стороны, может, она и нас научит? Почти уверена, что я из Рейвенкло. Я быстро научусь (Когтевра́н (Ravenclaw) — факультет в мире Гарри Поттера. Отличительное качество учеников этого факультета: ум. Основатель: Кандида Когтевран (Rowena Ravenclaw) — прим.пер.) — Единственное, что тебя объединяет с Рейвенкло — это созвучие имен, — Кларк обреченно вздыхает, и жестом показывает, что они могут вернуться внутрь. — Я из Рейвенкло, потому что я пипец какая умная, Кларк, — Рейвен толкает подругу плечом, когда они одновременно протискиваются в дверной проем. — Прибереги свою Слизеринскую соль на ужин, маленькая засранка. Проходит еще почти неделя, а Лекса так нигде и не объявляется, и Кларк уже начинает чувствовать себя удрученной или, скорее, отчаявшейся. Она понятия не имеет, почему ей это так важно, но это определенно важно, и она знает, что должна найти брюнетку. Кларк должна проверить, было ли то, что она чувствовала, настоящим или просто временным помешательством под влиянием момента. Лекса, в свою очередь, конечно же не облегчает ей задачу. Кларк даже обдумывает радикальные меры, такие как сделать грубый набросок лица Лексы, отксерокопировать его и расклеить по всему студенческому городку с подписью: «Если ты вот эта девушка, с которой у меня был секс — я думаю, что, вероятно, влюблена в тебя, так что, пожалуйста, не могла бы ты перестать избегать меня?» Хотя, Кларк совершенно уверена, что Лекса не оценит такой вариант. К счастью, ей не приходится долго ждать следующей встречи. Позже в тот же день она замечает, как Лекса входит в Британский корпус, в дальнем конце кампуса. Кларк как раз направляется в класс по философии искусства, который находится в соседнем здании, и как бы она ни хотела рвануть за девушкой, но она должна обязательно присутствовать на занятии. Тем не менее, она мысленно высчитывает, учитывая стандартное расписание, что раз у Лексы занятие в это время в четверг, значит, вероятнее всего, оно так же стоит у нее в то же время, во вторник. Во вторник, Кларк естественно решает пропустить занятие по философии искусств, и убеждает себя, что тот факт, что она просто стоит возле входа в Британский корпус и ждет, не может классифицироваться как преследование. Примерно в то же время, в которое Кларк видела ее на прошлой неделе, Лекса входит в здание. Не теряя времени, блондинка хватает девушку за руку и затаскивает ее в ближайший пустующий класс. — Какого черта? — взвизгивает Лекса, когда Кларк затягивает ее в комнату. Свет выключен, и она едва успевает закрыть за ними дверь, когда чувствует, как ее руку дергают, а затем больно выворачивают за спину. Через несколько секунд Кларк оказывается впечатанной лицом в стену, а Лекса наваливается на ее спину. — Срань господня, — ворчит Кларк. — Ты прямо ниндзя. Она слышит тихий резкий вдох, а затем: — Кларк? — Привет, — бормочет Кларк, насколько это возможно, в условиях того, что ее щека плотно прижата к стене. — Я тебя искала. Захват на ее руке ослабевает, Лекса мгновенно отпускает ее и отступает назад. Когда Кларк поворачивается, между ними уже полкласса свободного пространства. Лекса смущенно поправляет рубашку и ремень сумки на плече. — Прости, я… — … очевидно, когда-то посещала занятия по самообороне, — бурчит Кларк, потирая плечо. — Ты в порядке? — Да, вполне. Сама виновата. Я вроде как схватила тебя и затащила в темную комнату. Кстати, прости за это. — Ты следила за мной? — Ты меня избегала, — говорит Кларк, нервно жуя нижнюю губу. Лекса фыркает и выгибает бровь. — Нет. — Серьезно? — Кларк вперивается в нее обличающим взглядом. — Ты чуть не подавилась бананом, когда увидела меня, а потом просто исчезла. Вторая бровь Лексы присоединяется к первой, удивленно выгибаясь. — Значит, сначала я была засранкой, а теперь я — ведьма? — Фанат Гарри Поттера, — говорит Кларк, закрывая глаза. Она поднимает руки ладонями вверх и театрально откидывает голову назад. — Иначе и быть не могло. — Что? — Ничего. Они долго смотрят друг на друга, и Кларк не знает, как продолжить. Она думает, что Лекса снова хочет сбежать, и Кларк знает, что у девушки сейчас по расписанию стоит занятие, поэтому она вполне могла бы использовать это как предлог, но Лекса не двигается. От этого факта, в груди Кларк разгорается робкий огонек надежды. — Почему ты избегаешь меня? — Я тебя не знаю. — Хорошо, но мы… — Я в курсе. — Я знаю, что после этого все было немного неловко, но ты не должна избегать меня. — Я не совсем понимаю, что ты хочешь от меня услышать. — Может быть, просто, что ты чувствуешь, — Кларк пожимает плечами, не зная, что сказать дальше, поэтому она просто говорит все, что приходит ей в голову: — Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной мне чем-то, вроде свидания или чего-то еще, потому что это не так. Честное слово. И если ты хочешь, чтобы я ушла, я уйду, но если ты избегаешь меня только потому, что думаешь, что будет нелов… — Почему ты меня искала? — наконец спрашивает Лекса, после нескольких невероятно долгих секунд напряженного молчания. Сделав глубокий вдох, Кларк решает, что должна просто сделать это: — Я не могу перестать думать о тебе… о… ну, ты понимаешь. Она готова поклясться, что видит, как жесткий, немного любопытный взгляд Лексы, смягчается. — Да. — Если ты… если есть хоть малейший шанс… — Кларк переминается с ноги на ногу и потирает ноющую после захвата руку. — … если есть хоть малейший шанс, что ты чувствуешь то же самое. В смысле, если есть вероятность, что ты, ну, знаешь, тоже думаешь обо мне… — Есть, — произносит Лекса после короткой паузы, глядя в пол. Она прочищает горло, прежде чем встретиться с Кларк взглядом. — Ты права. Я избегала тебя. Я думала, что это будет неловко. Не знаю, — ее плечи, казалось, немного опустились. — Я несколько раз видела тебя в студенческом городке, и думала о том, чтобы поговорить с тобой. Но не была уверена, что мне стоит это делать. Кларк кажется, что ее сердце увеличивается в три раза, и на ее лице расползается идиотская улыбка, когда она делает осторожный шаг в пугающее пространство между ними. — Ты веришь любовь с первого, э-э-эм, траха? Широко раскрыв глаза, Лекса таращится на Кларк в течение нескольких долгих, безмолвных мгновений, прежде чем ее самообладание полностью дает сбой, и громкий, заливистый смех вырывается из ее рта. Улыбка Кларк растягивается до боли в щеках, и она пересекает класс в три больших шага. Сумка Лексы с глухим стуком падает на пол, когда Кларк обнимает ее за шею и притягивает к себе, заглушая ее смех обжигающим поцелуем. * * * Свернув в следующий проход между стеллажами, Кларк натыкается на знакомое лицо и застывает всего на мгновение, прежде чем смущено рассмеяться. — Лекса, — приветствует она, выгибая бровь. — Почему я не удивлена, что ты здесь? Лекса явно пытается сдержать ответную улыбку. — Потому что ты меня преследуешь? Они выравнивают свои тележки с продуктами, ставя их рядом. Кларк встает ногами на нижнюю перекладину и опирается локтями на верхнюю, как ребенок. — Да неужели? — Второй раз на этой неделе, Кларк, — Лекса бросает в тележку пакет с короткими носками и осторожно прислоняется спиной к стеллажу, положив одну руку на тележку. — Сначала в булочной, а теперь в супермаркете. Ты следишь за мной. Это единственное объяснение. — Ты права, — усмехается Кларк и слегка наклоняется, чтобы рассмотреть предметы в тележке Лексы. — Дыры в твоих тренировочных носках? — Я настолько предсказуема? — Определенно. Вместо ответа Лекса пожимает плечом и кивает, отчего ее длинные вьющиеся волосы соскальзывают с плеча и падают на лицо. Она снова заправляет их за ухо, легко криво усмехнувшись, отчего все внутренности Кларк переворачиваются и превращаются в какую-то жидкую субстанцию. — Так что ты там говорила? Что-то насчет того, что я права? Старая металлическая тележка скрипит и стонет, когда Кларк совершенно по-детски подпрыгивает на нижней подставке, посмеиваясь. — Может я попросила Рейвен установить маячок в твой телефон, — ее собственные растрепанные волосы торчат из-под вязаной шапочки такого же голубого цвета, как и глаза Кларк, светлые прядки щекочут щеки. Девушка раздраженно отмахивается от них, не сводя взгляда с Лексы. — Теперь я в любую секунду могу отследить, где ты находишься, — драматично поигрывая бровями, она напевает мелодию из «Сумеречной зоны», и Лекса фыркает. — Тогда надо было еще и шпионскую камеру установить, — парирует брюнетка. — Тогда вы могли бы наблюдать мое скучающее лицо, пока я прячусь в туалете на работе, чтобы поиграть в «Слова с Друзьями». — А кто сказал, что мы ее не установили? Смотреть, как ты играешь в мобильные игры на телефоне, когда писаешь — это мой новый любимый фетиш. — Это твой новый способ польстить мне? — А что? — Кларк сужает глаза. — Это работает на тебя? Потому что, если да, то — да. Если нет, то — нет. Я совершенно не пытаюсь польстить тебе. — Этот подход требует доработки. Оперевшись локтем на ручку тележки, Кларк устраивает подбородок на ладони. В животе что-то сжимается, когда она проходится взглядом по Лексе, начиная от ее длинных ног и заканчивая копной непокорных волос. В голове Кларк проносится беспорядочный вихрь картинок из прошлого. Она думает о Лексе, лежащей в постели в ее футболке, с только что смытым макияжем и обнаженными бедрами, и голос Кларк звучит мягко, интимно, когда она спрашивает: — Как ты? Кто-то многозначительно покашливает позади Кларк, заставляя девушку вздрогнуть. Пожилая женщина стоит у нее за спиной, поджав губы в явном знаке неодобрения, и ее тележка находится в полуметре от того, чтобы врезаться в задницу Кларк. — Ой, простите, — говорит Кларк с легким смешком. — Вам похоже нужно пройти, — она быстро отодвигает свою тележку, максимально освобождая проход. Как только женщина уходит, Кларк делает шаг вперед и опирается теперь уже на тележку Лексы, закатывая глаза. — Не первый раз, когда какая-то тетка смотрит на нас с такой миной. И, вероятно, не последний. — Точно, — отвечает Лекса. — Хотя, нам наверно стоит освободить проход. Живот Кларк сжимается от разочарования и она вздыхает. — Да, наверно. Словно моментально уловив состояние Кларк, выражение лица Лексы смягчается и она тихо произносит: — Уверена, что мы скоро снова столкнемся где-нибудь, Кларк. Слова срываются с губ Кларк прежде, чем она успевает подумать о последствиях. — Или мы можем что-нибудь запланировать. * * * — Нам стоит чаще пить десертное вино, — говорит Кларк с дивана. — Очень вкусно. Посуда звенит о металл раковины, пока Лекса отмывает ее и ставит на место. — Оно немного сладковатое. — Оно очень сладкое. Именно поэтому оно такое вкусное. Лекса заканчивает убирать остатки ужина в холодильник, а затем пересекает лофт и плюхается на диван рядом с Кларк. Жалобный стон вырывается из ее рта, когда она ослабляет пояс своих пижамных штанов и поглаживает полный живот. Она не совсем уверена, что переживет эту ночь. — Зачем ты позволила мне столько съесть? — Это же Рождество, — проведя рукой по длинным локонам Лексы, Кларк легонько тянет за них, и брюнетка знает, что это тонкий намек на то, что ее девушка хочет, чтобы она легла ближе. — Я почти уверена, что это рождественская традиция — объедаться, пока не лопнешь. Они вытягиваются во всю длину на диване, и Лекса залезает на Кларк, камнем наваливаясь на нее. Она подсовывает руки под спину блондинки и зарывается лицом в ее грудь. Вдыхая родной, успокаивающий запах, Лекса утыкается носом в обнаженную кожу над воротом майки девушки. — Спасибо, что убрала остатки еды, — говорит Кларк, выводя пальцами маленькие круги между лопаток Лексы. Лексе удается только что-то неразборчиво проворчать в ответ, ее тело слишком вялое и почти готово впасть в кому. Тем не менее, ей удается нежно сжать Кларк в объятиях, и пошевелить одной ступней, одетой в носок, чтобы потереться ей о ногу своей девушки. — Засыпаешь? Снова ворчание и легкое сжатие руками, а затем Лекса целует грудь Кларк. Ее голос приглушен теплой кожей, когда она бормочет: — Обожаю твои сиськи. — Спасибо, — смеется Кларк. Звук ее смеха наполняет комнату, вместе с начальными аккордами песни из титров «Няни», которая играет на фоне. — Я их сама выращивала. Лекса улыбается в ее грудь. — Я благодарна за них. — Сегодня Рождество, детка, а не День Благодарения. — Это самый лучший Рождественский подарок. — Даже лучше, чем в прошлом году, когда я подарила тебе набор съедобных красок для тела? — Они закончились, — бормочет Лекса, чувствуя мягкое волнение внизу живота, когда перед ее мысленным взором появляется образ Кларк, забрызганной краской, со сбитым дыханием, нависающей над Лексой. Она сжимает бедра, улыбается, и крепче обнимает свою девушку. — О, а мои сиськи никогда не закончатся, верно? — Ммм, их у нас в изобилии. — Означает ли это, что я могу больше никогда ничего не дарить тебе на Рождество? Я могу просто разгуливать в этот день топлесс и этого будет достаточно до конца наших жизней? — Я согласна. — Даже когда они отвиснут до колен? Лекса смеется в ложбинку между грудями Кларк. — Нам просто придется купить диван подлиннее. — Ты собираешь уснуть прямо на мне? Ее ответ похож больше на «бда», чем на «да», поскольку губы прижаты к коже, и Лекса думает, что она еще никогда в жизни не была более довольна своим положением, несмотря на боль в животе. — Ты не хочешь еще немного поваляться, чтобы посмотреть рождественские фильмы? — Спать. Еще один смешок заставляет голову Лексы подпрыгивать на груди Кларк, и она глубже зарывается носом, а Кларк нежно проводит по ее волосам. — Хорошо. Лекса чуть приподнимается, достаточно только для того, чтобы легко и ласково поцеловать Кларк в подбородок, а затем чуть крепче — в губы. — Я люблю тебя. — Я знаю. — Если станет тяжело, просто скинь меня на пол. — Обязательно. Хихикнув, Лекса снова зарывается лицом в грудь Кларк и закрывает глаза. Она уже почти провалилась в сон, когда слышит тихий голос Кларк: — Ты уверена, что это все, чего ты хочешь на Рождество? Еда, сиськи и сон? Больше ничего? — Только это на всю оставшуюся жизнь, Кларк. Губы Кларк прижимаются к ее макушке в чмокающем поцелуе, а затем тепло пушистого одеяла окутывает их, когда Кларк стягивает его со спинки дивана и накрывает им спину Лексы. Последнее, что слышит брюнетка, прежде чем погрузиться в сон — это шепот своей девушки: — Это я могу устроить. * * * Огоньки миниатюрной рождественской елки мерцают из угла гостиной, окрашивая темную комнату разноцветным свечением. Они — единственное что создает иллюзию перетекающего движения в тишине и неподвижности комнаты — белый синий зеленый красный желтый — и Лекса не может заставить себя отвести от них взгляд. — Спасибо за цветы. Голос Костии жужжанием режет ей уши, отчего челюсти Лексы сжимаются до скрипа. Ее кожа ощущается гипер-чувствительной, словно по ней хорошенько прошлись наждачкой, сдирая плоть, а нервы оголены, и, как бы Лекса ни старалась вырваться из этого состояния, каждый сантиметр ее тела продолжает зудеть до боли. Она все еще слышит постукивание пальцев Кларк по дисплею, когда она забивала свой номер в телефон Лексы, и она чувствует себя беззащитной, беззащитной, беззащитной. Тяжело сглотнув, Лекса заставляет себя улыбнуться, но все еще не может оторвать взгляд от дерева. Белый синий зеленый красный желтый. — Ты уже поблагодарила меня. — Я знаю, — она чувствует, как сдвигаются диванные подушки, а затем жар тела Костии обжигает ее саднящую кожу. Слишком близко. — Но мы же решили ничего друг другу не покупать, а потом ты удивила меня этим букетом. Так что я просто хотела еще раз сказать спасибо. Белый синий зеленый красный желтый. — Пожалуйста, Кос. — Лекса. — Мм? Ответ не звучит в течение долгого времени, и тишина нарушается только тихим дыханием Костии рядом с ней, а затем: — У нас все в порядке? Впервые за последние полчаса, Лекса с трудом отрывает взгляд от меняющихся огней. Ей кажется, что она вросла в подушки, а между зубов у нее образовалась склеивающая пена. — Конечно. Глаза Костии кажутся влажными в мерцающем свете, ее взгляд тяжелый и печальный, в голосе сквозит недоверие. — Ты уверена? — она протягивает руку, кончики ее пальцев скользят по линии подбородка Лексы. Всего лишь намек на прикосновение, словно она проверяет, реальна ли Лекса, и у Лексы в животе разливается неприятное ощущение. Ее сердце болезненно ползет вверх, к горлу, и застревает на месте. Оно душит ее до тех пор, пока глаза не наполняются слезами, соответствуя влажному блеску в глазах ее девушки. — Конечно, — повторяет она, и это слово с трудом протискивается через ком в горле. Оно выходит удушливым, воспаленным и потрескавшимся, как ее кожа, как ее кости, как ее душа. Лекса чувствует, себя так, словно ее грудную клетку разорвали по центру и растягивают в разные стороны, высасывая из нее последние капли жизни. Она так устала. Лекса снова переводит взгляд на елку, с облегчением тихонько втягивая спасительный воздух через нос, стараясь, чтобы ее грудь не сильно вздымалась от этого действия. Белый синий зеленый красный желтый. Она почти вздрагивает, когда мягкая рука ложится на ее щеку, всего за секунду до того, как диванные подушки проседают, и Костия полностью усаживается на колени Лексы, лицом к ней. Теплые, упругие бедра сжимают с обеих сторон ее собственные, а ее рот накрывают чужие губы, прежде чем она успевает подготовиться, прежде чем она успевает вдохнуть, прежде чем она успевает отреагировать. Заставив себя разжать руки, Лекса кладет их на бедра Костии и притягивает девушку ближе. Она крепко зажмуривается, дышит, преодолевая жгучую боль в груди, и пытается погрузиться в привычный ритм Костии. Поцелуй насыщенный, глубокий, и ногти Костии скребут кожу головы Лексы, и от этого звука стенки ее горла сжимаются, вызывая першение и зуд. Костия трется о низ живота Лексы, материал ее джинсов натягивается, плотно обхватывая ее покачивающиеся бедра, и Лекса всхлипывает. Она еще крепче зажмуривается, и туманные образы мелькают, всплывают, кружат на задворках ее сознания, настырно пробиваясь на передний план. Глаза Лексы распахиваются, когда она чувствует руки на своей груди, губы на шее и неправильное имя, клокочущее в глубине ее горла. — Стой, — выдыхает она в губы Костии и отстраняется ровно настолько, чтобы глотнуть воздуха. — Я… — Что такое? — бормочет Костия и отклоняется назад. Танцующее свечение меняющих цвета огоньков ореолом окружает ее голову, и Лекса чувствует головокружение. — Ты в порядке? — Я просто… прости, — голос Лексы дрожит и в итоге срывается. Дрожащей рукой она потирает глаза, а затем накрывает ладонью лоб. — У меня немного кружится голова. Убрав руку Лексы, Костия прикладывает к ее лбу свою ладонь. — Температуры вроде нет. Лекса лишь кивает в руку Костии. Комната снова погружается в тишину. Ладонь Костии соскальзывает со лба Лексы, чтобы снова обхватить ее щеку, и девушка тихо шепчет: — Мы не… прошло много времени с тех пор, как мы в последний раз… В животе все яростно скручивается, Лекса тяжело и неровно сглатывает, снова кивая. — Я знаю. — Ни разу с тех пор, как переехали сюда. — Я знаю. — Дело во мне? — спрашивает Костия. — Я сделала что-то не так? Потому что, Лекса, если дело в этом, я бы хотела, чтобы ты просто сказала мне, что именно. — Нет, — Лекса качает головой и поднимает руку, обхватывая руку Костии, все еще лежащую на ее щеке. Она проводит большим пальцем по нежной коже на внутренней стороне запястья. — Дело не в тебе. Правда, — снова закрыв глаза, она тянется к Костии, позволяя себя обнять, и вздыхает. — Ты потрясающая. Костия подается вперед, прижимаясь лбом ко лбу Лексы. — Тогда в чем же дело? Правда горечью разъедает ее язык, но Лекса не может выдавить из себя ни слова. Вместо этого, она проглатывает ее и шепчет: — Просто последние два месяца были очень тяжелыми. Я вымотана до предела. — Ты уверена? Лекса не может врать больше, чем она уже врала, поэтому она тянется вперед, прижимаясь к губам Костии нежным, целомудренным поцелуем и произносит: — Пойдем спать. — Хорошо. Когда Костия слезает с колен Лексы, свечение дерева кажется ярче и ослепительнее, чем было раньше. Девушка берет Лексу за руку, и они вместе плетутся по коридору в спальню. Лекса вытряхивает содержимое карманов на прикроватный столик — ее телефон и немного мелочи звенят и брякают о его поверхность — а затем раздевается до нижнего белья. Она игнорирует звук сообщения на своем телефоне, направляясь в ванную, чтобы почистить зубы. Скорей всего, это напоминалка о ее встрече с флористом для банкета. Лекса должна встретиться с ней утром, до открытия цветочного магазина. Закончив все дела в ванной, она возвращается в спальню, и видит Костию, сидящую на кровати и смотрящую на ярко светящийся дисплей телефона Лексы. — Там насчет завтрашней встречи с флористом? Костия молчит несколько долгих секунд — секунд, кажущихся часами — а затем облизывает губы и горько усмехается. — Ну, если только твой флорист — Кларк Гриффин. Внутренности Лексы переворачиваются и ухают вниз. — Костия. — «С нетерпением жду ужина в выходные!» — щебечет Костия, крепче сжимая телефон и читая сообщение вслух. — И долбаный подмигивающий смайлик. — Костия, это не… — Это не то, что я подумала? — перебивает ее Костия. — Серьезно, Лекса? Потому что это очень похоже на то, что ты тусуешься со своей бывшей за моей спиной. — Ты ведь знала, что я хочу наладить с ней дружеские отношения, — защищается Лекса, неловко переминаясь с ноги на ногу. — И это означает строить с ней планы, не говоря мне об этом? — взрывается Костия. — Это видимо так же означает тусоваться с ней, когда… что? Когда ты говоришь мне, что ты, блять, слишком занята на работе, чтобы прийти домой? — Я не тусовалась с ней. Голос Костии срывается на рыдание, когда она швыряет телефон Лексы на кровать и выпаливает: — Этот долбаный подмигивающий смайлик утверждает обратное. — Клянусь, это не так, — говорит Лекса, и с каждой секундой ее горло сжимается все крепче. Она пересекает комнату, падает на кровать, но Костия тут же отшатывается от нее. Лекса не знает, что делать со своими руками, со своим телом. Она не может потянуться к Костии, заключить ее в объятие, поэтому она просто подсовывает руки под свои колени и надеется, что это поможет ей не провалиться. — Мы всего лишь столкнулись в супермаркете. Она предложила поужинать в эти выходные, как друзья, и я согласилась. Вот и все. — Тогда зачем держать это в секрете? — Это произошло только сегодня, — хрипит Лекса, и слезы наворачиваются на ее глаза, когда она смотрит, как Костия прижимает колени к груди, а на щеках у нее уже появились влажные дорожки, несмотря на очевидный гнев девушки. — Я как раз собиралась тебе сказать, — слова кажутся тяжелыми и густыми у нее во рту — густыми, как ложь, и Лекса знает, что так и есть. — Ты хотя бы была в офисе, когда якобы оставалась там допоздна, Лекса? — Конечно, была, — Лекса протягивает руку, но, как и ожидалось, Костия отталкивает ее, не позволяя к себе прикоснуться. — Я не изменяю тебе, Костия. Прошу, поверь мне. — Вот только это не правда, — говорит Костия, и внезапно гнев покидает ее голос. Теперь он звучит более обреченно и побежденно, чем когда-либо, словно Костия прощается с ней, и Лексе хочется закричать. — Ты изменяешь мне с того самого дня в галерее. — Нет, — отрицает Лекса. — Я ни к кому не прикасалась кроме тебя. — Ты не прикасалась ко мне! — кричит Костия, спрыгивая с кровати и отскакивая в дальний конец комнаты. Она расхаживает взад и вперед, прижимая руку к глазам и смеясь. Грустный звук, безрадостный и наполненный болью. Ее мягкая грудь обтекает вторую, сжатую в кулак руку, которую Костия вжимает в нее, словно пытается успокоить боль, которая не может быть успокоена, и ее тело ломается под этой тяжестью. — И хуже всего то, что я знала. Горячие слезы текут из глаз Лексы, жалят кожу по всей длине ее щек. Она мотает головой, но слова не выходят из ее рта. Она понимает, что никаких слов не хватит, чтобы остановить, успокоить, восстановить то, что прямо на ее глазах рассыпается в прах. — Чем больше я думаю об этом, тем яснее складывается у меня вся картинка, — говорит Костия, грубо вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Я ждала, что ты сделаешь первый шаг. Я ждала… — она останавливается и прислоняется лбом к дверце шкафа, спиной к Лексе. — Десять свиданий, Лекса. Десять свиданий, прежде чем ты впервые поцеловала меня. Кто вообще ждет так долго? — Костия, — шепчет Лекса, но Костия только качает головой, ее кожа со скрипом трется о дерево, и от этого звука кулаки Лексы сжимаются, а веки беспокойно подрагивают. Напряжение в комнате настолько велико, что она едва может дышать. — Я думала, что, может, ты просто не хочешь спешить. Может, тебе когда-то сделали больно. Может, ты просто застенчива, — она издает еще один тихий, горький смешок, и комната снова наполняется скрипучим звуком ее качающейся головы. — Но со временем… понимаешь… ничего не менялось. Каждый шаг в наших отношениях… каждый шаг, каждый новый рубеж — я переводила нас через них, — Костия оборачивается, встречаясь взглядом с Лексой. — Иногда ты переходила добровольно, но чаще всего я тащила тебя за собой и пыталась убедить себя, что ты просто нетороплива, или придерживаешься традиций, или у тебя проблемы с доверием. Я твердила себе, что в какой-то момент, в конце концов, ты будешь так же счастлива в наших отношениях, как я, будешь так же радоваться каждому новому витку. — Костия, пожалуйста. — Ты даже не хотела съезжаться и жить вместе. Я видела панику на твоем лице, когда я предложила это, когда сказала, что мы могли бы снять нашу первую общую квартиру здесь, начать новый этап нашей жизни. Ты не сказала «нет», потому что ты никогда этого не говоришь, потому что… — Потому что я не хочу причинять тебе боль! — кричит Лекса и ее голос звенит от напряжения. — Я не могу позволить себе сделать тебе больно. Поморщившись, Костия возвращается к кровати и опускается на ее край. — Я знаю, — шепчет она, кивая. — Но ты уже делаешь мне больно, Лекса. Лекса тянется через кровать, и на этот раз Костия позволяет ей прикоснуться к себе. Она обхватывает руку Костии и сжимает ее пальцы так сильно, что это наверняка больно, но Лекса ничего не может с собой поделать. — Я люблю тебя, — слова срываются с ее губ, прерываемые рыданиями, застрявшими в горле и груди. — Я люблю тебя. — Я видела тебя в галерее тем вечером, — говорит Костия, поворачивая свою руку в ладони Лексы. Она переплетает их пальцы, и это действие только ранит Лексу еще сильнее, расщепляет ее, пока она не чувствует, что все ее тело разрывается на куски. — То, как ты смотрела на нее… то, как вы смотрели друг на друга… я пыталась убедить себя, что это всего лишь прошлое, давно забытая история, но ты никогда не смотрела так на меня. — Костия… — Я знаю, что ты меня любишь, — хрипло произносит Костия, опуская голову и закрывая глаза. Свежие слезы потоком срываются с ее ресниц и капают на одеяло. — Но ее ты любишь сильнее. Лекса чувствует, как последние остатки ее сопротивления разбиваются вдребезги, и она не в силах больше держаться за них, растягиваясь до невозможности. Она разрывается надвое, истина острым ножом кромсает ее внутренности и последние нити, связывавшие ее с женщиной напротив. Несколько сантиметров между ними внезапно кажутся километрами, и Лекса думает, что, возможно, их все-таки не отбросило друг от друга. Возможно, гравитация никогда не удерживала их вместе.