260 000 км/с

— Эй! Есть здесь кто-нибудь?! — голос эхом отдаётся по длинным коридорам. На вид они все одинаковые: цвета слоновой кости, подсвечивающиеся светодиодными полосами сверху и снизу, пустые. Стефан торопливым шагом, почти бегом несётся по этому лабиринту с мелькающими дверями кают, врезаясь плечами в углы и судорожно цепляясь за надежду — вот, сейчас, ещё немного и он найдёт людей. Стрэндж хватается за поручень, притормозив у иллюминатора. В какой-то слепой надежде вглядывается в открытый космос, на секунду позволив себе остановиться и всмотреться в чёрную бездну, усеянному жемчужинками молочно-белых звёзд. Устало трёт пальцами виски, коротко выдыхая, и оборачивается. В единое мгновение срывается с места, слепо стуча по дисплею, вмотированного в стену у двери лифта. Та послушно отворяется. Нейрохирург влетает в просторную кабину, нервно вжавшись в угол и постукивая в нетерпении по полу ногой. — Пристегнитесь и придерживайте незакреплённые предметы, — равнодушно оповещает программа. — Лифт будет находиться в состоянии невесомости. Стрэндж вздрагивает, не сразу поняв смысл слов, и в последнее мгновение успевает вцепиться в ремень, застегнув тот на себе. Лифт скользит по шахте Авалона. Стефан подхватывает вылетевшую из кармана металлическую, века двадцать первого, зажигалку, подаренную давным-давно старым знакомым, и тихо выдыхает — вовремя спохватился. Стены лифта прозрачные, кабина чем-то напоминает аквариум. А шахты длинные, изогнутые. Стефан чувствует, как едва-едва подлетает над сидением и, усмехнувшись, вглядывается в виднеющийся космос. Другое крыло Авалона едва мигает редкими иллюминаторами. Стрэндж ёжится и обеспокоенно оглядывается. Лифт не ускорить, а в душе нарастает волна дурных предчувствий. Дрожащими руками нейрохирург сжимает злополучную зажигалку, будто спасательный круг, единственный ключ из этой нагнетённой им же неживой атмосферы. Поездка на лифте едва ли занимает две минуты, но Стрэнджу они кажутся часами. Главный вестибюль встречает его полутьмой, освещённой редкими диодами. Стефан вновь оглядывается, устремляясь вглубь гигантского помещения. Вновь тишина, вновь никого. Стрэнджа никогда и никто не смел звать трусом, однако сейчас в его душе копошились ещё не озвученные вслух страхи и опасения. Он и сам боялся признаться себе в своём самом жутком подозрении, а потому слепо цеплялся за надежду, что сейчас кто-то или что-то растолкует ему происходящее, и всё станет не хорошо, а просто отлично. Довольно наивно, не правда ли? Стефан и сам понимал свою слепую доверчивость. Он никогда не был глупым человеком и уже успел сложить в голове два и два. Однако ему требовалось, чтобы кто-то другой озвучил вслух его догадку — уж слишком жуткой она казалась. Загораются лампы и светодиоды, освещая вестибюль. Стефан свистит себе под нос — помещение и впрямь оказывается огромным — он не видит, должно быть, и трети его размеров. Чем-то похожий на город, вестибюль постепенно оживает для неожиданного посетителя. Стефан уже видит вывески и знаки, скользит равнодушным взглядом по дисплеям. Всё ещё пусто. Ни одного человека. Мерцают огнями разные уровни — вестибюль и правда похож на муравейник. Сзади вдруг начинает шуметь вода. Стрэндж оборачивается и с усмешкой глядит на начавший работать декоративный «водопад» — круг сплошной водяной стены, обрушивающийся в овальную, стилизованную под мраморные плиты ёмкость. — Здравствуйте, — неожиданно раздаётся голос ИИ: шаровидный андроид-указатель даёт о себе знать. Стефан тут же оказывается рядом. — Вы в главном вестибюле корабля Авалон. Чем могу помочь? — Мне нужно поговорить с кем-то. Живым человеком. С начальством, если можно. Не знаю, с помощником капитана, стюартом, плевать! — Стюарт, отвечающий за пассажиров, находится на третьем этаже, — высвечивается на андроиде махающий рукой человечек. Стефан переводит дух — наконец, хоть кто-то живой. — Благодарю, — машинально кивает машине Стрэндж. – Рад помочь, — появляется на дисплее улыбающийся смайлик. Стефан довольно быстро оказывается на третьем уровне. Его шаги эхом разносятся по всему главному вестибюлю, а тишина нарушается лишь мерным гулом двигателей. И Стефан точно знает — цари здесь полная тишина, он бы свихнулся даже за эти несколько минут. В каюте стюарта темно и прохладно. Видно, вовсю работает кондиционер. Свет вспыхивает обыкновенно неожиданно, но на белом кожаном кресле никого нет. Стефан пару секунд молча смотрит на пустующий кабинет, на зеркальную стену, в которой отражается его собственная худая фигура, трупная бледность на лице и подрагивающая щека. Стрэндж успевает увидеть растерянность в собственных глазах и запоздало удивиться. — Вот чёрт, — срывается с губ. Он возвращается назад к андроиду куда быстрее, чем поднялся на третий этаж. Руки от волнения трясутся крупной дрожью, однако Стефан не обращает внимания на сопутствующую ей боль. — Кто ведёт корабль? — перебивает начавшего было здороваться ИИ нейрохирург. В дрожащем голосе скользят нотки раздражения. — Капитан, экипаж, пилот, штурман, — меланхолично начинает перечислять машина. Стефан тихо шикает сквозь зубы и перебивает андроида: — Я хочу поговорить с капитаном! — Капитан не занимается вопросами пас- — Внештатная ситуация! — рявкает Стрэндж, сжав руки в кулаки. Андроид словно бы шугается и виновато бормочет: — Капитана можно найти на мостике в кольцевой зоне экипажа. Стефан чертыхается и несётся к лифту. Тот переносит нервничающего нейрохирурга в другую часть корабля. Стрэндж вылетает из кабины, стоит только восстановиться гравитации, и проносится по открывшимся проходам. Тяжелая округлая дверь, ведущая к мостику, бросается в глаза сразу. Мужчина тихо выдыхает и бьёт пальцами по панели. Та поддаётся, и дверь отъезжает в сторону, являя взору обозлённого доктора ещё один люк — массивный, наверняка непробиваемый и чертовски мощный. Стрэндж вновь бросается к панели сбоку от входа. — Для доступа на мостик требуется особое разрешение, — меланхолично отзывается программа, явно не желая пускать внутрь какого-то нейрохирурга. Тот шикает и в бессильной злобе бьёт по люку рукой. Удар отдаётся почти нечеловеческой болью. Стефан закусывает нижнюю губу и сдавленно стонет, сжимая ноющую кисть. — Чтоб его… Боль проходит через минуту. Стрэндж чертыхается вновь и замечает небольшое застеклённое окошко на люке. Моментально прилипает к тому и пытается что-то разглядеть. В полутёмном отсеке пусто. Лишь моргают панели дисплеев, что-то высчитывая, контролируя системы корабля. — Да вы верно издеваетесь, — Стрэндж прикладывается лбом к металлу. В голове судорожно мелькают мысли. Ещё не хотят оформиться и чётко прозвучать, однако кончики пальцев постепенно немеют — да, ему становится страшно. Мужчина выпрямляется и оглядывается, нервно кусая губы. Никого. Руки начинают дрожать нездорово сильно. * * * Двадцатью минутами позже Стефан медленно спускается к тускло освещенному залу с огромным иллюминатором. Свет гаснет и звучит холодный голос: — Добро пожаловать в обсерваторию. Что Вам показать? Программа услужливо выстраивает голограмму. Расцветают в воздухе линии звёзд Млечного Пути, раскрываются его длинные рукава, закручиваясь в спирали Галактики. Вспыхивают то здесь, то там разными цветами звёзды: красные гиганты и белые карлики. Просвечиваются системы, россыпью стягиваются созвездия. Стефан слабо ухмыляется и спускается ниже, к самому центру зала, даже не оглядываясь. — Покажите Родную Обитель-2. Звёзды несутся мимо с ужасающей скоростью, пока перед глазами нейрохирурга не вырастает голубо-зелёный шар, усеянный вихрями облаков и циклонов. — Это четвёртая планета в системе Пхакти, — поясняет голос программы. Стефан смотрит на неё долгим, задумчивым взглядом. «И впрямь похожа на Землю», — проносится в голове. Наступает тишина. Стрэндж вновь слабо усмехается, подняв взгляд к потолку. А после уверенно спрашивает: — Где мы сейчас? — Мы на пути от Земли к Родной Обители-2, — тут же отзывается программа. А после равнодушно добавляет: — Прибудем приблизительно через девяносто лет. Стефана моментально бросает в холод. Он нервно смеётся и переспрашивает: — Сколько? — Мы прибудем через девяносто лет, три недели и один день. Стрэндж вздрагивает и надолго замолкает, смотря в стену отсутствующим взглядом. Программа выстраивает голографическую модель пути. Нейрохирург даже не замечает её стараний. Кровь приливает к голове. — …давно мы покинули Землю? Хотя нет, не говорите, около тридцати лет назад? — Двадцать девять лет, одиннадцать месяцев и восемь дней, — уточняет андроид обсерватории. Раздаётся вновь нервный смешок, а после рваный выдох. Правда обрушивается на него снежным комом, и ворочающиеся в голове мысли моментально разносятся в определённом порядке, вырываясь наружу, чтобы оформиться в одну-единственную фразу: — Я слишком рано проснулся.