К черту правила

- Гвидо, мне очень неудобно просить, но, кажется, без твоей помощи не обойтись. - Знаешь, Триш, я ведь реально разозлюсь. С чего это тебе не удобно просить о помощи старого друга? Если я тебе друг, конечно. Миста приехал в Венецию в отпуск. Ладно, не совсем в отпуск. Но все равно дел было непривычно мало, так что ему совсем не сложно организовать для Уны парочку трупов… стоп, а с чего это ей понадобилось кого-то убить? - Тебя кто-то обидел? - Ээээ… пока никто. Я бы даже сказала, наоборот. Мне сделали предложение – кажется, я нашла агента. Хорошего агента. Но я бы хотела… даже не знаю, собрать больше информации о нем? - Ты уверена? – Неужели Триш стеснялась такой пустяковой просьбы? Она стала чертовски щепетильной с тех пор, как начала жить самостоятельно. - Абсолютно. - Девушка вытащила из сумки газетную вырезку с фото. - Его зовут… - Джанкарло Апштейн. - О, даже ты знаешь! Он очень классный агент, он нашел и раскрутил Лауру Пуазинни, Тициано Ферро, Малику Аяне … - Слушай, да зачем он тебе нужен? Ты же выиграла конкурс. Угу, выиграла она. Благодаря зрительскому голосованию. Триш, у тебя слабый голос, но сильная история. С этим можно работать. - В этих конкурсах участвуют не ради победы. - Ага, важно не победа, важно участие… Триш, оставь это проигравшим. - Нет. Победа просто ничего не значит. Цель участников - контракт с агентом. Мне сделали только одно предложение. И без веской причины я от него не откажусь. Значит, придется сказать правду – в данном случае только правда имеет нужный вес. - Он поставляет женщин Пассионе. - А? Аааа… Джанкарло редко отправлял кого-то к Пассионе, но если и отправлял – то это был первоклассный товар. Женщины все как одна были красивы, молоды, приятны в общении, а еще – образованы. Уж со знанием английского как минимум. Да, иностранный язык в туристическом городе было чертовски желателен даже для работниц борделя. Туристы, конечно, были без ума от итальянского во время секса (даже если им «в порыве страсти» шептали «Когда же ты, козел, уже свалишь»), но вот говорить о том, за что именно они платят, предпочитали как минимум по-английски. А то и на своем родном немецком, французском и… кто к ним еще приезжал? Неважно. Главное, что женщины были настолько хороши, что Триш имела все шансы попасть в их число, а этого Гвидо никак не мог допустить. - Только Пассионе? - Что? - Он поставляет женщин только Пассионе? - Да, я в этом практически уверен. - И как приходят посылки от него? В багажнике автомобиля, связанные и накаченные наркотиками? Или уверенные, что у них сейчас начнется эстрадная карьера? - Нет, приезжают в вагонах первого класса на вокзал, совершенно добровольно и прекрасно понимая, зачем они приехали. Не без розовых очков, но… – тут Миста понял, что уже практически перешел к излишним деталям ввода в совсем неподходящую Триш профессию. – Короче, никаких наркотиков, веревок и багажников. И никаких несбыточных мечтаний о будущей работе. - Тогда он идеален. - ??? - Сам подумай – если он попытается меня продать, то вам будет просто помочь мне. К тому же, теперь у меня есть компромат на него. Гвидо хмуро посмотрел на свой кофе, как будто именно он был виноват в его попытке казаться в глазах Триш чуть лучше. Ну что ему стоило соврать про багажник? Или про несбывшиеся ожидания? - Может, ну этих агентов, а? Ты сейчас популярна, ты круто поешь, тебя любят. Может и без них все получиться. - Я не Джорно. Я не ломаю систему, я встраиваюсь в нее. Подстраиваешься под нее. Прогибаешься. Почему это не было оскорбительным, когда речь шла о Триш? Потому ли, что, действуя изнутри уже она прогибала систему под себя? В сущности, и ее станд ведь… Да, у нее есть станд. И Фуго все равно следит… присматривает за ней. Возможно, все не так уж плохо. Возможно, на этот раз он облажался не слишком сильно.

***

- Я опоздаю! - Тогда поспеши с объяснением. - Спайс Гёрл! – если так? - Голд Экспириенс. – Тогда вот так. Они по-прежнему лежали голые, станды парили по разные стороны кровати. Триш уже использовала все свои стандартные уловки. Потом не стандартные. Затем придумала парочку новых. Ну почему на нем-то не работает, Господи? Она ж столькому научилась за это время. Требуют сказать да или нет? Говори такое да, которое при этом еще и немножко нет. Требуют дать то, что давать не собираешься? Обещай, не обещая - дари зыбкую надежду, а не твердые обязательства. Требуют сказать правду, а ее раскрыть нельзя, никак нельзя? Не ври (еще запутаешься!), просто говори нужную правду. Точнее – нужную часть правды. Или нужную часть нужной правды. Короче, просто скажи то, что надо и не заморачивайся. Отказывая, всегда оставляй широкое поле для интерпретации своего отказа. Соглашаясь, всегда оговаривай свое право передумать. Поменьше рассказывай, побольше слушай. А еще больше – улыбайся. Да, одна улыбка стоит тысячи слов. Одна улыбка Триш Уны стоит тысячи. Без слов. И как бы далеко не пришлось отступать - выдыхай, собирайся с силами, а потом все равно гни свою линию - и все получится, обязательно получится. Но вот сейчас ничего не получалось! - Хорошо, - тихо произнесла Триш, сдаваясь и отзывая станд. Наконец-то. Когда же ему приходилось прикладывать столько усилий, чтобы получить секс, сколько потребовалось для вызова Триш на разговор? Если учесть вызов станда – наверное, никогда. - Ты же знаешь про женские циклы? - Ага, что-то слышал. Хватит юлить. Но внезапно оказалось, что действительно надо было зайти настолько издалека. Относительно недавно Триш почувствовала, что ее жизнь стала зависеть от дня месяца гораздо сильней, чем прежде. Первая неделя – это уже знакомое хочу умереть, хочу шоколада, хочу слезливую мелодраму, ой, ничего не хочу, пойдите прочь, да куда ж вы все сбежали… и таки тянущая боль внизу живота – слабая, но надоедливая, хорошо хоть не всю неделю. Следующая неделя - пик работоспособности, зачем мне кофе, огромное всепонимание и всепрощение, жизнь - замечательна, я - замечательна, все – замечательны… а потом эта неделя заканчивается. И наступают три дня, когда ее тело почему-то решает, что ей жизненно важно забеременеть прямо сейчас. Ее взгляд становится голодным, движения бедер – манящими, макияж - смелей, декольте – глубже, в голосе появляется хрипотца, и ей стоит огромных усилий не флиртовать слишком явно со всеми подряд. Огромный плюс, что обычно Джанкарло забивает эти три дня концертами и съемками под завязку, только сегодня что-то перенеслось. В общем, вот, пусти пожалуйста, надо собираться. Мало. Нужно еще информации, еще реакций. Настоящих. Без попыток сдержать себя, без мнимо отрешенного взгляда в потолок. - Остальные дни? - Зачем? – взгляд опять направлен на Джорно, и в нем искреннее удивление. – Там ничего интересного. Кричу. Часто. Бью посуду. Редко. Пытаюсь сдержаться. Получается, кажется, никогда. - Вообще-то это очень интересно. Причем со всех точек зрения. - Джорно, да что с тобой не так? Любой нормальный человек интересовался бы, как долго я еще буду в нынешнем состоянии, а тебя интересует, когда и как я стану стервой. - Любой нормальный человек с удовольствием бы оказался в этой кровати, но ты почему-то выбрала меня. Поэтому – что не так с тобой? И если у тебя никого нет, то как ты справлялась в остальные месяцы? Джорно успел перехватить ее взгляд на прикроватную тумбочку и его уже слабо интересует брошенное Триш «ну… как-то так». Он позволяет ей выскользнуть из его объятий, и она уже направляется в душ, как вдруг… - Ого. Она оборачивается, и да - верхний ящик тумбочки открыт. Ее лицо вспыхивает, но она все равно смотрит Джорно прямо в глаза. - Вибратор нормального размера. - Меня волнует не размер, а упаковка батареек рядом. Все настолько плохо? - Там только двух не хватает! И вообще! Чего я тебе объясняю! – и убегает, оставляя его валяться на кровати. Она собиралась, кажется, достаточно шумно, пока Джорно просто пытался не выключиться. Почти сквозь сон он услышал, как Триш предлагает ему остаться и что она не знает, когда вернется, но, кажется, поздно. Он находит в себе силы только чуть пошевелиться и промычать в знак того, что ее услышал и согласен. Ее ответный смех, и легкие поглаживания узких ладоней на коже, и невесомое касание его плеча губами. Он казался бесконечно уязвимым сейчас, совершенно не контролирующим ни ситуацию, ни Триш, ни даже собственное тело. Это было так мило и так странно – видеть Джорно таким. Видеть его таким опять. Почти наверняка это впечатление было обманчиво, и она знала об этом. Почти наверняка он был готов вскочить и вызвать свой смертоносный станд в любую минуту, даже - в любую секунду, но… В дверь постучали, и Триш убежала. Ты рано, но ничего, я сейчас. Почему-то шаги двух людей, сильно приглушенные ковром, почти на грани слышимости. Удивленный возглас зачем ты зашел уже у самой кровати. Джорно лениво, сквозь ресницы посмотрел на вошедшего. Невысокий седой мужчина в светлом костюме и ярком галстуке. Вроде бы даже знаком. Вошедший был без очков, и, кажется, уже начинал седеть и отчего-то это казалось неправильным. Точно. Джанкарло Апштейн. Его бывший поставщик. Ее нынешний агент. Джованна был совершенно не одет, и не особо прикрыт. Это было нормально еще минуту назад, но сейчас, рядом с двумя полностью одетыми людьми его нагота была практически вызывающей. Не то, чтобы его это волновало, но было странно ощутить изучающий взгляд на своем теле, медленно скользивший выше и выше, пока, наконец, их глаза не встретились. - Конечно, чтобы помочь тебе собрать бумаги, - Джанкарло отвел свои глаза и принялся собирать рассыпанные по полу печатные листы. Он никак не комментировал постороннее мужское тело, обнаруженное на кровати в номере его подопечной. Даже несмотря на то, что точно понял, чье именно это тело. Опасности не было, как не было и нужды хоть как-то реагировать. Теперь это был человек Триш, ей и разбираться, иное это просто неуважение по отношению к ней. И потому Джорно впал в забытье опять. Бумаги шелестели, вторя тихим шагам по полу, а затем все звуки оборвались хлопком закрывающейся двери. И тут же Джованна открыл глаза и сел на постели. Он был один в номере Триш и собирался воспользоваться этой ситуацией по максимуму. Капсульная кофемашина была крайне странным решением для отеля, в котором в любое время дня и ночи был можно было заказать любой кофе в любом количестве – и не только кофе, конечно. Но это было чертовски удачное решение. Эспрессо, еще эспрессо, что там съедобного в мини баре - и вроде бы можно жить и даже успешно функционировать еще какое-то время. Самый главный источник информации был, конечно, за пределами комнаты. Фуго после запросит данные сим-карты (точнее, сим-карт) Триш и обработает их. Список ее контактов, где-когда-сколько-с-кем говорила, кому писала, еще важней – полный маршрут передвижения, записи о том, когда телефон был отключен, после - все те же данные о «первом круге», и у нее просто не останется тайн. Иди речь об обычном человеке можно было бы, наверное, поковырять и второй круг, но в случае Триш этот поток информации уже не подлежал обработке из-за своего объема. Потом, конечно, будут вскрыты все мессенджеры и изучена вся переписка. Да, Фуго учил ее прятать следы – но вряд ли ученица сможет что-то скрыть от учителя. И все же осмотр личных вещей подозреваемой игнорировать нельзя. Подозреваемой. Он подозревал любимую женщину. Не доверял ей. Кто-то сегодня утром рассуждал о доверии, так? Кто-то ожидал и даже требовал доверия от почти врагов? И он же не доверял Триш, которую знал с 15 лет, которую знал, пожалуй, лучше всех. Триш, которая неоднократно доказывала, что достойна его доверия Джорно пришел в мафию, желая изменить ее, но Каморра как была, так и есть – больше сотни банд, все также рвущих на части и его любимый Неаполь, и весь регион Кампанию, попутно пожирая самое себя. А он – вот он, стоит посреди комнаты Триш и примеривается, откуда начать поиски. Так кто кого изменил больше? Революционер не может победить систему. Но система может победить революционера. Даже не так – она медленно выжмет из него все: его стремления, его силы, его амбиции, его способности, а потом переварит и превратит в часть себя. Бруно пытался не поддаваться, пытался остаться собой - и в итоге система его просто изрыгнула на римскую мостовую его искалеченный труп. А он, Джорно, все еще жив, все еще в мафии, и все еще думает, что меняет ее. И медленно, невыносимо медленно, совершенно необратимо меняется сам.