***
Наступил долгожданный вечер. Все клоны сидели в дали от фабрики, около которого шныряли большие квадракоптеры и светили своими красными лучами небольшой участок земли у главного входа. Бобы смотрели на эту фабрику, и у каждого по телу пробежал холодок, от которого они невольно поежились. Но показывать, что им страшно, они не хотели. Их лица уверенно и бесстрашно смотрели вперед, но в глазах все равно плясали огни страха и тревоги. Хоть они и пытались скрыть, что им страшно, но их голубые глаза, словно чистое весеннее небо, показывали весь страх. Они ждали, когда солнце спрячется за холмы, чтобы начать революцию. Они скучковались на вершине холма под кронами деревьев и просто ждали. Их тела были плотно прижаты друг к другу, словно пытались согреться. Кто-то стоял, а кто-то сидел. Восемь пар глаз смотрели на подгорающее солнце, которое показывало, что время уже близко. Огнено-красный закат отражался в их голубых взорах, от чего они пылали жарким огнем. Они готовы, готовы пойти на смертный бой. Готовы пожертвовать своими жизнями, ради свободы. Страх страхом, но души и сердца горели отвагой. Они были маленькими и смелыми воинами, которые готовы войти в огонь и в воду, не боясь рискнуть собственной жизнью. С боку от этой бесстрашный команды стоял лидер, который стоял у высокого дерева и держался рукой за толстую и старую ветку. Он с гордостью в глазах смотрел на свою скучкававшую команду. Красные глаза его, словно две капли свежей крови, блестели из-за отражения в них заката, от чего они казалось хищными и дикими. Рядом на ветке сидел его филин, ветер колыхал его пестрое оперение, а глаза горели огнем от заката. Казалось, все пары глаз были зажжены этим закатам, как восковые свечи... Перьевые уши Реда стояли торчком, и ветер колыхал их, словно два тонких тростника. Он сидел рядом со своим хозяином и прижимался к его плечу, чтобы побыть еще последнее мгновение с ним. Шрам лишь рукой гладил его пушистые лапки и изредка проводил носом по его перышкам на затылке, блаженно прикрывая глаза. Филин на это пищал и, повернувшись к нему голову, мягко кусал за нос. Но тут их нежность, котрой они считали последней, оборвало закатившееся солнце. Пылающий желтый круг лениво лег своим большим боком за холмы, оставив после себя на небе, словно акварельными красками, нежный малиновый цвет. – Пора... - прозвучал над головами команды громкий и басавитый голос лидера, и клоны поочередно встали с земли и пошагали вниз с холма, сжимая свои дрожащие ладони в крепкие кулаки. Красноглазый хотел уже пойти за ними, как Ред с отчаянным пищанием вцепился клювом в воротник его красной желетки и принялся крепко держать, не переставая издавать громкое пищание. – Ред... - Шрам осторжно взял край воротника и высвободил его из крепкой хватки черного клюва. А затем он обнял своего питомца и присолнился лбом к его лбу, печально выдохнув на мордочку филина теплый воздух. А потом он тихо прошептал, - Ред, ты только не начинай... Я возможно вернусь, но это еще не факт... Помни, что я тебе говорил той поздней ночью и делай все так, как я тебе говорил, все понял? В ответ он услышал согласное, но наполненное болью "угу". Лидер выдавил из себя печальную улыбку, услышав этот такой родной и забавный звук, который он так любил. Он думал, что в последний раз его слышит. По рассеченной шрамом щеке пробежал соленный и маленький хрусталик слезы, который упал на старую ветку. А потом сухие губы осторожно примкнули к голове птицы, и нос вздохнул лесной аромат. Шрам отпустил питомца, пожал рукой его когтистую лапу, а потом, развернувшись, побежал за своей командой, протиснувшись сквозь нее и выйдя вперед, ибо он был их единственным командиром. Ред остался сидеть на ветке и сквозь еле видные слезы смотрел на то, как его хозяин идет туда, где, возможно, поджидала верная смерть. Филин сидел и прижал к своему телу все перья, от чего он теперь казался маленьким и беззащитным. Перьевые уши снова прижались к голове и писк, который был наполнен болью и печалью, вырывался из его слегка приоткрытого клюва. Этот писк можно сравнить в человеческим плачем. Плач, который издает человек, пораженный душевной болью и из-за режущей боли в сердце. Так плачет человек, который чувствует, что теряет самого близкого и любимого ему человека.***
Ночь. Она такая угрожающая и устрашающая. Эта тишь, в которой было не слышно даже скрежетов сверчок напрягала слух и вселяла в душу некую тревогу. Фабрика с огромной надписью "ВOBSOC" возвышалась над землей и прорезала своими ослепляющий светом всю мрачную округу. Ветер становился до невыносимости сильным и холодным, словно дыхание мороза. Кроны деревьев шумели и шелестели, словно о чем-то бурно шептались. На одном дереве на старой ветке сидел пестрый филин, который внимательно смотрел на эту фабрику, за дверью которой скрылся его хозяин. Ред сидел тут еще с того момента, когда солнце только-только скрылось за дальние холмы. Ночь уже давно опустилась на землю, погружая во мрак всю землю, не оставляяя ничего не свету. Но у филина было хорошее зрение, и он мог хорошо разглядеть, что находится впереди, да и свет от квадракоптеров освещал каменное здание, от чего не нужно было напрягать глаза. Ред вжался в маленький пернатый комочек, лишь желтые глаза мигали во мраке. Сильный и холодный ветер колыхал его перья и чуть ли не сдувал этот комок с ветки. Сам взгляд горел тревогой и страхом. Каждая секунда для него длилась, как целый час. Из здания никто не выходил и не показывал головы, от чего совиное сердечко в тревоге бряколо в пернатый груди. Тихий и тревожный писк доносился от этого маленького комочка. Злая и грубая погода словно шептала что-то страшное бедной сове, от чего писк становился все громче. Филин волновался за Шрама, он переживал за него всей совиной душой. Но он надеялся, что он выживет и выйдет наконец из этого каменного ада, которая называется фабрикой, и Ред весь радостный и счастливый броситься в объятия лидера и будет долго его обнимать. А потом они пойдут домой, будут снова гулять по ночам, и он снова будет слушать разговоры своего хозяина, не перебивая, и отвечать уханьем на его вопросы. Но тут все надежды совы внезапно рухнули в бездну, разбившись и разлетевшись в прах. Сердце будто замерло в груди, кровь застыла в жилах от ужаса, а глаза начали невольно слезиться и наполняться соленной влагой. Огромный взрыв разрушил каменное здание огромным, желтым и огненным шаром, словно огромное солнце вышло из-за серых туч. Обломки и куски серого бетона разлетелись по всей округе и рассыпались по рыхлой земле. Ред взлетел с ветки и в испуге улетел с места взрыва, чтобы в него ничего не прилетело. Филин прилетел на самое высокое дерево и уселся на ветку. Он с ужасом наблюдал за тем, как взрыв желтым огнем вызвашался в небо, а черные клубы дыма красили белую луну в ужасный и грязный черный цвет. Запах гари прожигал дыхательные пути и заставлял глаза слезиться. Ред продолжал смотреть на этот хаос и снова ждать хозяина. Этот взрыв он не воспринял серьезно, ибо он не понимал, что от этого его хозяин мог погибнуть. Он не понимал, что это конец и, что его хозяин больше не вернется. Филин, словно окаменелый, замер на самой высокой ветке и, почти не моргая, смотрел на то, как все горит внизу. Его желтые глаза, которые отражали весь этот пожар и горели от этого, в ожидании смотрели вниз, в надежде заметить знакомую фигуру. Но никого не было. Проходили минуты и часы, а Шрам так и не появился в поле зрения филина. Совиное сердце стучалось в страхе, но надежда все еще теплилась в душе. Чего же он ждет? На что он надеется? Разве он не понимает, что его хозяин погиб в этом взрыве? Что он не вернется никогда? Увы и ах, он этого никак не понимал. Он не человек, он птица. Его это неожиданный взрыв только спугнул, не не сказал о том, что хозяин погиб. Животные плохо это понимают. Всю ночь филин просидел на ветке и просто предано сидел на ней и ждал. Он просто ждал, ему было все равно на холод и на голод. Ожидание - оно словно железные оковы, бывает, что они возьмут и стиснут твое тело в мертвые объятия, и ты не сможешь сдвинуться с места. Ты словно примерз к месту, на котором стоишь, и ничто не сможет сдвинуть тебя с этого места. Ночь прошла и сменилась на ранний рассвет. Солнце приветливо выглянуло из-за холмов и осветило этот мрак, который сгущался над землей. Желтые лучи осветили темную фигуру большой птицы, от чего Ред просто прищурил свои глаза от яркой вспышки света. И тут из его глотки вылетел громкое и протяжно пищание. Он вспомнил слова Шрама. "– Если я не вернусь, ты меня не жди. Не жди и живи свой прежней совиной жизнью... "Он все понял. Он понял, что его хозяин погиб. Что он не вернется никогда. Об этом ему словно сказал рассвет...
Ред слетел с ветки и полетел в сторону штаба. Его душу больно терзали острые когти печали и тоски. Он летел на огромной скорости, задевая своими большими крыльями тонкие и гибкие ветки деревьев. Все надежды рухнули и оставили после себя острые осколки боли, которые впивались в сердце и беспощадно резали. Филин грузно влетел в окно лаборатории своего хозяина и приземлился на стол, на котором он каждый день работал. Все было, как прежде. Ничего не изменилось. Все находились по своими привычным местам. Ред скуксился от боли на столе и начал тихо пищать, словно он плакал. Слез не было, но желтые глаза блестели от слез. Пищание было сдавленным и хриплым, словно в горло птицы запихнули комок грязной и мокрой ватки. Посидев, скованный болью, на столе, филин поднял голову и посмотрел на кровать, на котором ночами спал хозяин. И он увидел там тот самый темно-бордовый плащ, лежащиц, как попало, в котором Шрам выходил на ночные прогулки. Ред, пораженный стрелой боли, бросился к этому плащу и забился в него, закутавшись всем телом. Родное тепло, которое исходило от этой плотной ткани, заставило филина еще больше запищать от тоски. Лежа, закутанный в этот плащ, Ред начал вспоминать все, что произошло с ним и с лидером за все это время до революции. Он вспомнил, как Шрам спас его из ловушки, распутав его своими теплыми руками эти натирающие веревки. Он вспомнил, как он проказничал в его лаборатории, как он сидел на его плече и смотрел за напряженной работой лидера. Вспомнил, как они гуляли по ночам, и как он слушал рассказы своего хозяина. Вспомнил, как они в последний раз сидели на той скале и смотрели на ночной пейзаж, как Шрам ему сказал эти самые слова, которые больно задели за живое. Вспомнил их последний день, как они с утра сидели в обнимку и как вечером, перед тем как его покинуть на всегда, прикоснулся своими губами до его пернатого лба и пожал своей сильной рукой его лапу... Все это Ред вспомнил, словно какой-то старое кино, которое крутили на старой кинопленке. А утро продолжало заниматься днем, не обращая внимания на страдания Реда. Если подойти к окну, можно услышать, как оттуда исходило печальное пищание, от которого у любого, кто услышит, заболит душа и сердце начнет резать раскаленный нож. Если бы было возможно, то этот миг можно было перемотать обратно. Можно было вернуть время вспять и Ред бы отговорил своего хозяина от этой затеи насчет революции.Но было уже поздно... Уже все случилось и ничего не вернуть назад... Хозяин погиб, и он больше не вернется... Ред больше никогда не увидит добрый взгляд красных глаз, которые с любовью смотрели на него, теплые руки в черных перчатках, которые гладили его лапы, теплое дыхание, которые он ощущал на своей голове, когда Шрам утыкался носом в его перья и его хриплый и низкий голос, который он всегда слышал, когда хозяин с ним разговаривал...
Все это приносили Реду невыносимую боль, и он просто забился в плащ сильнее и провалился в глубокой, забытый сон...