Однажды в Берлине

«29 сентября, 1939 год. Сегодня придёт Эмма. Как мне себя с ней вести? Эта девушка вызывает во мне двойственные чувства. Почему она хочет мне помочь? Но если меня и правда возьмут работать на телефонную станцию, то я, наконец, смогу проводить больше времени с Генри. Мой мальчик, я так тебя люблю». Август допил пиво и закрыл дневник. Нужно ложиться спать, хотя история Регины Мильц его увлекла. Бут чувствовал, что может написать интересную книгу про жизнь этой девушки. Она не ожесточилась на ребёнка, несмотря на обстоятельства при которых он появился на свет. Уже поэтому девушка стоила уважения. Она полюбила своё дитя. А теперь ещё эта встреча с немкой, которая решила помочь еврейской девушке. Жизнь удивительна! - Ма! – к Регине подбежал сын и дёрнул её за рукав платья. - Что, мой хороший? - В дверь стучат. Тут Регина услышала стук в дверь. Как она не услышала его раньше? Девушка закрыла свой дневник и положила на полку. Проходя в мимо зеркала, она посмотрела на своё отражение, и поправила вначале волосы, а потом расправила складки на платье. Потом нахмурилась. Чего это она так волнуется? Это всего лишь встреча с девушкой, которая решила ей помочь. В дверь снова постучали. - Иду! – крикнула Мильц и через пару секунд открыла дверь. - А я уж думала, что ты решила меня не впускать, - на пороге стояла Шван и улыбалась. На ней была чёрная расклешенная юбка до середины икры, белая блузка с рукавом в три четверти, на шее тонкий бантик, а в руках плюшевый медведь. Регине вдруг захотелось спрятаться. Ей стало немного стыдно за своё скромное серое платье, но девушка быстро взяла себя в руки и, кивнув, пропустила гостью в свою скромную квартирку. - Ты кто? – послышался голосок, и тут Эмма увидела мальчика. Тот с любопытством выглядывал из-за матери. - Я так понимаю – это именинник? - Генри, что я тебе говорила? Как ты себя ведёшь? - Прости, мамочка. Здравствуйте, фрёйлин. -Привет, пацан. Ты ещё играешь в игрушки? - Это мне? Малыш протянул свои ручки и принял подарок. - Спасибо, фрёйлин. - Фрёйлин Шван, - поправила Регина. - Лебедь? – нахмурился малыш. - Ага! – рассмеялась Эмма. - Генри! – в то же время воскликнула Мильц. - Всё нормально, Регина, это же ребёнок, - Шван открыла сумку и достала оттуда бутылку белого сухого рислинга. - Ребёнку – игрушку, маме – вино. - Думаю, не стоило этого делать, - пробормотала Регина. Шван осмотрелась. Квартирка Регины была крошечной, в отличии от той, где снимала комнату Эмма. Квартира фрау фон Гинсбург была большой и светлой, с просторными комнатами, большой кухней и высокими потолками. У Мильц же в одной комнатушке находилась и гостиная, и спальня, и кухня. В центре комнаты стоял круглый небольшой обеденный стол, накрытый скатертью в красно-белый квадрат. Наверняка Мильц достала скатерть из закромов. У одной стены стоял небольшой гардеробный шкаф с зеркалом на дверце. Узкая металлическая койка стояла возле окна. На стене возле окна висела полка с книгами. У другой стены стояла плита и кухонный шкаф. Дверь возле шкафа, скорее всего, вела в уборную. Генри быстро умял свою порцию картошки и сосисок и забравшись на кровать, стал играть со своим подарком. Эмма разлила остатки вина по бокалам и достала из сумки сигареты. - Ты не против, если я покурю? Через несколько секунд перед блондинкой стоял стакан, так как Мильц не курила и пепельниц в доме не было. - Расскажи о себе, - Шван выдохнула дым и посмотрела на брюнетку. - Что вы хотите знать, фрёйлин Шван? Эмма поморщилась. - И перестань звать меня фрёйлин. У меня в конце-концов имя есть! Мы же с тобой наверняка ровесницы. Сколько тебе? - 20. - Ну мне 21. Так что всё. Зови меня Эммой и на ты. Договорились? Регина кивнула. Она ждала, что блондинка расскажет про свой разговор с начальством, но та тянула. Неужели она не переговорила по поводу неё? Работу сейчас было сложно найти. Особенно молодой девушке. Особенно еврейке. - Ну, так ты мне расскажешь про себя? - Моя мама самая лучшая, - вмешался Генри, не отрываясь от игрушки. - Я думаю, что ты прав пацан, - улыбнулась Шван. – Только у самой лучшей мамы на свете может быть такой сын. - А ещё… - малыш поднял голову и, посмотрев вначале на мать, улыбнулся. Переведя взгляд на блондинку, добавил, - она самая красивая. - Ещё какая, - пробормотала Шван и чуть громче добавила, - Вот видишь, твой ребёнок знает о тебе больше, чем ты сама. У тебя с паспортом всё нормально? – перешла к делу Эмма. - Да, - усмехнулась Мильц. – Единственная проблема, что он жёлтый. (прим. У немцев паспорт был серого цвета, у евреев - жёлтый ). - Гер Роберт Лохмер сказал, что ничего не имеет против. Ему главное, чтобы ты выполняла свою работу. Правда…Он сказал, что не сможет тебе платить столько же, сколько, если бы была немкой. Но добавил, что готов обсудить это лично с тобой. - В любом случае этих денег будет больше, чем, если бы я продавала газеты, переодевшись мальчишкой и выполняла грязную работу на вроде той, в кафе. Про работу в пекарне Мильц не стала упоминать, чтобы не шокировать новую подругу. Зачем Эмме знать такие подробности, что ей приходиться подрабатывать иногда и ночами. Эмма посмотрела на Генри и с удивлением обнаружила ,что мальчик спит. Регина проследила за её взглядом и улыбнулась. - Он всегда засыпает в это время, - девушка встала из-за стола и, достав из шкафа плед, укутала сынишку. - Ты бы предупредила. Я могла бы придти ближе к вечеру. - Всё нормально, Эмма, - обернулась Мильц. – У Генри крепкий сон. Регина подошла к окну, которое выходило на маленький серый дворик. Она услышала, как Эмма встала из-за стола и подошла сзади. Шван хотелось обнять девушку за талию и поцеловать в шею. Но она понимала, что этими действиями только напугает Регину. Брюнетка не такая, как все другие ,с кем когда-то спала Шван. Девушка испугается. Закроется. Откажется от предложенной работы. А что ещё хуже, Эмма осознавала это, она потеряет ещё и друга. Всё, что она смогла себе позволить, так это положить свою ладонь на спину брюнетки и тихо сказать: - Всё будет хорошо, Регина. У тебя и Генри всё будет хорошо. Мильц подняла карие глаза на Эмму и грустно усмехнулась: - Я не знаю, Эмма. Мне страшно. Тебе этого не понять. - Объясни… - Я, наверное, никогда не забуду тот день, - прошептала Регина, посмотрев на спящего сына. – Мы с родителями возвращались из ресторана, - Мильц прикрыла глаза. – Была зима. Январь. Зимой темнеет рано. Мы поздно заметили, что за нами следуют молодые подвыпившие люди в форме Гитлерюгенда. (прим. Молодёжная нацистская организация) Эмма почувствовала, как напряглась Регина и осмелилась обнять её за плечи. - Отец работал помощником управляющего банка. Мы жили… Теперь это уже не важно где мы жили. Мы занимали половину первого этажа… - девушка грустно усмехнулась, - гостиная, кухня, столовая, спальня родителей, у меня была своя комната, а у отца даже свой кабинет… «Сдохни, жид!» - сколько боли было в её словах! Эмма отчасти её понимала. Она тоже лишилась родителей примерно в этом возрасте. Но она чувствовала, что Регина хочет доверить ей нечто большее. - Папу застрелили. Соседи не услышали выстрел благодаря глушителю. Маму просто пырнули ножом. Никто из нас ничего не успел сказать. Мне заткнули рот. Их было четверо. – Регина схватилась за подоконник так, что костяшки на её пальцах побелели. – Все подтянутые, красивые белокурые немцы. Чистая, блять, арийская кровь… - Тс… Регина… Ты можешь не продолжать, - прошептала Эмма и уже по-настоящему обняла её. Но девушка начала бить её в грудь. Шван не отпустила её, ещё крепче обняв. Регина всхлипнула. Она опустила свою голову на грудь Эмме и позволила слезам пролиться. Спустя минуту она громко всхлипнула и подняла свои заплаканные глаза на блондинку. - Прости… - Всёх хорошо… - обнимая одной рукой девушку за талию, другой она смахнула слёзы с щёк Мильц, борясь с искушением её поцеловать. Брюнетка смущённо высвободилась из объятий. - В полиции мне сказали выметаться. Члены Гитлерюгенда не могут такого сделать! И если я сейчас же не уберусь, то меня арестуют за клевету. Мне, наверное, повезло. Отец был членом «Центральферайн». (прим. Еврейская политическая организация Германии, которая пыталась сотрудничать с нацистами) Мне помогли продать квартиру и переехать сюда. А потом родился Генри… - вздохнула Мильц. Брюнетка услышала, как чиркнула спичка. Шван снова закурила. - Прости, что тебе пришлось это услышать, - прошептала Регина, когда стакан, приспособленный под пепельницу, опустился на подоконник. Эмма выдохнула дым и посмотрела на брюнетку. - Твой сын очень похож на тебя. Мильц кивнула. В словах блондинки была искренность. Да она и сама видела, что мальчик очень похож на неё. В нём вряд ли что-то было от того, кто был его отцом… Нет! Отца у Генри не было! Она его мать и единственный родитель. Регина посмотрела на Эмму. Её взгляд был направлен в пустоту, губы плотно сжаты. Тонкие пальцы, сжимающие сигарету, нервно подрагивали. Мильц опустила взгляд и заметила, что они держаться за руки. И ей не захотелось вырывать своей руки. Какое-то время, пока Эмма курила, они просто стояли в тишине, переплетя свои пальцы. Позже Эмма помогла Регине убрать со стола, а после того, как брюнетка помыла посуду, Шван спросила, есть ли у той фотоальбом. Он был. И блондинка смогла посмотреть на родителей Регины: пожилой лысоватый мужчина с мягкими чертами лица и строгая женщина с чуть надменным взглядом. Регина взяла черты обоих. - Я назвала сына в честь папы… - Мильц провела пальцами по фотографии отца. – Он меня очень сильно любил. Эмма оперлась руками и подбородком о спинку кровати и посмотрела на мужчину, который смотрел в камеру добрым и проникновенным взглядом. - Моего отца расстреляли, - услышала Регина и посмотрела на девушку, но взгляд той был всё ещё прикован к фотографии. – Он участвовал в путче. Мать арестовали и отправили в концлагерь. Я каким-то образом смогла сбежать. Я как-то не хотела, чтобы меня отдали в какую-нибудь новую семью, - горькая усмешка сорвалась с губ девушки, - и заставили вступить в Союз. (прим. «Союз немецких девушек», молодёжное и детское женское движение в составе «Гитлерюгенда») Ладно, - отмахнулась Эмма. – Не будем о грустном. – Она перевернула страницу фотоальбома и улыбнулась: на неё смотрел ребёнок примерно в возрасте одного года с пухлыми щёчками и забавными кудряшками. – Бог мой, какой милый ребёнок! – не сдержалась Эмма, чем смутила Регину и та захотела забрать у девушки фотоальбом. - Отдай! - Неа! Не отдам! Шван соскочила с кровати, но бежать было некуда и Регина её тут же сумела прижать к стенке. Блондинка почувствовала дыхание Мильц на своей коже, соприкоснувшись своей грудью с грудью Регины. В горле стало как-то сразу сухо. Эмма сглотнула и подняла руку с альбомом. - Держи… - пробормотала она. Брюнетка посмотрела в расширенные зрачки глаз Эммы и тоже что-то почувствовала. Что-то похожее, что она почувствовала тогда, в парке. Сейчас же ей совсем стало трудно дышать. Что это с ней? У неё никогда такого не было. Эмма же по стенке попятилась в сторону. Ей безумно хотелось в этот момент поцеловать Регину. Но боялась её напугать своими чувствами к ней. К тому же в комнате спал ребёнок. Он не должен видеть, как какая-то девушка целует его мать. - Я…это…пойду, - прошептала Шван. - Эмма, что-то не так? Что я сделала? - Дело не в тебе. Это ты меня прости. И… Я зайду за тобой перед работой, если ты не передумала. - Нет, не передумала. Шван выскользнула из квартирки, оставив ничего непонимающую Регину, пребывающую в непонятном для неё состоянии.