Однажды в Берлине

Шван было любопытно, какого типа компромат есть у Мюллера? Фотографии Келлера в баре? Если такие фото всплывут, то Келлера не только лишат офицерского звания. Его голова ляжет под нож гильотины, как и многих других гомосексуалов, которые поплатились своими жизнями лишь за то, что посмели родиться не такими как все. А если вдруг всплывёт тот факт, что она тоже не как все? Что ждёт её? После обеда Келлер повёл Эмму в ювелирный магазин, где их обслуживал пожилой еврей. Шван видела, что её спутник с трудом сдерживается, чтобы не грубить владельцу магазина. Мужчина долго выбирал, пересматривая кучу колец, как будто хотел вывести еврея из себя. Но тот с неизменной спокойной улыбкой предлагал «mein Herr» показать ещё что-то. А может господин хочет что-то эксклюзивное? У Ицхака Иоффе есть. На Эмму продавец не смотрел, но когда она вдруг встретилась с ним взглядом, он послал ей сочувственную улыбку. Неужели он понял, что её тяготит этот предстоящий брак с офицером СС? Наконец, Келлер остановился на перстне из червонного золота с изумрудом. - Фрёйлин? – спустя несколько долгих минут продавец обратился к ней. – Вам нравится? - Эээ.. - Ей нравится, - перебил девушку Келлер. – Сколько? - Как же меня утомил этот жид! – выдохнул фон Гинсбург, когда они вышли из магазина. – Но скоро мы избавимся от вас. Эмме не понравился тон, каким фон Гинсбург произнёс эту фразу. У неё возникло странное ощущение чего-то страшного. Но спрашивать мужчину она не стала. Регине было не по себе. Эммы не было, и она не знала, почему та не вышла на работу. Остальные работницы телефонной станции смотрели на неё косо, зная, что она – еврейка. С ней никто не разговаривал, и девушка прямо физически ощущала исходившую от них ненависть. Но ей нужно было продержаться. Выдержать это бремя. Ради Генри. Чуть позже она сможет вместе с сыном покинуть Германию. Её уже не волновало то, что ждёт её после работы. Она выдержала однажды, выдержит и теперь. - Мне нужно кое о чём переговорить с Лохмером, - сказал фон Гинсбург, подъезжая к телефонной станции со служебного входа, на что Эмма только пожала плечами. Шван ушла в свои мысли, когда вдруг заметила, что дверь открылась и на улицу вышла Регина. Девушка не обратила внимания на авто, она прислонилась к стене и прикрыла глаза. Эмма видела напряжение на красивом лице и тёмные круги, залёгшие под глазами. Мильц услышала, как хлопнула дверца машины и, открыв глаза, увидела идущую к ней блондинку. Повинуясь какому-то порыву, девушка сделала шаг навстречу Эмме и та тоже поспешила вперёд. Девушки обнялись, а Шван даже осмелев легонько коснулась губ Регины. Чисто платонически. Но почувствовала, что ещё мгновение и брюнетка бы открылась поцелую. Этого нельзя было допускать. У Шван вовремя сработал инстинкт самосохранения, и она выпустила из своих объятий подругу, услышав при этом лёгкий вздох сожаления. - Привет, Регина. - Эмма. Я переживала, почему ты не вышла сегодня на работу. Мне так не хватает тебя… Твоей поддержки. - Я, наверное, скоро совсем перестану работать, - девушка вела взгляд. - Как? Что случилось? – искренне перепугалась Регина. Шван прикусила нижнюю губу. Как бы ни хотелось этого не говорить, но надо. Регина должна знать. - Я скоро выхожу замуж, - упавшим голосом сказала девушка. - За сына фрау фон Гинсбург, - догадалась брюнетка. Эмма лишь кивнула. Мильц вздохнула. – Ясно. - Прости… - За что? – улыбнулась девушка. – Рано или поздно это должно было произойти. Не он, так другой. - Я не люблю его! – возмутилась Шван. - И что? Ты веришь в любовь?- грустно усмехнулась Регина. – Между мужчиной и женщиной? Я люблю Генри. Но он – мой сын. Моё сердце навсегда отдано моему малышу. - И ты не веришь, что когда-нибудь встретишь человека, с которым была бы счастлива? - После того, что со мной произошло? Эмма, - Мильц отрицательно покачала головой. – Я не верю в любовь. А тебе – желаю счастья. Фон Гинсбург хорошая партия. Жаль, что теперь мы с тобой реже будем видеться. - Мы совсем не будем видеться, Регина! Келлер мне запретил. Но я могу в последний раз придти к вам с Генри в гости. Я знаю, завтра у тебя выходной. Я приду. Эмма видела, что Регина очень сильно расстроилась, едва ли не до слёз. Но девушка умела держать себя в руках. - Хорошо… Мы будем тебя завтра ждать. - В десять. Не рано? Мильц покачала головой. - Пойду я. Эмма посмотрела на окно второго этажа. Никого не было видно. Тогда она сделала шаг к Регине и обняв её, положила голову на плечо девушки. - Ты лучшее, что случилось в моей жизни. Эмма поднялась на второй этаж. Дверь в кабинет Лохмера была слегка приоткрыта. Шван было взялась за ручку, но её остановил голос Келлера. - А теперь я скажу, зачем я к тебе пришёл на самом деле. Не просто поболтать. - Я слушаю тебя. - В ночь с субботы на воскресенье готовится кое что, - в голосе фон Гинсбурга послышался недобрый смешок. - Что? - Великий еврейский погром! Эмма открыл рот, но не издала ни звука. Она отошла от двери и встала у стены. - Нам нужны люди. Ты с нами? - Ещё спрашиваешь. - По всей Германии. Мы перережем этих гадов, как рождественских поросят. Нехуй у них бизнес, банки, магазины? Надо показать, где их место! - На виселице или в газовой камере, - Лохмер стукнул по столу. - Ты ещё не успел привязаться к своей жидовке? - Мильц? – хмыкнул Роберт. – Она классно берёт в рот. - Ну, это мы сегодня проверим. Если мне понравиться, то можно её оставить. А вот ублюдка её нужно убрать. Эмма попятилась от кабинета. Келлер и Роберт хотят убить Генри! Этого чудесного малыша так похожего на маму. Нужно как-то его спасать. И его, и Регину! Сейчас она пока ничего не может сделать, но у ней целая ночь впереди, чтобы обдумать. Шван спустилась вниз и, сев в машину, стала ждать фон Гинсбурга.