Однажды в Берлине

- Чёрт возьми, Келлер фон Гинсбург! – кричать Эмма не могла, слишком плохо себя чувствовала. Да и слишком напугана произошедшим. Но собрав всю силу в кулак, девушка яростно посмотрела на мужчину. – Ты не видишь? Мне нужен доктор! Или ты хочешь, чтобы я тут сдохла? Келлер с трудом приходил в себя. Он сглотнул и вытер со лба холодный пот. Попытался улыбнуться. - Да, ты права. Я сейчас позвоню геру Хоппу. И широкими шагами вышел из спальни, бормоча проклятия из которых Шван разобрала что-то про чёртов женский организм. - Ублюдок… - прошептала девушка. Её трясло, кружилась голова, и болело внизу живота. Боль была похожа на ту, что она испытывала при месячных, но сильнее. А ещё была боль не физическая. И она была от того, что она лишилась ребёнка. И это было ужасно. Пусть и его отцом был человек, который сейчас в гостиной уже спокойным голосом просил телефонистку соединить его с таким-то номером. Если бы у Шван сейчас под рукой оказался пистолет, она не раздумывая бы прострелила черепушку фон Гинсбургу. Даже не испытав ни малейших угрызений совести. Она знала, что, как и у любого офицера, у её «жениха» было личное оружие. Но портупею с кобурой на Келлере она видела лишь дважды. Первый раз, когда мужчина вернулся домой с фронта и второй – перед Хрустальной ночью. Остальное время Вальтер п38 хранился в кабинете в сейфе. Огромной силы стоило заставить себя встать с кровати. Но Эмма поднялась, накинула халат и медленно передвигаясь, пошла в свою комнату. Там, взяв гигиенические салфетки и свежее бельё, пошла в душ. До приезда врача нужно было привести себя в порядок, а ещё ей предстояло поменять простыни на кровати. Помощи от «жениха» девушка не ждала. А строить из себя бедную и слабую женщину девушка не собиралась. Ей не позволяла гордость. Гер Хопп приехал примерно через полчаса. Это был высокий долговязый мужчина лет тридцати пяти. Рыжеватые волосы были с небольшой залысиной и были приглажены гелем. Одет он был в дорогой костюм из английской шерсти, на жилетке висела золотая цепочка от часов. Хоппы были потомственными врачами и из поколения в поколение семейными докторами фон Гинсбургов. Отец Эрика погиб в конце первой мировой и ещё в юности тому пришлось перенять на себя его обязанности. Хотя он и не очень жаждал этого. Он знал Келлера с малолетства, и они конечно не были в тёплых приятельских отношениях, но гауптштурмфюреру казалось, что во всём может положиться на их семейного врача. Как когда-то его отец доверял Хоппу старшему. Эмма слышала, как тот вошёл в гостиную и Келлер что-то тихо объяснял доктору. К этому времени девушка уже смогла прийти в себя. Она приняла душ, поменяла постельное бельё и даже заварила чай. Когда Хопп вошёл в спальню, она сидела в кровати на взбитых подушках и держала в руке фарфоровую чашку. - Фрёйлин Шван? – улыбнулся мужчина, посмотрев на блондинку через круглые очки. - Гер Хопп, - в свою очередь улыбнулась блондинка, но в отличие от доктора, в её улыбке была только холодная вежливость. Эрик Хопп никогда не хотел становиться терапевтом. Его больше привлекали человеческие души, чем тела. Но он никогда не смел идти против родителей. Как и отец, он отучился в Мюнхенском университете на кафедре медицины и практически забыл думать о дипломе психотерапевта. Что касается Келлера фон Гинсбурга, Эрик побаивался его. Вот и сейчас тот рассказал о случившемся, но мужчина понимал, что ему сказали не всё. Мужчина только знал, что невесте гауптштурмфюрера неожиданно стало очень плохо и у неё пошла кровь. Келлер добавил, что очень беспокоится за свою любимую, ведь у них должна быть свадьба, а для разрешения нужно, чтобы Эмма была полностью здорова. - Я очень надеюсь на вас, доктор Хопп, - сказал в гостиной фон Гинсбург. – Я очень хочу жениться на этой девушке. Вы мне поможете? - Я должен её осмотреть, - Хопп поправил свои очки. Он с трудом мог смотреть в глаза Келлеру. - Да она здорова, я ручаюсь. Может это переживания, волнения от предстоящей свадьбы. Вы же знаете этих женщин, - беспечно сказал гауптштурмфюрер. - Мне не нравится то, что у неё внезапно пошла кровь, - пробормотал врач. - Если это не обычные женские дни, то боюсь предположить, что это может быть. Причины кровотечения могут быть разные. И очень серьёзные. Тут Келлер совсем перешёл на шёпот и вроде как смущаясь, поведал доктору, что его невеста была беременна. - Я понимаю, что мы слишком поспешили…. Хопп снял очки и протёр их носовым платком. Ему трудно было понять Келлера. Неужели сложно было потерпеть до свадьбы? Но вслух этого не произнёс. Эрика никогда не интересовали женщины. Впрочем, и мужчины его не привлекали. Ему было комфортно в своём одиночестве. Но мужчина всегда пытался понять, что движет людьми, толкая их на те или иные поступки. Какие мысли в их головах? Почему некоторые могут преступить свою совесть и совершить что-то ужасное, как например недавние события, случившиеся в Берлине. Хопп никогда бы не стал выступать против сегодняшнего режима просто потому, что он боялся. Боялся за свою жизнь. Сколько он себя помнил, в его душе всегда был страх: вначале он боялся мальчишек в школе; потом воинственно настроенных сокурсников, чьи умы уже были пропитаны пропагандой. Да и родителей. А теперь вот ещё и гауптштурмфюрер фон Гинсбург. Хопп понимал, что от этого человека можно ждать всего, если вдруг решится перечить ему. - Я выдам вам справку, гер фон Гинсбург. Но всё-таки мне нужно переговорить с вашей невестой и назначить ей курс лечения. Вы же позволите? - Конечно-конечно! Самое главное, чтобы Эмма, наконец, успокоилась. Не нужно, чтобы она нервничала. У неё слишком взрывной характер, - тон офицера на первый взгляд был дружелюбным, но взгляд говорил о другом. – Прошу, доктор… - фон Гинсбург взял врача за локоть и пристально посмотрел в глаза. – Пропишите ей бром или что-то типа того. Хорошее успокоительное. - Вы же знаете последствия? – нахмурился Эрик. Он, как врач и несостоявшийся психиатр знал действие этого препарата. И это было опасно, так как Шван не была психически больна, а значит, это было ещё и вдвойне опасно. - Я не собираюсь поить им фрёйлин Шван постоянно. Месяц. Самый максимум – два. - Месяц… - покачал головой доктор. - Не больше. - Хорошо-хорошо, - заверил Келлер. - А теперь пройдёмте. - Могу я попросить вас выйти, гер фон Гинсбург? – Хопп прочистил горло. Он хотел побеседовать с Эммой наедине. Конечно, Келлер мог воспротивится, но тот согласился. Он только подошёл к кровати и коснулся губами лба девушки. Со стороны казалось, что Келлер просто чмокнул Шван, но его рука сильно сдавила ей плечо, а взгляд голубых глаз говорил всё без слов. - Как вы себя чувствуете, Эмма? Шван отставила чашку и с усмешкой посмотрела на доктора. В этой усмешке можно было увидеть все её чувства: от ненависти к Келлеру, до презрения к нему, доктору Хоппу. - Что вы хотите услышать, доктор? Что я в прекрасной форме? От меня вы не услышите ни одной жалобы. К чему весь этот разговор? - Я знаю, что у вас случился выкидыш… - Хопп снял очки, повертел их в руках и снова водрузил на нос. - Ну, мне кажется, это небольшая потеря и гер фон Гинсбург всё снова исправит. - Об этом пока не может быть и речи, Эмма. Вашему организму нужен покой. Хотя бы некоторое время. - Вы это скажите ему, - Шван кивнула головой на закрытую дверь. – Но вы ведь не скажете? Вы боитесь. Я правильно поняла, доктор Хопп? Мужчина вздохнул и отвёл глаза. Да, она была права: доктор боялся. Трус! Шван с пренебрежением посмотрела на Эрика. - Я пропишу вам бром… - пробормотал доктор. - Бром? – нахмурилась Эмма. Наверняка, это была «просьба» Келлера прописать ей сильное успокоительное, чтобы держать её под контролем. Иного объяснения не было. Врач кивнул. - И больше пейте воды, старайтесь двигаться, но не переутомляйтесь. Если поднимется температура, срочно вызывайте меня. Если кровотечение не остановится через неделю, то тоже. Шван не то, чтобы сильно обрадовалась, но в глубине души вздохнула с облегчением. Хотя бы неделю она сможет спать в своей комнате и немного отдохнуть. Утром следующего дня Эмма открыла глаза и улыбнулась: впервые за долгое время она, наконец, выспалась. Беспокойство за Регину и Генри отступило. Кацман внушил Шван доверие, а значит, у неё появилась возможность обдумать положение, в котором оказалась она. Может быть, Марта и была права – стоит забыть о мести и просто попробовать скрыться. Но Эмма не могла. После того что фон Гинсбург и Лохмер сделали с Региной, девушка не могла спустить им это с рук. Они должны заплатить за всё! И она придумает, как это сделать. Может быть, остались негативы фотографий? Нужно встретиться с Хансом Мюллером. Но как? Наверняка фон Гинсбург теперь не будет спускать с неё глаз, и его мать будет всюду сопровождать её. Стоило ей подумать о своём «женихе», как дверь в её комнату отворилась, и на пороге нарисовался Келлер со стаканом воды. - Доброе утро, любимая, - улыбнулся он. Мужчина был уже одет. – Ты соня, лапочка. Но я не стал тебя будить к завтраку. Выпей лекарство и я со спокойной душой могу пойти на работу. Шван видела, что за спиной маячит Клара, поэтому тон фон Гинсбурга был на редкость дружелюбным. Но взгляд голубых глаз был холоден. Шван не оставалось ничего в данный момент как выпить стакан с лекарством. Пока она это делала, она наблюдала за самодовольной ухмылкой Келлера. Стоило надеяться на то, что бром не сделает её слишком заторможенной. Допив стакан, она протянула его фон Гинсбургу. - Умница, - Келлер потрепал её за щёку. – Надеюсь, вы с мамой не будете скучать. Девушка упала обратно на подушки и закрыла глаза. Она не хотела видеть ни Келлера, ни Клару. Ей хотелось, чтобы мужчина как можно скорее свалил на службу и она смогла бы побыть в одиночестве. Вряд ли его мать будет её доставать. - Ладно, - недовольно вздохнул фон Гинсбург, - отдыхай! Генри пил молоко с печеньем, а Регина стояла у окна своей комнатки и смотрела на улицу. Ей казалось, что она больше никогда не увидит Эмму, несмотря на все её обещания. Мильц казалось, что блондинка просто не сможет вернуться к ним. Её не пугала собственная судьба, девушка боялась за сына. Если поначалу ей было всё равно, если её малыш окажется в приюте и будет усыновлён немцами. То после Хрустальной ночи, после того, как она увидела расстрел ни в чём не повинного человека, Регине стало страшно. Нет! Она не допустит того, чтобы Генри превратился вот в такого вот безжалостного стрелка. И Регина решила: если через неделю Эмма Шван не появится, то они с Генри уедут. Неважно куда, главное – из Германии. Куда-нибудь на запад, где нет войны. А ещё лучше, если удастся, совсем уехать из Европы. У них есть деньги, на первое время им хватит. Она устроится на работу, неважно кем. Регина обернулась через плечо и улыбнулась, глядя на то, с каким сосредоточенным видом сын пил молоко. На соседнем стуле сидел мишка, подаренный блондинкой, с которым мальчик не расставался. Тут малыш погладил игрушку и сказал: - Скоро придёт Эмма, и мы будем вместе. Эмма знает, что делать. Ты мне веришь? Регина прикусила нижнюю губу, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Как её сын любил Эмму! И верил в неё! Даже у неё не было такой веры, как у Генри. - Эмма сможет нас защитить, - малыш допил молоко и вытер «усы» ладошкой. Он улыбнулся уверенно кивнул головой.