Однажды в Берлине

На следующий день Август пригласил Элис прогуляться в город. Он хотел в последний день своего пребывания в Керри где-нибудь посидеть с девушкой. Они немного побродили по улицам, а потом Бут пригласил девушку в бар, где они взяли сидр и жареных креветок. За то небольшое время, что Бут провёл в Керри он проникся теплотой к Элис: девушка была скромна, умна и забавно морщила нос, когда смеялась. Конечно, его чувствам было далеко до влюблённости, но и знакомы они были всего ничего. Они сидели и болтали: Элис было очень интересно, когда Август рассказывал случаи с войны. Он видел живую заинтересованность в глазах девушки, а не просто интерес из вежливости. Тут в окно мужчина увидел подростка, которого он видел в ювелирном магазине. Его нагнала небольшая толпа таких же мальчишек как он и по-видимому, что-то говорила, задираясь и шпыняя. Он пытался отбиваться, когда кто-то в запале пытался его ударить, но их было больше и они окружили мальчика, не давая ему прохода. Элис тоже заметила взгляд Августа и нахмурилась. - Почему никто ничего не делает? – возмутилась девушка. Бут кивнул и вышел из-за стола. - Если в кране нет воды, её выпили жиды! – отвесил подзатыльник один подросток. - А если в кране есть вода, - вторил ему другой. – Значит жид нассал туда! – очередной подзатыльник. - Эй, шантрапа! – крикнул Август, выйдя из бара. Мальчишки застыли с открытыми ртами, увидев мужчину в форме лейтенанта. – Ну-ка оставили его в покое и исчезли! – когда ватага пацанов убежала, Бут положил руку на плечо подростка. – Ты как? - Переживу, - пробубнил мальчик. - Вас, наверное, ждут, мистер. - Как тебя зовут? – поинтересовался мужчина. - Какая вам разница? – с вызовом спросил подросток. – Могу я идти? Бут кивнул. А чего он хотел? Услышать, что мальчика зовут Генри, раз его мать зовут Реджина? И что он знает женщину по имени Эмма Шван? То, что брюнетка была Реджиной и они были евреями, могло быть банальное совпадение. - Передай своей маме, что серёжки, что я купил, понравились моей девушке. Мальчик кивнул и пошёл прочь. Август смотрел в удаляющуюся спину мальчика: всё же много совпадений. Реджина, евреи, Генри сейчас примерно в том же возрасте, что и этот подросток. Если это они, а Буту очень хотелось в это верить, он может успокоиться. И если это и правда те люди, то где сейчас Эмма? Эмма открыла глаза. Серое утро уже вползло в окно. Келлера рядом не было и это немного расслабляло, хотя девушка чувствовала себя разбитой как физически, так и морально. Муж, похоже, ушёл, а значит можно рискнуть и не принимать бром. Шван с трудом встала с кровати и, накинув халат, поплелась в ванную, где долго отмокала. Слёз не было, была безысходность, которую всеми силами Эмма пыталась перебороть. Сейчас она помоется, позавтракает и позвонит Лили. Лили, которая обещала ей оружие. Ежели у Штейн не получится, то придётся просто перерезать Келлеру глотку, когда тот будет спать. Но нужен ещё и Лохмер. Друг и любовник должен был навестить на новом месте гауптштурмфюрера перед тем, как отправиться на фронт. Но пистолет, всё же, надёжнее. Эмма видела, какой идеальный порядок Грета содержала на кухне. Женщина наверняка знала всю кухонную утварь что была у неё. У неё, скорее всего, даже коробки спичек лежали ровной стопкой и Герда знала, сколько их осталось. Что уж говорить про ножи. Когда Эмма вышла из ванной комнаты, снизу она услышала зычный и стальной голос кухарки: - Фрау фон Гинсбург! – Шван скривилась, услышав своё новое имя. – Идите завтракать, я вам накрыла. Шван покрепче запахнула полы халата и пошла вниз, проклиная всё на свете. С Кларой ещё можно было договориться, и она бы только посочувствовала, если вдруг услышала про недомогания своей невестки. С Гретой было сложнее. Наверняка в прошлой жизни она была каким-нибудь злобным сержантом. Женщина ждала её внизу лестницы и держала в руках поднос со стаканом. Девушка с трудом подавила стон, увидев это. Этой кухарке лучше работать не тут. Её место в Дахау! Эмма со злостью выхватила стакан, чуть не расплескав содержимое. Но что бы это дало? Женщина бы просто молча налила снова воды и добавила лекарство. Шван с лютой ненавистью, которую не могла сдерживать смотрела на кухарку, пока пила. Взгляд же женщины был холодным и не выражающих никаких эмоций. Но Эмма чувствовала, что та её тоже ненавидит. Каким-то образом обе две знали, что они чувствуют по отношению друг к другу. И если Шван не скрывала своего отношения к Грете, то на лице кухарки было отстранённо холодное выражение. И лишь глаза выдавали её эмоции. Позавтракав и выпив кофе, Шван, не говоря ни слова, вышла из-за стола. Она подождала, пока Грета скроется в кухне и только тогда пошла в гостиную, где попросила телефонистку соединить её с нужным номером. Трубку поднял Гюнтер. Эмма знала, что тот с нетерпением ждал отправку на фронт со дня на день. - Лили! Как же я рада слышать твой голос, - почти прошептала Эмма. – За мной следят, как за преступницей! Когда ты приедешь? - Пока не знаю… Гюнтер послезавтра уезжает на фронт. Его отправляют на границу с Францией. - Твой брат ненормальный, - усмехнулась Шван, оперевшись спиной о комод, на котором стоял аппарат. Она следила, как бы не замаячила Грета, хотя, если у неё хороший слух… - Он мог бы спокойно доучиться. А там, дай бог, война бы закончилась. - Это его решение. Он никого не слушает: ни меня, ни отца, ни даже мать. Тебе что-нибудь привезти? - То, что обещала? - А что-нибудь ещё? - Ммм…- прошептала девушка в трубку. – Я уже жду тебя, Лили! – уже громче сказала Эмма, чтобы, если Грета подслушивала, то услышала бы эту фразу. – Я тоже соскучилась. Приедешь, расскажешь про свадьбу. На другом конце послышался смешок. - Я тебя люблю, - услышала Шван шёпот девушки. - Э… - Блондинка увидела входящую в гостиную Грету. - Фрау фон Гинсбург, погода хорошая. Вам нужно сходить на прогулку. Эмма, сощурив глаза и посмотрев на женщину, кивнула. - Ладно, Лили. Мне надо идти. Буду с нетерпением ждать, когда ты приедешь, - Шван положила трубку и тихим голосом сказала. – Я уже взрослая девочка, Грета, не нужно контролировать меня. - Гер фон …. - Передай ему, пусть идёт на хуй! – выплюнула девушка. – Ага. Так и передай. С гордо поднятой головой Эмма прошла мимо кухарки. Она чувствовала полный ненависти взгляд, буравящий её спину. Но в одном женщина была права: ей требовался свежий воздух. Когда Эмма спускалась вниз, она снова увидела Грету. Та, к удивлению Шван, была в плаще. - Грета, мне не нужны надсмотрщики! – Шван надеялась выкурить сигаретку. - Это приказ гауптштурмфюрера, - своим обычным спокойно-ледяным тоном, в котором проскользнули нотки презрения, ответила Грета. - Блять, вот ведь гад, - прошептала блондинка, уловив уже нескрываемое презрение в глазах кухарки. Но Эмма знала, что максимум, что может сделать эта женщина, так это пожаловаться её мужу. - Воспитанные фрау не матерятся, вы не какая-то там подзаборная шушера. - Может быть я и есть, шушера, - пробормотала Эмма под нос и увидев, что Грета это услышала, послала ей широкую улыбку. У выхода девушка накинула плащ и вышла наружу. Но закурить блондинка не осмелилась, она не хотела навлекать на себя ещё больший гнев Келлера, который, наверняка на неё обрушиться вечером. Шван надеялась, что, когда приедет Лили, она сможет выпить и покурить и им никто не помешает. Фон Гинсбург вроде считал Штейн приличной девушкой. - Грета сказала, что ты вела себя очень вызывающе сегодня, - Келлер снимал одежду и аккуратно вешал её в шкаф. На удивление он сегодня был в очень хорошем расположении духа. В другое время минимум бы он очень недовольным тоном высказал всё, что он думает по этому поводу, в худшем… В худшем бы девушке хорошо досталось. Что послужило хорошему настроению мужчины можно было только гадать. - Она мне не нравится, - просто сказала Эмма. - Грета работает здесь с тридцать третьего года (прим. Год открытия Дахау). - Мне плевать. Я не собиралась просить тебя её увольнять. Я поняла, что ты хочешь, чтобы у меня была компаньонка, чтобы мне не было скучно. - Какая ты догадливая, лапочка, - Келлер лёг в кровать и укрылся одеялом. - А ещё, я бы хотела заняться садом и мне нужен будет помощник. Не Грету же просить. Хм... Или её мужа. - Я смотрю, моя девочка решила стать садоводом? - А что ещё делать в этой глуши? В Берлине я могла бы встретиться с Лили, а теперь неизвестно, когда она сможет приехать в гости. К тому же она готовится к свадьбе. Келлер опёрся о локоть и взял прядь белокурых волос, намотав их на палец. Он пристально посмотрел в серо-зелёные глаза и девушка напряглась, ожидая какой-нибудь выходки от своего мужа. Но тот лишь спросил: - Я так понимаю, любимая, что ты хочешь меня о чём-то попросить? Шван впала в небольшой ступор. Фон Гинсбург был сам на себя не похож. - Ты не мог бы мне… дать в помощники 8354. Это мальчик. Просто дети более расторопны. - У тебя скоро будет собственный ребёнок. Обещаю, что постараюсь. Фон Гинсбург положил руку на живот Эммы и погладил. - Мне нужен помощник! – повторила блондинка. – Пожалуйста, - она хотела воспользоваться добрым настроением мужа. - Хорошо, давай спать. Я сегодня устал. - Это значит «да»? Но мужчина повернулся к девушке спиной, заявив всем видом, что разговор окончен. Неожиданно, уже засыпающим голосом пробормотал: - С днём рождения, Эмма… - и захрапел. Правда, она и забыла: сегодня ей исполнилось 22 года. Этот день, когда Регина должна была покинуть дом Якова Кацмана. Шван надеялась, что девушка так и поступила. Но девушка предполагала, что Мильц обязательно оставит для неё какую-нибудь записку, которая подскажет, куда она отправится. А там уже, как будет угодно богу. На следующее утро Эмма проснулась вместе с Келлером и завтракали они вдвоём. В полной тишине. Фон Гинсбург был задумчив, уйдя в какие-то свои думы и Шван тоже помалкивала, дабы ненароком не разозлить мужа. Перед едой девушка безропотно приняла лекарство и принялась за завтрак, который так же молча поставила перед ней Грета: яичница из двух яиц, две сардельки, пара тостов и немного салата. Уже стоя у двери, провожая Келлера, Эмма наблюдала, как тот надевает шинель. Она засунула руки в карманы платья, стояла в задумчивости. - До вечера, любимая, - наконец произнёс первые слова гауптштурмфюрер и потрепав девушку по щеке, открыл дверь. Тут Шван ненароком подняла глаза к небу и нахмурилась. Небо было покрыто чёрной копотью. Фон Гинсбург проследил за взглядом жены и пожал плечами: - Тебе придётся привыкнуть. - Что это? - Крематорий. Нужно же куда-то девать трупы. Ладно, мне пора. Жди сегодня от меня подарок. Когда Келлер ушёл, Эмма решила пойти в кабинет, надеясь, что найдёт что-нибудь там почитать. Но ничего интересного не обнаружив, решила прогуляться в саду. Ей вдруг показалось, что муж увеличил дозу брома или же она уже хорошо на него подсела. Было состояние лёгкой заторможенности. Эмма хотела незаметно выскользнуть, чтобы урвать возможность выкурить сигарету, но не тут-то было. Грета выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем. - Фрау фон Гинсбург, вы забыли, что вам нельзя выходить одной? Подождите меня пару минут. - Чёрт! – выругалась Шван. – Вы что, думаете, я сбегу? - Подождите меня пару минут, - повторила кухарка. Но находиться в саду Эмма долго не смогла. Мало того, что копоть закрыла почти всё небо, ещё и стал доноситься тот запах, который уловила девушка в первый день приезда в Дахау. Не сказав ни слова, блондинка резко пошла по направлению к дому, чувствуя презрительный взгляд Греты. Да как они так спокойно могут относиться к тому, что происходит вокруг? Понятно, гауптштурмфюрер. Но эта женщина? Этого Эмма не могла взять в толк. Хотя, она вспомнила утро после Хрустальной ночи, когда они с Келлером шли по Берлину и встретили одну из девушек, что работали на телефонной станции. Девушка лишь слегка расстроилась из-за того, что больше нет её любимого магазина. И только. А судьба его владельцев, да и многих других евреев ей была безразлична. Как так может политика партии во главе с одним ненормальным промыть мозги почти всем гражданам страны? Этого Шван никак не могла взять в толк. Девушка ушла в свою комнату, но даже оттуда в окно был виден дым. Она задвинула плотные шторы и в комнате образовался полумрак. Она упала на кровать и закрыла глаза. Кроме того, легкая головная боль не успокаивалась и не давала ей покоя. Не хотелось ничего. Просто спать. Регина ещё раз тепло поблагодарила хозяев дома и села в такси, где её уже ждал Генри. Она понимала правоту Эммы: задерживается у Кацманов было нельзя. Фон Гинсбург мог попросить заняться её поисками полицию, а в руки гестапо девушка не собиралась попадать. Якову же она оставила сообщение на словах для Эммы, если вдруг та объявится. Записку брюнетка побоялась писать. И несколько марок в благодарность. Якову же она сказала, что они попытаются добраться до Кельбра, где был дом родителей Шван. И будут ждать девушку там сколько смогут. Генри Мильц попросила ничего не говорить про Эмму в присутствии чужих людей. Девушка пояснила, что это важно для безопасности как их, так и блондинки. - Кто подарил тебе такого красивого мишку, малыш? – спросил шофёр Генри. Регина надеялась, что они доедут до Берлина в молчании, но водитель, как назло, оказался болтуном. - Папа, - поспешила ответить за сына Регина. – Перед тем, как пойти на фронт. Штарфюрер Вольф служит в танковом соединении «Восточная Пруссия», - нацепив лже-гордую улыбку на лицо, соврала Регина. - Мой сынок служит в пятой танковой, - кивнул таксист.- Ничего, фрау Вольф. Скоро наш фюрер воцарится над Европой. «Я люблю только того, кто живет, познает и трудится для того, чтобы осуществился сверхчеловек, свободный духом и сердцем.» - Что? – не поняла последнюю фразу Регина. - Это Ницше. И мне кажется, что эти слова как нельзя лучше относятся к нашему великому вождю! Мы – немцы, скоро станем сверхчеловеками, сверхлюдьми! Мильц лишь улыбнулась. Весь этот разговор только начавшись, уже её утомил, и она начала нервничать. Но ей нужно было его поддержать, с этим болтуном, чтобы не навлечь на себя подозрений. Пока они ехали к ж.-д. вокзалу, Регине пришлось сочинить историю своей жизни. Что она родом из Италии. Что её родители были ярыми приверженцами Муссолини. Что погибли, когда ей было 15 лет и она приехала в Германию к родственникам матери, где через год она познакомилась Гансом, а ещё через год они поженились. А теперь она направляется в Вюрцбург к родителям мужа. Только расплатившись с водителем и покинув такси, девушка вздохнула с облегчением. Но ещё предстоял путь до Кельбра и мало ли что могло произойти. Стоило только надеяться, что всё будет хорошо. Эмма без особого энтузиазма помешивала суп со свиными рёбрышками. Есть совершенно не хотелось. То, чего хотелось именно сейчас, так это выпить бутылочку пива под сигарету. Но это было невозможно. Когда приедет Лили, девушка не знала. Шван уже не могла понять, кажется ей или нет неприятный запах, витающий, в воздухе. Ей уже чудилось, что этим «ароматом» пропиталась вся её одежда и стены дома. А прошло всего ничего, как она находилась тут. Грета стояла в дверях кухни и это напрягало ещё больше. Она напоминала цербера, охранявшего выход из царства Аида в котором находилась Шван. А Келлер будто бы был правителем в стране мёртвых. Хотя, чего греха таить, он им и являлся. Дахау был царством, откуда невозможно было выйти живым. Когда в дверь неожиданно позвонили, Эмма вздрогнула. Муж Греты, бывший дворецким, пошёл открывать. Спустя некоторое время перед столом, за которым сидела Эмма стояли мальчик, которого она видела в первый свой день, 8354. И девушка лет 14-15, напоминавшая скорее подростка лет 12 из-за выбритых волос, 8352. На робе девушки было нашито два треугольника: жёлтый и чёрный. (прим. Чёрные нашивались «асоциальные элементам»: слабоумным, сумасшедшим, сутенерам, алкоголикам, бездомным, попрошайкам, тунеядцам, а также феминисткам, лесбиянкам и пацифистам». Википедия. ) Но в тот момент Шван ещё не знала обозначение чёрного треугольника, но понимая, что девушка, как и мальчик – еврейка. А то, что они держались за руки, могло говорить о том, что они, скорее всего, брат с сестрой. - Фрау фон Гинсбург, - шофёр, привёзший детей, чуть кивнул головой, - ваш муж передаёт вам поздравления с днём рождения. Он вам обещал помощника для работы в саду. А она, - мужчина грубовато подтолкнул девушку, - будет помогать Грете на кухне. Эмма смотрела на детей. Взгляд девочки был насупленным, она смотрела исподлобья, сжав губы. Она полностью осознавала ситуацию, в которой находилась. И Шван была уверена, что, если бы могла, эта девочка с удовольствием убила бы всех немцев, находившихся сейчас вокруг неё. И неизвестно, сможет ли блондинка добиться её расположения, но стоило попытаться. Мальчик же, хоть и стоял, прижавшись к сестре и смотрев на Эмму так же исподлобья, не был настолько пропитан злобой и ненавистью. - Отлично! – Шван с пренебрежением отодвинула от себя тарелку с супом. – Грета, позаботьтесь о том, чтобы детей помыли и переодели. Девочке я дам какое-нибудь из своих старых платьев. А что с мальчиком, разрешаю с разбираться этим самостоятельно. Шван стояла на коленях перед клумбой и готовила её к посадке цветов. Позади неё стоял мальчик, одетый в старую одежду сына Греты, который сейчас жил в Мюнхене у свой старшей сестры и её мужа и учился в школе. Мальчик держал корзинку с луковицами. Эмма спиной ощущала, как за ней с кухни присматривает Герда, но ей было наплевать. Копаться в земле ей полюбилось ещё тогда, когда она в юности жила на ферме и где многому научилась. И теперь это оказалась небольшая, но отдушина в том мире, в котором она очутилась. - Как тебя зовут? – не оборачиваясь спросила блондинка. - Рафаэль, - ответил мальчик.- Но мама всегда звала меня Рафи…Мама… - Рафи… Только не плачь, - почувствовав настроение ребёнка, прошептала Шван. - Никто не должен видеть, как ты плачешь, понял меня? - Угу… - Шван услышала, как тяжело вздохнул малыш и снова с остервенением начала рыхлить почву. Тоска и беспокойство за Регину и Генри снова резанули словно ножом. Они могли в любой момент оказаться так же, как и Рафи с сестрой в Дахау, Бухенвальде, Маутхаузене или любом другом лагере, где фашисты содержали «недочеловеков». Но она не могла показать свою слабость. Не сейчас, когда Грета стояла у окна, а узница выполняла её работу по кухне. Она протянула руку, прося Рафаэля подать ему луковицу. - У меня есть подруга, - больше, чтобы успокоить себя, начала Шван. – Её зовут Регина Мильц…а точнее Мельцер… - Эмма грустно улыбнулась, вспоминая день их знакомства, когда брюнетка стащила пару плюшек для сына, чтобы угостить его чем-то вкусным в честь дня рождения. На Мильц тогда были штаны и картуз, но она всё равно поняла, что это была девушка. Блондинка заправила белокурую прядь, выбившуюся из-под косынки. – И у неё есть сын – Генри. И ему недавно исполнилось пять лет. - А почему вы здесь, а не со своей подругой? Вы можете уйти, - тут Эмма обернулась и посмотрела на мальчика, краем глаза заметив у окна Грету. Она с грустью покачала головой. – Нет, пацан, я не могу уйти. Пока не могу.