Когда-нибудь это случится
30 декабря 2019 г. в 12:06
Примечания:
Если Вы хотите внести свой вклад в поддержку Автора или просто поблагодарить меня за мой труд, то сделать это можно очень просто. Если вы владеете кошельком Яндекс.Деньги, либо любой картой VISA или Mastercard, то вы можете просто перечислить свою благодарность. Кошелёк яндекс деньги: 410017843298904. Карта: 5276 6602 7334 2912 Либо телефон: 8 987 726 13 70
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ФЛАФФ
Малден, штат Массачусетс. Вашингтон стрит. Декабрь 1954 год.
Был Сочельник и дом сиял чистотой и уютом: ёлка в гостиной мерцала гирляндами, у крыльца стояла небольшая повозка с запряжёнными в неё игрушечными оленями, а внутри сидел Санта.
Вечером начался сильный снегопад, который шёл всю ночь. Поэтому с утра пришлось браться за лопату и чистить дорожку, так как после обеда были долгожданные гости. Вернее, гость, которого они не видели полгода.
- Ну что Миллс, счастливо тебе доехать!
С верхнего яруса кровати свесилась кучерявая голова соседа по комнате Коджо Дункана.
Коджо был единственным чернокожим студентом на факультете права, и никто с ним не хотел жить в одной комнате. Никто, кроме Генри. Но парень на своей шкуре испытал когда-то, что значит быть изгоем, поэтому без проблем согласился делить комнату с Дунканом. Коджо вначале настороженно отнёсся к вроде бы, белому парню, вошедшему в комнату. Но прошло немного времени, и он понял, что со стороны Миллса можно не ждать подлянки. А спустя несколько недель они уже подружились. А вернувшись на второй курс снова решили делить общую комнату.
Сам парень покидал кампус позже, вечерним поездом. Родные ждали его дома в Джорджии, где он не смог бы поступить ни в один из вузов из-за своего происхождения. Казалось, рабство было отменено почти сто лет назад, а на юге США негры до сих пор ощущали себя рабами. Впрочем, как и все небелые граждане.
Дункан спрыгнул, и парни обнялись.
- Счастливого Рождества, Коджо!
- Счастливого Рождества, Генри! Передавай от меня привет маме и Эмме.
Коджо подозревал, что маму его друга и Свон (Шван) связывает отнюдь не дружба, но молчал.
Он знал, что его сестрёнка тоже «другая». Слово лесбиянка ему не нравилось, а дайк – это вообще было ругательством. Однажды, будучи дома, он не нарочно без стука открыл дверь в комнату Маньяры и застал её целующуюся с одноклассницей, напугав подростков. Он пообещал, что ни родители, никто другой не узнают об этом. Быть чёрной гомосексуалкой – это было опасно вдвойне, особенно в Саванне. В то время Коджо заканчивал 12 класс и в тот момент парень вдруг понял, кем он хочет стать в жизни – адвокатом. Будучи одним из лучших выпускников школы, он подал документы в Бостонский университет в колледж права и без проблем был зачислен.
- Обязательно! Тебе нужно как-нибудь приехать к нам в гости.
- Ты думаешь? – с сомнением спросил парень.
- Почему бы и нет? Например, с Кьярой.
- Упс… Ты знаешь? – скривился парнишка.
Кьяра была первокурсницей школы медицины в университете. К тому же европейкой, приехавшей в Штаты на учёбу. Дункан и девушка скрывали свои отношения, но видимо, шило в мешке не утаишь.
Миллс закинул кожаную дорожную сумку на заднее сидение своего «Volkswagen Beetle», который женщины подарили ему на восемнадцатилетние и, заведя мотор, выехал с парковки.
Генри позвонил в дверь щитового домика и через минуту ему открыла дверь миловидная девушка-латина.
- Привет, Джас! – Генри вошёл внутрь, и они поцеловались. – Ты готова?
- Генри, прости… - пробормотала Джасинда. – Но мне родители не разрешили. Отец сказал, что если я уеду с тобой, то домой могу не возвращаться.
Миллс тяжело вздохнул.
- Я тебя люблю. Но не могу ослушаться родителей, ты же понимаешь!
- Конечно, - парень чмокнул девушку в губы. Из кармана пальто он вдруг достал бусы.
- Они, конечно, не такие шикарные как у Одри Хепберн в «Римских каникулах», прости, - улыбнулся он.
- Они прекрасны, Генри!
- Джасинда…
Тут в гостиной появился мужчина.
- Мистер Видрио? - кивнул головой парень в знак приветствия.
- Молодой человек, - покачал своей головой мужчина. – Покиньте, пожалуйста мой дом.
- Но…
- Я вас по-хорошему попросил.
Генри вздохнул и, посмотрев на удручённую Джасинду, покинул дом.
С подавленным настроением он сел в свой автомобиль и, повернув ключ, нажал на газ.
- Мы с мамой запрещаем тебе с ним встречаться! – сказал возмущённо Видрио, когда за Генри закрылась дверь.
- Но…
- Иди в свою комнату, разговор окончен!
Генри ехал домой и вместо Рождественского настроения в нём клокотала злость. Он до сих пор жил в ксенофобном обществе. Белые ненавидели негров, негры ненавидели белых. Та же ситуация была с латинами. Женщин тоже ещё до сих пор полностью не воспринимали в обществе, пусть это были Штаты, а не Германия. Про гомосексуалов вообще нельзя было упоминать. Их, конечно, не сжигали в газовых камерах, как в фашистской Германии, но всё же их жизнь каждый день подвергалась опасности. И из-за этого он очень переживал за маму и Эмму.
У него были смутные воспоминания о жизни в Берлине в начале второй мировой. Он не говорил с Реджиной об этом. Не хотел бередить её раны. Но иногда Генри видел во сне как фрицы убивают пожилого мужчину, стоящего перед ними на коленях.
А ещё он помнил время, когда они жили в Шотландии: его травили одноклассники из-за того, что он был евреем.
А не так давно в их жизнь вернулась Эмма. Он уже почти забыл её. Вернее, заставил себя забыть, думая, что та или погибла или просто решила жить без них. Но она их нашла! И его мама вдруг расцвела. И он тоже был счастлив.
Медвежонок, что подарила блондинка когда-то, до сих пор был у него и лежал в стенном шкафу. Но он не думал, что женщины об этом знали.
Вот он ехал на своём «жуке», а из колонок доносилась песня «The Oak Ridge Boys» «Я буду дома на Рождество.»
Он ехал и подпевал. Было печально, что Джасинде запретили поехать вместе с ним, но он докажет её родителям, что достоин их дочери!
Начал падать лёгкий снежок, и Миллс включил дворники. Часа три, и он будет дома. Дома, где ждут его… мамы. Он не называл Свон мамой, но считал её ею. Парень знал, что она сделала для них и что пережила, чтобы найти и вернуться. И, кто бы что ни говорил, он любил Эмму не меньше, чем свою родную маму.
Ещё издалека он увидел полицейскую машину из которой вышел коп.
- Офицер Джонс, - представился мужчина. – я прошу прощения, что останавливаю вас, сэр…
- Что-то случилось?
- На дороге небезопасно, молодой человек. В паре миль впереди произошла авария. Просто хотел вас предупредить.
- Спасибо. Я буду осторожен.
Генри увидел издалека съехавший на обочину «Форд», возле которого стояло два мужчины: коп и, видимо водитель. Полицейский, похоже, проверял пострадавшего на алкоголь, заставляя того пройти по прямой. Но тот безупречно выполнил указание офицера. Было ясно, что арестовывать мужчину за езду в пьяном виде не имело смысла. Просто из-за наледи тот не справился с управлением. Но «Форд», въехавший в дерево был в плачевном состоянии.
Генри замедлил ход, увидев, что полицейский попросил его остановиться.
- Сэр, вы куда направляетесь? – спросил коп.
- Малден, - ответил Миллс.
- Могли бы вы подбросить мистера Бута в Эверетт?
Снова начинался снегопад. Генри посмотрел на небо, потом на «Форд», с разбитым лобовым стеклом и кивнул. Он немного задержится, но не бросать же мужчину на обочине. К тому же в канун Рождества.
Он был евреем, но Хануку они давно перестали праздновать. Маме было больно вспоминать те дни, когда её родители были живы и гости наполняли их дом. Но Рождество приходилось примерно на те же дни и Реджина не хотела лишать сына праздника. Поэтому в декабре живя ещё в Шотландии, а теперь и в Штатах, они всегда наряжали ёлку и дарили друг другу подарки. А совсем недавно, когда в их жизни снова появилась Эмма и её дочь, этот праздник стал совсем домашним и семейным. Единственное, чего не понимал молодой человек, почему две женщины скрывают даже от него, что они любят друг друга, делая вид, что они просто подруги, живущие под одной крышей.
- Без проблем.
Бут кинул свой чемодан и сумку рядом с сумкой Генри и сел рядом с парнем.
- Спасибо вам, - улыбнулся мужчина. – Обычно я всегда аккуратно вожу машину.
- Всякое бывает, - улыбнулся Миллс. – Меня зовут Генри. – Он протянул руку и Бут её пожал. – Мама всегда меня учила помогать людям.
- Очень приятно, Генри. Передайте вашей маме, что она воспитала хорошего сына.
Миллс смущённо почесал макушку.
- Едешь домой к родителям на Рождество?
- К маме.
Бут кивнул.
Пока они ехали, Генри рассказал, что изучает право в Бостоне. Что он студент второго курса. Август поведал, что участвовал в войне, дошёл до Берлина.
- Я родился в Берлине, - сказал с каким-то надломом Миллс, не отрывая взгляда от дороги. – Я помню, что такое война, - вздохнул он. – Мне было пять лет… На моих глазах фашисты убили человека… И если бы не мамина подруга, которая была замужем за каким-то фрицем, то не знаю, чтобы с нами сейчас было. Но благодаря ей, мы смогли уехать из Германии.
- А как зовут вашу подругу? – зачем-то спросил Бут.
Генри на секунду оторвал взгляд от дороги и посмотрел на попутчика.
- Эмма. Эмма Шван.
- Стой! – воскликнул неожиданно Бут и Генри недоумённо притормозил у обочины. Мужчина достал с заднего сидения сумку и открыв её, протянул Генри кожаную папку. – Посмотри.
Миллс открыл папку и увидел внутри тетрадь.
- Открой, - чуть ли не приказал мужчина.
Это был почерк его мамы. Генри нахмурился и посмотрел на Бута.
- Откуда…?
- Его нашёл Скарлетт. Мой рядовой. Я думал, что … Неужели…? Я так рад, что твоя мама жива. И Эмма тоже. И ты.
Август, ещё не веря своим глазам, смотрел на молодого человека.
Всё же, наверное, Рождественские чудеса существуют!
- Вы жили в Керри, в Шотландии. Я там был после войны. Твоя мама работала в ювелирном магазине. Я приезжал в гости к Скарлетту, где познакомился с Элис, моей женой. Сейчас мы живём в Эверетте. Неужели такое возможно? - пробормотал мужчина. Это было невероятно!
Генри листал дневник, слушая Августа.
Прошлое вставало у него перед глазами. Молодой человек провёл пальцами по листам, едва сдерживая слёзы. Что пришлось пережить его маме и Эмме? Через что они обе прошли? Через что прошла блондинка? Она не рассказывала, но он понимал, что она была на волоске от смерти. Ведь её мужем был комендант концлагеря. Но уже всё закончено. Всё плохое. И пусть Эмма и его мама должны были скрывать свои отношения, они могли жить и радоваться жизни.
- Ты можешь оставить его себе, - услышал Генри. Он поднял глаза на мужчину и тот кивнул.
– Да, оставь его себе. Я помню почти наизусть каждую строчку. И… я должен тебе сказать. Я написал книгу про Регину Мильц и Эмму Шван. Почти написал. Я не знал, как закончить её. С Эммой всё хорошо? – неуверенно спросил Август. - Она? …
- Она жива, - улыбнувшись кивнул Генри. – Она живёт с нами. И Кристи.
- Кристи?
- Да, это… - Генри чуть не сказал, что это его сестра. – Это дочка Эммы.
Пока они ехали до Эверетта, Генри рассказывал, как они живут. Август тоже поделился своей жизнью.
- Знаете, я думаю, что мама и Эмма не будут против, если вы как-нибудь приедете к нам в гости и покажете свою книгу. Всё-таки, это книга про их жизнь.
- Ты не зайдёшь?
- Я спешу домой. Сочельник, вы же понимаете.
- Конечно, - улыбнулся Август, выходя из машины.
Генри повернул на Вашингтон стрит и улыбнулся. Ещё пару минут и он будет дома. Он обнимет маму, Эмму и Кристен. Дома…
Реджина ставила на стол индейку, когда в дверь позвонили. Все присутствующие за столом переглянулись: они никого не ждали. Генри встал из-за стола и пошёл открывать дверь.
- Джасинда? – его удивлению не было предела.
- Я сбежала, Генри, - девушка обняла парня. – Я хочу быть с тобой в Сочельник и в Рождество.
Девушка увидела позади своего парня три фигуры.
- Здравствуйте, - пробормотала Джасинда.
- Мам, Эмма, Крис – Это Джас, моя девушка.
Эмма и Реджина переглянулись. Они, конечно, подозревали, что Генри рано или поздно приведёт домой девушку. Но не ожидали, что та окажется латиноамериканкой. Но похоже, ему было плевать на общественное мнение. И это было видно потому, как тот держал девушку за руку.
- Так, я всё же думаю, что нам нужно позвонить твоим родителям и сказать, что с тобой всё хорошо и ты жива и здорова, - улыбнулась Миллс.
- Пойдём, я покажу тебе гостевую комнату, - улыбнулась Кристен.
Генри нахмурился, на что получил строгий взгляд женщин.
- Не знаю, на что ты надеялся, молодой человек, - сказала Эмма. – Но твоя девушка будет спать в гостевой комнате. Вы меня поняли? Оба.
Реджина позвонила родителям Джасинды и уверила их, что с их девочкой всё будет хорошо. Что она, мама Генри, проследит, чтобы дети вели себя в рамках дозволенного и ничего больше.
- Мам, Эмма, - Генри посмотрел на женщин. – Я должен вам кое-что показать… - Они уже сидели за столом, и Эмма разрезала праздничную индейку. – Это не мой Рождественский подарок, но я хочу отдать вам его сейчас. Я не хочу тянуть. – Миллс вышел из-за стола. - Подождите пару минут.
Генри вошёл в гостиную с тетрадкой, которую тут же узнала Реджина. Она побледнела и слёзы неожиданно выступили у неё на глазах: в руках сына был её берлинский дневник, который она потеряла много лет назад.
- Откуда он у тебя? – прошептала брюнетка.
- Я сегодня познакомился с лейтенантом британских войск в отставке Августом Бутом. В сорок пятом его корпус квартировался в Берлине, и он был в нашей квартире… Где и нашёл твой дневник, - парень протянул тетрадь маме, которая приняла её дрожащими руками. – А ещё он пишет книгу. Про войну. Про вас, - Генри перевёл в взгляд с матери на Эмму. – Про нас.
Миллс листала свой дневник, лежащий у неё на коленях, про который уже забыла думать и снова переживала то, что пережила тогда много лет назад в Берлине. Она даже не заметила, как другой рукой сжала пальцы Эммы, ища в ней поддержку. Она снова и снова перечитывала строчки, погружаясь в воспоминания. Эмма тоже смотрела в дневник, который до этого не видела. Читала. И понимала, через что прошла её любимая. Нет, она знала это, но иметь силу, чтобы записать всё это… Она вдруг подняла руку и убрала чёрную прядку за ухо, не осознавая интимности своих движений.
Обе вздрогнули, когда услышали смущённое покашливание Джасинды. Женщины подняли глаза и посмотрели на детей, который смотрели на них.
Генри улыбался, обнимая свою девушку.
Они с Кристен уже давно говорили на эту тему, что уже пора сказать мамам, что они всё знают. Да и от Джас Миллс ничего не скрывал. Ему было очень важно, чтобы его девушка знала всё про его семью. И когда та приняла, Генри вздохнул с облегчением и радостью от того, что его сердце сделало правильный выбор.
Он подошёл и протиснувшись между ними, обнял женщин за плечи.
- Мама, Эмма… Вы не должны скрываться, хотя бы от нас, - парнишка поцеловал вначале маму в щёку, а потом Эмму. – Мы всё знаем. Я почти сразу понял всё. Хотя и мне было пять лет.
Эмма открыла было рот, но промолчала. Их дети всё всегда знали. Как и Джасинда?
- Мам! – Крис села рядом со Свон и положила её голову на плечо. – Я тебя люблю. И Реджину люблю. И считаю её своей второй мамой. И пойдёмте уже сядем за стол! Индейка стынет!
И они сидели, ели индейку, пили эгг-ног. Ближе к полуночи дарили друг другу подарки.
А когда пора было идти спать, Эмма и Реджина впервые при детях вошли в одну спальню, понимая, что им больше не нужно ничего от них скрывать. В это Рождество они вдруг наконец стали одной семьёй. Настоящей семьёй.
Август закрыл глаза, обнимая беременную Элис. На его душе было умиротворение. Регина Мильц обрела своё счастье. Она и Эмма Шван пережили все напасти, что посылала им Судьба. И удача, наконец, вернулась в их дом. Не всем, конечно, так повезло как этим женщинам. Многие сгинули в жерле войны. И всё же, Бут улыбался. Он сможет дописать свою книгу про еврейскую девушку и немку, которых связывала дружба. А может быть, кто знает, что-то и большее…